Читать книгу Однажды в старые добрые времена. Книга вторая - Ирина Лем - Страница 44

Впустить этих двоих во вчерашний вечер все равно, что впустить свиней во дворец. Но, по всей видимости, придется. Но пусть знают – если поскользнутся своими копытами на зеркальном полу, он отправит их на бойню.

– Объяснитесь, инспектор. Каким образом рисунок связан с украденным из коттеджа серебром?

– Конечно, объясню. Занимательная история. На следующий день после ограбления к некоему коллекционеру и держателю лавки редкостей мистеру Рэю пришел молодой человек. Представился Джоном Смитом. Показал этот самый рисунок и сказал, что имеет оригинал в наличии и готов продать за пятьдесят гиней. У мистера Рэя загорелись глаза. Он догадался, что вещь стоит намного дороже…

– Не поверю, что по рисунку можно определить стоимость.

– Можно, сэр. Во-первых, потому что он профессиональный и хорошо воспроизводит детали и цвета. Во-вторых, эта раковина, ее, кстати, называют «Розовый Тритон», знаменита в кругах коллекционеров. Она мечта каждого любителя экзотики. Я ради любопытства проконсультировался у знающих людей. Стоимость ее составляет четырехзначную цифру.

– Тысячу гиней?

– Как минимум. «Редчайшая вещь, подумал мистер Рэй. Возможно, единственная в Британии». И выложил запрошенную сумму.

– Не поверю опять. Пятьдесят гиней, конечно, не тысяча, но тоже большие деньги. Нельзя платить их неизвестно за что, не увидев оригинала. Не пришло вашему Рэю в голову, что раковина существует только на бумаге?

– Нет, сэр, не пришло. Наверное, вы не знаете коллекционеров. Это увлекающиеся люди. Когда они чуют добычу, забывают про осторожность. Мистер Рэй и не подумал о возможности обмана. Раковина настолько редкая, что ее невозможно нарисовать, не увидев в натуре. Наш любитель экзотики не сомневался, что рисунок сделан с реального предмета. Рэй заплатил, чтобы быть уверенным в заключенной сделке, и получил рисунок, как залог. Товар должен был прибыть на следующий день. Но Смит исчез.

– Естественно. Но я все еще не понимаю связи…

– Минуту терпения, сейчас подойду. Как нам впоследствии удалось установить, Смитом назвался некий моряк Джереми Симпсон. Он вскоре утонул при подозрительных обстоятельствах, но в это я углубляться не буду. Узнав о его смерти, мистер Рэй пришел к нам. С рисунком. Попросил или найти вещь, или взыскать уплаченную им сумму с родственников покойного.

– А вы не допускаете, что мистер Рэй в погоне за диковинкой попросту дал себя одурачить? Симпсон обманул его в том смысле, что раковины все-таки не существует в природе. А рисунок – лишь плод фантазии некоего романтичного художника?

Мос кивнул, как бы соглашаясь.

– Сначала я тоже так подумал. Изображение, хотя и детальное, не дает гарантии того, что вещь существует на самом деле. Я хотел закрыть дело и посоветовать мистеру Рэю забыть про пятьдесят гиней. Но. Вскоре открылись новые обстоятельства. Дело в том, что рисунок существует не в одном, а в трех экземплярах. Причем, исполненных разными людьми. Значит, не менее трех человек рисовали раковину с натуры. Вот, взгляните.

Из другого кармана Мос достал два сложенных листка и положил на стол. Эдвард развернул, сравнил – на последних двух нарисована та же вещь, что на первом, хотя и очень посредственно, скорее всего детскими руками.

– Где вы их нашли?

– В Даунхилле, – ответил Чапман. Он сыграл в деле не последнюю роль и посчитал, что имел право вернуться в разговор. – Где-то через неделю после ограбления я приехал еще раз осмотреть коттедж. Рисунки обнаружил в комнате мисс… – Чапман вновь получил толчок от начальника и поправился: – … в комнате гувернантки. Кухарка заявила, что с момента ее отъезда туда никто не заходил и вещи не трогал.

– Мы пришли к выводу, что на них – один и тот же предмет, и он существует в действительности, – продолжил инспектор. – Простите, сэр, но ваша гувернантка имеет к нему непосредственное отношение.

– Почему вы так настойчиво пытаетесь вовлечь ее в это дело? – вопросил Эдвард. Он так же настойчиво собирался не давать ее вовлекать. – Может, это вовсе не она нарисовала раковину. Или она, но придумала ее. Дала детям перерисовать. Вот и все.

