Читать книгу Вельяминовы. Время бури. Часть вторая. Том третий - Нелли Шульман - Страница 7

Под шафрановыми, монашескими робами кузина спрятала не только боевой кинжал и два «Энфилда», но и сумку с медикаментами. По листьям пальм шуршали капли дождя. Джон лежал, устроив перевязанную ногу на сумке, кусая спелое, сладкое личи. Яркая, изумрудно-зеленая, птичка, щебеча, прыгала по влажной траве. Кузина затягивалась папироской, скрестив ноги, рассматривая карту. Светало, морось вокруг стала белесой. Джон, довольно робко, пошевелил ногой. Язва не болела.

Им не пришлось пускать в ход оружие. Тесса довела его до дыры в колючей проволоке ограды, на задах лазарета. Свет прожектора метался по земле, они прижались к бамбуковой стене. Джон подумал:

– Интересно, она может вывести из строя генератор? Если она мне язву вылечила… – до него донесся смешок Тессы:

– Не могу. И я еще не вылечила… – луч ушел дальше, она велела Джону: «Ты первый». Только когда они отошли на пять миль к северу от лагеря, кузина разрешила ему отдохнуть:

– Твой побег обнаружат, – Тесса оглянулась, – но здесь мы в безопасности… – она достала из сумки бинты и мазь, – скоро пойдем дальше, к базе… – кузина сказала, что с отрядом все в порядке:

– У нас новые люди появились, – длинные пальцы чистили личи, – из местных жителей. И тебя ждут… – Тесса не сказала, кто. Кузина объяснила, что искала Джона в лагерях военнопленных, разбросанных по ветке будущей железной дороги. Она повела рукой:

– Я не сразу увидела, куда тебя отвезли. У меня были… – кузина запнулась, – другие заботы. За ногу не волнуйся, – подытожила капитан Вадия, – пока вы доберетесь до Индии, все будет хорошо. Новостей Тесса почти не знала, передатчика в отряде так и не появилось. Она вздохнула:

– Когда я поняла, где ты, я отправила человека на север. У нас теперь взлетная полоса есть, – Тесса, коротко, улыбнулась, – тебя самолет ждет… – кузина, действительно, побрила голову. Джон смотрел на хрупкую шею, на тень темных волос, на красивом черепе. У нее немного запали глаза, и похудели щеки. Иногда она останавливалась, будто прислушиваясь к себе, но встряхивала головой: «Пойдем дальше».

В укрытии, закончив перевязывать ему щиколотку, Тесса сняла медвежий клык. Он лег в ладонь Джона знакомой тяжестью, герцог помолчал:

– Спасибо, что его сохранила. Я видел, как Меира увозили. Я тебе опишу того японца… – Тесса слушала кузена, борясь с тошнотой. В первые три месяца ее рвало по десятку раз в день. Она не отходила далеко от базы, да ребята и не позволяли ей подобного. Она была командиром отряда, единственным врачом на ближайшие сотни миль, и не могла рисковать жизнью:

– Жизнями, – поправила себя Тесса, – пятый месяц пошел… – она поняла, кого видела во сне, в Лхасе. Просыпаясь ночью, она чувствовала прикосновение теплой, пухлой ладошки. У нее были темные, немного растрепанные волосы, и большие, серо-синие, отцовские глаза. Тесса знала, что она тоже не такая, как все. Даже сейчас, не родившись, она была сильной. Девочка помогала ей. Малышка еще не начала двигаться Тесса, клала руку на плоский живот:

– Спасибо, милая. Твой отец вернется. Мы встретимся, я верю… – Тесса пыталась увидеть Меира, но у нее, почему-то, ничего не получалось. Ночами, в палатке, она ворочалась:

– Меира здесь нет. Или есть, но я просто его не слышу. Почему, почему так… – ей хотелось заплакать. Женщина садилась, обхватив колени руками:

– Нельзя терять надежду. Меир меня любит… – Тесса выходила на берег озерца. Она смотрела на крупные, тропические звезды, слушала шум водопада:

– Здесь все и случилось, в первый раз. Горел костер, прилетели птицы. Все было, как в раю… – она решила, что назовет девочку Евой:

– У евреев тоже есть это имя. Меир обрадуется… – она даже спала так, будто Меир был рядом, на боку, уткнувшись головой куда-то ему в грудь, чувствуя, как бьется его сердце. На рассвете она почти ожидала ощутить его теплое дыхание. Он всегда протягивал руку за очками. Тесса шептала:

– Что ты хочешь рассмотреть, ты давно все увидел… – она проводила ладонью по его щеке, пальцы колола отросшая щетина:

– Многое… – Меир целовал ее, – потому что я никогда не устану тобой любоваться… – Тесса, мучительно, вспоминала:

– У него быстро борода росла, он каждый день брился. Приносил воды из озера, садился с моим зеркальцем, и насвистывал. Он любит джаз. Он обещал в Нью-Йорке отвести меня во все ночные клубы, на Манхэттене. Он хорошо водит машину, любит быструю езду. Ему нравится наша кухня. Он смеялся, что до конца жизни согласен есть карри, если я его буду готовить… – Тесса сжимала зубы:

– Но я ничего не знаю, ни в чем не могу быть уверенной. Он мне не делал предложения… – по описанию она поняла, что Меира забрал полковник, а ныне генерал Исии, глава медицинской службы Квантунской Армии. Тессу, внезапно, затошнило еще сильнее:

– Я думала, что все закончилось, что меня больше не будет рвать… – едва успев пробормотать извинение, кузина отбежала за высокие кусты. Джон, обеспокоенно, посмотрел ей вслед:

– Она плохо выглядит. Круги под глазами, похудела… – герцог напомнил себе, что капитан Вадия пять месяцев руководит диверсионным отрядом, под носом японцев:

– Кто бы ни похудел, на ее месте… – кузина рассказала, что на русском фронте вермахт продвигается к Волге. В Северной Африке сражения шли под Эль-Аламейном, в полусотне миль от Александрии:

– Роммеля не пустят в Египет, – уверенно отозвался Джон, – хоть бы немцы перебросили в пески все танки вермахта… – о семье у кузины сведений никаких не имелось, что было вполне понятно. В Блетчли-парке знали, что Джон за линией фронта, и у него нет возможности связаться с Лондоном. Если бы ни гонец, посланный Тессой на север, один из местных бойцов отряда, судьба Джона и Меира так бы и осталась неизвестной:

– Но Гейдриха убили, – весело сказала Тесса, отдав ему папиросу, – впрочем, ты в Калькутте свежие новости узнаешь. Поговоришь с Лондоном… – герцог надеялся, что встреча в Касабланке прошла удачно, и Питер вернулся из Праги домой. Джон вспомнил о заводе тяжелой воды, в Норвегии:

– Питер туда полетит. Меня теперь вряд ли далеко отпустят, после пяти месяцев, в плену. Придется задержаться в Калькутте, поработать с армейской разведкой, рассказать все, что я видел… – Джон насторожился, из-за кустов раздались звуки рвоты.

Вернувшись, прополоскав рот, кузина вытерла губы рукавом рясы:

– Съела что-то не то, – мрачно объяснила она, – скоро пройдет… – Тесса забыла больше о местных растениях, чем Джон успел узнать, но герцог ничего не сказал. Он искоса взглянул на бледную щеку:

– Тони так выглядела, когда домой вернулась, когда Уильяма ждала. Потом она расцвела, но сначала больной казалась… – Джон напомнил себе, что кузина принесла монашеские обеты:

– Чушь, – разозлился Джон, – она не покинет свой путь, ей почти тридцать. Да и где бы она нашла мужчину, в джунглях… – он вообще сомневался, что существует мужчина, способный прикоснуться к кузине:

– Генератор она отключить не может, но может другое, очень многое… – он взял еще одну папиросу, из шелкового кисета, – надо быть очень смелым человеком, чтобы решиться. Я бы, не решился – понял Джон. Герцог поинтересовался:

– Откуда у вас табак, бумага… – кузина чиркнула спичкой:

– Дорогу строит сорок тысяч рабочих, из Таиланда, и военнопленных. Здесь много японских солдат, офицеров. Снабжение хорошее… – сизоватый дымок вырвался из красивых губ, – кое-что и нашему отряду перепадает. Вернее, мы сами припасы у японцев забираем. На базе я тебе кофе сварю… – Тесса не стала скрывать от Джона, чем занимается генерал Исии. Прибираясь, она довольно сухо сказала:

