Читать книгу Исчезаяц - Мария Фомальгаут - Страница 3

– …а куда мы едем?

– Никуда мы не едем.

– Нет, ну как… в этом автобусе?

– Никуда мы не едем, не видите, что ли, мы стоим.

– Да нет… куда мы ехали?

– Никуда мы не ехали.

– То есть, автобус… никуда не идет? А чего мы тут сидим тогда?

– А что еще делать?

Псих какой-то, лучше у этого спросить…

– …простите, а куда автобус едет?

– Эссере индьетро.

– Это где такое место?

– Ни диспиате, нон ти каписко.

Черт…

– Руссо?

– А… йес… да… то есть… а вы… италиан?

– Си, соно итальяно.

Вспоминается что-то из Челентано не к месту и не ко времени. Оглядываю автобус и остановку, на которой написано stop, рощицу в отдалении, огоньки в окнах домов…

– …а мы где вообще?

Старичок впереди усмехается:

– А в автобусе.

Еле сдерживаюсь, чтобы не заорать, что ясно, что не в самолете.

– Не, в смысле… остановка какая?

– Хорошая остановка, вишь, какую сделали, крытую, с крышей, лавочки…

Топот снаружи, в дверь заскакивает девушка в пальто, заляпанном осенью.

– Ух, успела…

– Успели, барышня.

– А… он куда едет?

– Да никуда он не едет.

– А… сломался?

– Да навроде того.

– А… – девушка оглядывается, спохватывается, – а я куда ехала?

– Это у вас надо спросить, барышня, куда вы ехали…

– …да нет, правда… черт… ведь не помню…

– …а я из Беларуси, – говорит Стана. Все еще не привыкну, что она Стана, Станислава, для меня Станислав, это парень какой-то, а тут девушка в пальто, заляпанном осенью, осень золотом разметалась на волосах, – из Лиды.

Хочется называть её Лидой, главное, не ошибиться и не назвать, а то еще обидится.

– …а я в Хабаровске живу, – говорит Вилыч, который на самом деле Вавилович, только он сам себя Вилычем назвал.

– Из Хабаровска приехали?

– Да не приехал я, я там живу!

– Значит… – оглядываю остановку, – Это Хабаровск?

– Да не может быть, я из дома не выезжала никуда! – вспыхивает Лида, которая Стана.

– Но куда-то же ехали…

– Да куда-куда, на работу я ехала!

– А где вы работаете?

– Так я… черт… ё-моё…

– Что такое?

– Не помню я, вот что такое… Ну что вы на меня смотрите, я еще с ума не сошла, просто… не помню… – вспыхивает, спохватывается: – а вас как зовут?

– Э… – понимаю, что не помню своего имени.

– А работаете кем?

– Ну, мы там всякие приложения мобильные для банков делаем.

– Это которые не работают ни черта? – Лида снова вспыхивает.

– Сударыня, а вы бы попробовали сами такое сделать, потом говорили бы! Думаете, раз-раз и готово…

– …да ничего я не думаю, а взялись, так делать надо!

– …Бал… да… са… ро… – повторяет итальянец.

Стараюсь запомнить, а главное, стараюсь постараться не назвать его Балдой.

– Рим? – спрашиваю я.

– Да не Рим, а Рома, – подсказывает Вилыч.

– Э-э-э… Рома?

– Чивитавеккья.

– Это что по-ихнему?

– Город такой.

Понимаю, что даже не запомню…

– …а я помню, как я умерла, – говорит Лида, которая не Лида.

Думаю, как на это реагировать, познакомиться что ли, хочет, или правда с головой у неё что-то того, или черт пойми.

– И… как?

– А так, на остановку иду, а тут фура из-за угла, меня так по голове долбануло… и все… и свет такой…

– А-а-а…

– …А вы помните, как вы умерли?

– Да я вроде как живой еще…

– …а вы подумайте, вдруг неживой?

– Вы хотите, чтобы я умер?

– Да не-е-ет… просто… если бы мы все мертвые были, то понятно бы все было…

– Что понятно?

– Ну… что это царство мертвых какое-нибудь…

Пробую вспомнить, ничего не вспоминается.

– А вы? – Лида-не-Лида поворачивается к Вилычу.

– Что я?

– А вы… не умерли?

– Да, грибами траванулся, помню, сильно худо было, а вот чтоб умер…

Хочу спросить у Балды из Чиви-чиви-чирик-чирик, вспоминаю итальянский, который никогда не знал, – не успеваю, в автобус врывается еще один пассажир, бахается на сиденье так, что чуть не опрокидывает пазик, гаркает:

– А за проезд сколько?

– Пять тыщ рублей, – рапортует Вилыч.

– Да я серьезно.

