Читать книгу Мертвая - Ночная Тишь - Страница 4

Глава 4

Оглавление

Ключница работает барменом в кафе под названием «Summertime».

Я там ни разу не была, но знаю, что оно находится в старом заброшенном парке недалеко от моего дома. Странное месторасположение для кафе. О парке ходит дурная слава, и даже я, новенькая в городе, о ней наслышана. Когда-то это был полноценный парк развлечений, с аттракционами, летними кафе, фонтаном и лотками с хот-догами и сладкой ватой. Но несколько лет назад там произошло, говорят, страшное убийство, так и оставшееся нераскрытым. Кажется, девушку держали в какой-то подсобке несколько дней. Издевались, насиловали, а потом забили до смерти. Кажется, работники парка об этом знали, но молчали. Или даже коллективно принимали участие.

Постепенно парк приходил в упадок, карусели ржавели, газоны зарастали одуванчиками и крапивой, и в конечном итоге в центре города образовался полудикий массив, где среди деревьев поскрипывают качели, хлопают дырявым брезентом заброшенные шатры летников, и над всем этим возвышается навеки замершее чертово колесо.

Короче, жуткое место.

Единственной живой точкой на огромной заброшенной территории было это кафе. Так говорила Аринка. Она рассказала, как идти. Заходишь через главные ворота, не доходя до фонтана, поворачиваешь налево и идешь до площадки перед открытой сценой. Напротив сцены стоит приземистое белое здание.

Перехожу дорогу и чуть медлю перед кирпичной аркой, что служит главным входом.

Утро нового дня началось отвратительно. Едва проснувшись, я поняла, что уже истосковалась по Аринке и чувствую себя отрезанным ломтем. Я устала от расспросов и любопытных взглядов – а ведь прошел всего день! Мне их еще столько предстоит вынести! Я была груба с мамой, не завтракала, собралась и отправилась к Ключнице. После встречи с ней я сразу пойду в институт. Сегодня я одета продуманно и «подобающе», взяла с собой сумку, какую-то дежурную тетрадку, телефон и кошелек, где оставалось немного мелочи на кофе.

Ныряю под арку и оказываюсь в полумраке. Из-за разросшихся деревьев здесь тенисто даже зимой. Стараясь особо не разглядывать покрытые снегом полусгнившие деревянные скамейки и скелеты аттракционов в глубине парка, быстро иду вперед по мощеной дорожке. Стоит удивительная тишина, сюда не долетает шум улицы – а ведь она совсем рядом и достаточно оживленная, и даже вороны тут не каркают. Кажется, что звук моих шагов разносится по всей территории, и вот-вот меня услышат и найдут.

Наконец, я вижу небольшой белый домик с полукруглыми окнами и большой двустворчатой дверью. В мертвом парке раздаются звуки музыки. Тяну тяжелую дверь на себя и шмыгаю внутрь.

Как будто шагнула из мистического триллера в любовную мелодраму.

В кафе тепло и уютно. Дневной свет, сочащийся из окон, гирлянда из круглых фонариков, растянутая по стене и над баром. Играет старый добрый британский рок, «Placebo», кажется.

Делаю несколько шагов вглубь. Зал почти пуст. За одним столиком сидит парень, в другом углу, возле окна – девушка, стол перед ней пуст, если не считать раскрытой книги. Когда я приближаюсь к барной стойке, то вижу, что за ней стоит молодая женщина в черной футболке, она смотрит на меня спокойно и приветливо.

Упершись в столешницу бара грудью, рассматриваю женщину за стойкой. Она точно Ключница? В моем представлении та должна быть старше и мрачнее. Таинственней. Но девушка за баром не выглядит колдуньей из сказок со связкой огромных ключей на поясе. Я начинаю волноваться.

– Здравствуйте, слушаю вас? – любезно говорит она. Я вижу надпись на бейдже: «Лика. Бармен». Ну, по крайней мере нет сомнений в том, что она бармен. Мало ли, вдруг Ключница ушла в туалет и поставила за себя официантку.

– Мне эспрессо без сахара, – говорю я пароль и внимательно смотрю за реакцией. Она с улыбкой кивает и поворачивается к кофе-машине. Черт, Аринка говорила, что пароль «Эспрессо без сахара», какого хрена я добавила это «мне»? Вдруг так пароли не работают? Зачем она наполняет мне чашку этой мерзкой растворимой дрянью?

– Пятьдесят рублей, – говорит она и добавляет. – Если все же захотите добавить сахар, то сахарница на барной стойке.

Фух. Все, как и обещала Аринка.

