Читать книгу Мститель Торнадо, или От провала к возмездию - Ольга Хелен - Страница 20

Пусть внезапно вскроются все тайны,

Ведь теперь,  поверь мне,  все равно.

Пусть все знают: мы с тобою – пара,

Хоть и жизнь утащит нас на дно....

Но прожить весь век свой несчастливо –

Разве же не это участь, горькая для всех?

А судьба бывает так несправедлива,

Что не жди,  ведь не придет в конце успех…

Хочешь,  выпьем сразу яд сей терпкий –

И покончим с этим раз и навсегда?

Я ж не знал тогда,  что тебя встречу,

Не был так уверен в счастье никогда!

И луна пускай дорогу освещает,

Дабы вмиг спокойно мы ушли –

И оставили воспоминанья будто

Тем,  кто нас увидел,  в глубине души…

Сон пропадает,  когда возбуждение от нового чувства  приходит,  тает,  как белый снег,  заставляет свершать решительные и смелые поступки,  а сердце стучит совсем по-иному, и голова пульсирует от переполнявших мыслей…

Из-за сбоя в привычном ритме Торонта теперь был лишен сна. С рассвета до заката он тренировался,  вел многократные записи,  спускаясь лишь изредка из своей темницы,  чтобы подышать свежим воздухом,  постояв около каменных идолов. А по ночам уходил наш герой к Мишель,  помня,  что перед приятной встречей предстоит гораздо менее приятное,  но стоящего того испытание холодной водой и зубами пираний…

Ворланд теперь редко навещал своего друга, однако «эксперты в серых безрукавках» замечали порою,  как летит их черный собрат,  выделяясь темным крылатым пятном на фоне светло-голубого неба…

Ворланд был занят так же,  как и Торонта. Он продолжал вести свою Летопись,  и уже в гнезде не хватало места для пергамента,  исписанного историческими событиями и сюжетами.

А ведь когда-то и наш Смоляной Летописец был не один, пытаясь создать семью, с целью разделить насыщенную жизнь с верно подругой.  Да,  пусть простит меня читатель,  за недосказанные ранее факты,  но все ж таки жизнь – великая и непознанная до конца идея,  никто не предугадать,  что с ним случится дальше…Так пусть же все выясняется своим путем,  раскрываясь перед нами, подобно тому,  как цветок вечерний , пряча днем свою истинную красоту,  раскрывает ее перед наблюдателями в период сумерек, открывая лепестки, и уж затем только представь перед нами в ярком и живописно смелом образе.

Так вот. Жил и Ворланд  когда-то не одиноким отшельником:  был он окрылен любовью и мечтами…

Но жестока бывает судьба, и распорядилась она здесь не так,  как ожидал того Ворланд,  не так,  как кто-то мог подумать…

А Еву он очень ценил.  Ворона-альбинос, урожденная Ева Ирен Белая,   награждена сей особенностью (цвет перьев ее был подобен раннему,  только что выпавшему снегу)  природой и не испытывала совершенно никаких удобств со стороны окружающих воронов и ворон. И они не насмехались над ней – эти птицы отличаются довольно хорошим таком,  чуткостью и проницательным умом,  который,  в отличие от настырных и вездесущих грачей,  не дополняется у них вовсе чрезмерным любопытством и туповатой настойчивостью – черноперые друзья и родственники признавали белизну Евы как уникальный и вполне приемлемый дар генетики.

С Ворландом они познакомились не так давно с той поры,  как Смоляной Летописец завел дружбу с Торонтой, прилетев в Онтарио,  дабы поддержать своего друга в непростую для него пору.

Еву так же,  как и Мишель, содержали в благополучном месте – городском парке, что находился в Виктории,  но,  встретив однажды харизматичного и умного черного ворона,  она согласилась покинуть свое уютное и спокойное жилье и улететь вслед за ним,  путешествуя и по-новому открывая для себя мир.  Будучи с рождения  замкнутым интровертом,  Ворланд привык наслаждаться одиночеством,  сидя на ветвях величественных сосен, держа за ухом перо и делая важные заметки на древесном пергаменте.  Но в глазах задумчивой и склонной мечтать Евы это не было недостатком. Её привлекал такой образ жизни,  и белая ворона с радостью следовала за Ворландом на самые большие перелеты, кои они совершали…

