Читать книгу Главный переход - Пантерина Трамич - Страница 8

Вернувшись во тьму двора, вызволенный и вызволитель задумались, с трудом различая каркас с пустыми чернеющими проёмами. Лемуриец причалил к нему и… повернул обратно. Бывший дом бдел, погружённый в сырую листву, торча рваными клочьями в небо, обдавая освободителей старческим духом.

– Она – там? – переспросил Игнатьев.

– Да. Можешь оставаться. А я пошёл. – Дядя Лёша включил фонарь и двинулся к дому.

– Нет уж, я с вами.

Передёрнув плечами, Игнатьев кивком головы поманил лемурийца.

Все трое проникли в брешь. Верный свет фонаря предъявил им обломки лестницы, обугленные междуэтажные балки и закопчённые лохмы стен.

– Побыстрей бы найти, – молвил дядя Лёша и прибавил: – Кто тут мёртвый, но живой?

Вместе они ходили по ситу останков пола, озаряя их фонарём. Лемуриец воссел на междуэтажной балке, задрав романтично голову. Виктор Фомич повторил движение глаз питомца.

– Какое звёздное небо, – мечтательно заметил Игнатьев.

– Да, звёздное. Но давай-ка попозже на него полюбуемся.

Настороже, он наткнулся на уцелевшую часть стены и, шагнув в рану дверного проёма, смутился от чувства, что вторгся в чужое.

– Витя, иди сюда! – Захотелось поддержки того, кто втянул в приключение.

Учитель пробрался в пространство жилья. Лемуриец задрёмывал, не покидая балки.

– Что будем делать? – спросил дядя Лёша. – Не вижу я тени.

– Элементарно. Мы позовём. Где здесь мёртвый, но живой? – просипел Игнатьев.

– Где же ты? – Вызволитель отчаивался, а фонарь его тем временем освещал останки мебели. Неуверенно шаркая и вдыхая гнильцу, освободители подошли к окну.

– Вот она! Смотрите!

– Где?

– Вот, на подоконнике! Капайте!

Вызволитель посветил: на фрагменте сохранившего белёсость подоконника диагностировалась тень, головой заползшая на откос проёма.

– Выйти хочет.

Сторож сверился с часами: двадцать три пятьдесят шесть.

– Ох! – И поспешил достать бутылочку.

От новой тени шло тепло. Возникла женщина, высокая, испуганная и измученная. На вид ей было около пятидесяти.

– Мы от Ирины. Я – Алексей Степанович, а это вот – Виктор.

– А где мой муж?

– Муж? – ужаснулся сторож.

– Видимо, на небесах, – сообразил Игнатьев.

– На небесах? Ах, да, да.

– Елена Дмитриевна, нам надо идти.

– Да, конечно, пойдёмте. Вот только…

– Что?

Вдова неспешно озиралась.

– Вы знаете, постойте, я обязана найти фотографию.

– Да что вы, тут всё сгорело.

– Нет, должна быть. Она где-то в кладовке. Там уцелеть могла.

– Ну и номер. Где кладовка?

– В той стене, напротив.

Дядя Лёша посветил и увидел дверь.

– Посмотрим.

Дверка поддалась свободно, и фонарик вылизал подсобку, но, к тревоге сторожа, кроме сломанных настенных ходиков ничего в чуланчике не значилось.

– Нет ничего, Елена Дмитриевна, пойдёмте.

Дядя Лёша взял её под руку и близился к выходу, нервно следя, чтобы она не упала. Игнатьев, крадущийся сзади, не соглашался:

– Алексей Степанович, мне, почему-то, кажется, что фотография, всё-таки, есть. Давайте ещё посмотрим. Мура нас подстрахует, на балке она.

– А может, правда, ещё посмотрим? – с надеждой в сереньких воспалённых глазах затосковала Елена.

Вернулись. Фонарик с настойчивой напряжённостью прошерстил кладовочное нутро.

– Часы, – пробормотал Игнатьев.

– Что часы?

– Идут.

Сторожа переклинило.

– Это те самые? – вяло выговорил он.

– У нас ангельские, – успокоил учитель. – Наши главней. Местные просто так.

Стрелки карябали циферблат, но шевелились бесперебойно, напоминая ветви, скребущие мерно по дряхлой крыше. Маятник явственно походил на старика, недовольного тем, что его разбудили, и с осознанием собственной важности стряхивающего пыль и дышащего.

– Это ничего.

– Пошли отсюда…

– Нет! – запаниковала вызволенная, юбочный костюм в полоску затрещал на ней. – Мне надо найти фотографию.

От кислоты накативших предчувствий сторожу делалось дурно, по-бабьи. «Стыдно». Он взял кликушу внутри организма в руки и для спокойствия Елены уговорил себя пошарить светом лишних полминуты. «Свет тёмное отталкивает». В углу прорисовалось углубление, вдова с Игнатьевым приблизились.

– Получше посветите, – брякнул Виктор Фомич.

– Сам и свети, – поперхнулся сторож. – Витя? Что с тобой?

Игнатьев стоял, раскрыв рот, волосы его, припавшие ко лбу и вискам, дёргались в такт стрелкам. Елена Дмитриевна позеленела и готовилась упасть. Учитель произнёс:

– В углу… лицо. Там чьё-то лицо. Обернитесь.

Продолжая озарять кладовку, дядя Лёша возвратился в неё взором. И сразу же попятился.

– Лицо?.. – не успел уточнить вызволитель, а из затхлого помещеньица уже выкрючивалась чёрная старуха.

