Читать книгу Билбэт - Игорь Евтишенков - Страница 10

Старая электричка дёрнулась всем своим длинным телом, похожим на разрезанные суши, поданные на разделочной доске пошарпанного, провинциального перрона с ржавой лестницей и выщербленным асфальтом, – вздрогнула, передавая стук стыковочных буферов от вагона к вагону, и медленно тронулась вперёд, оставляя за собой безлюдную пустоту на небольшой промежуточной остановке, непривычно торчавшей посреди обильно растущей на склонах травы, густых кустарников и деревьев, покрывавших всю землю вокруг единым, плотным, непроглядным ковром бесконечной зелени. И только две узенькие тропинки, которые можно было заметить по обе стороны перрона, у самой нижней ступеньки лестницы, говорили о том, что где-то там, вдалеке, существовали места проживания людей, куда те тянулись, как перелётные птицы каждые выходные, начиная с первой оттепели в конце мая, и до конца сентября, если небо неожиданно не накрывали грозовые облака и не начинались долгие, нудные дожди, размывавшие большую часть дорог и мешавшие дачникам наслаждаться приятным загородным отдыхом.

Колёса уже давно перешли с мерного перестукивания на быструю дробь, в тысячный раз исполняя одну и ту же мелодию путешествия электрички на стыках блестящих, как ртуть, рельсов, над которыми дрожало марево раскалённого воздуха. Полуденный зной июльского дня ещё не сошёл на нет, хотя солнце уже близилось к закату, и вагоны, как горячие пирожки, тоже источали нестерпимый жар – как снаружи, так и внутри. Пассажиры с тоской смотрели на узкие, открытые окна, в которые врывался тёплый воздух, и терпеливо потели, вытирая мокрые лица рукавами футболок или просто ладонью. Все места были заняты, но в проходах никто не стоял. Только многочисленные вёдра с помидорами и яблоками, и сумки с вещами и наскоро собранными букетами занимали это пустое пространство, вынуждая редких пассажиров осторожно лавировать между ними, чтобы ничего не опрокинуть и не упасть на всё это дачное изобилие сверху, вызвав смех и негодование одновременно.

Богдан сидел у окна. Ему с детства нравилось смотреть на пробегавшие мимо деревья и столбы, заросли кустов и красивые вершины гор за облаками, которые выглядели как большие зимние шапки и вызывали у него любопытство.

Мама сидела напротив, положив голову на плечо отца. Тот что-то читал, сосредоточенно сдвинув брови. Их семья не везли с дачи ни яблок, ни цветов. Они ездили туда, чтобы «отдыхать», как говорил отец, хотя на самом деле, это было не так. Все походы в лес за грибами или ягодами сопровождались лазанием по деревьям и крутым склонам, поиском диких пчёл и расчисткой заилившихся ручьёв, осмотром упавших деревьев и пустых нор неизвестных животных, которых отец знал наизусть и учил различать Богдана. На рыбалке они не сидели с удочками, как другие рыбаки, хотя и такое бывало. Но чаще отец предпочитал уплывать с ним на лодке к дальнему краю озера, где они могли поохотиться на стоявших у берега больших рыб обыкновенными самодельными баграми. Когда Богдан был маленьким, он никак не мог попасть точно, всё время поддаваясь на обман зрения – свет преломлялся в воде и рыба оказывалась не в том месте, куда он пытался попасть своим острым копьём. Но со временем всё изменилось, и теперь он уже быстрее отца мог загарпунить даже небольшую плотву или карася, не говоря уже о налиме или щуке. Потом они обмазывали рыбу глиной и запекали в костре. Если рыбы не было, то просто ныряли на дальность, плавая под водой. А с мамой они всё больше разговаривали о реках и водоёмах. Она была специалист в этом вопросе, занималась проектированием плотин и водных сооружений, хотя с детства обожала ботанику. Вместе они сделали перед домиком несколько прудиков, похожих на большие круглые ванны, проложили между ними узкие дорожки и пустили воду. Богдану под руководством отца даже удалось сбить там из обрезков вагонки и брусков небольшое подобие маленькой мельницы.

