Читать книгу Путь до неба и обратно. Откровения стюардессы - Ольга Тэгави - Страница 14

Четыре пары глаз сверлили меня, следили за каждым движением, сканируя очередную кандидатку в бортпроводники. Члены комиссии вслушивались в каждое сказанное мною слово и фиксировали ответы у себя в тетрадях. Как ни странно, я почему-то совсем не волновалась, чувствовала себя уверенно и спокойно. Не было уже того мандража, который я испытывала, дожидаясь своей очереди в коридоре. На собеседование в тот день пригласили около тридцати человек, и все ребята жутко нервничали. Я была семнадцатая в списке. Те, кто заходил в кабинет до меня, кое-что успели рассказать, поэтому до начала беседы я уже имела представление, о чем могут спросить на интервью.

Наверное, выдержав все экзамены и защиту диплома в институте, перестаешь бояться чего-либо и даже на самых жутких собеседованиях чувствуешь себя уверенно. Никогда не забуду того страха, когда нужно было стоять за кафедрой и вещать на японском языке перед огромной аудиторией на тему, в которой я едва ли сама что-то смыслила. После каждого вопроса комиссии хотелось провалиться под землю, стать невидимкой или раствориться в воздухе – в общем, воспользоваться любой волшебной техникой исчезновения. Но я продолжала стоять на всеобщем обозрении и силилась со своим страхом вымолвить хоть единое слово, то краснея, то бледнея.

На вопрос, почему я хочу работать стюардессой, я, конечно же, как и все, отвечала, что с детства мечтаю о путешествиях, нравится работать с людьми, помогать, заботиться о них. Что меня совершенно не пугает отсутствие выходных дней и праздников, личная жизнь вообще не интересует, детей нет и рожать в ближайшие десять лет точно не собираюсь. На вопрос о желаемой зарплате я назвала какую-то совсем смешную цифру. Во-первых, я не знала, сколько получают стюардессы, а во-вторых, побоялась, вдруг комиссия еще заподозрит, что я из-за денег в компанию пришла, а вовсе не из-за любви к людям и самолетам, о которой так красиво вещаю. Первым порывом было сказать, что я готова летать бесплатно, лишь бы меня только взяли на работу, и это было чистой правдой. Вот только не совсем поняла, понравился ли мой ответ о зарплате комиссии, их лица не выражали никаких эмоций, в комментариях они также были очень сдержанны.

– А как у вас с английским? – задала мне вопрос пожилая блондинка в очках.

Ну наконец-то! Этого вопроса я ждала больше всего, так как знала, что даже если на всех остальных провалюсь, здесь уж точно смогу блеснуть по полной.

Приемная комиссия состояла из начальника службы бортпроводников – мужчины лет сорока, двух его заместителей и старшего менеджера по сервису. Поговаривали, что все они когда-то тоже были бортпроводниками, а после выхода на пенсию стали взращивать новое поколение небесных фей. Глядя на этих пожилых тетушек, верилось с большим трудом, что они когда-то тоже были молодыми, как и мы сейчас, мечтали о работе в небе, красивой жизни, романтике и дальних странах. Не было больше в их глазах блеска, похоже, вся радость полетов давно осталась в прошлом и стерлась из памяти.

Все три женщины были очень низкого роста. Они едва дотягивали до моего плеча, даже на высоких каблуках, от этого становилось еще более непонятным, как они могли летать, коль требования к стюардессам – рост не ниже ста шестидесяти пяти сантиметров. Позже я узнала, что требования к стюардессам за последние двадцать лет изменились. И если раньше они летали на маленьких самолетах, то такая каланча, как я, им явно не годилась. А вот для полетов на современных дальнемагистральных лайнерах требовались уже девушки значительно выше.

– У меня иняз, – уверенно и громко отчеканила я и стала наблюдать за реакцией судей.

Лица их заметно переменились, даже немного смягчились, словно я сказала какое-то волшебное слово.

– Такие люди нам в компании нужны. А какие языки вы, Ольга, знаете? – выступил с вопросом начальник службы, хранивший до этого момента молчание.