Дядя Лёша с Игнатьевым шарахнулись вбок, Елена Дмитриевна упала в обморок. Старуха перепрыгнула через неё, подлетела к мужчинам и вцепилась в них ветвистыми пальцами.

– Сбежать задумали? Ты, – обратилась она к сторожу, – шваль поганая, Зойку мне заменишь теперь.

Правый глаз её ввинчивался в Игнатьева, левый – в сторожа. Глаза у старухи были вороньими. Нос казался вылитым клювом, а сморщенная коричневая кожа – горелой резиной. Волосы прятал сальный платок, повязанный по-цыгански. Дядя Лёша не дышал.

– Отпустите нас, быстро уйдём, – пролепетал Игнатьев.

Под носом-клювом расползлась улыбка:

– Ты у нас, кажется, для вечной жизни уготован? Отпущу, думаешь? – Она прищурилась, подтащила к резиновому лицу погасшего Фомича и затараторила: – Мне редко кто навсегда достаётся. Все – либо к родственничкам моим, либо в райское, а я, – и старуха заорала, – ПРОСТО ПОРОГ, ЧЕРЕЗ КОТОРЫЙ ШАГАЮТ. ПРИЯТНО, ДУМАЕШЬ?!! НЕТ!!!!!!

Оглушённый Алексей Степанович медленно завёл руку с фонарём ей за голову и треснул по затылку. Смерть чертыхнулась, обхватила голову руками, а недоумершие рванули к выходу. Старуха каркала по пятам, треща остатками пола. За пределами квартиры она нагнала дядю Лёшу и повисла клювом на ухе.

Учителю-математику стало смешно до чёртиков. Войдя в раж, он ударил старуху наотмашь. Та упала, вскочила, схватила сторожа и учителя и шарахнула их друг о друга лбами. Оба потеряли сознание. Брезгливо дотронувшись до ангельских часиков, корявые пальцы сумели сдвинуть колёсико на миллиметр и отскочили – то ли обжегшись, то ли получив разряд электричества.

– Тфу ты, чёрт, две минуты первого, чем бы мне его прибить? – задёргалась Смерть.

Валявшийся на полу фонарь начал сам по себе поворачиваться и выхватил из темноты палку с гвоздями.

– Да! – заорала ворона.

Беспомощный лемуриец, огромными глазами наблюдавший за происходящим с балки, не выдержал и задрал голову к прежнему звёздному небу. И глаза его округлились вовсе. С неба кто-то тянул к испоганенной кровле руку с длинными пальцами, с краешком белого одеяния. Почти коснувшись творения Фомича, рука вошла в дом. Старуха сплюнула и юркнула под половицу. В два счёта подхватив нокаутированных, рука подняла их сквозь рваную крышу. Веки сторожа разомкнулись, и увидел он лик – в полнеба.

– Детский сад, Алексей Степанович.

– А Елена?!

Ангелица смахнула двоих на асфальт, и те из глубин двора видели, как рука поднимает над домом тонкую хрупкую женщину и опускается вниз, во двор, осторожно раскрывая ладонь. Когда ладонь поравнялась с асфальтом, Елена Дмитриевна спустилась с неё, пошатнулась и пошла по направлению к вызволителям. Тут и лемуриец, выглянув из бреши-входа, озверело полетел навстречу обрадованному Игнатьеву.

Ирина склонила голову к дяде Лёше с неземным интересом:

– Вы даёте, Алексей Степанович. Не устраивайте впредь произвольную программу, хорошо?

– Ладно.

– Ладно. Виктору Фомичу и Елене Дмитриевне надо отдохнуть. Шагайте к Павлу.

– Простите меня. Спасибо вам!

Иеремиила покачала головой и вобралась в верх.

– А с лемурийцем что делать? – прокричал дядя Лёша.

– Пусть поживёт с Виктором Фомичом, – ответила из поднебесья Иеремиила и по-учительски осмотрела Игнатьева. А потом зачем-то бросила взгляд в сторону и только тогда спряталась в облаках. Учитель посмотрел туда, куда брошен взгляд – у дома с изюмом мелькнула чья-то вытаращенная тень.

– Нет! – заорал Виктор Фомич.

– Что такое? – Сторож панически уставился туда же, куда глядел Игнатьев. – Фу-у… Это Исай.

Вдова дрожала всем телом.

– Ис?.. – попытался переспросить математик.

– Пойдём, – простонал дядя Лёша.

Вместе с тем Исай Брянцев исчез в подъезде. Озадаченный. Иеремиила заявила ему по специальной, исключительно им обоим доступной связи, что он бездельник.

– Не могу я инспектировать всю улицу. Выгоревший дом не мой, – силился оправдываться Брянцев, шурша по лестнице в свою двадцать девятую квартиру. Когда он дошуршал, Алексей Степанович и трое вызволенцев сдвинулись с мест и вереницей потянулись прочь из чёртова двора.

Светало. Именно светало… несмотря на то, что и двух часов ночи не стукнуло. Хлынул дождь с градом. Одна из крупных градин угодила в выгоревший дом, пролетела в щель, разросшуюся над кладовкой, и ударила по часам. Часы покосились и встали, поперхнувшись градиной. Возникла тишина. Несколько минут спустя из-под половицы вылезла старуха. Расправилась, как гармонь, хмыкнула и подняла с пола палку с гвоздями. Бездумно стукнув ею по ладони, Смерть взвизгнула: гвозди прошли насквозь, закапало чёрное.

– Сволочи, – процедила старуха.