Ключница ставит передо мной чашку с черной жижей. Я кладу купюру вместе с ключом. Цепочка еле слышно гремит. Ключница забирает подвеску и деньги. Лицо ее абсолютно невозмутимо. Положив деньги в кассу, она едва заметно кивает мне и уходит через узкую дверцу слева от витрины. Пригубив для вида кофе, и почувствовав его пыльный кислый вкус, я оглядываюсь. Парень с чашкой и девушка с книгой уставились на меня, как на экспонат в Кунсткамере – с любопытством и отвращением. Черт, а я-то надеялась посидеть тут, в тихом безлюдном месте, разбирая то, что принесет мне сейчас Ключница. Похоже, лучше будет свалить в другое, более заурядное заведение.

Ключница возвращается с небольшой обувной коробкой в руках. Кладет ее передо мной и тихо, одними губами, произносит:

– Мои соболезнования.

Я киваю, зачем-то растягивая губы в улыбке, как будто меня поздравили с успехами в учебе, хватаю коробку одной рукой, другой – натягиваю капюшон, который должен спасти меня от взглядов этих странных посетителей, и быстро выметаюсь оттуда. Надеюсь, я больше никогда здесь не окажусь.

***

Напротив парка через дорогу находится наша с Аринкой любимая кофейня. Хозяева позиционируют ее как «семейный ресторан», и обстановка там действительно очень уютная, а цены – вполне себе приемлимые. Мы с Аринкой пили тут горячий шоколад с маршмеллоу и иногда, в дни, отмеченные какой-нибудь удачей, заказывали по десерту или куску пиццы. Мы обе редко носили в своих стильных кошельках больше пятисот рублей, выданных на всю неделю.

Ресторан открывается в одиннадцать, и как раз в это время я выныриваю из недр заброшенного парка. Я понятия не имею, какие у нас сегодня пары, но зачет будет на третьей – значит, не раньше половины первого, и я успею посидеть в любимом «Чемодане», выпить горячего шоколада, рассмотреть содержимое коробки и успокоиться.

Я направляюсь к пешеходному переходу.

Коробка в моих руках кажется легкой, но пальцы все равно дрожат. Я изо всех сил сжимаю ее, чтобы не выпустить и не рассыпать содержимое по земле, ничего оттуда не растерять. Я не знаю, что внутри. Возможно, дневник, который так усердно ищет Даша. Может, Аринка незадолго до смерти решила, что там написано слишком много важных вещей. Хотя я в этом сильно сомневаюсь. Мы умны и слишком осторожны, чтобы писать в дневниках и смс-ках что-то, что хотим скрыть от других. Поэтому меня, в отличие от Дашки, не волнует пропажа дневника. Я знаю, что Аринка там писала: список дел да коротенькие приписки о том, что ее порадовало или расстроило. «Сегодня только вторник, а я уже потратила три сотни на дурацкие заколки, которые на деле оказались абсолютно бесполезными – не держатся на волосах. Снова забыла сдать книжки в библиотеку, и мне уже стыдно там показываться. Макс достал со своими «Трансформерами», на которых я вообще не хочу идти, но видимо, придется». Примерно в таком духе. Возможно, если бы ее дневник оказался в моих руках, я бы смогла, так сказать, отделить зерна от плевел, углядеть что-то важное. Но только не Дашка, которая ни черта не знает об Аринкиных делах. Но я не против, пусть носится и ищет. Хорошо, если бы нашла и читала, не путаясь под ногами.

Когда я вхожу, над головой звякает колокольчик. Несмотря на утро, в «Чемодане» уже есть посетители. Хостес приветливо улыбается и предлагает выбрать столик. Я сажусь у окна – это наше любимое место.

Мне не нужно меню, но я все равно беру его из рук официантки и пробегаю глазами. Коробка вместе с курткой, свернутой в рулетик, лежит рядом. Наверное, я просто хочу оттянуть момент.

Попросив в итоге традиционный шоколад, я, в ожидании заказа, оглядываю зал. Деревянные столики, кожаные диванчики, специально потертые, для придания атмосферы старины, на окнах – занавески в красную клеточку, тут и там чемоданы разных цветов и размеров, граммофон, стопки книг, перетянутые бечевкой и аккуратные цветочные горшки. В честь приближающегося Нового года в углу стоит нарядная елка. Уютный и на удивление продуманный интерьер.

Когда официантка ставит передо мной высокую прозрачную чашку с прицепленной к краю длинной ложечкой, я неожиданно для себя вспоминаю, что последний раз была здесь с Аринкой. Разумеется, с ней.