– Английский, японский, болгарский и польский, – с гордостью ответила я, в очередной раз радуясь, что выбрала в свое время иняз. – Правда, польский был на последних курсах института, поэтому его я знаю не так хорошо, как другие, но сказку «Репка» рассказать смогу. К слову сказать, польский язык очень интересен… – продолжала я заливаться соловьем перед комитетом почетных жюри. – В нем есть особая категория слов, которая называется ложными друзьями переводчика. Представляете, несколько раз я поленилась заглянуть в словарик и в результате при переводе получилась полная чушь. Так, например, «пушка» – это «банка», «люстра» – «зеркало», а польское слово «неделя» в русском языке обозначает «воскресенье». И много других интересных примеров.

Члены комиссии переглянулись, и едва заметная улыбка скользнула по их лицам. Но мне этого хватило, чтобы понять: я им понравилась. Это придало уверенности, и я продолжила рассказ о языке поляков, радуясь тому, что удалось приспособить никому прежде не нужные знания.

По правде говоря, польский я знала отвратительно. Его стали преподавать на пятом курсе, как раз когда я начала встречаться с Андреем. Мы часто отправлялись гулять по ночному городу, прихватив по бутылочке пивка, а утром я не могла встать на учебу. Но прогуливала я тогда не только польский, а вообще все предметы. Я по нескольку недель не появлялась в институте, и в один прекрасный момент преподавательница по японскому языку попросила меня остаться в кабинете после занятий.

Передо мной поставили четкое условие: либо я самостоятельно наверстываю всю программу учебного года – и меня допускают к госам, либо остаюсь на второй год. До выпускных экзаменов оставалось чуть больше месяца, и преподаватель открыто заявляла, что даже если я буду стараться изо всех сил, сдать все долги и изучить пропущенный материал нереально. Такая же ситуация была и со всеми остальными предметами. Поэтому заботливый педагог предложила дождаться следующего года и с первого сентября снова начать обучение.

Я была в панике и еще год терять не собиралась. Мне нужно было во что бы то ни стало закончить институт и устроиться на хорошую работу. Деньги на обучение моей маме доставались с большим трудом, и платить еще за один год она точно не сможет. Также я прекрасно понимала, что если уйду в академический отпуск, как предлагала преподавательница, то, скорее всего, через полгода не вернусь к учебе, языки забудутся, институт навсегда заброшу. Да и в чужой группе мне совсем учиться не хотелось, к своим-то ребятам уже привыкла за пять лет. Тогда я приняла волевое решение наверстывать материал и сдавать все долги, чего бы мне это ни стоило.

Тот случай научил меня важному принципу: упорно добиваться всего, чего ты хочешь, и доводить задуманное до конца.

Похожая ситуация случилась со мной и в школе. В середине одиннадцатого класса маму вызвала к себе в кабинет директор школы и обрисовала картину моей неуспеваемости во всей красе. Бедную уставшую женщину пугали тем, что ее непутевая дочь, скорее всего, не сдаст выпускные экзамены и останется на второй год. Внимательные учителя рассказали маме, что уроки я прогуливаю из-за своей первой любви Игоря, который приезжает за мной в школу на вишневой «девятке».

– Вы в курсе, что она на уроках почти не появлялась последние полгода и скатилась на двойки? – завуч трясла перед мамой какими-то бумажками и грозила исключить нас из школы вместе с Женькой, той самой, с которой удирали от пьяных мужиков после дискотеки.

– Они связались с плохой компанией старших мальчиков и распространяют наркотики по школе, – вставила свои пять копеек классная руководительница. – Выпускные экзамены на носу.

– Немедленно принимайте серьезные меры, иначе ее даже грузчиком на кирзавод в вашем селе работать не возьмут, – вынесла вердикт глава школы.

Мама в очередной раз почувствовала пренебрежение учителей к нам, сельским жителям. Она и раньше не раз замечала на собраниях некое высокомерие, превосходство и надменные взгляды состоятельных разодетых родителей по отношению к ней. Почему-то их детям, даже если они совсем плохо вели себя и учились, никогда не говорили ни о кирпичах на заводе, ни о полах в туалете. Теперь я понимаю, почему мама больше всего в жизни ненавидела ходить на родительские собрания ко мне в класс.

«Если ты сдашься сейчас, ты будешь убегать от трудностей всю жизнь», – сказала мне вечером мама, когда я со слезами просила забрать документы из этой школы. И я осталась, я боролась, победила и окончила школу.