Но сейчас он сидел в вагоне и заняться было нечем. Сети не было, а отцовскую книгу про древний Рим он забыл на даче, так что оставалось только глазеть по сторонам и изредка смотреть в окно. Электричка сбросила скорость и медленно подкатила к очередной безликой остановке в виде полоски асфальта и металлической лестницы. Сидевшая рядом с Богданом полная, румяная женщина подхватила букет поникших ромашек и, осторожно протиснувшись в проход, стала пробираться к выходу из вагона. На её место осторожно опустился сухощавый мужчина с проседью в волосах. Пол-лица у него занимали большие очки с толстыми стёклами в старой роговой оправе. Одет он, как и многие, был в потрёпанные, однако чистые брюки непонятного происхождения, без штрипок, но с поясом, а вместо футболки носил рубашку с коротким рукавом. В руках у него был неказистый портфель, что делало его хозяина похожим на учителя. Не поворачивая головы, он осторожно скосил взгляд и, убедившись, что никому не мешает, медленно продвинулся назад, благополучно коснувшись деревянной спинки сиденья своей худой спиной.

Теперь можно было расслабиться. Подвигав бровями вверх-вниз, «учитель» характерным жестом прижал дужку очков к носу указательным пальцем, хотя они и так сидели довольно плотно. Он подтянул к себе потрёпанный портфель и достал из него толстую книгу в твёрдой тёмной обложке без картинок. Между пожелтевшими от времени страницами торчала самая обыкновенная школьная закладка из газетного киоска с расположенными в столбик цифрами таблицы умножения. Открыв книгу на нужной странице, владелец учительского портфеля и толстых очков сразу же погрузился в чтение.

Родители никогда не говорили о том, что разглядывать незнакомых людей неприлично, они наоборот, поощряли открытость и улыбку при встрече, но Богдан всё равно старался не пялиться на оказавшегося рядом с ним странного мужчину и уж тем более на книгу, которая сразу же привлекла его внимание. Краем глаза он видел, что буквы на страницах были больше, чем в современных книгах и каждый абзац начинался с витиеватой заглавной буквы, как это часто было в старых манускриптах, которые он видел по телевизору или в учебнике истории. Странно, что предложения были написаны современным русским языком, но Богдан успел только ухватиться за край этой мысли, и сразу же выпустил её из тисков сознания, потому что глаза сами собой зацепились за край одного слова, перепрыгнули на другое, и дальше их уже было не остановить. Через несколько мгновений он уже весь погрузился в чтение, слегка повернув голову вбок и нахмурив брови.

«Однако все они уже были готовы к сражению: женщин, стариков и детей вождь приказал спрятать в тёмном ущелье. Об этом месте знали только туматы. Туда вела скрытая тропа, и даже их соседи из родственных племён аюлов и ситучей, которые иногда забредали сюда во время долгой охоты и видели, как прижатые к обрыву звери падали вниз, разбиваясь о камни в тёмной, непроглядной бездне на дне ущелья, не знали о том, что в него можно было попасть снизу, со стороны реки, через узкий проход между скалами. Воины разбили основной лагерь в предгорье, выслав вперёд дозорных с пучками сухой травы в больших кожаных мешках. Их хорошо было видно с холма, на котором расположился вождь племени. Он провожал их долгим задумчивым взглядом и думал о том, что война им была не нужна. Совсем не нужна. И он искренне надеялся, что конница монголов пройдёт мимо этого места, соблазнившись более богатыми долинами уйгуров с их бесчисленными стадами быков и коров. Раньше такое случалось не раз, и малочисленное племя туматов отделывалось данью, которую иногда приходилось платить послам покорённых уйгуров. Да, это были сложные отношения, и гордость свободного охотника не раз подвергалась серьёзным испытаниям, но его народ поддерживал такое решение и терпеливо соглашался платить дань в обмен на спокойную жизнь и удачную охоту. Благодаря этому туматы за последние годы превратились в большое племя, у них родилось много детей, но стать охотниками успели ещё не все. Слишком мало прошло времени, слишком быстро пришла новая беда и данью здесь уже было не откупиться.