– Вряд ли Меир переживет лето. То есть, скорее всего, он мертв… – Тесса, изо всех сил, заставляла себя не плакать при кузене, – Исии, в лаборатории, до войны чуму изучал. Думаю, он и другие… – Тесса запнулась, – другие эксперименты проводит. Свяжись в Калькутте с представителями американской армии. Пусть сообщат дяде Хаиму… – оборвав себя, она наклонилась над перевязанной щиколоткой Джона. У кузины были ловкие, прохладные пальцы. Он ожидал боли, но даже не заметил, как Тесса размотала бинты. На месте язвы появилось красное пятно. Джон смотрел на ногу:

– Тесса, там была кость, я сам видел… – поднявшись, кузина пожала плечами:

– Она там и осталась. Она называется Talus, – любезно добавила Тесса, на латыни, – таранная кость. Пока мы дойдем до базы, все окончательно пропадет… – она указала на пятно:

– Хорошо, что ты сделал прививку от столбняка. В Калькутте пусть проведут ревакцинацию. Таков протокол, после тропической гнили. Я тебе дам записку, в тамошний госпиталь… – Тесса едва заставляла себя говорить, едва переставляла ноги:

– Вот почему я его не видела. Его нет, его больше нет. Как больно… – она вскинула сумку на плечо, Джон забрал оружие. По словам кузины, отсюда до базы было миль двадцать. Она рассчитывала оказаться в лагере следующим утром:

– Не хочу, чтобы ты ногу перетруждал… – Тесса велела Джону двигаться первым. Дождь стучал в сомкнувшихся кронах деревьев. Она шагала по мокрой траве, вдыхая влажный воздух, не стирая с лица соленые капли. Губы, едва заметно, шевелились:

– В песчинках и поцелуях ушла она на рассвете… Он меня просил не уходить, а получилось иначе. Меир, Меир… – перед ними стеной встал бамбук. Тесса обернулась на покинутую лужайку. Изумрудно-зеленая птица вспорхнула с примятой травы. Хлопая крыльями, она вилась над головой Тессы.

– Ева… – боль внутри была такой, что Тесса едва не упала, – Ева поняла, что осталась сиротой… – положив руку на живот, девушка уловила едва заметное, легкое движение:

– Почудилось, – решила Тесса, – еще рано… – птица пропала в листьях бамбука. Джон недоуменно смотрел на кузину. Надвинув капюшон на бритую голову, Тесса, хмуро сказала: «Идем».

Жестяная крышка котелка подпрыгнула. Кофе, зашипев, выплеснулся в костер. Бригадир Орд Уингейт усмехнулся:

– Ваш первый кофе за пять месяцев, капитан Холланд. Прошу… – он ловко разлил коричневую, пахнущую кардамоном гущу, в оловянные чашки. Блаженно вытянув ноги, Джон глядел на капли, поливающие траву, перед входом в хижину.

Оказавшись с Тессой в старом лагере отряда, он, сначала, не поверил своим глазам. Вместо палаток ребята возвели хижины, из бамбука. В заброшенной деревне, на полях, расчистили взлетно-посадочную полосу. С началом сезона муссонов раскисшую землю засыпали гравием. Сейчас там стоял легкий аэроплан Westland Lysander, раскрашенный в камуфляжные цвета. Подобные машины Управление Специальных Операций использовало для связи с агентами и партизанскими отрядами в оккупированной Западной Европе.

Уингейт сам сидел за штурвалом:

– Научился летать, на досуге… – бригадир подмигнул Джону, – ничего сложного в управлении нет… – самолет был двухместным, но, в случае нужды, в пассажирское отделение помещался еще один человек:

– Как говорится, в тесноте, да не в обиде, – Уингейт угостил Джона хорошими, американскими сигаретами, – но капитана Вадию мы забирать отсюда пока не хотим. Она развернула отличную деятельность. Я всем диверсионным партиям ставлю ее в пример… – отряды, работавшие в джунглях, по предложению бригадира Уингейта, назвали чиндитами, или львами, на бирманском языке. Статуи львов украшали входы в пагоды и дворцы, по всей стране. Они считались приносящими удачу.

