Читать книгу Любовь вне закона - Сергей Майдуков - Страница 6

Выходные Пампурины провели за городом. Взяли свой раскладной (и очень нескладный) мангал, запаслись углем, жидкостью для разведения огня, купили три красивейших осетровых стейка. Пампурину пришлось удовлетвориться безалкогольным пивом, тогда как его женщины получили по две бутылки настоящего – и не какого-нибудь польского, а дорогущего английского. Сидели на ковриках для йоги, чтобы не простудиться на холодной земле. Болтали обо всем на свете, только не о страшной ночи, которая, подобно черной дыре, неотступно присутствовала в их жизнях, что бы они ни говорили, как бы ни притворялись.

– Спасибо, родители, – сказала Наташа, когда они закончили трапезу и сидели у остывающего мангала, каждый со своей бутылочкой.

– Глупости, – отмахнулся Пампурин.

– Мы одной крови, ты и мы, – сказала Мария.

– Я уже два дня хожу на занятия, – Наташа сделала маленький глоток из горлышка. – И знаете, мне вдруг понравилось учиться. Вот возьму и закончу инст с красным дипломом.

– Мы только рады будем, – сказал Пампурин.

– Счастливы, – поправила Мария.

И улыбнулась. Они все улыбались по пути домой, расслабленно и спокойно. А потом наступил черный понедельник.

Утром Пампурина вызвал Распопов и, не поднимая глаз от бумаг на столе, тихо спросил:

– Как продвигается расследование тройного убийства? Готов доложить?

– Докладывать особенно нечего, – покаялся Пампурин. – Похоже, вы были правы насчет ограбления. Я задействовал всех осведомителей в криминальных кругах. Будем ждать результатов.

– Ждать. Ага. Результатов, – Распопов принялся выкладывать башенку из коробок для файлов. – Слушай, а ведь версия с ограблением развалилась. На даче Тамонниковых не пропало ничего. Я просмотрел копию дела, а там черным по белому записано: владельцы исчезновения каких-либо ценных вещей не подтвердили.

– Да? – глупо спросил Пампурин.

Холодок пополз по его позвоночнику. Он эту страницу из протокола удалил, не учтя, что главный прокурор мог оставить себе второй экземпляр. Если кому-нибудь вздумается сравнить две версии, то возникнет большая проблема. И, судя по мине Распопова, это была еще не самая плохая новость.

– Да, – произнес он веско.

Словно дверь захлопнул, перекрыв доступ последнему лучику света. Распопов поднял тяжелый взгляд.

– Довольно странно, Валерий Константинович, что об этом сообщаю тебе я, а не наоборот. Ты что, не занимаешься делом?

Пампурин как раз думал о деле днем и ночью и делал все, чтобы выхолостить его даже от малейших намеков на истинные мотивы и обстоятельства преступления. Подшил кучу новых актов экспертизы, которые истину не проясняли, а хоронили – в изобилии бесполезных фактов. С этой же целью Пампурин опросил десятка полтора свидетелей, которые ничего не знали и не могли знать. Имитируя бурную деятельность, он постепенно раздувал объем дела, зная по своему опыту, как легко увязнуть в болоте лишней информации.

– Занимаюсь, Василий Петрович, – выдавил из себя Пампурин.

– Неужели? – саркастически спросил Распопов. – А результаты? Есть результаты?

– Пока собираю доказательную базу. Мотаюсь по дачному поселку, по окрестным селам…

Пампурин внутренне сжался, ожидая, что сейчас последует вопрос, опрошены ли водители местных автобусов. Вместо этого Распопов объявил, пренебрежительно выпячивая пунцовые губы:

– Пока ты собираешь и мотаешься, истина без тебя прояснилась.

– Истина?

Пампурину страстно захотелось вытереть испарину со лба, но он сдержался, опасаясь выдать свое волнение.

– Она самая, голубушка, – подтвердил Распопов. – Появился реальный свидетель. В данный момент дает показания Чакурову.

– Почему Чакурову?

Чувствуя, что пот вот-вот потечет по лицу градом, Пампурин провел рукавом по лбу.

– Взмок? – усмехнулся Распопов. – В жар бросило?

«Он знает, знает, – застучало в мозгу. – Играет, как кошка с мышью. Что же делать-то? Стукнуть по башке и бежать? Нет, не успеть. Наташа в институте, Машка на работе. За ними, наверное, выехали уже…»

– Правильно, что взмок, – продолжал Распопов, вальяжно откинувшись на спинку кресла. – Потому что ты не оправдал высокого доверия, Валерий Константинович. Со всеми вытекающими последствиями, так сказать. Понял, что я имею в виду?

