Читать книгу Тсс…кажется, я беременна - Л. Романовская - Страница 6

ЮНОНА

Рабочий день как-то сразу не задался. Во-первых, утром дома ни с того ни с сего вырубили электричество. Так сказать, без объявления войны. В тот самый момент, когда это случилось, Юнона как раз стояла с феном в руках и напевала новогоднюю песню.

Волосы оказались наполовину не досушены, и они с мамой и Колей полчаса растирали, дули и держали их над газовой плитой, чтобы быстрее высохли.

В итоге кое-как досушили, но теперь Синицына безбожно опаздывала на работу.

С неба падал пушистый белый снег, но вместо радости он навевал только тоску и грусть о былом. А еще мерзкую тошноту, такую, от которой сводит затылок и желудок.

А нет, это токсикоз…

Юнона пулей вернулась домой и спустя десять минут в нерешительности замерла перед порогом. Страх, что придется вновь возвращаться домой, холодил потные ладошки.

– Не волнуйся, – приободрила мама, – Если вдруг прихватит в автобусе, просто возьми пакетик и…

– Блевани! – заорал Коля.

– Мам, ты серьезно? – чуть не плача пробормотала Юнона.

– Ну тогда езжай на таски.

– В машине меня укачивает… – капризно протянула Юна.

– Дочка, тут ехать пять минут!

– Нет уж. Я лучше пешочком пройдусь, если прихватит, хоть отбегу куда-нибудь.

– И блеванешь!

– Коля, прекрати! – воскликнула Наталья и вновь обратилась к Юне, – Это ерунда, дочка, там сейчас свежо и морозно. Не прихватит.

– Но ведь один раз…

– Один раз не считается. Все, дуй. А то уволят по статье, объясняйся потом, что ты не верблюд.

В итоге на рабочем месте Синицына оказалась только через час. Открыто высказывать претензии ей все еще опасались, но на лицах явно читалось недовольство.

– Тебе там клиенты все телефоны оборвали! – ехидно буркнула начальница и с гордым видом прошагала в свой кабинет, а Юнона замерла посреди офиса.

Туда-сюда сновали люди, ее коллеги, пусть не друзья, но еще в недавнем прошлом товарищи по работе. Сейчас же они смотрели сквозь нее, вмиг забыв, что еще вчера обращались к ней за помощью.

«А и черт с вами», – подумала Синицына и прошла к своему рабочему столу. Но работать не хотелось совсем.

От слова «звонки» у нее начинала кружиться голова, а от слова «клиенты» ее нестерпимо тошнило.

– Слышали, кто-то тачку шефа дерьмом измазал? – довольным голосом возвестила Наталья.

Все рассмеялись, нагло косясь на Юнону и ожидая ее реакции, но она лишь головой покачала.

– Ну так ему и надо! Кобель несчастный! – хихикнула Ирина и все вновь уставились на Синицыну, но она даже ухом не повела.

Пусть говорят что хотят, курицы безмозглые. Надо было их еще давно уволить, сказать Максу пару ласковых и всех к чертям собачьим разогнать по своим подворотням, откуда они сюда пришли. Хотя…каков поп, таков и приход. Собрал Макс змей? Ну значит сам недалеко от них ушел!

Конечно, Юноне больше всего на свете хотелось сбежать отсюда, подальше от всех этих торжествующих взглядов и несправедливых нападок. Но она, во-первых, не могла себе такого позволить, ведь декрет никто не отменял, а на новую работу ее не факт, что примут. А во-вторых, она не собиралась так легко сдаваться. Пусть эти троглодиты попробую ее по-настоящему укусить, получат по зубам так, что мало не покажется.

После обеда к Юне подлетела секретарша Добровольского и, смущаясь и отводя взгляд, протянула ей конверт.

«Ну все, это наверняка расчет», – расстроенно подумала Юнона и, почти смирившись с неизбежным, конверт из рук секретарши Ани взяла.

– Здесь билет, Максим Владимирович просил передать еще неделю назад, но вы же помните, я болела и…вот. Не знаю, актуально еще?

Юнона кивнула, чтобы еще больше не смущать Анну и, развернувшись на сто восемьдесят градусов, пошла в уборную, чтобы уже там без свидетелей хорошенько разрыдаться.

На эту чёртову выставку они должны были вместе с Максом. И билетов должно было быть два. А теперь что?

Юна рассматривала себя в зеркале и не узнавала: отёчное лицо, то ли от слез, то ли от соленых огурцов на ночь; синяки под глазами и отросшие корни волос; ногти без свежего маникюра, отсутствие макияжа и волосы, в впервые в жизни зачёсанные в учительский пучок, делали ее совсем не похожей на себя прежнюю.

