Читать книгу Братья по крови - Саймон Скэрроу - Страница 11

На подходе Катона с Макроном к штабной палатке обозного эскорта из-под ее складок неожиданно вынырнул Тракс. В отсветах ближнего костра на лице слуги читалось беспокойство.

– Префект, хвала богам, вы здесь…

– Что стряслось?

– Там внутри человек. Отказывается уходить.

– Что за человек? – нахмурился Макрон.

– Торговец вином, господин центурион.

– Торговец вином? – Катон недоуменно переглянулся со своим другом. – Что виноторговец в такой час может делать в моей палатке?

Тракс пожевал губу.

– Он говорит, я его надул. Сплутовал. Но клянусь, что это неправда.

– Надул? Интересно, как?

– Он говорит, я рассчитался с ним поддельной монетой, и он пришел требовать, чтобы вы меня примерно наказали.

Катон приостановился. По законам империи, использование поддельных монет считалось преступлением, караемым смертной казнью. Император не жаловал негодяев, подделывающих деньги, на которых отчеканен его лик. Между тем монеты, которые Катон давал Траксу, были, безусловно, подлинными. Свежеотлитые динарии. Подделкой здесь и пахнуть не могло. А теперь на€ тебе: вместо нескольких часов сна приходится иметь дело с поклепом на его слугу… Мелькнула мысль о том, чтобы взять и вышвырнуть купца за шкирку, но ведь тот после этого пойдет со своей жалобой в шатер верховного.

– Гм, ладно, – буркнул Катон. – Макрон, ты мне понадобишься.

– Я? Зачем?

– Потому что у тебя монеты из той же партии, что и у ме-ня, – знающе посмотрел Катон. – Так что ты можешь поручиться за их подлинность.

Тракс на это благодарно улыбнулся и посторонился, отодвигая перед офицерами клапан входа. Внутри палатки был только один человек, сидевший на табурете. Двое писарей, отвечающих за делопроизводство, уже ушли, оставив после себя порядок: приготовленную к следующему дню стопку дощечек и листы папируса. Внутри горел всего один светильник, и лицо торговца было едва различимо в полумраке.

Катон с раздражением поглядел на визитера:

– Мой слуга говорит, ты хочешь пожаловаться насчет серебра, что я дал ему для оплаты.

Визитер поднялся на ноги и угодливо поклонился:

– Благородный префект, бесконечно извиняюсь, что вынужден вторгаться к вам, нарушая ваш покой, но я прибыл по делу великой важности.

– Деньги, – презрительно бросил Макрон, – вот и все, что составляет для вашего брата единственную важность и величину.

Купец молитвенно воздел руки и произнес:

– О господин, это есть само средство нашего существования, как же его не ценить? Но я уже сказал этому плебею, что желаю говорить с самим префектом, так что имело бы смысл вначале выдворить эту фракийскую собаку.

– Отчего же? – поднял бровь Катон. – Если ты думаешь его обвинить, то сделай это в глаза, дай ему ответить на твои обвинения.

Тракс безмолвно, с напряженным лицом стоял на пороге палатки. Было не вполне понятно, благодарен ли он за предоставленный ему шанс защитить себя или же предпочел бы взвалить это занятие на своего командира. Перспектива того, что спор между купцом и слугой перерастет в перебранку, да еще в столь поздний час, была попросту несносна. Катон со вздохом ткнул пальцем на складки палатки:

– Сходи-ка погуляй, принеси хвороста. Надо разжечь здесь у меня жаровню.

– Слушаю, префект, – с готовностью поклонился Тракс и, бросив на торговца взгляд, полный ненависти, исчез за складками палатки.

Катон с размаху сел на одну из писарских скамей и почесал в затылке. Макрон со сложенными на груди руками стоял, глядя на визитера.

– Ну, – начал префект, – так что ты нам скажешь?

Виноторговец медленно шагнул вперед, ближе к масляному светильнику, и в его скудном свете Катон с Макроном разглядели черты ночного гостя. Из-под его зеленого плаща проглядывали простая коричневая рубаха, штаны и башмаки на толстой подошве. Черные волосы, худое костистое лицо. Катон с удивлением узнал, кто это.

– Септимий?

– Что-о? – возвел брови Макрон. – Септимий? О боги, и вправду… Именем Юпитера, что ты здесь делаешь?

Имперский лазутчик, притворно-воровато взглянув на выход, прекратил напевную скороговорку, с которой изображал из себя виноторговца.

– А уж я-то как рад нашей встрече, центурион Макрон… Отчего ж ты не расспрашиваешь меня, какой путь я сюда проделал?

