Читать книгу Билбэт - Игорь Евтишенков - Страница 19

– О чём задумался, рыбак?

– Что?

– Смотри! – отец кивнул на поплавок, который плясал на поверхности воды, как живой. Богдан вцепился двумя руками в удочку и рванул её на себя с такой силой, что тот улетел в камыши вместе с грузилом и крючком. Отец поднял большой палец вверх. – Отличная реакция. Просто не спеши. Чуть мягче. Тяни плавнее.

Богдан со вздохом сожаления встал и направился доставать из кустов спутавшуюся леску. Ему было досадно, что это произошло уже во второй раз.

– Снова сорвалась, – пробубнил он.

– Ничего страшного. Просто подсекай чуть плавнее, с натяжкой, а не рывком. Поплавок ушёл под воду – значит она захватила наживку. Вот в этот момент и надо подсекать. И уже мягко, ровно так тянуть.

– Ты уже говорил. В прошлый раз я так и сделал. И ничего. Ждал, ждал, а она червя съела.

– Ты куда-то торопишься? Мы же отдыхаем. Просто смотри и не дёргайся. Это сразу не приходит. Надо терпение. Смотришь на поплавок, а сам думаешь о чём угодно. Но глаза всё равно за ним смотрят.

– Ну да, а потом всю ночь снится! – воскликнул Богдан. – Перед глазами туда-сюда.

– Точно. У меня тоже. Рыбу надо чувствовать. Это же природа. Помнишь тореадоров? Улыбается зрителям, машет, а бык рядом стоит, в двух шагах. Тореадор на него не смотрит, но краем глаза всё равно видит. Даже чувствует. Тоже не сразу даётся. Годами учатся. Там вообще расслабляться надо.

– Да, страшно. Рога большие… и копыта. Как они не боятся?

– В этом вся интрига, – довольно усмехнулся отец. – Они переживают свой страх. Как бы это сказать… Они мысленно всё время прокручивают столкновение с быком. Сталкиваются с его рогами, копытами. Как бы привыкают к этому, понимаешь? Или не привыкают. И это сразу видно.

– Как к этому можно привыкнуть? – искренне удивился Богдан.

– Ну ты же в зоопарке подходишь к клетке с медведем, тигром? Помнишь, буйвола кормил?

– Да, да, и ещё верблюда!

– А они все кусаются. Все опасные. Но ты клетку видишь и не боишься. Так? – продолжил отец.

– Так.

– Вот и у них такая клетка в голове. В мозгах, в воспитании. Как будто бык за ней. Это даёт спокойствие. Но не расслабляет. Кстати, это видно, когда человек так себя настроил.

– Круто! А как же на медведя ходили? Ты рассказывал в старину. Тоже привыкали?

– С медведем – да. Заметь, молодые на медведя никогда не ходили. Только взрослые. То есть, это были люди, которые уже видели, как с ним надо вести себя. К тому же медведи разные бывают. Думаю, на наших вряд ли можно было в одиночку пойти. Они до тонны весят. Хорошо, что с этой стороны кряжа их нет. А вот с той – водятся.

– Смотри, клюёт! – теперь уже Богдан подсказал отцу, что надо следить за поплавком. Через минуту небольшой налим бил хвостом о траву рядом с его сапогами. Богдан радовался, как будто поймал его сам. – Классно! Ты его без сачка вытащил. Губа целая. На уху маме?

– Да, маме, – кивнул отец. – Ты вот любишь с острогой на них охотиться. А как зимой, весной и осенью? Вода ледяная, руку сунешь – немеет. Только на дёргалку можно таскать, – продолжал поучать он. Но Богдан не любил сидеть с намотанной на палец леской и подёргивать её в ожидании, когда рыба заметит наживку и клюнет. Да, гарпунить он любил больше. Но места знал только отец. А у него никогда не получалось найти такую затоку, где рыба подходит близко к берегу. Отец тем временем продолжал: – Любое животное надо чувствовать. Даже птицу и рыбу. Помнишь «Дерсу Узала»? Как он там говорил, рыба тоже люди, только рубашка другой, – они вместе рассмеялись.

– Ну он же русский плохо знал.

– Да, нанаец. Давно это было. Но мудрый был человек.

– А скажи ещё что-нибудь, как он! – попросил Богдан с улыбкой. Ему нравилось, как отец копирует речь и ужимки неизвестного «древнего нанайца».

