Читать книгу Самоучитель танцев для лунатиков - Мира Джейкоб - Страница 10

Мост Джорджа Вашингтона, более известный как мост Авроры, стал настоящей аномалией Сиэтла с момента возведения в 1932 году. В городе, где стараются строить не восьмиполосные автобаны, а обычные двухполосные дороги, где много разводных мостов между спальными районами с трогательными названиями Фремонт, Куин-Энн, Баллард, это гигантское сооружение всегда казалось до ужаса неуместным, снизу оно было похоже на жуткий, натянутый в небе гамак. Задуманный как последний участок Тихоокеанской трассы, мост стал излюбленным местом самоубийц Сиэтла еще до окончания строительных работ. Первый человек спрыгнул с него в 1932 году, за месяц до открытия, приуроченного ко дню рождения Джорджа Вашингтона. Сто семьдесят шестое самоубийство произошло 26 августа 1992 года.

Сиэтл в августе: вечная заря, навевающая мысли о греческой мифологии, закатное солнце, медленно стекающее в залив Пьюджет-Саунд, – в таком освещении люди кажутся бессмертными версиями самих себя. И 26 августа 1992 года многим хотелось запечатлеть эту минуту.

– Щелкни нас по-быстрому, ладно? – сказал кореец, стоявший перед Аминой.

Ей подумалось, что он может потеряться в огромных штанах с накладными карманами не по размеру.

– Вообще-то, я здесь по заданию «Пост-интеллидженсер», – виновато взглянув на фотоаппарат, ответила Амина.

– Отлично, – улыбнулся он, обнимая стоящих по обе стороны от него женщин. – Улыбочку!

Быстро прикинув, сколько времени она потратит на объяснения, а сколько уйдет на то, чтобы сделать снимок, Амина щелкнула затвором. Отлично, с этим разобрались… Стараясь не смотреть никому в глаза, она подошла к «Кристал блю», отчаянно борясь с клаустрофобией, которая начинала предательски сжимать ее легкие всякий раз, когда Амина поднималась на борт яхты.

На этой яхте было пруд пруди молодых программистов и девелоперов компании «Майкрософт». Эти детки, едва окончившие колледж, праздновали свой успех, закатив вечеринку на водах Пьюджет-Саунд, что само по себе выглядело странно. Кроме того, Амина ни слова не понимала из их разговоров, а это уже, прямо скажем, раздражало. Что еще за Линукс такой? От одной мысли, что на свете существует вещь под названием «C++», Амине отчаянно захотелось выпить, но она пришла сюда не за этим. Ей было велено запечатлеть новоиспеченную элиту Сиэтла – мальчишек, бодро улыбающихся из-под капюшонов своих толстовок.

– Покажи, какова эта вечеринка на ощупь! – провозгласил новый помощник фоторедактора «П-И», как будто речь шла о кашемировом свитере.

Оглушенная шумным праздником, Амина ходила взад-вперед по палубе. Она еще не успела поймать подходящий кадр и теперь, когда яхта пробиралась по шлюзам и каналам обратно в озеро Вашингтон, думала только о том, как ей не терпится сойти на сушу.

– Охренеть как клево, да? – сказал другу парень в оранжевых шортах, показывая на мост Авроры. – Охрененно он выглядит, прям ваще! Настоящий Леголенд!

– Ага! – поддержал его друг. – Леголенд не то слово!

Амина незаметно подошла к ним сзади, попыталась поймать правильный угол и снять бокалы, поднятые в честь консольного мостового хребта, и вдруг увидела его. Посреди моста стоял мужчина в желтых одеждах и с выбеленным лицом. Клоун, подумала она сначала. Приблизив изображение, она увидела головной убор из перьев и щелкнула затвором.

– Эй, мы вас не заметили! – обернулся парень в оранжевых шортах. – Попозировать вам, да? – ослепительно улыбнулся он.

– Нет… я… – замялась Амина и показала на мост, – я фотографировала того парня.

– Который мост убирает? – спросил мистер Оранжевые Шорты, посмотрев на мост.