– Простите, сэр, но не все, – возразил Мос. – Есть человек, который видел вещь и не раз.

– Кто же?

– Горничная Дороти Болдуин. Как вы знаете, она открыла дверь грабителям – своему брату Майку и все тому же Джереми Симпсону. Мы показали ей рисунок. Она вспомнила, что видела раковину в спальне гувернантки. Они были подружки.

– Я все еще не вижу связи.

– Мы подозреваем, – веско произнес инспектор, – что ваша… э-э… я буду называть ее мисс Кэмпбел – причастна к ограблению коттеджа или, во всяком случае, знала о нем.

– Нонсенс.

– Возможно. Но не нонсенс то, что она владела раковиной, сделала с нее подробный рисунок и передала Симпсону, с которым была знакома. А тот с его помощью вытянул деньги из мистера Рэя.

– А я в ответ скажу, что она владела, но не делала рисунков. Или владела, но чем-то другим. У вас нет доказательств.

– Доказательством может послужить сама вещь. Она уникальна. Двух одинаковых не сыщется в радиусе пятидесяти миль, а то и во всей стране. Если она находится у… э-э… мисс Кэмпбел, дело примет серьезный оборот. Мы можем потребовать вернуть вещь человеку, который заплатил за нее и фактически является владельцем, или возместить ущерб. Иначе девушку надолго пригласит к себе в гости миссис Брикстон, начальница женской тюрьмы. А в ее лапы лучше не попадать даже крепкому мужчине.

Мос замолчал. Молчал и Эдвард. Его логические возражения закончились, применять физические меры было бы неосмотрительно. Старый фокстерьер ухватил лису за хвост и не выпустит, пока не вытащит ее целиком на свет Божий. Взять бы его за шкирку и выкинуть на улицу… Но если он прав, не удастся избежать скандала, который крайне нежелателен.

– Сэр, нам хотелось бы поговорить с мисс Кэмпбел, – сказал Мос. – В вашем присутствии, конечно.

Эдвард все еще молчал. Он прикрыл глаза, чтобы раздражение, которое он испытывал к собеседникам, не мешало думать. Но они, хоть и сидели тихо, все равно мешали – одним своим присутствием. Он встал, отошел к окну. Картина на поляне изменилась: полицейские исчезли, Кэти и Молли играли с собаками, Джоан стояла в сторонке и выглядела одиноко. Наверное, она почувствовала меч, занесенный над ней Мосом.

Жаль ее. Невозможно представить эту девочку, которая лишь недавно потеряла ангельские крылья детства, действующей, как прожженная мошенница.

Внутреннее чутье подсказывало Эдварду: Джоан не причастна к ограблению коттеджа и обману собирателя редкостей. Но слишком уж гладкая история складывалась у инспектора, в его утверждениях имелась искра смысла.

Любопытство пробудилось. Нора говорила, что за гувернанткой ухаживал некий моряк. Не тот ли Джереми Симпсон? В каких отношениях они находились? Ради любви девушки иногда делают странные вещи. Неужели она позволила ему вовлечь себя в темные дела?

Невозможно, сказал себе Эдвард. Но он лицо необъективное. До такой степени, что если бы Джоан на его глазах убила человека, он отказался бы поверить.

Что же делать?

Только она сама может прояснить ситуацию. Очень не желательно, однако, придется ее позвать. И сделать все, чтобы отвести меч.

Дворецкий явился по звонку немедленно.

– Пригласите мисс Джоан, пожалуйста, – сказал Эдвард и повернулся к полицейским – предупредить. Пусть не забывают где находятся. Не давят на гувернантку, не вываливают абсурдные домыслы. И разговаривают пусть помягче, на правильном английском, а не на жаргонном, как привыкли со шпаной. Здесь им не полицейский участок, а респектабельный дом.

– Хочу подчеркнуть – я велел позвать мисс Джоан только из личного уважения, к вам, инспектор. Я уверен в ее непричастности, и вы тоже скоро в том убедитесь. Прошу вести беседу корректно и без подвохов. Оставьте при себе домыслы и предположения. Только вопросы, касающиеся дела, и выводы, основанные на фактах.

– Конечно, сэр. Мы понимаем. Не такие уж грубые служаки, какими кажемся. Умеем вести себя с дамами. Не сомневайтесь на этот счет, – заверил Мос и покраснел от натуги – столько вежливостей он не произносил с тех пор, как расследовал кражу у графини Уотсон, а с тех пор три месяца прошло.

Чапман кивнул, присоединяясь к заверениям начальника.