«Ужас какой!» – подумала Синицына и пообещала себе, что больше так выглядеть не будет ни при каких обстоятельствах.

Уже на рабочем месте она слегка подкрасилась, распустила волосы и заплела их в небрежную косу и почувствовала себя человеком. Все-таки женщинам это просто крайне необходимо – быть красивой.

«И на выставку схожу, и в ресторан с подругами и много чего еще сделаю. Ребенку нужна здоровая, красивая и адекватная мать, а не вот это вот все!»

***

Выставка современного искусства в Театре на Ленина впечатляла своими размахом и идиотизмом.

– Это перфоманс, вы ничего не понимаете! – доказывала голая тетка лет пятидесяти парочке влюбленных и осуждающе качала им вслед головой.

Юнона старалась казаться незаметной, и просто тихо сходила с ума от представленных в залах композиций.

И инсталляция того самого, исконно мужского органа во всю стену, отнюдь не было самой странной и отвратительной в своих размерах и подробностях композицией.

Как например вам картина, на которой изображены глаза, наполненные червями? Или женская грудь в окружении бравых молодцев в ожидании молока? А скульптура писающего сразу во все стороны мальчика? А женщина, пребывающая головой в унитазе? А человекособака или мужчина, высиживающий куриное яйцо?

Впрочем, может яйцо там было и не куриное вовсе, Юна сильно не разглядывала.

Она честно пыталась строить умное лицо и заинтересованно рассматривала первые пять экспонатов, но примерно на десятом Синицына сломалась.

Хватаясь за живот, готовый вот-вот превратиться в камень, Юнона направилась к скамейке, не замечая никого и ничего вокруг. Перед глазами то и дело возникал тот мужик на насесте и ее знатно штормило. Она уже почти приземлилась на странно вида лавочку. Почти… Юна практически села, как вдруг ее стошнило прямо на чужие отутюженные синие брюки.

– И вам добрый вечер! – ответили брюки.

Юна стрелой вылетела из зала. Могла бы – и через окно бы вышла. Благо этаж первый. Такого стыда она никогда в жизни прежде не испытывала и сейчас не знала, что нужно делать кроме как бежать.

И она бежала, пока не оказалась у родного подъезда. Низ живота нещадно ныл, и Юнона приземлилась на лавочку.

Так, надо успокоиться… мужика этого она может в первый и последний раз в жизни видит, нечего нервы себе трепать. Переживет как-нибудь, чай не сахарный. И вообще, она же честно обещала Ляле вступить в ряды городских сумасшедших, точнее феминисток, а значит одному она уже считай отомстила. Правда неясно пока за что, но все равно! Можно сказать экзамен пройден.

Синицына успокоила себя таким образом и домой пришла почти не расстроенная.

Встречать ее из кухни вышла мама. Сейчас она вся была в муке – лепила пельмени.

– Ну как искусство, дочка? – участливо спросила Наталья.

– Да какое там… Вот твои пельмени – это искусство. А то, что там на выставке – даже говорить стыдно. Ты лучше не спрашивай. Я как рожу – обязательно расскажу. А сейчас меня стошнит, стоит только слово молвить, мам.

– Искусство – это краденую тачку по полной стоимости перепродать, а не ваши пельмени с писающими мальчонками, – наставительно произнесла бабуля, одним глазом высунувшаяся из зала.

Папа обречённо вглядывался в карты в своей руке и по всему было видно, что теща его вновь обыграла.

Нет, ну ничему жизнь человека не учит. Уж сколько раз твердили папе, а толку ноль. Всякий раз Клавдия уговаривает его сыграть «всего одну партеечку» и затягивается эта «одна» партеечку порой на ночь.

– Что бабуль, опять половину зарплаты заберешь? – хмыкнула Юна, проходя в зал.

Уселась в кресло в надежде на забавное домашнее зрелище – такое уютное и ламповое, что сразу как-то жить веселее становится.

– Я потом отдала! – возмутилась Клавдия.

– Угу, только не мне. – буркнул отец.

– Ну правильно, жене твоей давно шуба нужна была. Я же в семью, не на сторону.

Наталья из кухни заливисто расхохоталась, а папа окончательно надулся.

Юна развела руками и пожелала отцу удачи, а сама отправилась в свою спальню.

Открыла шкаф и с замиранием сердца взглянула на белоснежное платье. Она ведь тогда все-таки его купила. И фату купила. И туфли на низком каблуке тоже купила – уже точно знала, что беременна.

А вот интересно, не расстрой Юна тогда их свадьбу сама, как бы оно сейчас сложилось? Получается Макс просто искал повод, а она сама ему его дала?

