Читать книгу Римский орел. Орел-завоеватель - Саймон Скэрроу - Страница 21

Римский орел
Глава 18

Оглавление

В доме легата царила предотъездная суматоха. По всем покоям были расставлены дорожные сундуки, и рабы сноровисто их загружали, перекладывая все бьющиеся предметы слоями соломы. Флавия с сердитым видом наблюдала за ними, и они, поджимаясь, удваивали старания, зная, что госпожа скора на руку и в случае какой-либо оплошки может прибить нерадивца, а то и велеть его высечь. Кроме посуды и прочей кухонной утвари, отправке в Рим подлежали постельные принадлежности, кое-какая мебель и некоторые предметы домашнего обихода. Все это должно было найти свое место в доме Веспасиана на холме Квиринал. Флавия с Титом собиралась проводить мужа до галльского побережья, а затем вернуться в столицу, как только армия отплывет за пролив. К тому времени, надо думать, волна репрессий пойдет на убыль и можно будет рассчитывать на мало-мальски сносную светскую жизнь. Впрочем, Рим, в любом варианте, больше подходит для Тита, чем здешняя глушь, ибо мальчик растет и очень скоро ему понадобятся учителя. Веспасиан, считавший, что с азами таких основополагающих дисциплин, как право или риторика, следует знакомить ребенка чуть ли не прямо с пеленок, настаивал, чтобы Флавия не откладывая начала подыскивать их отпрыску педагога.

Неожиданно среди царящего повсюду разгрома появилась явно старавшаяся поймать взгляд хозяйки молоденькая служанка:

– Госпожа, к тебе гость. Какой-то солдат.

Последнее она произнесла с очевидным пренебрежением.

– Просто солдат?

– Оптион.

– Катон?

– Он так назвался.

– Вот и хорошо. Есть повод отвлечься от этой мороки.

Слышавший это раб мысленно возблагодарил небеса.

– Проведи гостя в библиотеку. Я туда скоро приду. Скажи, чтобы ничем не смущался, да не забудь предложить ему выпить.

– Слушаюсь, госпожа.


– Я как раз вспоминала о тебе, – сказала Флавия, сменившая домашний халат на шелковую легкую столу.

Библиотека, как и большинство помещений в доме легата, имела систему внутристенного отопления, и Катон после уличного морозца наслаждался теплом.

– Тебе повезло, что эти дурни еще не добрались до книг. Присаживайся, не стесняйся.

Катон снова сел, а Флавия подошла к большому шкафу, на полках которого были разложены дюжины свитков. Задержавшись на миг, она любовно пробежалась по некоторым из них пальцами и обернулась:

– Бери все, что хочешь, или, во всяком случае, что сумеешь забрать. Вот «Филиппики». Напыщенно, но, местами, умно. Вот «Георгики», весьма благодатное чтение. А вот несколько работ поминавшегося тобой Тита Ливия. Стихи смотреть будешь?

– Да, моя госпожа.

Спустя час на кушетке возле Катона лежала внушительная горка свитков, а перед ним самим стояла разрывающая сердце задача – решить, какие из них забрать, а какие оставить, ибо его походный мешок был вовсе не безразмерным. Флавия, с интересом за ним наблюдавшая, улыбнулась.

– Ты ведь увлекся Лавинией, верно? – спросила она.

– Госпожа? – Катон как сидел, так и замер, не в силах пошевелиться.

– Я говорю о рабыне, какую купила сегодня.

– А… вы о ней?

– Ну да, о ней, а о ком же еще? Не хитри, мой Катон, мне хорошо известны повадки влюбленных. Вопрос в том, что у тебя на уме.

Катон не нашелся с ответом. Он обмирал от стыда, что его так легко раскусили, и сгорал от желания вновь заглянуть в зеленые, влажно мерцающие глаза.

– Впрочем, возможно, я и ошиблась, – поддразнила его Флавия. – Может быть, ты вовсе не хочешь увидеться с ней.