– Он не уборщик.

– Но на нем же форма!

– На нем костюм из перьев, – сказала Амина.

– Что?!

Яхта «Кристал блю» размеренно скользила по воде, приближаясь к мосту, и теперь Амина смогла хорошо разглядеть мужчину в видоискатель: головной убор из перьев покачивался на ветру.

– Эй, они что, заказали нам акробата? – закричал Оранжевые Шорты, показывая на мост.

Все повернули голову, и толпа зашумела, повторяя его слова.

– Акробат! – крикнул кто-то, и все собравшиеся на яхте одобрительно загудели.

Мужчину в перьях это, кажется, удивило. Он неуверенно переминался с ноги на ногу, а публика не сводила с него глаз, затаив дыхание. Амина подошла поближе к краю палубы и крепко взялась за перила.

Вдали раздался пронзительный вой сирен, нараставший по мере приближения. По мосту проехали несколько полицейских машин и «скорая» с мигалкой. Яхта словно взорвалась возгласами, пассажиры осознали, что происходило: «Смотрите! Полиция! Он собирается прыгнуть! Самоубийца!» Люди напирали на Амину с обеих сторон, но она уверенно отталкивала их, не обращая внимания на недовольное ворчание пытавшихся пролезть поближе. Повернув линзу, Амина увеличила резкость, чтобы было лучше видно машины, и именно в этот момент Бобби Макклауд решился сделать шаг вперед. Конечно, она не знала его имени, тогда она вообще ничего о нем не знала. Все эти подробности всплывут много позже, когда Амина будет как одержимая читать посвященные этому происшествию статьи.

Долгие недели – нет, месяцы! – она задавалась вопросом, что заставило ее так резко повернуть кольцо диафрагмы, кто направлял ее руку, когда она щелкнула затвором и умудрилась запечатлеть Бобби Макклауда в падении. И тем не менее она это сделала – сделала невероятный, невозможный снимок. На ее единственной фотографии, которая попала на первые полосы газет вместе со статьей о Бобби Макклауде, самоубийца навеки завис между изогнутыми сводами моста Авроры и плоской поверхностью воды, перья на голове развевались на ветру, руки, словно крылья, были широко раскинуты в стороны.

– Эффектно! – похвалил ее фоторедактор и направил снимок в срочную печать.

Потом он выбрал еще несколько фотографий с пленки (не преминув с недовольным видом поинтересоваться, где фотографии с афтерпати, но Амина лишь покачала головой), а потом отвернулся к стоявшему в дальнем углу комнаты телевизору. По всем трем местным каналам показывали сюжеты о случившемся, стараясь впихнуть в эфир столько подробностей, сколько позволяло время, включая интервью, взятые у очевидцев, и бесконечные панорамные кадры с моста.

Амина смотрела на все это, жалея, что ее не мутит и она не ощущает ничего, кроме холодного облегчения. Даже парни из «Майкрософта» вели себя как положено: дрожащими голосами потрясенно рассказывали и пересказывали то, что происходило за последние двадцать минут их поездки. Будто в промежутке между тем, как увидели мужчину на мосту, и его прыжком они действительно могли что-то сделать и остановить его. Одна женщина просто рыдала в голос, пока двое коллег не увели ее в туалет на нижней палубе.

Покинув офис, Амина сразу же поехала в «Таверну Линды». Через сорок минут, с затуманенным от трех бокалов пива взглядом, она заказала четвертый. Дверь бара открылась, и на пороге появился молодой человек в точно такой же куртке, какая была на Акиле в день смерти. У Амины задрожали руки.

«Деньги – вот что его убило!» – так написали в газетах. Сначала «П-И» и «Сиэтл таймс», а следом за ними – «Сан-Франциско кроникл», «Вашингтон пост» и «Нью-Йорк таймс», которые вывели эту историю на общенациональный уровень. Дотация в размере 162 миллионов долларов, выделенная племени индейцев пуяллуп в Такоме, – вторая по величине за всю историю отношений коренных американцев и правительства США, – положила конец жизни Бобби Макклауда, так же как в свое время убила его брата, кузена и дядю.