В дверь постучали, вошла Джоан. Инспектор и помощник вскочили, Эдвард представил их и предложил девушке сесть на свой диван. Она бросала на полицейских настороженные взгляды, как белочка, которая завидев охотников, гадала – они пришли ее убить или накормить?

При появлении в обществе красивой дамы женщины перешептываются, мужчины замолкают.

Возникла заминка, никто не решался первым взять слово. Джоан не понимала причин своего присутствия и вопросительно взглянула на Эдварда.

– Мисс Джоан, – сказал он. – Инспектор Мос хотел бы задать вам пару вопросов о вещице, которая здесь изображена.

Он подвинул девушке первый листок. Она глянула, и удивление отразилось на лице.

– Откуда у вас мой рисунок?

Мос был удивлен не меньше. Он ожидал, что девушка начнет вилять и выворачиваться.

– Так вы признаете, что он ваш?

– Конечно. Но я давно его не видела. Он пропал.

Откровенность обезоруживает, когда ее не ждешь. Мос выглядел растерянным, как потерявший след фокстерьер.

Эдвард незаметно усмехнулся – получил по носу, старый пес. Хью Чапман тайком облегченно вздохнул: хорошо, что девушка не врет. Иначе она стала бы самым большим разочарованием его жизни. А теперь станет самым большим ее очарованием. Он буквально сверлил ее глазами и благодарил профессию – она позволяла то, что не позволила бы любая другая: рассматривать даму дольше, чем разрешено светскими правилами, задавать вопросы, которые в других обстоятельствах были бы отнесены в разряд неприличных.

Мос пришел в себя и сделал недоверчивый вид. Он не желал слишком поспешно расставаться с подозрениями – он их долго вынашивал и полюбил, как собственных детей. К тому же недоверчивость стала его второй натурой, которую даже самой обезоруживающей откровенности не удалось бы запросто поколебать.

– Не помните, когда он пропал? Хотя бы примерно?

– Точно помню – в ночь ограбления Даунхилла.

– И вы больше его не видели и не догадывались о его дальнейшей судьбе?

– Нет. А в чем дело?

– Сейчас объясню, – сказал Мос, пока не зная объяснения. -Мисс Джоан, простите за любопытство, вы закрываете дверь спальни на ночь?

– Э-эм. – Какая дверь имеется ввиду: здесь или там? Кажется, его интересует коттедж. – В Даунхилле не закрывалась.

– Вам не показалось странным, что в одну ночь у хозяев украли серебро, а у вас – рисунок?

– Еще более странным показалось, что вместо рисунка я обнаружила на столе два камешка-гальки. Их носил с собой один мой знакомый. Моряк. Но он умер. Я не успела спросить…

– А-а. – Питер Мос понимающе кивнул головой.

Девушка сама вывела их на Джереми Симпсона, что почти доказывает ее непричастность к афере с мистером Рэем. Если она, конечно, не дура, и не догадывается о последствиях болтливости. А она точно не дура. И не врунья – отвечает без запинки, смотрит открыто.

Недоверчивость пошатнулась.

– Позвольте позже объяснить цель моих расспросов. Сначала хотелось бы узнать: что за вещь здесь изображена? Как попала к вам и где она сейчас?

Впервые за разговор Джоан опустила глаза. Вопросы принимали слишком личный характер и резали по ране, которая еще не зажила. Рана заныла и хотела разразиться слезами. Джоан глубоко вздохнула, чтобы их удержать. Эдвард заметил и пришел ей на помощь.

– Вы не обязаны отвечать, мисс Джоан.

Порой самая малость – доброе слово, прикосновение или взгляд могут поддержать человека в самой большой беде.

Мягкий голос Эдварда придал Джоан уверенности. Плачут от одиночества и бессилия что-либо изменить. Сейчас Джоан не одинока, а о Джереми плакать на виду у всех не стоит. Поплачет наедине с собой.

– Нет-нет, я отвечу. Это «Розовый Тритон» – раковина морского моллюска. Джереми нырял за ней на дно океана в Южной Африке. Привез мне в подарок.

– Вы за него заплатили? – вырвалось у Чапмана, он сам не понял – к чему. Мос тоже не понял и ткнул его локтем: вопрос к делу не относится, пусть помощник не забывает предупреждение графа.

Вопрос крайне двусмысленный, но он не сбил с толку Джоан. Если бы расклад был «одна против троих», всякое могло случиться, но в ситуации «двое против двоих», она чувствовала, что сила на ее с Эдвардом стороне.

