Читать книгу Елисейские Поля - Ирина Одоевцева - Страница 24

Утром пришло письмо.

Вера писала: «Встречайте в четверг без четверти одиннадцать. Я ужасно рада вернуться в Париж, мамочка, и что медовый месяц кончился. Ах, этот мед».

Четверг – значит завтра.

– Люка, Люка, – кричит Екатерина Львовна, – завтра утром…

Люка вбегает в столовую.

– Верочка приезжает, – с трудом доканчивает Екатерина Львовна, и слезы текут по ее щекам… – Завтра утром…

– Мама, чего ты? Мама.

– Ах, Люка, – всхлипывает Екатерина Львовна, – ты не знаешь. Мне так тяжело без Веры. – Она притягивает к себе Люку. – Только ты меня, моя маленькая, и утешала. Без тебя я бы не могла. Спасибо тебе.

– Нет, мама. Не надо… – Люка прячет красное от стыда лицо на груди матери. Утешение?.. Хорошо от нее утешение. Дома как чужая. Молчит, и днем и ночью об Арсении думает… Нечего сказать, утешение. Бедная мама.

Люка тоже плачет, прижимаясь к матери. Екатерина Львовна целует ее мокрую щеку:

– Добрая моя девочка. Какая я счастливая, у меня такие милые дочери…

Шесть часов. Совсем черно, будто ночь. Люка сонно потягивается. Электричество неприятно желтеет под потолком.

– Надень новое платье, Люка.

Екатерина Львовна с беспокойством осматривает себя в зеркале. Хорошо ли так? Понравится ли Вере? Не было бы ей стыдно за них с Люкой. Приколоть цветок к пальто?..

– Мама, скоро ты? Я готова.

Екатерина Львовна поворачивается:

– Опять ты за свой старый берет. Сними сейчас же. Его давно выбросить пора. А перчатки где?

– Я не ношу.

– Нет, уж пожалуйста. Вот, возьми мои.

Люка неловко натягивает белые замшевые перчатки:

– Такие чистые. Я их замажу.

– Подтяни чулки. Шарф спрячь вовнутрь. Нечего Ринальдо Ринальдини изображать. Ведь ты – девочка.

Наконец выбрались. Надо еще заехать к Вере на квартиру, все ли там благополучно.

Заспанная горничная открывает дверь. Прихожая просторная, и все так нарядно и ново. Не то что у них. Люка ходит из комнаты в комнату, трогает вещи, присаживается на стулья. Вот бы и ей так жить. Вот бы и ей так жить с Арсением…

Екатерина Львовна волнуется:

– Я заказала на завтрак курицу. Верочка, наверное, проголодается с дороги. Переставь фиалки на ночной столик да смотри не разбей вазу. А на сладкое взбитые сливки с каштанами. Как ты думаешь?

На вокзал приехали рано. Екатерина Львовна нетерпеливо шагает по перрону.

– Люка, не прижимай цветов, помнешь. И сейчас же отдай Вере. Не забудь. Это на счастье.

Наконец поезд. Вера выходит из вагона улыбающаяся и нарядная.

– Вот, вот она, – кричит Люка и бежит к сестре.

Вера уже увидела их и, немного отстранив Люку, быстро идет к Екатерине Львовне:

– Мамочка.

Екатерина Львовна обхватывает Верину шею и с почти страдальческой нежностью прижимается губами к Вериной щеке. Верины длинные ресницы дрожат.

Люка смотрит на сестру. Как заговорить с ней? Как заговорить с этой красивой чужой дамой?.. Прежде всего отдать цветы…

Но Вера, оставив Екатерину Львовну, порывисто поворачивается к сестре:

– Люка, – и три раза как-то особенно жадно и крепко целует Люку в губы.

– Ну давай, давай цветы. Спасибо. Какая милая. – Она пристально смотрит на Люку и смеется. – Да ты что краснеешь? Забыла меня? Отвыкла? А я по тебе скучала, цыпленок…

Здороваться с Владимиром Ивановичем проще.

– Здравствуйте, Володя.

– А вы еще вытянулись, Люка. Скоро выше меня будете…

Домой, к Вере, ехали в такси. Люка сидела напротив сестры и близко смотрела ей в лицо. «Изменилась. Нет, такая же. Только еще немного беспокойнее…»

– А бананов на пальмах нет, Люка, – быстро говорила Вера, блестя серыми глазами. – И пальмы оборванные. Ужасно надоедают. И совсем там уже не так чудно. Море как синька. И скучно, гораздо скучнее, чем здесь.

Дома, сняв пальто, снова долго целовались, и Люка, уже не стесняясь, вешалась на шею сестре.

Потом Вера заперлась в ванной с Екатериной Львовной и шепталась с ней там.

Люка напрасно водила ухом взад и вперед по двери, выискивая, где послышнее, ничего нельзя было разобрать за шумом воды.

Завтракали весело.

– Верочка, у тебя усталый вид, – беспокоился Владимир Иванович, – ты бы прилегла.

Вера пожала плечами:

– Ложись сам, если устал.

– Но ты плохо спала в поезде. Я думал…

– Слишком много ты думаешь…

Вера говорила с мужем резко и недовольно, совсем как с Люкой когда-то, но теперь, поворачиваясь к сестре, она ласково улыбалась.

– Ну как, Люка? Пойдем чемодан распаковывать. Может быть, и для тебя там что-нибудь найдется.

Люка поняла. Времена переменились. Теперь на ее, Люкиной, улице праздник.