Надо отдать должное моим родителям: меня никогда не били и не ругали, всегда считали взрослой, вполне самостоятельной и не по годам умной девочкой. Наверное, именно это и научило меня быстро принимать решения, справляться с трудностями и брать ответственность за свою жизнь. Никто никогда не проверял мои уроки, не обещал наград за хорошие оценки в школе и не наказывал за плохие. Меня тошнило от той системы, которая была принята в семье моих обеспеченных подруг – получать деньги за пятерки. Я всегда понимала, что в первую очередь учусь для себя, и эти знания пригодятся в жизни мне, а не родителям, которые давно прошли через все это и выучили свои уроки.

Школу я закончила с тройками в аттестате, четверки были лишь по ОБЖ, физкультуре, русскому и литературе. Геометрию я вообще сдала только со второго раза, и то маме пришлось прийти на пересдачу экзамена вместе со мной. Сейчас смешно вспоминать, а тогда это был для мамы позор – из отличницы дочь превратилась чуть ли не в самую отстающую в классе. Правда, я до сих пор не пойму, зачем выбрала предмет, который и не любила и не понимала одновременно. Вероятно, все выбрали – и я за ними, а может, потому что мои любимые предметы были и без того включены в перечень обязательных.

Не было мне обидно, что такая талантливая и способная девочка с позором выпускается из школы, хотелось скорее убежать оттуда и забыть все как страшный сон, но вот итоговую тройку по английскому я до сих пор простить не могу. Весь класс понимал, что лучше меня английский не знал никто. Я даже в восьмом классе прошла конкурс по обмену студентов, а любимицы нашей англичанки с треском провалились на первом этапе. Я же дошла до конца и должна была ехать на год учиться в Штаты, жить в американской семье. Только подумать, ведь я могла здесь оказаться шестнадцать лет назад, но судьба распорядилась иначе.

Как я уже говорила, здоровьем я никогда не блистала в детстве, а посему американские родители, вероятно, побоялись взять себе на воспитание болезненного ребенка, ведь медицина здесь – далеко не дешевое удовольствие. Но я тогда получила колоссальный опыт, погрузилась в языковую среду и внутренне готова была к «побегу» еще с тех самых детских лет. Хорошо помню сотни заполненных анкет, собеседования, тесты по грамматике, аудирование, сочинения. Помимо знания самого языка принимающую семью интересовал до мельчайших подробностей мой быт: размер одежды, обуви, цвет глаз, волос, кожи, как я провожу каникулы, сколько у меня друзей, есть ли братья, сестры, домашние питомцы, умею ли кататься на велосипеде, плавать, играть в баскетбол, какие отношения с родителями, родственниками и т. д. Было так волнительно, мне нравилось предаваться мечтам и размышлениям: куда же я попаду: в городскую квартиру или куда-нибудь на ферму? Интрига сохранялась до конца последнего этапа отборочного тура. Меня также волновало, будут ли в принимающей семье другие дети, буду ли я дружить с ними, как приду в новый класс, где никто не говорит по-русски? Я не спала по ночам, прокручивая все эти картины в своей голове, и была несказанно рада, когда посреди уроков физики или химии в класс входила учительница по английскому и снимала меня с нелюбимого предмета. Вся школа знала, что меня готовят к очень важному, последнему отборочному туру. В конкурсе участвовали несколько тысяч учеников из разных школ, а поехать в Америку должны были лишь тридцать человек.

В конце одиннадцатого класса классная руководительница собрала нас всех и торжественно объявила итоговые оценки по английскому. Острое лезвие ножа больно полоснуло мое сердце, глубоко ранив детские мечты и еще не окрепшие надежды. У неспособных к языкам городских ребят красовались в аттестатах четверки и пятерки, а мне поставили трояк. Слезы обиды душили, ком подступил к горлу. Но такова жизнь, и против системы не попрешь. Я молча стерпела этот позор и проглотила несправедливость.