Ветеран смотрел, приоткрыв от изумления рот. Катон оправился первым и твердо посмотрел на Септимия:

– В самом деле, что ты здесь делаешь? К чему весь этот маскарад?

– В качестве виноторговца Гиппарха я привлекаю к себе меньше нежелательного внимания, – пояснил гость. – Я перекупил дело в Лондиниуме у настоящего Гиппарха и его олуха-компаньона, тоже грека. Но позвольте, друзья мои, – спросил лазутчик с ноткой уязвленности, – разве так принято встречать своего товарища по оружию? Или вы успели позабыть, как мы некогда плечом к плечу противостояли врагам императора на улицах Рима?

– Ну уж уволь, – прорычал Макрон. – С каких это пор отпрыски Нарцисса стали мне товарищами?

– Ты надрываешь мне сердце, центурион.

– Довольно! – бросил Катон. – Потрудись объяснить, чем ты здесь занимаешься. Ни на миг не поверю, чтобы ты прибыл на самый край империи лишь для того, чтобы проверить, встречаются ли здесь случаи подделки римских монет.

Маска уязвленной гордости с лица Септимия исчезла.

– Извольте. Можно обойтись и без вменяемых этикетом любезностей.

– Да уж, будь добр, – резко вымолвил Макрон.

– Меня послал сюда отец.

– О нет, только не это, – обхватил себе голову руками Макрон. – Успокой меня. Скажи, что этот скользкий гад не думает более втягивать нас в какую-нибудь из своих гнусных интриг.

– Зачем он тебя послал? – потребовал Катон. – Что ему нужно на этот раз?

Вид у Септимия сделался обиженный.

– Нарцисс послал меня вас предупредить: вам обоим угрожает опасность. Очень серьезная. Такая, что можно запросто лишиться жизни.

– Да неужто? – всплеснул руками Макрон. – Ты слышал, Катон? Мы под угрозой. Здесь, в сердце вражьих земель, перед жесточайшей битвой. В опасности. Кто бы мог подумать? – Он повернулся к Септимию: – Если не ошибаюсь, вы с папашей состоите при императоре осведомителями? Так вот, мне кажется, вас уже пора гнать оттуда за ненадобностью. Совсем нюх потеряли.

– Гм, – без всякого выражения хмыкнул Септимий. – Как бы мне ни нравилось ваше солдатское остроумие, час уже поздний, а времени в обрез. Нам всем сейчас было бы лучше перейти к сути.

Катон молча кивнул и, пройдя через палатку, наглухо задернул створки входа, а затем то же самое проделал со входом в свою жилую часть. Тракс по возвращении мог использовать еще один проем, через который можно было войти с хворостом и разжечь жаровню.

– Говори, коли так.

Септимий пристроился на свободной скамейке и собрался с мыслями.

– Четыре месяца назад мы схватили на улице одного из людей Палласа. До этого он несколько дней находился у нас под слежкой, в ходе которой мы приметили, что он встречался с рядом довольно примечательных в городе фигур. Тогда Нарцисс решил, что настало время по-тихому перемолвиться с ним словечком. Так сказать, разговорить.

Не стоило излишне напрягать воображение для того, чтобы понять истинный смысл этого иносказания, от которого по спине пробегал холодок.

– И вот в ходе беседы с этим человеком, которого звали Музой…

– Ты говоришь о нем в прошедшем времени? – изогнул бровь Макрон.

– Да, – как от чего-то ненужного отмахнулся Септимий, – от него все равно уже не было толку. Так вот, этот Муза раскрыл, что Паллас отрядил в Британию своего лазутчика, который должен был найти вас двоих и убить. И Нарцисс, едва об этом прознав, послал меня сюда, чтобы предупредить вас.

– Мы тронуты, – усмехнулся Макрон. – Какая заботливость с его стороны.

Катон, почесав подбородок, задумчиво покачал головой.

– Четыре месяца, говоришь? Что-то долго ты до нас добирался, с этим твоим предупреждением…

– Путь действительно выдался долгим. Вначале пришлось пережидать шторма в Гексориакуме[12], затем искать вас по Британии. Что мне еще сказать? – пожал плечами Септимий.

– Лучше бы правду, – с легкой иронией подсказал Катон.

– Правду? Она редко бывает приятной. Поверьте мне, уж я-то это знаю.

– Поверить? – Катон покачал головой. – Доверие в этом мире, Септимий, стоит дороже золота. Его еще нужно заслужить. А вот мы с Макроном сделали для этого с лихвой. Так что говори начистоту. Почему у тебя ушло столько времени, чтобы довести до нас весть об угрозе?