Сидя в библиотеке, в пропахшей путом кофте, Амина склонилась над прибором для чтения микрофильмов, изучая новости предыдущих лет. Племя отказалось от претензий на земли вдоль бассейна Такомы, и это решение с самого начала вызвало много споров. Восемнадцать тысяч акров отошли индейцам по договору, заключенному на ручье Медисин-Крик в 1854 году, а затем постепенно отторгались в ходе так называемых переговоров, после чего к 1934 году осталось всего тридцать три акра. А ведь земля принадлежала им по праву рождения. Продав ее за деньги, индейцы лишили себя этого права, а вместе с ним и всего наследия предков. С самого начала было ясно, что это плохо закончится, хотя каждый член племени и получил на руки двадцать тысяч долларов.

«Кровавые деньги». Слова Акила так отчетливо прозвучали у Амины в голове, что на минуту ей показалось, будто она вернулась на девять лет назад. Подняв голову от микрофильма, она огляделась, но в библиотеке, кроме нее, находился лишь пожилой мужчина, сидевший с полусонным видом в дальнем углу зала. Она погрузилась в чтение.

В племени бытовало много разных мнений по поводу того, стоит ли отказываться от земли, но не меньше было и вариантов возможного использования двадцати тысяч долларов. Одни говорили, что смогут купить на эти деньги еду и зимнюю одежду, но другие не скрывали своих опасений на этот счет.

«Я просто пытаюсь убедиться, что не пущу все на ветер» – так сказал Рейден Фикс, тридцатичетырехлетний наркоман, проходящий реабилитацию в медицинском центре племени («Племя пуяллуп готовится к золотому дождю». – «Сиэтл пост-интеллидженсер», 23 февраля 1990 года).

«Двадцать тысяч мало что дадут, – утверждал Бобби Макклауд. – Сто тридцать восемь миллионов в поддержку социальных программ, развивающегося бизнеса и на покупку земли – вот что положит конец нашей нищете».

Бобби Макклауд не пил. Он не курил и никому не позволял этого у себя в офисе в Центре племени. Здесь на стенах, рядом с дипломом Вашингтонского университета, висели фотографии – Бобби был запечатлен вместе с Джесси Джексоном и Биллом Клинтоном. В свои тридцать шесть лет Макклауд стал одним из немногих членов племени, которые умудрились опровергнуть статистику: средний годовой доход в восемь тысяч долларов, девять классов образования и пятидесятипроцентная вероятность стать алкоголиком или наркоманом к шестнадцати годам.

«Все говорят, что земля принадлежит нам по праву рождения, однако по праву рождения нам принадлежит жизнь! Успех, развитие и радость смотреть, как растут наши дети», – сказал Бобби Макклауд.

Чертовы краснокожие!

Видимо, у нее ПТСР. А может быть, все дело в заурядном пьянстве. Или она так реагирует, столкнувшись с историей, которая наверняка привела бы в бешенство ее брата. Второй раз Амина услышала голос Акила уже лежа в кровати, с разбросанными вокруг ксерокопиями статей о Бобби Макклауде. Моргая, она посмотрела в темный коридор, разделявший ее квартиру с анфиладой на две половины, – пусто. Девушка встала и закрыла дверь спальни.

После полудня она задремала, но ее тут же разбудил телефонный звонок. Потянувшись к трубке, Амина перевернула стоявший на тумбочке стакан с водой и выругалась.

– Они все телефоны оборвали, потому что права принадлежат тебе, – раздался в трубке голос Димпл, – ты должна что-то сделать!

Струйка стекала с тумбочки на рубашку, в которой она три дня назад в последний раз выходила из дому. Амина кинула туда несколько валявшихся на полу носков, чтобы вода впиталась. У изголовья, вытянувшись, словно караульный на посту, стояла почти полная бутылка виски.

– Амина, ты меня слушаешь?

– Да.