Но ведь было бы гораздо хуже, если бы они поженились, и он стал от нее гулять?

Можно сколько угодно винить себя во всем, но правда остается правдой. Добровольский не один день назад сошелся со своей бывшей, значит сокрытие тайны было бы недолгим. Все равно все рано или поздно вскрылось бы.

– Юху! – по квартире разнесся победный клич бабушки и Юна пошла утешать папу.

Отец в это время с тоской в глазах выворачивал карманы и выгребал оттуда все, что там находилось, и бабуля придирчиво рассматривала, чтобы ей конфисковать.

– Бабуля, ты ему хоть штаны оставь, – смеясь Юна поцеловала бабулю в морщинистую щеку.

– Я подумаю.

Тут Наталья позвала всех к столу – как раз сварились пельмени. И даже малоежка Коля прискакал из своей комнаты. Схватил тарелку и ускакал обратно.

– Это что такое? – возмутился отец.

– Это возраст. Ешь давай, – вздохнула мама.

– Да я в его возрасте отца во всем слушался, не перечил, ел как положено и…

– И писал по расписанию. Да-да, все мы так говорим, когда вырастем. – перебила его Клавдия, – Твоя жена вон тоже поди думает, что пай девочкой была. А на самом деле она…

– Мама!

– А что такое? Ой-ой-ой, ути-пути, как с пацанами в подъездах целоваться, так это мы взрослые были. А как работать отправила, так сразу маленькие…

– Мама! – Наталья покраснела и Юна поняла, что сейчас будет скандал.

– Что мама?

– В четырнадцать лет отправлять на чужие плантации пахать – это бесчеловечно!

– Зато действенно. Вон каким хорошим человеком выросла. Вся в меня.

Наталья покраснела и готова была взорваться с минуты на минуту, а бабушка все не умолкала.

– Зато потом я ее гнала с мальчиками встречаться, а она ни в какую. И знаете почему?

– Почему? —заинтересованно спросил отец.

– А боялась, что вновь к брату моему поедет. Там у него пятьдесят соток одной только картошки.

***

Утром Юнона почувствовала себя плохо. Вернее, еще ночью она ощутила озноб, но вставать из теплой постели и проверять, есть температура или нет – не хотелось.

Зато утром градусник показал тридцать восемь и пять, и Юнона в панике разбудила мать. Вызвали врача, который прописал лечение, точнее почти полное его отсутствие, учитывая положение заболевшей, и отбыл восвояси.

Целую неделю Юна провалялась дома перед телевизором, отдыхая от трудов праведных. К ее счастью, температура продержалась только в первый день, оставив после себя некую расслабленность и легкий насморк.

Каждый день прибегала Клавдия и часами травила байки, вовсю развлекая Юну и спасая ее от тоски.

Наконец Синицыну выписали и она, весьма отдохнувшая, вернулась к рабочим будням. Впервые за долгое время ей захотелось принарядиться и накраситься, что она и сделала.

В офис Юнона пришла в приподнятом настроение и даже тот факт, что она опоздала, ее нисколько не смутил.

Пусть говорят, что хотят.

В лифте она встретила Люсю, и та нехотя поздоровалась. Юнона в ответ улыбнулась и кивнула, не желая, впрочем, заводить разговор, но Люська первая не выдержала. Вместо того, чтобы отправиться в свое крыло, она зачем-то окликнула Юну, когда та уже почти достигла двери.

– Погоди, мне так жаль, что с шефом все…

«Ну да, жалостливая какая…»

– Спасибо. – сухо ответила Синицына.

– И это… ты в курсе, что у Добровольского офис теперь в другом месте?

Что-то внутри неприятно кольнуло, но Юна быстро вязла себя в руки.

Она кивнула, будто и впрямь была в курсе.

Люся недоверчиво покосилась на нее.

– И теперь у нас управляющий – закачаешься! Такой мужик, просто огонь. Даже красивее твоего Добровольского! В смысле прости, бывшего твоего. Ой, опять что-то не то сказала…

Люська покраснела как рак и быстро-быстро, не прощаясь, убежала, а Юна поняла, что эта новость вышибла ее из колеи, но лишь на мгновение. Плевать ей на то, где сейчас Макс. Где и с кем. И с кем тоже плевать, да. И на новенького управляющего плевать.

Синицына открыла дверь и, чуть помедлив, вошла.

– А это та самая Синицына, я полагаю? – раздался чей-то голос.

Юна подняла взгляд и остолбенела. Прямо перед ней стояли те самые синие брюки и насмешливо рассматривали ее с головы до ног.