– Моя госпожа! Я… я…

– Я так и думала, – рассмеялась Флавия. – Честно говоря, в большинстве своем лица мужчин для нас, женщин, – открытая книга. Не переживай, мой Катон, я вовсе не собираюсь препятствовать вашей любви. Даже напротив, но девушке нужно дать время привыкнуть к новому месту. Ну а потом я посмотрю, как нам быть.

– Да, госпожа. Благодарю, госпожа.

– А теперь тебе лучше уйти. Мне бы очень хотелось поболтать с тобой дольше, но в доме слишком много работы. Поговорим в другой раз… думаю, скоро. И может быть, Лавиния присоединится к нам, а?

– Да, госпожа. Я был бы рад.

– Ну хоть сейчас не соврал. Молодец.

Глядя на быстро шагающего по виа Претория юношу, Флавия улыбалась. «Славный мальчик, – думала она, – и такой простодушный. И… может сослужить мне хорошую службу, если с умом его направлять».


– И что все это за барахло? – с подозрением спросил Макрон, когда Катон вручил ему свитки, каждый из которых был аккуратно обернут и снабжен ярлычком.

– Главным образом речи риториков и исторические сочинения.

– Никаких стишков, а?

– Никаких, командир. Только проза, но увлекательная, можно сказать, берущая за душу.

– За душу? Послушай, приятель. Я не воодушевляться собрался, а научиться читать. Насколько это возможно. Ты меня понял?

– Да, командир. Ты научишься, командир. Давай посмотрим, как ты справился с урочным заданием? Ты ведь, я думаю, не терял время зря?

Макрон полез под кровать и достал стопку скрепленных по две деревянных вощеных табличек. Катон внимательно просмотрел каждую пару. На левых створках красовались буквы римского алфавита, какие он вывел собственноручно, справа теснились их корявые копии, сделанные центурионом.

– Нелегко было писать на коленях, – пояснил, с тревогой глядя на педагога, Макрон. – Эти штуковины так и норовили куда-нибудь уползти.

– Вижу. Что ж, для начала неплохо. Ты сумел затвердить, как произносится каждая буква?

– Конечно сумел.

– Тогда давай-ка пройдемся по ним, командир. А после попробуем составлять их в слова.

Макрон стиснул зубы.

– А мне, полагаешь, по силам этакая премудрость?

– Уверен, что да. Ты же сам все время твердишь, что умение приходит к солдату лишь с практикой. Так вот, с чтением точно так же. Будешь практиковаться, и сноровка придет.

Макрон, запинаясь, принялся перебирать алфавит, но Катон слушал центуриона вполуха. Перед мысленным взором юноши стояла Лавиния, и его сознание напрочь отказывалось воспринимать что-либо еще. Макрон все бубнил, потом с силой схлопнул таблички:

– Что с тобой, малый?

Катон вздрогнул:

– А? Ничего. Все хорошо, командир?

– Хрена лысого, хорошо, – буркнул центурион. – Даже мне иногда понятно, где я сбиваюсь. А ты знай сидишь да киваешь, словно цыпленок. О чем таком важном ты думаешь, а?

– Ни о чем, командир. Все пустое. Продолжим.

– Ни хрена не продолжим, пока ты не выложишь все.

Урок уже утомил Макрона, и он не прочь был прерваться, к тому же уклончивость паренька пробудила в нем любопытство.

– Давай говори, и по-быстрому! – потребовал он.

– Ну, правда же, командир, – взмолился Катон. – Это… не важно.

– Важно или не важно, судить буду я. Говори. Это приказ. Я не допущу, чтобы мои люди ходили с потерянным видом, будто лунатики, я все равно докопаюсь до правды. Вы, сопляки, или задираетесь один к другому, или думаете о бабах. Я прав? Что у тебя? Первое или второе? Кто тебя задирает?

– Никто, командир.