Зря она рассказала Димпл о звонках. Разумеется, сестра хочет «воспользоваться» предложениями агентств, которые желают купить права на снимок. Она считает, что это возможность наточить зубы и сделать первый шаг в мире бизнеса (Амине всегда представлялось, что зубы должны быть лошадиными).

– Перед нами открывается дверь, – говорила Димпл, – открывается прямо сейчас! Причем не навсегда, она может захлопнуться хоть завтра! Нам всего-то надо сделать несколько звонков! Я не понимаю, в чем проблема?

С ума сойти, остановите Землю! Димпл чего-то не понимает!

– Помолчи! – оборвала ее Амина.

– Что?!

– Просто я… – Амина крепко зажмурилась, пока перед глазами не заплясали яркие цветные круги. – Наверное, правообладателем является «П-И».

– Нет, не является, – отрезала Димпл, но потом все-таки взяла на себя труд объяснить ситуацию. – Помнишь, как мы сомневались по поводу этого пункта, когда ты подписывала контракт? Пункт по поводу авторских прав на твои фотографии? «П-И» может публиковать фотографию, поскольку, строго говоря, в момент съемки ты была их официальным корреспондентом, но после этого все права переходят к тебе. Любой, кто хочет воспользоваться снимком, должен иметь дело с тобой.

– А если я не хочу, чтобы со мной имели дело?

– Вот я и говорю, что могу сама этим заняться!

В принципе, достаточно было просто сказать «да», поблагодарить и быстро повесить трубку. Снова залезть под одеяло и погрузиться в сны об Акиле. Но Амину охватил ледяной холод, который она впервые ощутила вчера, посмотрев на свежий выпуск газеты: имя Бобби Макклауда, безмолвное горе людей, которые любили его, сжимали ее тело стальной хваткой. Что они почувствовали, увидев ее снимок? Что она, сама того не желая, показала им? Амину пробрала нервная дрожь.

– Ами, ты меня слушаешь?

– Она вечно будет стоять у них перед глазами.

– Что?!

– У него остались дети. Ты знала, что у него есть дети?

На другом конце провода повисла долгая пауза.

– Сейчас приеду, – наконец раздался в трубке голос Димпл.

О нет, только не это!

– Не надо! – Амина быстро оглядела бардак, творившийся в комнате: бутылки, окурки, газеты. – У тебя будут проблемы на работе!

– Просто привезу тебе обед, ладно? Можем даже не разговаривать, если не хочешь.

– Димпл, со мной все в порядке!

– Ага, конечно! Через десять минут буду!

– Нет! Не надо! Господи, ну не так быстро! Твой звонок меня разбудил! Дай мне хоть в себя-то прийти, ладно? И кстати, я согласна! Делай, как считаешь нужным. Можешь вести переговоры с агентствами. Давай!

– Боже мой, да мне на это уже плевать! Я просто сразу не поняла, в чем дело. Это ты из-за Акила, да? Пожалуйста, разреши мне приехать!

– Дело не в… – хриплым голосом начала Амина, но осеклась. – Слушай, просто разберись с этими агентствами, хорошо? Ты мне очень поможешь, – добавила она и затаила дыхание в ожидании ответа Димпл, которой предстояла нелегкая сделка с совестью.

– Ты уверена? – спросила сестра через несколько секунд.

– Да, – с облегчением вздохнула Амина.

– Хорошо, после работы я сразу к тебе!

– У меня есть планы на вечер, может, поздно буду, – соврала Амина. – Созвонимся.

Положив трубку и на время нейтрализовав Димпл, Амина выползла из кровати и начала искать, что бы надеть. Из-под задернутых штор в комнату струился яркий солнечный свет. Несмотря на то что это было совсем не в ее стиле, а скорее в духе дурацких женских сериалов, где героини заламывают руки и вопят «Боже, за что?», а кроме того, вычурно, чересчур театрально и к тому же отвратительно, Амина взяла с тумбочки бутылку, сделала большой глоток и поперхнулась.

«За тебя, детка!»