– Нет.

Голова у Пампурина шла кругом. Он действительно не понимал, о чем ему толкует прокурор.

– Какой ты у нас непонятливый, – досадливо произнес Распопов. – Теперь я окончательно решил отстранить тебя от дела. Все, иди. Дальше Чакуров будет разбираться. Надо было ему сразу поручить. Бульдожья хватка. Не успокоится, пока своего не добьется, – начальственный палец указал на дверь. – Свободен. И помни: ты меня не просто разочаровал. Ты меня подвел, Валерий Константинович. Сочин беснуется, а тебе хоть бы хны. Ступай. Выводы сделаны.

Пампурин встал, чувствуя себя сомнамбулой.

– Василий Петрович…

Распопов вскинул массивную голову:

– Ты еще здесь? Чего тебе?

– Объясните хоть, что за свидетель! Откуда он взялся?

– Из народа, Валера, из народа. Родители мальчиков скинулись и назначили денежное вознаграждение тому, кто поможет следствию найти убийц. Сто тысяч баксов, между прочим, – Распопов смешливо фыркнул. – Но, правда, как ты определишь и как проверишь, пригодились твои показания или нет? Одним словом, отличная задумка. И свидетель сразу нашелся.

– Он был на месте преступления? – пожелал знать Пампурин.

– Это женщина. Она видела убийцу, покидавшую дом.

– А кто поручится, что она не выдумала все в надежде отхватить куш?

– Не твоя забота, – отрезал Распопов. – Со свидетельницей Чакуров работает, а ты давай подтягивай хвосты, какие там у тебя накопились. Спрошу строго. Ты у меня из доверия вышел.

Распопов опустил взгляд, а правую руку поднял. Указательный палец снова указывал на дверь. Недвусмысленно и безапелляционно.

Пампурин на плохо гнущихся ногах покинул кабинет. Секретарша, которая обычно охотно болтала с ним и даже предлагала чаю с домашним печеньем, поджала губы и забегала пальцами по клавишам компьютера, давая понять, что проштрафившимся здесь не рады. Пампурин вышел из приемной и медленно зашагал по коридору.

Что за свидетельница объявилась у Чакурова? Действительно ли она была на месте преступления или блефует? Если да, то видела ли Наташу? Сумеет ее опознать? Черт! Ночь была темная и, кажется, ненастная, но какая-нибудь местная жительница вполне могла идти по дороге. Например, возвращаться с работы. Или, наоборот, спешить в город по неотложным делам. Рано Пампурин расслабился. Вместо того чтобы возиться с бумагами, надо было все дома обойти, тогда бы он сам свидетельницу отыскал и повернул бы ее показания нужным для себя образом.

«Вам показалось, что незнакомка была молода? Но ведь было темно, и вы находились на приличном расстоянии, гражданка. Давайте не будем утверждать категорично. Запишем, что встреченной вами женщине было, скажем, от двадцати пяти до тридцати лет. А может, это вообще был молодой человек? Не подвело ли вас зрение? Давно вы у окулиста обследовались, гражданка? Не злоупотребляете ли алкогольными напитками?»

Теперь о подобном развитии событий можно было только мечтать. Теперь нужно принимать меры. И срочно.

* * *

– Так как насчет вознаграждения? – спросила тетка.

В десятый раз? В сотый?

Чакуров сделал строгое лицо и сказал:

– Вначале нужно будет информацию проверить. Если она подтвердится, вы на коне.

– На каком коне? – спросила тетка.

Фамилия ее была Кошкина. Со своими откровенно блядскими глазами в молодости она, должно быть, отбоя не знала от мужиков. Но годы скомкали и перекорежили все, кроме этих жирно подкрашенных глаз, лицо увяло и сморщилось, грудь обвисла, на руках выскочили темные веснушки. «Ей надо лифчик потуже затянуть, а не ресницами накладными хлопать», – подумал Чакуров брезгливо.

Ему еще не исполнилось сорока. Высокий брюнет так называемого атлетического сложения. С подвижными бровями и профилем в виде месяца.

– На том коне, – подмигнул он, – который баксы возит.