– Конечно, нет. – Джоан позволила себе ироничное движение губ. – Не знаю, что вы имеете в виду. За подарки не платят. Дарят что-то в ответ.

– И вы подарили… – пробормотал Чапман.

– Поцелуй, – сказала Джоан и прежде, чем присутствующие подумали нечто неприличное – по вечной привычке мужчин, добавила с нотками вызова: – Джереми попросил разрешения меня поцеловать. Я разрешила. В руку. Вот сюда. – Приподняла руку, показала. Они хотят все знать, пусть знают.

Трое уставились на Джоан: Эдвард – с одобрением, Чапман – с восхищением, Мос – с недоумением. Недоверчивость его дала трещину.

– Можно взглянуть на раковину?

– Конечно, сейчас схожу…

– Не стоит беспокоиться, – сказал Мос, оставаясь профессионалом. Девушку нельзя выпускать, чтобы не уничтожила единственную улику. – Сэр, не могли бы вы попросить дворецкого принести ее?

Пока Бенджамин ходил за раковиной, Мос открыл Джоан причину расспросов и поведал историю с мистером Рэем. Узнать, что Джереми оказался замешан в воровстве и мошенничестве, было едва ли не тяжелее, чем узнать о его смерти. Джоан принялась защищать его с такой горячностью, будто желала его ею оживить.

– Не верю, что Джереми собирался кого-то обмануть. Мы недолго были знакомы, но он произвел очень хорошее впечатление. Может, мистер Рэй его не так понял? Джереми обещал ему не мою раковину, а другую? Которую собирался привезти из следующего рейса. Или у него имелась еще одна?

– Все возможно. Не хочу спорить. Но практика показывает: когда деньги уплачены только за обещание, оно, как правило, не исполняется.

Его полицейская мудрость была не к месту – она разволновала Джоан и разозлила Эдварда. Он вмешался.

– Господин инспектор, прекратите ваши намеки. Получили объяснения от мисс Джоан и успокойтесь. Как я и предполагал, она ни в чем противозаконном не замешана. Она не в ответе за то, что делают другие. Я ей верю и призываю закрыть вопрос.

Мос прикусил язык. И вовремя: в каминную вошел Бенджамин с раковиной, которую держал двумя руками перед собой. Он не знал о ее стоимости, но чутьем догадался. С осторожностью, будто боялся расплескать полную чашу, он положил ее на стол и удалился, стараясь не топать ботинками.

– Никогда не видел ничего подобного, – произнес Чапман, на время переключивший внимание с гувернантки на раковину.

– Произведение природного искусства, – вторил ему Мос. – Да, понимаю мистера Рэя. – Он поднял вещь и, медленно поворачивая, разглядел со всех сторон. – Желание ею обладать взяло верх над здравым рассудком и заставило его раскошелиться. Страстный коллекционер – легкая добыча для мошенника.

– Не называйте Джереми мошенником! – выкрикнула Джоан. – Он мертв. Вина не доказана. Мы никогда не узнаем его намерений. Если это вообще был он.

– Простите, мисс, вы правы. – сказал Мос, и в голосе его не звучало ни капли сожаления. Он положил раковину на место. – Но остается факт: с помощью этого рисунка мистер Симпсон обманул человека и поставил вас в очень неудобное положение.

Прямое нападение на гувернантку – это слишком. Эдвард сложил руки на груди и сказал:

– Инспектор, помощник, не вижу причин вам дольше задерживаться в Милтонхолле. Вопрос разъяснился, вас ждут другие дела, более важные. Можете идти. И не забудьте о нашем уговоре.

– Вот его-то будет трудно выполнить, сэр, – сказал Мос, не двигаясь с места. Недоверчивость его рухнула, но дело не завершено. – Прошу минуту терпения. Теперь, когда я убедился в существовании раковины, факт мошенничества становится еще более очевиден. Не исключаю, что мистер Симпсон собирался тем или иным способом выполнить договор купли-продажи. К сожалению это так и останется в области предположений, но мы в полиции всегда исходим из негативного варианта. Ясно одно: мистер Рэй заплатил за то, чего не получил. Он стал жертвой или обмана, или обстоятельств…

– Скорее собственной глупости, – вставил Эдвард.