Он недооценил силу денег. Не тех ста тридцати восьми миллионов долларов, которые были вложены в постройку казино «Изумрудная королева» и создание сети школ для индейцев и действительно могли положить конец постоянной нищенской жизни племени, – тут Бобби Макклауд оказался прав. Он полностью ошибся в том, какое воздействие произведут чеки на двадцать тысяч долларов, выписанные каждому индейцу пуяллуп.

«Бобби использовал свои мозги и свое положение в племени, чтобы продать нас всех оптом. Наши родители сейчас, наверное, в гробу переворачиваются», – сказал репортерам его брат Джозеф Джо-Джо Макклауд на лестнице отеля «Такома Шератон» сразу же после торжественного подписания договора («Племя променяло землю на будущее». – «Сиэтл пост-интеллидженсер», 24 марта 1990 года).

С мая 1990 до начала 1991 года индейцы пуяллуп, по словам одного из членов племени, пожелавшего остаться анонимным, «прожили целых восемь месяцев американской мечты». Обналичив чеки, сумма которых составляла их заработок примерно за два года, они купили машины («файрберд», Z28, полноприводные «БМВ» и целый автопарк пикапов), съездили в отпуск (Диснейленд, «Морской мир», Вегас), приобрели товары первой необходимости (памперсы, газ, еду, обогреватели, покрышки, одежду), потратились и на менее насущные потребности (семейные портреты, ужины в ресторанах, наркотики).

К июню 1991 года, спустя полтора года после выдачи чеков, по примерным оценкам, семьдесят пять процентов получателей спустили все до последнего цента.

«C ума сойти, да неужели!»

– Их можно понять, – произнесла вслух Амина, складывая газетный лист пополам.

«А никто и не говорит, что нельзя».

«Не верьте романтическим бредням о том, что когда у вас нет денег, их отсутствие вас не беспокоит. Если ты голоден и у тебя за душой ни гроша, то чувствуешь себя отвратительно, – сказала член племени Глэдис Джонс («Племя пуяллуп год спустя: оглядываясь назад». – «Сиэтл таймс», 23 марта 1991 года). – А когда есть деньги и все идет нормально, чувствуешь себя еще хуже».

Поездки в отпуск превратились в фотоальбомы. Дома́ поглощали арендную плату и выплевывали своих обитателей на улицу. У машин постоянно менялись владельцы, и если человек выходил из бара и обнаруживал, что кто-то украл «коня», то чувствовал скорее дискомфорт, чем настоящее расстройство.

«Бобби это просто подкосило, – заявила Шерили Бин, подруга детства и член племени в интервью («Америка откупается от угрызений совести». – «Нью-Йорк таймс», 12 октября 1992 года). – Когда деньги закончились, это стало ударом для всех нас, но особенно для Бобби. Даже те, кто потратил доллары с умом или вложил их, были вынуждены смотреть, как наши братья и сестры идут ко дну».

В январе 1992 года его дядю Ронни Макклауда нашли мертвым после десятидневного запоя в гостиничном номере в Вегасе. В марте его двоюродный брат Майкл Джон попал в аварию на своем грузовике. В мае брат Джо-Джо Макклауда съел две упаковки аспирина. Он провел три дня в коме и умер 15 мая 1992 года.

– Амина-Амина-Амина! – раздался на автоответчике хриплый голос Томаса. – Просыпайся, растрепа! Подъем! Проснись и пой! Расскажи нам все-все-все! У твоей матери голова уже раздулась, как воздушный шарик, а мы еще даже…

– Но, детка, почему же ты нам ничего не сказала? – с притворным расстройством спросила Камала. – Бала говорит, что Димпл ей сообщила: какая-то твоя фотография во всех передовицах и все хотят ее купить! Так теперь эта царица Савская названивает всем: Санджи, Раджу и еще бог знает кому, как будто ты ее дочь…

– Она сказала, что твое фото даже в «Нью-Йорк таймс»! Это правда? – спросил Томас. – Ты должна выслать нам экземпляр!