Баргуджин считал. Да, он пытался посчитать сколько туматов погибнет в открытом бою с монголами. Даже если им на помощь выйдут все духи леса, они смогут уничтожить только первый отряд Орды. Но за ними Чингисхан пришлёт других воинов, во много раз больше, а у туматов уже не будет в живых никого, кроме женщин и детей.

С монголами можно выиграть одно сражение, но нельзя выиграть войну. Он не верил молодому охотнику Бэргэну по прозвищу Билбэт, который собрал вокруг себя всех юношей и молодых охотников. Да, их было много, больше даже, чем взрослых охотников, отцов их семейств, но Баргуджин не верил, что каждый из них может победить столько монголов, сколько у него пальцев на руках и ногах, как говорил чужак. На Совете племени юноша получил слово и пытался это доказать, но даже мудрые старейшины не стали его слушать».

Резкий порыв горячего воздуха неожиданно ворвался через боковое окно вагона и перевернул сразу несколько страниц, однако хозяин книги никак не прореагировал и продолжил читать её с того места, которое предложил ему ветер, как ни в чём не бывало, и даже улыбался. Богдан сначала замер, пытаясь осмыслить такое поведение незнакомца, но глаза снова предали его, выхватив из текста интересное продолжение сюжета.

«…такого вождь ещё не видел. Никто не мог сравниться с молодым Билбэтом в бою. Для этого охотника не существовали препятствия, он не испытывал страх и даже радовался, когда на него нападали сразу несколько человек. Баргуджин сам зажимал по очереди пальцы, считая, сколько всадников пытались разрубить его пополам в последней атаке. Все пальцы и ещё три! Они были с саблями, у некоторых было даже две. Но все остались неподвижно лежать либо под своими лошадьми, либо рядом. А ведь у Билэбэта было всего лишь одно копьё. И от него не отставали его друзья, Тускул и Тэлэк. Сбоку или со спины Тускула вообще было не отличить от Билбэта. Они были как братья-близнецы. А когда Баргуджин увидел в мешанине тел людей и лошадей лицо Удэя, своего сына, то чуть не бросился туда, чтобы вытащить его и спасти от смерти. Однако он вовремя остановился и спас свою репутацию, доказав, что достоен быть вождём племени туматов. Удэя прикрыл Билбэт. Взрослые охотники в это время оттесняли монголов длинными копьями к краю обрыва. Те ничего не могли поделать, так как попали в западню: перед ямой их остановили стрелы лучников, а сзади Билбэт сделал то, что и обещал – повалил на землю много лошадей и всадников. Их тела закрыли пусть к отступлению тем, кто был впереди.

Баргуджин приказал запасному отряду заменить юношей в тылу монголов, но Билбэт не послушался. Вместо этого он стал преследовать врага вместе с подоспевшей подмогой. За ним последовали Тускул, Тэлэк, остальные юноши и даже Удэй! Вождь не сдержался и приказал повторить. Крик об отступлении слышали все, но лишь половина молодых охотников, уже с татуировкой и шнурком на лице, вернулись на холм. Юноши все, как один, остались на поле боя. Сверху Баргуджину было хорошо видно, что происходило у края ущелья. Монгольские всадники, скучившись, несколько раз пытались вырваться из плотного кольца окружения, но каждый раз напарывались на копья туматов. Молодые охотники, увидев их атаку, сразу же втыкали копья в землю и крепко держали, направляя остриём в тела набегавших лошадей. Там, где стоял Баргуджин, было на удивление тихо, как и на самом холме. И только с места сражения доносился слабый гул. Это были крики воинов, стоны раненых, храп лошадей, удары сабель и копий – звук битвы.