Септимий ответил строптивым взглядом и, прежде чем заговорить, глубоко вздохнул:

– Нарцисс полагает, что у Палласа здесь есть соглядатаи, и они пытаются свести на нет замысел создать в Британии провинцию. Мне надо было разузнать все планы Палласа, а заодно передать вам отцово предупреждение.

– Это звучит куда более правдоподобно, – похлопал Макрон Септимия по спине. – Вот видишь? Говорить правду совсем не больно.

– Ты так думаешь? – невесело усмехнулся Катон. – Жаль, твоих слов не слышит Муза… Впрочем, что сейчас об этом толку, верно?

Септимий, поджав губы, промолчал.

– И что же ты выяснил? – осведомился Катон.

– На самом деле очень мало. Я не знаю ни то, кто именно нам противодействует, ни сколько их здесь. Известно лишь, что один из них недавно прибыл в Британию. Тот самый, которого прислали расправиться с вами двоими. Кто он, я еще не раскрыл. Однако вам следует быть начеку. Как только я узнаю, кто этот человек, сразу же дам вам знать, чтоб вы им занялись.

– Вот именно: чтобы мы им занялись, – медленно повторил Катон. – Разумеется. Вот она, истинная цель твоего визита к нам. Не предостеречь, а взять себе в подспорье. Нарцисс хочет убрать этого человека из вашей своекорыстной игры, а мы должны вам в этом поспособствовать. Получается так?

– С вас не убудет, если поможете моему отцу, – улыбнулся Септимий. – Хотя бы потому, что тем самым вы убережете свои же собственные шеи.

Макрон гневливо и шумно, по-бычьи, выдохнул.

– Давай выкинем эту змеюку, Катон. С Нарциссом мы квиты. У нас сейчас свои, армейские дела. И весь этот бред насчет лазутчиков и угроз для нас пустой звук. Все это позади. Было, да прошло.

Катон разделял чувство друга, но вглядевшись в ночного гостя, осознал всю пикантность их теперешнего положения.

– Хотел бы с тобой согласиться, Макрон, – произнес он нехотя, – всей душой хотел бы. Но нам в любом случае не избежать последствий того, что происходит в Риме. И из игры никак не выйти, пока кто-нибудь – Паллас или Нарцисс – не окажется в опале. А когда это произойдет, то можешь быть уверен: с любого, кто хоть отдаленно связан с проигравшим, взыщется по полной. Не так ли, Септимий?

– Боюсь, что да, префект. Вот почему так важно в противостоянии Палласа и моего отца быть на выигрышной стороне.

– А твоя сторона сейчас выигрышная? – с проницательным прищуром спросил Катон.

– Моя? – удивленно переспросил Септимий. – Ты, наверное, имел в виду «наша»?

– Я имею в виду то, что говорю.

– Нравится вам это или нет, но ваша участь связана с участью моего отца так же, как и моя. Если Паллас одержит верх, мы все покойники – вы даже раньше, чем я. По какой-то одному ему известной причине Паллас особо настроен убрать вас двоих. Отец мой полагает, это из-за того, что вам известно нечто, составляющее для него угрозу. Нет соображений, что именно это может быть?

Макрону это было известно досконально. Он застал Палласа за жарким соитием с Агриппиной, женой императора. Если это раскроется, Клавдий своего приближенного вольноотпущенника наверняка казнит. А за этим последует казнь изменницы Агриппины или, в лучшем случае, изгнание. Пострадает и ее сын Нерон – приемыш, которого покамест прочат императору в наследники. В таком случае дорога к трону откроется Британику. Но раскрывать такой секрет крайне опасно. Если Паллас с Агриппиной как-нибудь выкрутятся (задача, которую облегчает дряхлеющий ум старого Клавдия), то их обвинителя ждет вся полнота императорского гнева.

– Нет, – ответил за обоих Катон. – Нам ничего не известно, так что помочь не можем.

– Жаль. Хотя в целом это ничего не меняет. В любом случае, Паллас хочет вашей смерти.

– Уж за себя мы как-нибудь постоим.

– Сомнений нет. До известной степени. Но вы привыкли к опасностям, исходящим снаружи, а вот изнутри вы ее не заметите. Пока не станет слишком поздно. Так что никому не доверяйте.

– Само собой, кроме тебя и твоего отца, – съязвил центурион.

– Враг твоего врага – твой друг, Макрон. Может, тебе это не нравится, но это так. Наши интересы совпадают. Нарцисс примет любую помощь, какую вы сможете ему оказать. А за это он в меру своих сил готов защищать вас.

– Такая защита мне нужна, как меч в брюхе.

– Как скажешь, – беспомощно развел руками Септимий. – Но если вы не хотите помогать ему, так сказать, в добровольном порядке, то сделайте это хотя бы из чувства долга перед Римом.