Повисла короткая пауза, родители выдохлись и с благоговением дышали в трубку. Потом они отключились: сначала Томас, а потом Камала, не преминув напомнить, чтобы Амина отправила им фотографию и ни в коем случае не забывала раз в неделю втирать в волосы кокосовое масло, чтобы они становились еще чернее.

Поздним вечером 26 августа 1992 года Бобби Макклауд поставил машину на парковке за кафе «Стилл-лайф» и направился по Фремонт-авеню к магазину маскарадных костюмов «У Салли». Там он купил костюм индейца чероки для мальчиков старше четырнадцати лет. Через семь минут, переодевшись в желтую пластиковую рубашку с бахромой и брюки в туалете для сотрудников магазина, Бобби вышел на улицу.

В первом из множества чеков, полученных Аминой в течение года, значилась сумма, равная ее заработку за три месяца. Ей совершенно точно не могли столько заплатить в сентябре и октябре, особенно учитывая ее безделье. Девушка положила чек на барную стойку на кухне и внимательно наблюдала за тем, как по нему медленно ползет солнечный луч, словно надеялась, что солнце испепелит чек и зажжет ей сигарету, но этого не произошло.

«Что, кровавые деньги за кровавые деньги?»

«Отвали!»

Теперь Амина старалась все время держать сигарету горящей. Она понимала, что просто-напросто спалит квартиру, если уснет, и постоянное чувство приглушенной тревоги не давало ей отключиться. По возможности лучше бы вообще никогда не спать. Ей опять стали сниться сны, очень прямолинейные, настолько прямолинейные, что она приходила от них в бешенство. Бобби Макклауд делает боевую раскраску мазками темперы. Бобби Макклауд читает ей статью о войне между испанцами и американцами по изданию Британской энциклопедии 1979 года. Бобби Макклауд стоит под сенью огромного тополя и показывает ей, какой размах крыльев должен быть у взрослого человека.

Сначала пошла волна демонстраций против использования фотографии. Противники публикации прошли маршем по мосту Авроры, украсив себя одним пером и держа в руках плакаты, гласившие, что жить на высоте – право, данное от рождения.

Потом появились противники противников («И снова грехи отцов наших». – «Уолл-стрит джорнал», 19 сентября 1992 года).

Затем вылезли либеральные участники дискуссии («Странный патриотизм». – «Нью-Йорк таймс», 10 октября 1992 года).

Но что нового они могли сказать? Что можно сделать в городе, который стоит на земле, отобранной у племени дувамиш, в городе, где восхваляют либерализм, но бульшая часть чернокожего населения живет за знаком «Белый хлеб», где ходят слухи, что университет построен на месте бывшего священного места захоронений? Дискуссии о значении смерти Бобби Макклауда для современности не утихали, а его образ между тем плавно перетек с фотографий на трафареты и, напоминая пятно из теста Роршаха, красовался на футболках, кру́жках и значках «Не забудем никогда», «Выбор за тобой» и «На выпивку не подаем». (Последняя надпись была придумана в организации «Студенты за намеренную дезинформацию», которая специально предлагала странные слоганы, для того чтобы показать всем, что средствам массовой информации нельзя верить.)

У Амины мелькнула мысль, что в этом есть странная ирония: она увидела сей призыв утром, держа в руке банку пива, – собиралась выключить телевизор и выставить жестянку на веранду, чтобы кто-нибудь мог забрать ее. Все, хватит, пора завязывать!

И она завязала бы, если бы не эссе, написанное тетей Бобби Макклауда по имени Сьюзен, профессором компаративного литературоведения в Университете Беркли. Три недели спустя ее рассуждения опубликовала газета «Сиэтл таймс»:

«Сам факт наличия этой фотографии многое говорит о нашей способности диссоциироваться от боли, которую испытывают окружающие нас люди. Для того чтобы сделать подобный снимок, необходима определенная бесчувственность, внутренняя холодность. Работа выполнена фотографом, освещавшим корпоративную вечеринку сотрудников „Майкрософта“. Разве это не идеальная, хотя и ужасно грустная метафора? Как же быстро мы готовы променять нашу человечность на финансовую выгоду».