Посреди этой мешанины быстро, как снежный барс-ирбиш, двигался Билбэт. Он перехватывал копья, дёргал их, сбивая наездников на землю, несколько раз, уворачиваясь от сабли, подныривал под брюхо лошадей и вспарывал им живот. При этом он постоянно двигался, двигался, двигался, как будто в нём объединилась сила всех его предков. Он тяжело дышал, но был спокоен и на лице его светилась радостная улыбка, как будто парень играл в детскую игру, а не сражался со смертельно опасным противником.

Невероятно быстрый и ловкий, этот юноша ничего не боялся и поэтому был быстрее других. Страх всегда сковывал тело и мешал думать. Страх всегда побеждал. И люди гибли. Только тот, кто не боялся смерти, одерживал победу. Мудрый вождь поймал себя на этой мысли и вдруг понял, что завидует Билбэту. Фыркнув, как породистый конь, он уже сам хотел устремиться вслед за охотниками, но наткнулся на удивлённые взгляды пятерых помощников, которые оставались с ним во время боя. Так решили старейшины. Они сказали, что вождю нужны будут быстрые ноги, чтобы командовать с холма, а не драться в первых рядах. Баргуджин вынужден был согласиться с ними, хотя в душе ему было обидно. Но если бы он знал, кто надоумил старейшин принять такое решение, то вряд ли бы послушался. Это были их внуки, молодые охотники, которые донесли до них мысль Билбэта, что сила племени – вождь. И его жизнь важнее всех остальных. Но, к счастью, Баргуджин так и не узнал это до следующего дня.

Сочная трава качалась в степи, разливаясь широкими волнами под порывами горячего ветра, и точно так же, волнами падали монгольские всадники с обрыва вниз, в глубокое ущелье, с другой стороны которого, на расстоянии трёх тысяч шагов, испуганно жались к сырым камням женщины и дети племени туматов».

Электричка становилась у очередной станции, и шальной порыв ветра снова перевернул несколько страниц книги. Затаив дыхание, Богдан сразу же впился глазами в текст.

«…решалось на Совете племени. Теперь уже все прислушивались к словам Билбэта. Он горячо спорил, размахивая руками, и пытался доказать, что после сражения с уйгурами и монголами все юноши стали настоящими воинами. А битва с передовым отрядом только подтвердила его слова. Почему же, возмущался он, не научить этому и взрослых охотников племени? Старейшины снисходительно качали головами и усмехались. Один из них сказал, что если дать волю этому юноше, то он все племена научит сражаться. Кто же тогда будет охотиться? Им было весело. Последним выступил вождь. Он был непреклонен, потому что десять тысяч всадников – это уже была грозная сила. Вместе со старейшинами он решил согласиться на самые суровые условия уйгуров, лишь бы сохранить племя. Но никто даже не догадывался, что их ждало впереди. Поэтому когда в поселение прибыл Богорул-нойон, опытный воин и помощник самого Чингисхана, все жители племени высыпали из гэров, в страхе наблюдая за полусотней всадников, не спеша продвигавшихся мимо них к центру стойбища.

Когда старейшины услышали требования монголов, даже самые храбрые побледнели от страха и предчувствия неизбежной беды. Усталым и безразличным голосом, без надменности и злости за гибель передового отряда, Богорул-нойон передал туматам приказ всемогущего повелителя Великой Орды…»

На этих словах страница заканчивалась. Богдан осторожно поднял взгляд. Сидевший рядом «учитель» задумчиво смотрел куда-то вдаль. Ветер, как назло, не дул, хотя все окна были распахнуты. Люди в электричке терпеливо потели. Не разговаривая, они тяжело дышали в ожидании своей остановки. Богдан бросил взгляд на родителей. Они не смотрели на него, занятые чтением отцовской книги. В этот момент дверь тамбура открылась, и оттуда подул сильный ветер. Богдан оглянулся. Странно, но пассажиры вели себя так, как будто ничего не видели. Ветер ерошил им волосы, подбрасывал к потолку безжизненно поникшие ромашки и букеты полевых цветов. Книга на коленях мужчины затрепетала страницами. Они зашуршали, захлопали, как крылья птицы, и стали отрываться одна за другой, взмывая вверх и улетая вереницей в узкие окна вагона.