Мы сидели здесь вечером, кажется, в начале декабря. Город тогда только начал наряжаться в гирлянды и новогоднюю мишуру. Это был скучный вечер, Аринка раздражалась по всякой ерунде, а потом и вовсе замкнулась – на нее иногда нападало такое вот мрачное настроение. Я в такие моменты предпочитала молчать и отстраняться. После пар, которых в тот день было невозможно много, мы долго толкались в гардеробе, наконец, надели куртки, и я уже готовилась сдержанно попрощаться и отправиться домой. Меня бесило, когда у Аринки такой настрой, потому что она всякий раз пыталась сорваться на мне. Я сдерживала ее натиски, как могла, и только моя железная выдержка не доводила нас до ссоры.

Уже на крыльце Аринка внезапно буркнула:

– Пошли в «Чемодан». Посидим немного. Не хочу идти домой.

Я согласилась.

Наш любимый столик у окна был свободен, мы заказали по шоколаду, и молча смотрели – Аринка в окно, а я – на посетителей. Мне нравится наблюдать за людьми, почему-то любопытно, что они едят, пьют, читают или о чем разговаривают – наверное, я по натере созерцатель.

– У меня такое чувство, будто за мной следят, – неожиданно сказала Аринка. Ее слова резко выдернули меня из размышлений о собственных странностях и привычках.

– В каком смысле? – я наклонила голову ближе к ней и инстинктивно понизила голос. – С чего ты это взяла?

Бросив на меня мрачный взгляд, она снова уставилась в окно.

– Не знаю, просто чувство такое.

– Ты видела машину или…

– Да причем здесь машина? – раздраженно прервала она. – Я говорю о том, что за мной наблюдают, понимаешь? Где бы я ни была, что бы ни делала – в институте, дома, даже сейчас! Не только за делами, но и за мыслями.

Я смотрела на нее с растущим беспокойством. Паранойя?

– И как только я сделаю что-то плохое: нагрублю маме, поиздеваюсь над Лебедевой, в очередной раз обману Макса – так сразу кто-то сверху, тот, кто наблюдает, тут же заносит это в огромный журнал и недовольно хмыкает.

– Вот ты о чем… – я почувствовала облегчение. – Может, дело в приближающемся Новом годе? Ну, подведение итогов и все такое.

Она запустила в меня второй мрачный взгляд, нахмурила брови и, кажется, тоже немного успокоилась.

– Может быть. А может, я скоро умру. И боженька, Аллах, Летающий макаронный монстр или кто-то из них, начали вести досье моих плохих дел.

Я засмеялась и приготовилась получить еще один мрачный взгляд, но к удивлению, Аринка усмехнулась.

– Если я умру, то точно попаду в ад.

– Не говори ерунды. Ты не умрешь. У меня тоже бывают такие мысли перед большими дедлайнами – Новым годом, днем рождения или первым сентября. А что я успела сделать? Почему я снова все просрала?

Аринка засмеялась. Ей всегда нравилось, когда я сквернословила.

– Смерть – это тоже дедлайн, – сказала она с грустной улыбкой.

– Не важнее, чем все остальные, – ответила я и, дотянувшись до длинных прядей ее волос, слегка дернула за локон. – Не кисни.

Она внимательно посмотрела на меня, потом полезла в сумку и достала ключик на серебристой цепочке. Маленький, с витиевато сплетенной головкой, и я подумала, что навряд ли им можно что-то открыть, он явно декоративный. Аринка положила его на стол между нами, выпрямив цепочку так, что конец остался у кончиков Аринкиных пальцев, а ключик тянулся ко мне.

– Он обычно висит в моей комнате, на углу книжной полки, – сказала Аринка, пока я рассматривала ключ. – Если со мной что-нибудь случится, ты должна прийти и забрать его. В парке есть кафе, «Саммертайм», налево от главных ворот. В кафе работает Ключница. Отдашь ключ ей, а она отдаст тебе кое-какие мои вещи.

Я слушала подругу, и мои глаза от удивления распахивались все шире. Я, конечно, знала, что Аринка мутит темные делишки, но теперь от ее слов веяло и вовсе какой-то мистикой.

– Какие вещи? – прошептала я. Аринка в ответ пожала плечами.

– Ничего особенного. В общем, ты сама решишь, что с ними делать. Только об одном прошу – пусть мое имя не полощут в грязи. Никто ничего не должен узнать. Ни мои родители, ни Дашка, ни Лебедева с ее свитой, ни Макс… Обещаешь?

Она протянула руку через стол и схватила меня за ладонь. Я кивнула, не сомневаясь ни секунды.

– Обещаю.

Ведь я сама замешана в твоих тайнах, Арин.

Она пронзила меня взглядом, тяжелым и острым, как копье спартанца, и отпустила руку. После ловко смотала цепочку с ключом и убрала в сумку.