Бригадир Уингейт заметил, что удача, с началом сухого сезона, им очень понадобится. Джон, кратко рассказал о лагере военнопленных. В Калькутте его ждала работа с армейской разведкой. Потом он улетал, через Цейлон и Южную Африку, домой, в Лондон:

– Передавайте привет Пикадилли и Лестер-скверу, – велел Уингейт, – вы получили крещение джунглями. Теперь знаете, что это такое… – по словам бригадира, кузина командовала не какими-то двумя десятками европейских добровольцев, а пятью сотнями людей:

– Она права, привлекая на свою сторону местное население, – одобрительно сказал Уингейт, – японцы заигрывают с бирманскими сепаратистами, обещают им независимость. Однако здешние жители, моны, не очень любят коренных бирманцев. Мы капитана Вадию называем королевой джунглей, – Вингейт, ласково улыбнулся. Он рассказал Джону, что на севере чиндитами тоже командует женщина, ровесница Тессы:

– Мисс Боуэр этнограф. До войны она изучала, народ нага, на северо-западе Бирмы, – объяснил бригадир, – отлично говорит на местных наречиях. И тоже предпочитает пистолет-пулемет «Стен» … – Уингейт рассмеялся, поднимаясь.

Кузина переоделась в полевую, мужскую форму, за спиной у нее висело оружие.

Пройдясь по лагерю, Джон, восхищенно, присвистнул:

– Вы здесь зря времени не теряли, Тесса… – он остановился на плацу, посреди бамбуковых хижин: – Местные бойцы тоже здесь живут? – кузина кивнула:

– Большей частью. У них семьи, в деревнях. Они не хотят подвергать жен и детей риску… – Джон оценил отлично устроенный склад вооружения, с японскими винтовками, пистолетами, и взрывчаткой. Отряд построил отдельную хижину для кухни и склада. На стене висело расписание дежурств. Тесса показала Джону японские рационы, реквизированные, как выразилась кузина, с грузовиков, доставлявших припасы из Бангкока. Тесса оборудовала маленький госпиталь, на две койки, с японскими медикаментами:

– Я здесь и роды успела принять… – в голубых глазах промелькнула какая-то тень, – у жены одного из бойцов… – после доклада бригадиру Уингейту, Тесса помялась:

– Я бы хотела уволиться из армии. Не сейчас, – торопливо добавила она, – после сезона муссонов, – девочка должна была появиться на свет в ноябре. По расчетам Тессы, до сентября, когда начинался сухой сезон, она вполне могла остаться с отрядом, в джунглях:

– Люди мне доверяют, – напомнила себе капитан Вадия, – надо подождать замены, ввести человека в курс дела. Помочь ему, на первых порах. Я высокая, ничего заметно не будет. Пополнела и пополнела. Тем более, у нас хорошая кухня появилась. Ребята приносят рис из деревень, овощи, японская провизия помогает… – Тесса не собиралась отказываться от обетов, связанных с пищей:

– То, что я больше не монахиня, ничего не значит, – сказала себе женщина, – надо продолжать соблюдать правила… – к ноябрю она рассчитывала добраться до Бомбея, до своего госпиталя:

– Может быть, я потом с девочкой в монастырь отправлюсь, – размышляла Тесса, – поживем в спокойствии. В Лхасу, или в Непал… – она подумала, что можно написать знакомой настоятельнице женского монастыря, в деревне Тенгбоче, на границе Непала и Тибета:

– Сестры меня примут, – Тесса улыбалась, – обоснуемся в деревне. Малышка вырастет в тишине, будет видеть горы, каждый день… – из Тенгбоче, с плато высотой почти в две тысячи футов, открывалась лучшая панорама Гималаев. Живя в тамошнем монастыре, Тесса каждое утро любовалась из окна кельи величественной Джомолунгмой. Она хотела, чтобы дочь провела первые годы в чистом воздухе высокогорья, вдалеке от шума и суеты большого города. Тесса вспоминала глинобитные домики, в деревне:

– Нам одной комнаты хватит. Родник есть, очаг во дворе стоит, как в Лхасе. Разведу грядки, для овощей. Ко мне пациенты будут приходить… – Тесса вздохнула: «Может быть, написать дяде Хаиму?»

Ведя Джона обратно в деревню, Тесса, все время, думала об этом:

– У меня нет ни одного доказательства… – поняла она, – никто, ничего не знал. Дядя Хаим мне не поверит, и будет прав. У него голова другими вещами занята. Аарон служит, Эстер в подполье. Его внуков, может быть, в концентрационный лагерь отправили. И Меир погиб… – Тесса повторяла себе, что больше никогда не увидит Меира:

– Исии не оставит его в живых. Из его лаборатории еще никому не удалось бежать… – Тесса рассказала Джону и об Отто фон Рабе:

– Я знаю, – мрачно отозвался кузен, – он в Аушвице, в медицинском блоке, если можно так выразиться, работает. Тесса, – он замедлил шаг, – что они делают, врачи? Зачем профессора Кардозо, то есть Давида, туда отправили? – Тесса покачала головой:

– Они не врачи, Джон. Они преступники. После войны их надо арестовать и судить… – она запнулась:

– И Давида тоже, хотя он еврей. Он может сказать, что его принудили, угрожали смертью… – Тесса вспомнила:

– Он давал клятву. И я давала. И генерал Исии тоже, и этот Отто. Как они могут, как у них поднимается рука… – она жестко закончила:

– Но подобное не послужит оправданием его действиям, я уверена. Если, конечно, найдутся доказательства, свидетели… – Тесса боялась, что ни в Квантунской армии, ни в концентрационных лагерях, после войны, не останется ни одного человека, могущего выступить на процессе против врачей.

Тесса заставляла себя не думать о веселом свисте Меира, по утрам, о серо-синих глазах, под очками, о длинных ресницах. Она засыпала, уютно свернувшись в его руках, слыша шепот:

– Я люблю тебя, люблю. Полюбил сразу, когда увидел, в Рангуне. Ты самая красивая женщина на земле, Тесса… – она смахнула слезы с глаз:

– Он обещал, что мы поселимся на Лонг-Айленде, у океана. Он хотел перевестись в Нью-Йорк. Я бы принимала больных, в кабинете дяди Хаима. Он хотел повесить баскетбольное кольцо, на гараже, и водить наших детей на бейсбол… – Тесса едва не завыла в голос:

– Он говорил, что попробует все индийские сладости… – она велела себе не вспоминать, как лежала головой у него на плече, перемежая шепот поцелуями:

– Гулабджамун, молочные шарики, в сахарном сиропе, ласси, с манго… – она тихо засмеялась, – ты в Рангуне его хвалил, халва… Ладду, конфеты из нутовой муки, с орехами и корицей… – Тесса повторила:

– Не пиши никому, никто тебе не поверит. Дождись замены, уезжай в Непал. Настолько далеко, насколько возможно… – Уингейт, услышав ее, развел руками:

– Мы, конечно, не можем настаивать, капитан Вадия. Тем более, вы врач, то есть в корпусе медицинских сестер служите. Но я уверен, – британец усмехнулся, – что из вас вышел бы отличный пехотинец, разведчик. Мы увидим то время, когда женщины будут служить в регулярной армии, наравне с мужчинами… – Тесса дернула краем рта:

– Я лично, бригадир, надеюсь дожить до времени, когда никому больше не придется воевать, ни женщинам, ни мужчинам… – замену, самолетом, ей обещали прислать в сентябре. Джон уверил Тессу, что в Калькутте свяжется с американцами. Тесса хранила немногие вещи капитана Горовица. Она хотела забрать себе томик Лорки, на испанском языке, но потом решила:

– Не надо. Я помню наизусть, что он мне читал. И всегда буду помнить. Пусть его отец все получит… – она передала Джону брезентовый, полевой мешок:

– Еве я обязательно расскажу об отце. Когда война закончится, когда она подрастет немного… – за госпиталь в Бомбее Тесса не беспокоилась.

Благотворительная клиника святого Фомы находилась под патронажем Индийского Национального Конгресса, в ней работали университетские врачи:

– Поживу с Евой в Тибете, в Непале, и вернусь на юг… – Тесса, почти весело, поинтересовалась:

– Допили кофе? Следующая чашка только через два часа, в Калькутте… – бригадир Уингейт пошел на поле, проверять самолет.

В лагере Джону нашли свежую форму. Правда, ничего другого, кроме комплектов японского, тропического хаки, здесь не водилось:

– Мы нашивки не спарываем, – махнула рукой Тесса, – для миссий удобнее. Европейцы, конечно, такие гимнастерки не носят, а наши бойцы, моны, надевают… – Джон превратился в японского сержанта:

– В Калькутте тебя переоденут, – обещала Тесса, – и не забудь сходить в госпиталь. Записку мою не потеряй… – Джон, внезапно, понял:

– Дядя Хаим сына лишился. Он не знает, что с Эстер, где его внуки. Надо попросить, чтобы Мэтью к нему сходил, с новостями. Мэтью на тихоокеанском театре не служит. Он при штабе, в Вашингтоне. Легче, когда такое родственник говорит… – полоса освещалась факелами. Уингейт, высунувшись из кабины, крикнул: «Прощайтесь, Холланд, нам пора на север!»