Богдан протянул было руку, чтобы показать «учителю» на книгу, но не успел. Прямо у него на глазах последняя страница рванулась в неизвестном направлении, и в руках незнакомца осталась только твёрдая обложка тёмного цвета. Он захлопнул её, и все пассажиры как будто очнулись: женщины кинулись собирать разлетевшиеся цветы, мужчины стали поднимать газеты и кепки, в вагоне сразу стало шумно и весело. В это время странный пассажир поправил очки указательным пальцем, открыл портфель и засунул туда пустую обложку, после чего встал и направился к выходу. Электричка задёргалась, замедляя ход. Это означало, что они подъезжали к очередной пригородной станции. Через мгновение худощавая фигура в светлой рубашке с коротким рукавом скрылась за раздвижной дверью тамбура, и в вагон стали заходить новые пассажиры. Послышались возбуждённые голоса молодых людей, кто-то спрашивал свободное место, где-то тренькнула струна гитары, однако Богдан никак на это не реагировал. Он просто сидел и смотрел перед собой невидящим взглядом, повторяя название странной книги, которое ему удалось прочитать в самый последний момент – «Джучи, покорение туматов, 1216».

– Ты что? – потрепал его по коленке отец, слегка приподняв брови.

– Что? – вздрогнул он. – Слушай, а ты не читал такую книгу Джучи… 1216, кажется?

– Джучи? – ещё больше удивившись, переспросил отец и посмотрел на мать. Та только пожала плечами. – Нет, честно говоря, даже не слышал. О чём это?

– Да тут мужчина сидел, у него была. Старая такая. Все страницы ветром сдуло. В окно. Он встал и ушёл. Я только название успел увидеть, – Богдан снова задумался и отвёл взгляд в сторону. Родители заулыбались.

– Наверное, тебе показалось. Душно очень. В такую жару возможны галлюцинации, – с улыбкой добавила мама. – Дома в Интернете посмотришь. Там точно найдёшь. Сейчас связи нет, а то мы бы на телефоне посмотрели.

– А что такое Билбэт? Знакомое слово, – как будто не слыша её, спросил Богдан.

– Странно… Билбэт – это чужой, незнакомый человек. Наверное, скорее, просто незнакомец, потому что чужой звучит как-то не так, с негативным оттенком. А Билбэт – это не свой, другой.

– А Бэргэн? – не унимался Богдан.

– Бэргэн – быстрый. Ты же сам знаешь. Это – имя, – снисходительно улыбаясь, ответил отец. – Дай запишу твою книгу, вдруг действительно есть такая. Дома посмотрим.

Всё остальное время до города они провели молча. Отец продолжал что-то читать, мама смотрела в окно, положив голову ему на плечо, а Богдан мечтал побыстрее добраться до компьютера, чтобы найти ответы на все свои вопросы. В голове постоянно крутились два слова – «Бэргэн» и «Билбэт». Почему Бэргэн? Почему быстрый? Где-то это уже было. Кто-то говорил это слово. Нет, не имя, а слово.

Он чувствовал, что разгадка где-то близко, но никак не мог понять, где надо искать. Память отказывалась давать подсказки, и в таком «подвешенном» состоянии он пребывал до самого вокзала. Их встретили четыре белых полуколонны у входа и мозаичный рисунок в центре главного зала, где он маленьким часто скакал по угловатым изгибам восточного орнамента, пока родители читали на лавке газеты в ожидании своей электрички.

Когда привычный шум привокзальных платформ остался позади, они сели в автобус и поехали домой. Автобус был старенький, с полукруглыми формами спереди и сзади, со старыми дверями в форме гармошки, которые натужно скрипели и заедали на каждой остановке, впуская и выпуская неторопливых пассажиров. Наблюдая за тем, как медленно ползут мимо них бордюрные камни и редкие деревья, Богдан подумал, что он быстрее мог бы добраться своим ходом, просто пешком. А если бы побежал, то уже давно был бы дома.