– Прошу прощения, и это они считают интеллектуальным дискурсом?! – бушевала Димпл, с грохотом поднимая жалюзи. – Нашли на кого все свалить! На фотографа! Охренеть можно!

Амина смотрела, как двоюродная сестра бросилась через спальню ко второму окну: волосы убраны в тугой узел, обтягивающее черное платье с юбкой в складку – сегодня она напоминала вампира.

– В смысле, это дурацкий аргумент, ты же понимаешь, правда? Свобода прессы зависит от фотожурналистов, которые должны стойко запечатлевать все, что происходит в мире!

«Ну конечно, сейчас она доберется и до цензуры…»

– И чего же еще потребует миссис Гениальный Профессор?! – воскликнула Димпл, схватив с подоконника пепельницу и вытряхнув ее в мусорное ведро, отчего в воздух взмыло серое облачко пепла. – Чтобы мы на передовицы помещали фото щенков и котят?! А то, не дай бог, чьи-то чувства оскорбим?!

«Господи, а она ведь ни капельки не изменилась, да?»

– Ну, вообще-то, ни капельки, – хрипло прошептала Амина.

Димпл взглянула на гору одежды рядом с ее кроватью и поморщилась:

– Да ты послушай меня! Это шокирующий снимок? Да! Но он был сделан не ради этого! Он не был инсценирован, черт бы их всех подрал! И если какая-то идиотка считает, что тебе не хватает эмпатии или ты хочешь сделать деньги на чужом горе, то… – Димпл запнулась, заметив на тумбочке полупустую бутылку, и поморщилась. – Постой-ка! Да ладно, Амина…

– Наши отцы пьют виски, – пожала плечами Амина.

– Вот именно, – натянуто хохотнула Димпл. – Ты что, собралась пойти по стопам клана Сурьяни и допиться до кризиса среднего возраста?

«А она так и не смирилась с тем, что мы – индусы?»

– Ну да, не особенно…

– Что?!

– Ничего.

– Нет, что ты сказала?

– Это я не тебе.

Во взгляде сестры промелькнуло сочетание гнева и беспокойства. Амина почувствовала обжигающий приступ стыда и прикрыла глаза. Она и так отлично знала, что Димпл видит вокруг себя: коллаж из одежды, пустых бутылок, пепельниц, тарелок с объедками вокруг комода.

– Ами, какого черта? Что с тобой творится?

«А сама-то как думаешь?»

Амина покачала головой, и чувство вины, застрявшее где-то в подреберье, на удивление быстро превратилось в презрение. Конечно, Димпл легко говорить! У нее все просто: она может вести беседы о том, что уместно, а что – нет, продавать то, что надо продать, вне зависимости от результата беседы, и преспокойно жить на эти деньги, ни о чем не думая! Каково это – твердо стоять обеими ногами на земле и ощущать свое право не смотреть вниз, на дерьмо?

– Я сделала этот снимок, – сказала вдруг Амина.

– И что?

«Не говори ей».

– Я прекрасно понимала, что делаю.

– Конечно! Ты фотограф! Это твоя работа!

– Я хотела, чтобы это произошло. Вот почему я успела изменить настройку диафрагмы еще до того, как он прыгнул.

– Амина, ты не виновата в том, что Бобби Макклауд покончил с собой.

– Ведь я понимала, что это будет хорошая фотография, – продолжала Амина. – Я подумала: падающий человек – это очень красиво, получится хороший снимок. Но разве это важно? – Она нервно рассмеялась, чтобы Димпл не заметила, как предательски дрожит у нее нижняя губа. – Ты можешь себе такое представить? Как будто я снимала птиц для «Нэшнл джеографик» или каких-нибудь, на хрен, животных…

– Ами, перестань!

– Потому что мне нужно было это увидеть! После всех этих лет мне нужно было увидеть, как выглядит человек, который падает с такой огромной высоты!

– Прекрати!