– Это малость все проясняет, не так ли? – Макрон подмигнул. – И кто же она? Лучше, если не супруга легата. Или тут же пиши расписку, что в твоей смерти повинен лишь ты.

– Нет, командир! Это не она, командир! – воскликнул, совсем растерявшись, Катон.

– Тогда кто? – потребовал ответа Макрон.

– Одна… рабыня.

– И ты хочешь сойтись с ней поближе, так?

Катон уставился на него, поколебался, потом кивнул.

– Так в чем же загвоздка? Предложи ей несколько побрякушек, и дело в шляпе. Я не знал ни одной рабыни, какая не раздвигала бы ноги за цацки. Ну, говори, какова она из себя?

– Просто красавица, – ответил Катон.

– Ясно! А что ей нравится? Что она любит?

Катон покраснел:

– По правде сказать, я мало что о ней знаю.

– Ну так узнай. Спроси ее, чего она хочет, и все будет в порядке.

– Все не так, командир. Похоть тут ни при чем.

– Похоть? Кто тут толкует о похоти? Просто ты хочешь ее поиметь, я правильно говорю? Стало быть, такова твоя стратегическая задача. Дальше действуешь по-военному. Применяешь нужную тактику, умелым маневром занимаешь выгодную позицию и обеспечиваешь себе полный триумф, а потом скорым маршем отходишь. Или оккупируешь занятую территорию. Это уж, как ты решишь. Или как сложится обстановка.

Макрон, весьма довольный своим рассуждением, рассмеялся.

– Командир! – одернул зубоскала Катон. – Это… не то. Это… совершенно другое.

– Тогда объясни, о чем ты толкуешь.

Катону и впрямь вдруг захотелось излить свою душу хотя бы вот этому грубому, но довольно славному и хорошо относившемуся к нему крепышу, но он вдруг осознал, что ничего толком не может сказать. Не то чтобы у него не хватало слов – их была целая прорва, и в виде цветистых сентенций, и в виде рифмованных строк, однако все это никоим образом не сопрягалось с тем томлением, что разрывало на части его бедное сердце. Вся любовная лирика, до сих пор приводившая Катона в благоговейный восторг, вдруг стала восприниматься набором банальностей, и он, сокрушенный столь стремительной девальвацией своих внутренних ценностей, надолго умолк.

Макрон устал ждать.

– Чем же таким, скажи на милость, эта девица отличается от всех прочих? – вновь стал расспрашивать он. – Что в ней такого, чего нет в других? Говори же.

– Я… я не знаю, – признался Катон.

– Просто тебя зазнобило, и все?

– Вроде того, командир.

– Ну так дай ей понять, что она тебя интересует и что ты готов заплатить ей столько, сколько она запросит. Разумеется, в разумных пределах. Не стоит приучать к девицу к излишествам и вздувать цену для ребят, которые захотят попользоваться ею после тебя. Договорись с ней и действуй.

– Но… – Катон пощелкал пальцами, пытаясь выразить свою мысль. – Мне бы хотелось более тесных и более длительных отношений.

– С рабыней? Не смеши людей, парень. Это не лезет ни в какие ворота.

– Ты прав, командир, – согласился поспешно Катон, осознав, что разговор заходит в тупик. – Может, продолжим занятия? Дело есть дело.

– Ну так и не тяни, а смелей приступай к своему делу. – Макрон ухмыльнулся.

– Да, командир. Ну-ка, что это за буква?

Катон протянул центуриону табличку. Тот покачал головой:

– Ну и упрям же ты, малый. Вижу, уперся и стоишь на своем. Ни в какую тебе неохота говорить об этой девице. С другой стороны, оно, может, и правильно, а?

– Так что же с буквами? Мы продолжаем?

– Сказать по правде, – хмуро отозвался Макрон, – охренеть от них можно, от твоих букв. Да и от тебя, кстати, тоже.

Римский орел. Орел-завоеватель

Подняться наверх