Целый день провели вместе, как-то особенно нежно, почти влюбленно.

«А ты счастлива?» – хотела спросить Люка, но «счастлива» показалось неподходящим.

– А ты довольна? – спросила она.

Вера рассеянно кивнула:

– Конечно, конечно…

Но Люка уже ахала над подарками:

– Это все мне? И конфеты, и чулки, и сумка?.. И тебе не жалко?..

Домой собрались поздно и в прихожей долго огорченно прощались, как перед длинной разлукой.

– Ты завтра придешь к нам, Верочка?

– Да, непременно. И все-таки зачем вы уходите? Знаешь что, мама? Оставь мне Люку до завтра. Ведь ты не будешь бояться спать одна?

– Бояться? – удивилась Екатерина Львовна. – Но ведь ей надо в лицей. Она и так сегодня не ходила.

– И завтра не пойдет, велика важность… Хочешь у меня остаться, Люка?

– Еще бы…

– Ну хорошо. Пусть остается.

Люка волчком закружилась по прихожей. Владимир Иванович запер за Екатериной Львовной дверь.

– Где же Люка будет спать?

– Как где? Со мной в спальне.

– А я?

– А ты в кабинете на диване.

Владимир Иванович ничего не возразил.

– Ну, Люка, идем скорее. Я умираю от усталости…

Лиловое одеяло откинуто. Простыни и наволочки с кружевом и на столике фиалки.

Вера снимает платье.

– Нет, нет, позволь, я тебя раздену, Вера.

Люка садится на ковер.

– Дай ногу. Туфли сниму. – И вдруг удивленно поднимает голову. – Что это? Почему не пахнет духами?

– Так, – отвечает Вера.

– Опять «так». И душишься ты так и не душишься так. Отчего?

– Оттого, что… Незачем.

Люка широко открывает глаза:

– Ну да. Незачем.

Люка уже стянула Верины чулки.

– Не понимаю…

– Не понимаешь? – Вера сидит на кровати, болтая босыми ногами. – Не для кого.

– Как так? Мне казалось, что когда замужем…

– Мало ли что тебе казалось…

Люка трется щекой о Верино гладкое колено:

– Я так люблю, когда ты надушена. Подушись. Ну, для меня, пожалуйста.

Вера, смеясь, встает и, придерживая рубашку на груди, подходит к туалету.

– Скажите, какая требовательная. Может быть, и губы прикажете намазать?

– И губы намажь, чтобы совсем хорошенькая. Ах, какая ты прелесть.

Люка с размаху кидается в кровать, натягивает лиловое одеяло.

Какая широкая кровать, холодная, гладкая. И вдруг на минуту ощущение той ночи, когда в первый раз прилетал Азраил. Та же тревога и легкость в крови и даже как будто опять вкус лунного света на кончике языка.

Люка вытягивается:

– Как хорошо… Вера…

В дверь тихо постучали.

– Что такое еще?

Вера недовольно пошла посмотреть. В коридоре стоял Владимир Иванович в пижаме.

– Что тебе, Володя?

– Верочка, мне надо с тобой поговорить.

– Ну что такое? Завтра скажешь.

– Послушай, ведь это первая ночь в нашей квартире.

– Ах, оставь. Что за глупости? И не все ли равно…

– Хорошо, хорошо. Не сердись, Верочка. Спокойной ночи.

Вера закрыла дверь. Люка из кровати протянула к ней руки:

– Скоро ли ты? Мне холодно одной.

Вера приподняла одеяло и легла рядом с сестрой:

– Ну вот. Туши, Люка.

– Нет. Подожди. Я хочу на тебя посмотреть. Положи голову на подушку. Закрой глаза. Вот так.

Вера рассмеялась:

– Ах, Люка. Распустила я тебя, на свою беду. Ну, нагляделась? Туши.

Люка в темноте прижалась к Вериному теплому душистому плечу:

– Как хорошо, что ты вернулась.

Вера крепко обняла ее:

– Маленькая моя Люка… Какая худенькая. Одни ребрышки. Цыпленок мой.

Люка вздрагивала:

– Как хорошо… как хорошо…

– Слушай, – вдруг тихо над самым ухом зашептала Вера. – Скажи… Скажи, ты никого не видела?..

Люкино сердце застучало.

– Видела… – прошептала она.

– Кого?.. – почти испуганно спросила Вера.

– Арсения Николаевича.

Стало совсем тихо. Ну да. Напрасно Люка сказала. Вере неинтересно. Вера заснула. Но Вера придвинулась еще ближе.

– Где ты его видела? Что он говорил?..

– Около нашего дома. На прошлой неделе. Он спросил, скоро ли ты приедешь. Просил кланяться.

– Больше ничего?

– Больше ничего…

И опять тихо…

– Ну спи… Довольно болтать, спи.

Люка зажмурилась. Не надо было про Арсения. На Веру только сон нагнало. А было так хорошо… Она вздохнула.

– Не спишь, Люка?..

– Не сплю.

– Любишь меня, Люка?

– Люблю.

– Больше всего на свете?

Люка подумала немного. Надо честно.

– Почти… – Больше всего на свете она любит Арсения.

– А ты, Вера?

– И я… почти…

Вера открыла сонные глаза и увидела перед собой лицо Арсения. Его черные глаза смотрели прямо на них. Но Вера не могла разобрать на кого. На нее или на Люку.

– Больше всего на свете люблю тебя, – прошептала она ему, засыпая.