– А ты знаешь, что потом я не обернулась? Даже не взглянула в его сторону! Я услышала звук удара, отвернулась и ушла, потому что уже получила то, что хотела!

– Перестань! – схватила ее за руку Димпл. – Хватит! Перестань нести бред и слушай! Ты не виновата! Фото прекрасное! Момент – ужасный! Одно другого не отменяет! – выпалила она, и Амина разрыдалась. – Не отменяет, Ами, – еще сильнее впилась ногтями в ее запястье Димпл. – И тебе надо с этим смириться! Понимаешь?

– Отстань от меня! – оттолкнула ее Амина.

– Вы – тот самый фотограф?

– Кто это? – спросила Амина.

Дело плохо. Женщина уже два раза повторила свое имя. Назвала издание, где работает. «Таймс»? «Кроникл»? «Почему у меня в руках телефон?» – подумала Амина, уставившись на трубку. Маленькие черные отверстия напоминали ей маковые семечки, только они что-то ворковали, словно живые.

– Что? – спросила она у семечек.

«Осторожнее, малыш».

– Сам осторожнее!

– Прошу прощения?!

– Здрасте.

– Я говорю с Аминой Ипен?

– Да, – ответила Амина, вновь поднося трубку к уху.

– Как вы можете прокомментировать обвинения в том, что сделанная вами фотография демонстрирует недостаток человечности?

«Ой, да ради бога! А кто ее видел, эту человечность?! Все гребаное ЧЕЛОВЕЧЕСТВО только и делает, что демонстрирует недостаток человечности!»

Амина задумалась над этим. Над тем, что такое человечность, а еще о высокомерии – странное слово, она сразу же представила себе огромную, высокую мусорную кучу, измеряющуюся в количестве положенных человеческих душ.

– А чеки-то все приходят, – вдруг сказала она.

– Чеки? – переспросила женщина в трубке.

– А я их обналичиваю, – немного удивленно добавила Амина. – Видимо, как-то так.

– Вы говорите о гонорарах за использование вашей фотографии Бобби Макклауда?

Послышался стук пальцев по клавиатуре. Роботы. Компьютеры превращают людей в роботов. Язык подсоединяется к пальцам, а пальцы – к клавиатуре.

– Ощущаете ли вы неловкость, зарабатывая деньги на этой истории?

«О ДА!»

Амина огляделась, нашла стакан с водой, залпом выпила половину и прошептала:

– Я знала, что делаю.

– Мисс Ипен?

– Я знала, что он сделает это.

– Что вы имеете в виду?

Действительно, что же Амина имела в виду? Прикрыв глаза, она снова увидела парковку перед колледжем, залитую лучами закатного солнца. Акил идет к микроавтобусу, приподняв плечи под кожаной курткой. В ее голове вдруг появилось несколько отдельных слов, а потом из них сложилась фраза, и слова упали с ее языка, словно камешки в воду:

– Спрячь ключ.

– Прошу прощения?

– Кроме меня, никто не знал. Никто не знал, что происходит. Только я могла остановить его. По-моему… по-моему, он просто заснул за рулем, так бывает, знаете?

Удар был просто оглушительным. Жуткий звук, оказавшийся смехом, поднимался откуда-то из области между горлом и сердцем. Если на это место кто-нибудь наступит, ее разобьет паралич раз и навсегда.

«Ами, повесь трубку!»

– У вас были какие-то дела с Бобби Макклаудом до его самоубийства в среду? – спросила женщина. – Вы знали его до того, как это случилось?!

– И вы что, верите ему? Господи, да это же Бен Кингсли! Как вы можете ему верить?

– Прошу прощения?!

«Немедленно положи трубку!»

– Бен, мать его, Кингсли! – выдохнула Амина, и у нее затряслись плечи.

– Мисс Ипен, ответьте, пожалуйста: вы знали Бобби Макклауда до его смерти двадцать шестого августа?

Амину трясло от смеха. Ей нужно было срочно повесить трубку. Так она и сделала, перед этим успев прошептать:

– Да я знала его с рождения…