– Рыба тоже люди, её тоже говорить может, только тихо-тихо. Наша люди его понимай, твой люди – глухой, не понимай, – отец глубокомысленно покачал головой, и Богдан снова рассмеялся. – Ну что ты хочешь? Живём в городах, а не на природе. Конечно, ничего не понимаем, – с усмешкой заключил он и забросил удочку снова.

Эти воспоминания промелькнули в голове очень быстро и только усилили ощущение одиночества и тоски. Умом Богдан понимал, что сейчас ему надо собраться с силами и спокойно решить, как быть дальше. Но он впервые оказался в ситуации, когда ему некому было позвонить или спросить совета.

Возле реки «слезливое настроение» постепенно отпустило, потому что появились мошкара и комары со слепнями. Пришлось быстро обмазываться глиной. Здесь она была не такой мягкой и маслянистой, как на даче, и сразу стянула кожу. Лицо даже немного пекло, но это было меньшим злом, чем чешущиеся укусы насекомых. План был простой – сначала поесть, а затем идти искать место для ночлега. Ветки дерева были отвергнуты сразу. Все попытки отца показать ему, как надо спать на дереве, так ни к чему и не привели. Богдан никогда не мог расслабиться и поверить в то, что заведённые под сучок ноги будут надёжно держать его несколько часов. Задняя часть бедра немела первой, затем – стопы, он начинал ворочаться, и всё это заканчивалось раздражением, усталостью, и ободранными ногами. А здесь, в неизвестном лесу, наверняка были хищные звери…

Полдня ушло на поиски заводи с рыбой, подготовки палок, стоянии в воде. Пришлось даже нырнуть несколько раз, когда казалось, что рыба плавает где-то совсем рядом. Но дух реки в этот день, видимо, обиделся на него. Поймав себя на этой мысли, Богдан плюнул и усмехнулся – он начинал уже думать и вести себя, как эти люди. Осталось только начать говорить о себе в третьем лице.

Когда солнце опустилось к вершинам гор, стало понятно, что с едой не повезло и скоро станет совсем темно. Времени искать нору под кореньями деревьев практически не было – в лесу ночь наступала быстрее. Лес, песчаная коса, река, подъём на одном берегу, спуск – на другом, дальше – огромные валуны… Богдан осматривался, стараясь понять, где можно будет спрятаться хотя бы на одну ночь, и вдруг вспомнил, как Тускул рассказывал ему про Улуга, старого шамана, который ушёл к предкам этой зимой. Тот почему-то жил не с племенем, а в пещере за камнями. Точно! Надо было идти к валунам, там по крайней мере можно было спрятаться лучше, чем в лесу.

Разлом в высокой скале не сразу привлёк внимание Богдана, потому что он искал полукруглый, тёмный проём с площадкой перед входом, легко доступный и заметный. А эта трещина располагалась метрах в трёх над землёй и осыпь на склоне не давала возможности даже подойти к камню, не то, чтобы забраться наверх по отвесной стене. Однако справа от расщелины виднелась тёмная полоса, которая уходила за скалу и снизу напоминала трещину. Она немного выступала и была похожа на узкую дорожку. Вскарабкавшись по осыпающимся мелким камням к подножию скалы, Богдан обогнул её и наткнулся на большие валуны. Трещина пряталась за ними. Однако по камням было идти легче, чем по насыпи. Когда он добрался до начала тропы, солнце уже наполовину опустилось за вершины гор. Надо было торопиться. Узкая дорожка, шириной в две-три ладони, уходила за изгиб скалы, как бы маня его к пещере. Бросив взгляд в другую сторону, Богдан радостно воскликнул «Ха-ах!». Дальше каменистая тропинка переходила в нормальную тропу. Та вела вверх, к высокому берегу над рекой, откуда можно было добраться сюда гораздо быстрее и легче. А он пришёл сюда низом, вдоль воды! В этом и была проблема – мог и не заметить, пройти мимо, особенно в сумерках.

Трещина в скале оказалась довольно узкой: протиснуться мог только один человек, да и то сначала надо было двигаться чуть вправо, следуя за линией разлома, и только шагов через десять проход расширялся и уводил куда-то вглубь. Богдан не видел этого, он вообще ничего не видел, двигаясь на ощупь по стене, но гулкое эхо шагов говорило, что впереди большое пространство. Спать голодным было не в первой, но вот спать на камнях было нельзя. Даже на шкуре. Этому его научил ещё отец.