Все подходили ко мне и спрашивали, как так могло случиться, чем я не угодила классухе. Я старалась быть сильной и отшучивалась, мол, мне все равно, хоть бы и двойку поставила. Глаза щипало от слез, но никто их не увидел, так же как и не подозревал, что творилось в моей юной душе, и только я одна знала, что когда-нибудь заставлю взять их свои слова обратно: и про поломойку в туалете, и про кирпичи на заводе таскать, и про наркотики, которые мы с Женькой якобы распространяли по школе. Если бы только они увидели меня позже! Всю мою головокружительную географию полетов, путешествия, о которых они и их дети могли лишь мечтать, десятки сертификатов, свидетельствующих о моем постоянном развитии и интересу к жизни, сотни друзей из разных городов и стран, американского жениха, просторный дом с камином, где я сейчас живу, наш цветущий зеленый сад, места, в которых я бываю и интересных людей, с которыми имею возможность общаться.

Получив злосчастный аттестат, передо мной встал вопрос, куда идти учиться дальше. Естественно, путь в вуз с таким баллом был заказан. С моими трояками – в лучшем случае ПТУ. Вероятно, я бы туда и поступила, если бы не была уверена, что способна на большее и смогу всем доказать это. К тому же бабушка мне с детства говорила, что без высшего образования меня даже в жены никто не возьмет. А выйти замуж я хотела всегда.

Все лето я изучала справочник для абитуриентов, поступающих в вузы. Все, что связано с точными науками, я быстро перелистывала: душа тянулась к гуманитарным. А вот мой коварный умишко шептал, что инженеру, архитектору или программисту легче устроиться на высокооплачиваемую работу. Тогда я еще не знала, что стоит как раз прислушиваться к голосу души, и укоряла себя за то, что так плохо закончила школу.

Те, кто так же как и я не знал, куда поступать, шли учиться на экономистов, психологов и юристов. Моя одноклассница поступила на юрфак только потому, что мама ей всю жизнь талдычила: «Хочешь на хлебушек не только маслице намазывать, но и икорку, иди в юридический, адвокаты вон какие деньги зашибают». Тихая девочка боялась ослушаться строгую мать, день и ночь зубрила историю, политический строй, экономику, социологию. Кажется, все в классе понимали, что юрист из нее никудышный, и тихонечко посмеивались. Однако на юрфак однокашница поступила. Дисциплины и предметы давались студентке с трудом, несколько раз ее отчисляли за неуспеваемость. Через восемь лет она все-таки каким-то чудом получила диплом, но по специальности не работала ни минуты в своей жизни. Мама пристроила дочь к себе на предприятие, а иначе не видать горе-юристу не то что икры – хлеб с маслом бы праздником казался.

Что касается меня, то до сих пор продолжаю бесконечно благодарить Вселенную за плохой аттестат: хоть здесь она меня уберегла от очередной ошибки в жизни и тем самым не позволила уйти еще дальше в дебри от самой себя. Ведь даже при всем желании я бы не смогла поступить на техническую специальность со своими трояками по алгебре и геометрии. Поэтому факультет я выбирала по принципу: «Что лучше всего знаю, туда и пойду».

Столько раз я слышала, что у девочки – то есть у меня – способность к изучению языков. Я, конечно же, не воспринимала свой дар как нечто особенное, мы почему-то так устроены, что редко ценим то, что дается нам легко. Однако мне всегда нравилось играть со словом и языком, читать книги, писать от руки. А когда все это стало мне доступным еще и на иностранном языке, то удовольствие и радость испытала вдвойне. До сих пор иногда читаю записи в дневнике, сделанные в детстве на английском. Их даже интереснее читать, нежели родной язык. Я часто просматриваю свои заметки и, если вижу на странице иностранные буквы, непременно читаю: значит, что-то очень личное и секретное прячется за ними, такое, что никто кроме меня прочитать не должен.

Так я оказалась на отделении иняза. Душа ликовала, а ум довольно потирал ручки.

– Ничего не пойму, – недоумевала преподавательница группы английского – базового, куда меня направили учиться согласно плохой оценке в аттестате. – Вы свободно, не хуже меня, говорите на английском. Я даже не стану выяснять причину, по которой вы оказались в группе для начинающих, нет никакого смысла вам здесь оставаться.

Я собрала свои вещи и покинула класс, не дожидаясь перерыва.

В группе для продолжающих я была одной из лучших. Наш преподаватель, заведующий кафедрой, не раз хвалил меня, и до конца обучения мы вспоминали тот смешной случай, когда я ввалилась посреди занятия в класс, а ему потом всю перемену пришлось выяснять в учебном отделе, кто устроил эту путаницу.