– Глупость ненаказуема, к сожалению. А может, к счастью, иначе пришлось бы заточить в тюрьму полнаселения страны. Но продолжу. Если бы не смерть Джереми Симпсона, возможно, все бы обошлось, продавец и покупатель договорились бы. Проблема в том, что загадочные обстоятельства его гибели вызвали большое волнение среди жителей города. Газеты обсуждали их на все лады. Потом волна спала, но поднимется вновь, когда станет известна история с мистером Рэем. И подробности ограбления Даунхилла. Врочем, ради справедливости скажу, что участие Симпсона в краже серебра мы считаем возможным, но не доказанным. Ворованых вещей в доме не найдено, к перекупщикам он не обращался.

– Я знаю, что Джереми не мошенник, – сказала Джоан.

– Это знаете вы, но не знают другие. Кстати, когда газеты пронюхают про ваше знакомство, взвоют от счастья. Представьте заголовки «Гувернантка из Милтонхолла причастна к грабежу и афере с коллекционером». Это же сенсация десятилетия. А может и века. Избежать огласки не удастся, даже если мы четверо будем молчать. Информация просочится по капле из разных источников.

Имя мисс Джоан, да и ваше, сэр, попадет в криминальные хроники. Правомерно или нет, неважно. Газетам важна не истина, но сенсация. Они смачно опишут детали, придумают пикантные подробности – все для того, чтобы пощекотать нервы обывателю и поднять тиражи. Эта история – слишком лакомый кусок, чтобы упустить. – Мос замолчал и осел, будто мешок, из которого высыпалось содержимое.

Эдвард подался вперед.

– Значит, надо заткнуть рот – кому?

– Рэю, естественно.

«Инспектор надоел, но он прав. Попадать в криминальные сводки мне, аристократу и члену тайного общества, не желательно и, более того, опасно. То же самое относится к Джоан, ее репутация будет разрушена навсегда. Чем лучше всего заткнуть рот растяпе-коллекционеру – раковиной или деньгами? Подозреваю, что Джоан будет жаль расстаться с подарком. Да и глупо отдавать по дешевке то, что дорого стоит. Слишком много счастья будет простофиле».

Не говоря ни слова, Эдвард подошел к бюро, отсчитал монеты, ссыпал в тряпичный мешочек, протянул Мосу.

– Здесь сорок золотых соверенов, они соответствуют старым гинеям. Верните их мистеру Рэю и передайте, чтобы остальное он списал на убыток в качестве штрафа за легковерие.

– Вполне джентльменское решение, сэр, – сказал Мос, принимая деньги. – Думаю, Рэй будет доволен. Я со своей стороны посоветую ему держать язык за зубами. Если не послушается, засажу в одиночку, там его никто, кроме крыс, не улышит. Спасибо за помощь. До свидания.

Мос кивнул гувернантке, Чапман церемонно поклонился, и они ушли. Джоан проводила их растерянным взглядом. Что здесь произошло минуту назад? Кажется, она во второй раз получила ту же самую раковину в подарок. Теперь от хозяина. Он заплатил огромные деньги. Почему? Джереми говорил, она ничего не стоит. Непонятно. Может, хозяин разъяснит?

– Если я правильно догадался, вам не хотелось с ней расставаться, – ответил Эдвард на ее немой вопрос. – Честно сказать, мне тоже. Возможно, вы единственная обладательница столь редкой вещи на Британских островах. Лестно слышать, не так ли?

Джоан кивнула – механически и не слыша. Она витала где-то в облаках или на дне океана. Поступок хозяина налагает на нее какие-то обязательства, если да, то какие, если нет, то зачем…

– Раковина дорога мне, прежде всего, как память. Спасибо, сэр. Чем я могу вас отблагодарить?

– Позволите и мне поцеловать вашу руку? – вдруг спросил Эдвард то ли в шутку, то ли всерьез.

Джоан выплыла из задумчивости, глаза ее наполнились смыслом. Потом решимостью. Она отрицательно качнула головой. Помедлив долю секунды, она подошла к Эдварду, поднялась на цыпочки и поцеловала его в щеку – по-детски чмокнув губами.

– Спасибо, сэр, – прошептала Джоан и выбежала из каминной.

Дорогой поцелуй в обоих смыслах.

Эдвард приложил пальцы к щеке, будто пытался подольше задержать тепло ее губ. Их прикосновение застало его врасплох, он не успел насладиться предвкушением. Ничего, будет наслаждаться воспоминанием. В следующий раз, когда она опять отважится на подобную дерзость, надо будет повернуться к ней губами. Ха. В следующий раз? Когда он настанет: через полгода, год? Неважно. Хороший знак. Ледяная королева начинает оттаивать.

Когда-нибудь старость мне сердце остудит,

Ты, память былого, меня очаруй!

И лучшим сокровищем памяти будет

Он – первый, стыдливый любви поцелуй…