Богдан давно не бегал так быстро. Ему надо было добраться до ближайших кустов сверху на берегу, наломать как можно больше веток и вернуться обратно до наступления полной темноты. Кусты наломать получилось. Она даже дотащил их до начала узкой дорожки. А вот дальше уже пришлось перетаскивать по одному в полной темноте. К счастью, он нигде не оступился и благополучно соорудил себе подложку из веток. Последний куст специально положил в узком месте, чтобы услышать хруст, если кто-то попытается забраться внутрь, пока он будет спать.

В это время в стойбище туматов тоже готовились ко сну: женщины запахивали полог, плотно подтыкали шкуру по краям, подкидывали ветки в костёр и укладывали детей. Разговоры, конечно, были о том, что чужак напал на молодых охотников, вождь выгнал чужака в лес, а ещё о том, что тот почему-то знал имя Уйгуланы и смотрел на неё, когда шёл с Тускулом в гэр шамана. В жилище вождя тоже говорили об этом.

– Посмотрел на девушку. Ну и что? Как будто и посмотреть нельзя! Что тут такого? – недовольно пробурчал Баргуджин, укладываясь на большую шкуру медведя.

– Кто ему сказал? – тихо прошептала жена, положив руку ему на плечо.

– Какая разница? Тут Нурэй приходил. Вот, – Баргуджин вздохнул, думая, как короче объяснить жене проблему с одним из самых сильных охотников племени.

– Ну что ты молчишь? – не выдержала она. – Что хотел? Не ради охоты ведь приходил?

– Как сказать. Может и ради охоты. Я ведь на тебя тоже долго охотился. Помнишь?

– Ну что ты о старом! Что хотел этот увалень? Уйгулану? – замиранием сердца прошептала Айлана и по тяжёлому вздоху поняла, что угадала. – Договорились на осень. Что же ему неймётся?

– Да не в этом дело, – с досадой протянул Баргуджин. Надо было рассказать ей правду. – Спросил, откуда чужак знает имя Уйгуланы и почему показывал на неё рукой. Пошёл к шаману. Тот ничего не знает. Сын его тоже ничего не говорил. Сам первый раз услышал.

– А я тебе говорила! – не сдержалась Айлана, хотя знала, что муж больше всего не любит таких вот напоминаний о своих промахах. – Я же тебе говорила, что он неспроста здесь. А ты мне не верил!

– Верил, верил. Только теперь уже всё равно. Нет билбэта, и всё. Что вы все трещите, как сороки, о глупом мальчишке, когда у нас горе на пороге в гэр стоит? Монголы никого не волнуют, а они всё об этом чужаке сплетничают! – Баргуджин уже не сдерживался, но говорил всё равно горячим шёпотом. Однако Айлана чувствовала, что он злится не на неё.

– Ты прав. Это глупо. Надо поговорить со всеми племенами. Надо что-то решить. Эту зиму пережили почти все. Но если уходить, то надо будет готовить еду надолго. Сам знаешь. Как тогда, с твоим отцом, когда сюда пришли.

– Знаю. Только как их убедить? Нужно что-то такое… – он задумался, не зная, как выразить свою мысль. – Нужен знак от всех наших предков. Чтобы они поверили.

– Может, этот билбэт и был знаком для всех? А? Может, ты его зря выгнал? Ему ведь столько лет, сколько и Тэлэку. А их там семеро было. Как он мог на них напасть? И Тускул говорит…

– Откуда ты всё это знаешь? – Баргуджин убрал руку жены с плеча и повернулся к ней лицом. – Что ещё твои сплетни говорят? Что тебе сказали?

– Сплетни, не сплетни, но его послали духи. Прямо в гэр шамана. Разве это не знак?

– Какой же это знак? Упал со скалы на жерди, сломал весь гэр, где ж тут знак? Нет, след медведя и его помёт – вот это знак. А чужак без памяти – нет. Просто сбежал из своего племени и молчит.

– Не знак, значит?

– Конечно, нет. Сбегают многие. Хм-м… Правда не выживают. Но это не знак. Вот когда ты мне настоящий след духов покажешь, тогда скажу, – упёрся он, – а пока давай спать. Надо отдохнуть.

В другой половине гэра тихо сопели дети, но старшие сёстры не спали. Они обе всё слышали, но старались, чтобы это осталось незамеченным.