– Долга перед Римом? – Макрон с сухим смешком мотнул головой. – Ты думаешь, Нарцисс в самом деле самоотверженно служит интересам Рима? Он заботится прежде всего о себе, не беспокоясь, через сколько трупов при этом переступает.

Впервые за все время сдержанность изменила Септимию. Он гневно обернулся и уставил на центуриона палец:

– Мой отец всю свою жизнь посвятил служению Риму! Императоры приходят и уходят, а он сохраняет постоянство в служении империи и делает все, что в его силах, оберегая ее от врагов внешних и внутренних.

– Готов поспорить, то же самое утверждает и Паллас.

– Палласа Рим не интересует, – пафосно возразил Септимий. – Его занимают лишь власть и собственное богатство.

Вмешался Катон:

– Не могу не заметить: на своем служении Риму Нарцисс неплохо нажился. Ходит молва, что он один из богатейших граждан города. Я, кстати, слышал, что он ссужает внушительные средства и кое-кому из знатных персон в Британии. Это правда?

Септимий на секунду-другую потупился, а затем кивнул:

– Не скрою, это так. Но это же можно сказать и про многих других.

– Включая Палласа?

– Как раз нет. Во всяком случае, теперь. Свои займы он в конце прошлого года перепродал другим дельцам. И за этим решением стоит четкий резон. – Септимий поглядел на Катона. – Он замышляет против наших интересов здесь, в Британии. То есть совершает государственную измену.

– Серьезное обвинение. Будь добр, объяснись.

Септимий сплел перед собою пальцы, после чего тихо и серьезно заговорил:

– Вы, должно быть, слышали историю о том, как пришел к власти Клавдий. Когда его предшественник пал от рук Кассия Хереи[13] и его сообщников, это ознаменовало конец императорской династии. Риму предстояло снова стать республикой. Тогда до преторианской гвардии дошло: ей теперь грозит упразднение. Без особы императора, которую надлежит охранять, ее расформируют по легионам. Прощайте, щедрые выплаты и привилегии… И вот гвардейцы выбирают из уцелевших остатков императорской семьи Клавдия и провозглашают его императором. Может ли сенат чем-то возразить десяти тысячам вооруженных до зубов преторианцев? Ответ очевиден. Так этот человек стал императором Клавдием.

Но этот выбор едва ли можно было назвать всенародным. Свой титул Клавдию предстояло оправдать. Нужна была великая победа, которую можно было запихать в глотку сенату, и при этом показать народу Рима, что император способен потакать чаяниям подданных. Вот почему Клавдий вторгся в Британию. Это оправдывало законность его правления. Император завоевал остров, который не удалось покорить даже Юлию Цезарю. С этим нельзя поспорить. И вот почему вслед за этим в Британию хлынули люди и средства. Но покорение необходимо закрепить. Британия должна стать смиренной провинцией империи. Если мы здесь потерпим неудачу, правление Клавдия целиком себя опорочит. Враги императора осмелеют и решатся вновь проверить его на прочность. И если у них все получится, то Рим вновь погрузится в пучину распрей. Вы этого хотите?

– Если я верно припоминаю, – вклинился Катон, – Нарцисс был одним из тех, кто подбил Клавдия вторгнуться в Британию.

– И что?

– А то, что речь идет в такой же мере о безопасности твоего отца и его состояния, как и о судьбе Клавдия и Рима.

– Ну так что с того? В итоге все сходится в одном.

– Рад, что мы установили хотя бы это, – резко сказал Катон. – Так что к нашему чувству долга ты будешь взывать уже не столь безоглядно… Ну а теперь, в каких таких замыслах ты подозреваешь Палласа?

Септимий, протяжно вздохнув, невозмутимо продолжил:

– Мой отец полагает, что Паллас вознамерился привести эту провинцию к полному упадку. И готов сделать все, чтобы эта его затея увенчалась успехом. На острове у него есть лазутчики, стремящиеся вступить в сговор с Каратаком, чтобы сплотить против Рима самые сильные племена. И если этот союз горцев с бригантами или иценами состоится, то сил у них окажется достаточно, чтобы совладать с нашей армией. Наши легионы будут оттеснены и опрокинуты в море, города и поселения – сожжены дотла, их жители – перебиты, Рим – несказанно унижен, а Клавдий – посрамлен и сломлен. Его так или иначе сместят, а Риму, даже если и удастся избежать новой гражданской войны, что уже будет благом, откроется не лучшая перспектива: Паллас посадит на трон Нерона, рядом с ним – Агриппину, а сам из тени будет тянуть за все нити.