Нет такой сюжетной линии, которая б не была столь интересной и захватыающей,  чтоб не раскрыть ее до конца,  подобно горящей звезде с ночного неба… Но время летит порою так незаметно,  что и не успеешь почувствовать горькое разочарование от того,  что упустил и что потерял с движущимися стрелками на Циферблате… Прости,  время,  нужно еще так много всего успеть; вот и Ворланда хотелось бы оставить таким – счастливым и еще не омраченным скорбью горькой утраты,  что пришлось ему испытать позднее…

Давайте же закончим на этой теплой ноте и перейдем к медленно,  но верно разворачивающемуся сюжету отношений Торонты с его новой подругою. Мишель,  и правда,  как луна, сиявшая с темного неба,  теперь освещала его жизнь,  и, несмотря на новоявленный парадокс ( ведь,  казалось бы,  теперь-то уставал он еще больше!), энергия лилась из него, чтоб тратиться с пользой на новые, решительные и смелые действия,  и , скорее всего,  обитающие в Озере пираньи почуяли это – и не добили его,  подобно остальным горе – пловцам, а лишь «для приличия», совершали мелкие атаки и нападения,  подчеркивает свой статус самых страшных водоплавающих хищников.

Да и сложно было пойти наперекор разбитой,  но не сломленной до конца душе – она словно бы умерла,  но успела родиться заново: Торонта,  собрав все силы,  что были у него,  яростно работал,  работал – и закончил подкоп,  который был им начат еще холодною зимой.

Появился,  как нежданный,  но желанный гость,  каракурт Пэтси (о нем, кажется, давно не упоминалось в произведении,  не так ли?) и тут же,  подобно развеселишимся котам в весеннюю пору,  начал создавать свои «гаремы»: плел без остановки длинную,  что коса у Рапунцель,  сидевшей в высокой башне и ожидающей своего принца, паутину,  тонкую,  но прочную,  ловил туда мух,  бабочек,  и даже завел себе красивую,  но довольно своенравную (видимо,  потому и сохранил ей жизнь,  решив оставить у себя и явно заинтересовавшись ) подругу – Кристину, изящную и синекрылую Стрекозу,  принадлежащую к семейству с весьма говорящим биологическим названием – «Красотки»**.

В отличие от целомудренного Ворланда,  безбашенный каракурт предпочитал жить,  так, как и плел свои сети – на полную катушку и сразу же поддержал Торонту в его строящихся взаимоотношениях с Мишель.

– А что ты такой скучный? Детей сразу давай, заводи! – Не стеснялся отпускать паук веселой шутки. – Все равно жизнь у тебя одна,  ты-то не кот,  да,  если б и был котом – эх!  – я б на твоем месте вообще не сомневался бы… и сразу – того… её с собой в пещерку,  там мутите быстро – и все,  она твоя навеки!  Такая красотка – не пропадать же добру, что тут думать-то вообще?

Торонта только в усы усмехался, закатывая глаза,  передергивая плечами – но все же однажды спросил у многоногого приятеля:

– Уважаю твое мнение, но все же не могу не спросить:  откуда знаешь про нее?

– Так,  я ж всегда с тобою,  забыл? А если меня не видно,  я, как радуга после дождя,  появлюсь и исчезну, а потом – снова засияю,  тебя приветствуя с новым днем!

– Радужный паучок.  Я тебя понял…

Торонта засмеялся. Подставив, по традиции,  раскрытую правую лапу,  он невольно любовался, как с пряди черных вьющихся волос, перебирая длинными ножками,  к нему спускается,  гордо выставив при солнечном свете красные пятнышки на спине, бодрый,  как всегда,  каракурт.

Если бы мудрый и педантичный Ворланд наблюдал сейчас эту сцену,  он бы , скорее всего,  выронил бы свое перо от негодования и, что вполне себе возможно,  внезапной ревности к другу.

Но,  к счастью,  его в этот момент там не было, и,  как помнит читатель,  мы решили оставить его пока наедине с собой и своими мыслями.

***

А Луна так красиво освещала окончание трудового дня,  словно бы благословляла их новый союз,  словно бы давала надежду,  что не все так уж мрачно и тускло в этой жизни, есть,  есть источник ярких и новых,  зажигательных и бодрящих  красок для того,  чтобы двигаться вперед и только вперед,  оставив все ненужные теперь  грустные воспоминания позади… И об этом были мысли у Торонты,  уверенного в себе и своей силе мстителе,  жестоким в борьбе – и ласковым в любви, потому что держал он этой ночью, крайне мягко и бережно, Шелли за плечи, и они соприкасались в одном едином поцелуе.

А лунный лик мерцал вдали,

чтоб все невзгоды утекли…