– Может, я сейчас его заберу? – простодушно предложила я, представляя, что пробраться к Аринке в комнату и выкрасть ключ, возможно, будет не так-то просто.

Аринка горько усмехнулась и резко застегнула молнию на сумке.

– Так ведь я еще не умерла, Насть.


Маршмеллоу в моем стакане быстро тают, превращая верхний слой напитка в розово-зефирное болотце. Я мешаю их ложечкой, топлю на дне и снова позволяю выныривать на поверхность. Похоже на тот процесс, что я проделываю со своими мыслями. Как не пытайся засунуть некоторые из них поглубже в подсознание, все равно выскакивают и ударяют прямо в лоб.

Оставив в покое и ложку, и зефики, и мысли, поворачиваюсь к обувной коробке. Темно-малиновая крышка с надписью «Calipso». Я знаю эту коробку. Аринка купила в сентябре босоножки этой фирмы – на них была огромная скидка, так как носить их было уже не сезон, и Аринка очень радовалась, что сможет надеть такую красоту летом. Уже не сможет.

Снимаю крышку.

Узкий блокнот с черной обложкой – не Аринкин дневник, а скорее телефонная книжка, которую я вижу впервые. Такая простецкая даже «совковая» вещь не в аринкином стиле.

Полиэтиленовый сверток – одного взгляда достаточно, чтобы понять: внутри пачка денег.

Бархатная красная коробочка в виде сердца: футляр для колечка.

Быстро закрываю коробку и оглядываюсь. Посетителей почти нет. Парочка в противоположном углу и мужик, торопливо жующий пасту не отрываясь от планшета. Даже официантов не видно.

Снова снимаю крышку. Сначала беру в руки пакет с деньгами – он самый безопасный. Понятия не имею, чего ожидать в футляре, а блокнот и вовсе не хочу открывать. Осторожно разворачиваю полиэтилен, и он шуршит на весь город. К счастью, это мне только кажется. Стопка в моих руках оказывается приличная. Десятки, двадцатки, полтинники. Доллары. Мать его, доллары! Что подумает официантка, вздумай она подойти, если увидит пачку долларов в руках у студентки, которая пришла в ресторан в парке на искусственном меху и с рюкзачком из кожзама? Торопливо прячу их обратно в мешок, сворачиваю. Навскидку – не меньше, чем полторы штуки баксов. Неплохо Аринка сэкономила на обедах.

Беру футляр. Бархатное красное сердечко. Такие преподносят взволнованные молодые люди своим избранницам в надежде услышать «да». Открываю. Хм, кольцо – ничего неожиданного. Выдергиваю его из гнезда и разглядываю. Массивное золотое кольцо, в центре – приличный такой камень, карата в два-три. Рубин или гранат? Думаю, рубин. Гранат вроде бы темнее. Такое сейчас не купишь в ювелирных магазинах, оно выглядит старинной реликвией.

Но откуда у Аринки такое дорогущее кольцо? Дорогущее по меркам этого города и окружавших Аринку парней. Если бы подарил кто-то из ее поклонников, я бы точно об этом знала. Да господи, об этом бы тут же узнал весь универ и весь город, и плевать ей бы было на чувства Макса! С чего бы ей прятать кольцо в обувной коробке? Украла она его, что ли? Нахрена?

Кладу кольцо обратно в футляр, возвращаю в коробку. Остался блокнот. Я вижу его впервые. Обложка скреплена резинкой, чтобы блокнот оставался закрытым. Отодвигаю резинку, и она обвисает позади блокнота петлей. Кожа потерта, в углу оттеснен значок типографии. Стремный блокнот. В моем представлении такие носили лысые партийные деятели во внутреннем кармане пиджака, и доставали оттуда, заходя в телефонную будку.

Аринка не придерживалась букв, указанных в уголках страниц. Она просто писала имена подряд, и ниже – номера телефонов. Иногда добавляла адрес, или даже «айди» социальной сети. Она составляла список.

Я листаю страницы.

«Эльмир Амирович Мазитов… Эмма Свиридова (художница) … Марина Чуркина… Кантимиров Радмир… Олег Вавилов (техфак)… Ксения Куликова…».

Многих я знаю. И я, кажется, поняла, что они делают в этом блокноте. Я листаю, чувствуя внутри нарастающую дрожь. Руки начинают трястись. Я боюсь найти в этом блокноте свое имя. Глаза застилают слезы, и буквы расплываются. Раздраженно тру ресницы. Блокнот закончен. Моего имени там нет. Но последние два имени заставляют меня замереть.

«Дима Суханкин». Рядом стоял номер его телефона.

«Ваня Щербаков». Имя Ваньки Аринка обвела в кружок.

Мертвая

Подняться наверх