Читать книгу Я приду - Мария Сорокина - Страница 8

Через день Элина уехала в Москву. Вся её жизнь, работа, были там. Петербург провожал солнцем «и почему все думают, что это серый город дождей? В нём самые яркие воспоминания».

Патрик жил на три города, и работал на три города. Но Москва часто в этот список не входила.

Они договорились прилетать друг к другу каждые выходные. Попрощались. Она впервые шла на посадку, опустив голову. По щекам текли слёзы. А он проехал все повороты по кольцевой, мча в крайней левой, туда, где им было хорошо.

* * *

Неделя выдавалась очень загруженной, Патрик улетал в Рим на пару дней, Элина с головой ушла в новые проекты, не оставляя себе времени на мысли о нём, о том, что ей нравится его бесшабашность, о том, что он живёт настоящей жизнью, о его свободе поступать, говорить, выглядеть и думать лишь так, как надо ему.

«Элина, ты у себя одна, жизнь одна. И тебе с собой нужно пройти всю эту жизнь в любви и согласии. Чтобы потом не жалеть о бесцельно прожитых годах. Направь всю свою энергию на умение наслаждаться жизнью».

Она даже записала эти слова Патрика. Она так не умела. Она видела, что они очень разные. Как им быть дальше? Как ей быть дальше с самой собой? Ведь в ней что-то перевернулось. Теперь она не могла выкинуть такой огромный, наполненный эмоциями и чувствами кусок жизни, длиною в два дня. Два дня против её 12, 500 тысячи дней с собой.

* * *

Наконец наступила пятница и она летела в свой Петербург. Он встретил с пионами. Долго обнимал, целовал, гладил её гладкие волосы и задал лишь один вопрос.

– Почему не кудряшки?

– Я их не люблю.

– А я очень люблю.

* * *

Северная, дождливая столица встретила ярким солнцем и теплом. Ей здесь очень нравилось. Они ужинали в разных ресторанах, катались на велосипедах, она не умела, а он шутил, что детство у неё было, видно, сложное. На что она тупила взор, наконец поняв, где нужно тихонько раскапывать причину всех её нынешних состояний.

Он покупал ландыши, незабудки, выходя на улицу позвонить, пока несли заказ. Они встречали рассветы и провожали солнце в закат, белые ночи путали время суток, они путали дни. Он просил остаться ещё на день и она впервые в жизни перенесла все планы, даже не сдав билет, просто не приехала в аэропорт, улетев лишь следующим вечером. Шла неделя за неделей. Она почему-то не хотела, чтобы он приезжал в Москву, хоть один раз всё же оказался там проездом. В её идеальной, белоснежной квартире, в престижном доме, со шторами на окнах, которые он не мог терпеть. И с лепниной на потолке.

– Как архитектор я бы выломал здесь всё сию минуту к чертям собачьим. Элина, лепнина, правда? Почему у тебя так бело? Ты у меня ассоциируешься с богемной уютной квартиркой, наполненной всякой всячиной, нужной, естественно, с цветами по всему дому, вазы, вазы, пионы, причём в маленьких флакончиках из-под разных духов, косметики. Ты бы спасала цветки и делала композиции. У тебя был бы обязательно бархатный зелёный такой диван, пианино. И чёрный кот.

– Ты выдумщик. Я люблю когда порядок.

– Знаешь, я бы познакомился с твоими родителями. Моих ты уже знаешь. Что-то мне подсказывает, что на твою подкорку записали неверный шифр в детстве.

– Знакомство ни к чему. Для чего это?

– Действительно, ни к чему. Мы ведь только спим вместе и проводим самые лучшие дни в нашей жизни вместе. Я прямой человек, ты знаешь, мне нечего скрывать и юлить я не умею. Как ты думаешь, что дальше? У нас есть будущее?

– Не знаю. Я не думала об этом. Как мы можем совместить наши жизни на полную ставку?

– Видимо, нужно подумать, потому как мне тебя мало.

– Как и мне тебя.

* * *

Прошла ещё неделя и ещё, прошёл месяц.

Она летала в Москву на работу, прилетая в Петербург даже посреди недели.

Мама сразу заметила: что-то дочь зачастила в Питер и вообще стала другой. В чём причина она поняла-мужчина. Но впервые в дочке стал проскакивать голос. И он резонировал с её мыслями.

В один из вечеров, когда Элина сидела, работала дома, она позвонила.

– Привет, как дела?

– Нормально всё, привет.

– Дочка, что случилось?

– В смысле?

– С тобой, что происходит?

– Ничего, всё хорошо. А что не так?

– Ты не звонишь, не приезжаешь, не поздравила с днём рождения двоюродную сестру, постоянно ездишь в Петербург.

– Вроде бы всё, как надо.

– Вот, видишь, ты мне дерзишь ещё.

– Мам, не надо разговаривать со мной как с маленькой, ладно?

– Ну вот опять. Успокойся, Элина.

– Да спокойна я, это ты мне позвонила, сейчас вечер, я работаю, а ты устраиваешь допрос.

– Ах, вот как, это допрос? Это волнение.

– Мам, слушай, ты кому угодно можешь доказывать, что это волнение, но я тебя прекрасно знаю, – тут Элина осеклась, и сгоряча продолжила, – ты всегда всё хочешь контролировать, кто, где, сколько и когда, да не дай бог тебе не скажут, не сообщат, или ещё чего не послушаются, всё – пиши пропало, все сразу плохие, неблагодарные и бессовестные. Я устала мам. Я взрослая. И если я не хочу звонить и говорить о событиях своей жизни, значит я точно уверена, что кроме осуждения ничего не дождусь.

Элина выдохнула, как будто из её груди наконец выпал огромный булыжник, мешающий ей дышать всю жизнь.

– Я поняла, спасибо тебе доченька, до свидания.

«Ну, конечно, конечно, обиделась теперь. И мне замаливать вину без вины тысячу лет придётся, ну кто меня дёрнул за язык?»