– И я серьезно…

– Да ну вас… – вошедший смотрит на потертую надпись «Проезд 35», считает мелочь, выкладывает на столик рядом с водителем. Что-то не так, почему все так смотрят на меня и на вошедшего, ну куртка такая же, ну…

…нет…

…совпадение…

…ну, похож, похож, да…

…но…

– Это брат ваш? – спрашивает Лида-не-Лида.

– Э… нет…

Встречаемся с ним взглядами, играем в гляделки, наконец, он не выдерживает:

– Ну, привет.

Еле выжимаю из себя:

– А… привет.

Он садится на кресло рядом со мной:

– Можно?

– А… ну да… Ты… ты как?

– Да ничего… а ты?

– Да… да ничего так.

– А ты хотел операционку свою сделать.

– Ну так это ж вообще убиться надо, оно надо, убиваться-то?

– А… ну тоже верно… А чего ты так, за все хватаешься, ничего до конца не…

– …да не я, а ты!

– А… ну да…

Все еще не верю, что говорю сам с собой…

– …есть кто живой?

Дом отвечает тишиной, но какой-то не заброшенной, а такой, как будто совсем недавно здесь были люди, как будто дом ждет хозяев, быть может, нас…

Лида хлопает в ладоши.

– Ты… ты чего?

– Свет включаю, чего.

– Э-э, свет вообще-то выключателем включается…

– Какой свет, электрический, что ли? – Вилыч фыркает, – ишь чего вспомнили, шутники какие…

– А что такое?

– То такое, его уже двести лет, как нет…

– Невесело у вас там в Хабаровске.

– В ка-аком Хабаровске, нигде нету!

– А… а что случилось?

– Мил человек, вам курс истории повторить?

Холодок по спине.

– А… а пожалуйста.

– Сами учебник почитайте… о-о-ох, молодежь, ничего не знает…

– Нет, правда, – рискую нарваться на очередной скандал, – почему света-то нет?

– А нефть тебе вечная, что ли? Кончилось электричество ваше…

Страшная догадка:

– А… а какой у вас год?

– У нас две тыщи сто седьмой, а у вас?

Даже не говорю, что двадцать третий. Две тысячи. Безо всяких сто. Приглядываюсь к Балде, думаю, из какого века он может быть, если вообще не из средневековья…

– …чего надо?

Смотрю на себя над изголовьем кровати, что вообще творится…

– Чего, не спится тебе, сказку тебе рассказать или колыбельную спеть? Или темноты боищься?

– Да не… я в ноут посмотрел…

– И чего?

– Вот это… – я показываю себе на запись, – ты мне письмо прислал?

– Какое еще письмо?

– Это вот… найди трех самих себя, это очень важно…

– Не я…

– …а адрес стоит от меня к тебе…

– …охренеть… значит, кто-то третий есть…

– …если только третий. А не четвертый, пятый и десятый.

– Надо будет проверить, пошукать…

– Как ты пошукаешь, комп-то один и тот же…

– В смысле?

– Ну, в смысле, мы с тобой одинаковые, и компы у нас одинаковые, сечешь?

– А… а почему так?

– И ты у меня спрашиваешь?

– А у кого? Ты у нас умный… еще бы делал чего-нибудь, вообще цены бы тебе не было…

– Да на себя посмотри, я в тебя такой!

– Это я в тебя такой, ты…

…мир крутится волчком, какого черта я делаю, а ведь давненько мечтал самого себя по стенке размазать, за все, за все, за то, что не умею ни черта, за что бы ни взялся, сразу лапки опускаю, черт бы меня драл, за то, что другие уже… а я еще, за… за…

Моя голова с хрустом и треском впечатывается в дверной косяк, какого черта я только что сделал, почему я не встаю, почему у меня голова повернута на какое-то немыслимое число градусов, до которого математика еще не додумалась, я, конечно, сова, но не до такой степени, и нечего на меня таращиться, не мигая, так мертвые смотрят, а я же…

Топот ног, Вилыч, Лида-не-Лида, Балда, смотрят на меня, на второго меня, понимаю, что дело дрянь, что бежать надо, бежать, распахиваю дверь…

– А-а-а-а – а-а!

Кажется, орем все вместе, когда видим за дверью вон то, даже не могу понять, что именно, полупризрачное, полубестелесное, и в то же время оно кажется максимально плотным, смотрит на нас – без глаз, без лица, но смотрит, движется к порогу…

Захлопываю дверь за секунду до того, как существо касается порога. Лида-не-Лида пытается спросить, что это было, не успевает, я второй неуклюже поднимаюсь с ковролина, бормочу слова, которые при Лиде-не-Лиде говорить нельзя. Я, стоящий у двери, одергиваю себя, стоящего в углу, я в углу кажется даже не замечаю себя, растерянно ощупываю шею:

– Это… это как это вообще, а?

– Что вообще?

– Да что-то я не замечал, чтобы мертвые вот так оживали…

– Слушайте, а может… может, мы уже все мертвые? – спрашивает Лида-не-Лида.

– Ну что такое говорите, мы… – я второй прижимаю руку к груди, еще, еще, почему-то уже понимаю, что ничего там не найду, пульс, пульс, где он этот пульс, ни сердца, ни пульса, ни…

…бросаюсь на кухню, выискиваю что поострее, вонзаю в запястье, так и есть, ничего…

Балда мечется вокруг меня, истошно орет, чтобы я этого не делал, я показываю ему на руку, смотри, смотри, крови нет, ничего нет, смотри, смотри…

– …так, надо понять, что нас всех объединяет, – Лида-не-Лида устраивается на подоконнике с чашкой кофе, – вот мы с вами не встречались никогда, – кивает в мою сторону, – может, в будущем встретимся? У вас какая фамилия?

– Так я даже имени своего не помню, а вы про фамилию!

– Нет, ну вот, например, я с мужем разведусь, с вами встречусь, а Вилыч наш сын там или внук…

– А Балда?

– Кто-о?

– Э-э-э… ну… этот… Барто… Болто…

– Балтасаро.

– А… ну да… он…

– …он мне сказал, что жил в тысяча девятьсот десятом году…

– Вот как… а у вас в роду…

– …не было итальянцев.

– И у меня не было…

– Вот что, а может, этот Балтасаро кого-нибудь из наших предков убил или наоборот не убил, и мы появились, или наоборот, не появились…

– Ну, вас и понесло…

– А вы что предлагаете? У вас какое объяснение?

– Не знаю я… улыбнитесь, вас снимает скрытая камера…

– …ты хоть понимаешь, что он тебя отдаст? Или меня? – ору я себе в лицо.

– С чего ради?

– С того ради, на хрена ему два одинаковых человека в коллекции? Вот сецчас и поменяет на какого-нибудь Авраама Линькольна или Наполеона Бонапарта…

– Кстати, а чего-то Бонапартов с Линькольнами среди нас не видать…

– Ну, если бы ты в потолок не плевал, а за ум взялся, глядишь, и были бы…

– Да ну тебя, я серьезно…

– Ну, если серьезно, так всякие Пушкины с Менделеевыми подороже стоят, чем хреновый айтишник с руками не из плеч… Это мы мелкая сошка копеечная, цена сто рублей за ведро…

– Но как нас двое-то оказалось?

– Ну, может, там хрень какая-нибудь с сюрпризом внутри, покупаешь, не знаешь, что попадется, помнишь, пингвинов собирал…

– Тьфу, прям на ностальгию прошиб… Хоть беги на кассе покупай, сейчас там еще какие-то яйца появились здоровущие такие, интересно, а там что…

– Ну хошь, беги покупай, а хошь давай подумаем, что делать, чтоб не разлучили… и главное, что мы делать вместе должны, что еще третьего надо найти, не на троих же соображать в самом-то деле…

– Стартап замутить.

– Ну-ну…

– Ты какую-то там четырехмерную реальность хотел устроить…

– Так это думать надо…

– А, вот для того втроем и соберемся.

Да какая разница, если ты чего-то не понимаешь, тут хоть десять тебя будет, все равно ничего не получится! Не, тут другое что-то…

…меня прерывает стук в дверь, иду открывать, уже ожидаю увидеть на пороге очередное пополнение коллекции, интересно, кто там будет, молодой, старый, мужчина, женщина, какая-нибудь сухонькая старушка или угреватый подросток или девушка с ребенком на руках…

…распахиваю дверь, вижу самого себя, даже не удивляюсь.

– Ну, при…

…не договариваю, сбитый выстрелом, еще успеваю заметить, как второй я бросаюсь на помощь первому мне, падаю под вторым выстрелом…

– …ну, я бы не стал говорить – ожившие… Я бы скорее назвал нас копиями… Да тишина в зале, ё-моё, я кому сказал вообще! Уж других не уважаете, давайте самого себя уважать, один человек в зале в количестве пятьсот штук, и то смирно сидеть не можем… умники хреновы… Ладно, давайте дальше, читаю: Уникальное предложение, только сегодня – копии давно живущих два по цене одного…

– И что с этим со всем делать-то?

– Что делать, что делать, читать роман Чернышевского «Что делать»… Есть у меня задумка одна, не знаю, как получится…

– …уважаемые покупатели, только для вас сегодня скидка двадцать процентов на всю коллекцию виртуальных игрушек – Футурантропы, жители далекого будущего! Исследования подтвердили, что наши бесконечно далекие потомки будут выглядеть именно так!

Что-то щелкает в голове, какие-то смутные воспоминания, смотрю на причуливое существо, беру нарядную коробку, задумываюсь, зачем-то беру две, думаю, беру еще одну…