На самом деле вознаграждение, если пострадавшие не блефовали, полагалось ему. У Чакурова уже возник план, как установить личность подозреваемой. Во-первых, она была молода, скорее всего, ровесница убитых парней, так что искать ее следовало в их окружении. Опросить всех, наметить круг подозреваемых, устроить очные ставки, вытрясти из них все, что возможно вытрясти. Глядишь, там и мотив всплывет. А пока следовало еще разок порасспрашивать Кошкину. Как правило, при этом всплывают новые детали, потому что подсознание успевает просканировать воспоминания.

– А сейчас, Любовь Викторовна, давайте повторим показания, – заговорил Чакуров. – Итак, вы работаете продавцом в магазине «Березка», где, по вашим словам, остались ночевать ввиду плохих погодных условий. Что заставило вас покинуть магазин под утро и отправиться домой?

– Я ж говорила уже, – недовольно пробурчала Кошкина. – Соседи позвонили, сказали, что Пашка мой к ним скребся, да так на крыльце и прикемарил. А наутро заморозки обещали. Он, скотина такая, застудится, а работать кто будет? Мы и так в долгах, как в шелках.

– Разбудили Пашку? – скучно спросил Чакуров, а сам искоса взглянул на свидетельницу, проверяя, не выдумала ли она причину, не выдаст ли себя.

– Когда я воротилась, он уже домой приполз, – ответила Кошкина, насупившись. – Грязи нанес, что свинья. Вот говорят, алкоголизм людей убивает. А я лично так не думаю. Мужики, гады, от водки только живучее становятся.

– Давайте не будем растекаться мыслями по древу, Любовь Викторовна.

– По чему?

– Не будем уходить от темы, – поправился Чакуров. – Вы сумеете указать точное место, где заметили девушку?

– Без проблем, – пожала плечами Кошкина. – Она от Тамонниковых через мост перешла и к трассе юркнула. Шасть, быстрая такая. А ведь крюк с километр получается. И все по грязи да по лужам. Ну, думаю, лярва ты, прости господи. Отстрочила и восвояси. Только почему пешком? Неужто на иномарку еще не заработала?

– На каком расстоянии от вас она прошла?

– Да, почитай, рядом. Два метра. Три от силы.

– Как вам удалось остаться незамеченной, Любовь Викторовна?

– Сколько раз повторять? – засмущалась Кошкина. – По нужде я присела в кустах. А краля эта по сторонам не глядела, ноги в руки и ходу, и ходу.

– Любовь Викторовна, а ответьте-ка на такой вопрос… Почему вы сразу не сообщили о своих подозрениях?

Голос Чакурова опять сделался скучающим, а взгляд – цепким, схватывающим все мелочи.

– Объявление только теперь дали. Смотрим телевизор, а там такое… Меня как ошпарило.

– Значит, если бы не денежное вознаграждение…

– А я что, даром нанималась вам помогать? – перешла в наступление Кошкина. – Может, та девица отомстить захочет. Плеснет кислотой в глаза, вот вам и опознание. Или того лучше, ножом пырнет.

Это была беспроигрышная позиция. Под статью об укрывательстве преступников не попадают те, кто молчит из страха перед возмездием.

– Опишите мне эту особу, – попросил Чакуров, прикрывая глаза.

– Описывала уже, – буркнула Кошкина.

– Еще раз, пожалуйста. Может, всплывут мелочи, которых вы не упомянули.

– Ну… Молодая. На голове шапка вязаная. Колпак полосатый, как у буратины.

– Буратино, – машинально поправил Чакуров.

– Я и говорю: буратина. Из-под колпака волосы длинные висят. Вот досюда. – Кошкина отмерила ладонью сантиметров десять ниже плеча. Прямые, темные…

Чакуров, до того жмурившийся, открыл глаза.

– Во сколько первый автобус идет?

– Что? – опешила свидетельница.

– Автобусы когда ходить начинают?

– Со станции выходят в пять с минутами. У нас – в половине шестого.

«Нужно будет наведаться на автовокзалы, – сказал себе Чакуров. – Девица могла уехать в обе стороны. Могла попытаться запутать следы. Полосатая шапка, длинные волосы, светлая куртка, сумка через плечо. Если камеры наблюдения ее зафиксировали, то птичка попалась. Рано или поздно удастся выяснить, куда она с вокзала направилась».

Кошкина продолжала говорить, но он ее почти не слушал. Ничего нового эта жадная дура не вспомнила. И, оттараторив свое, опять завела разговор о вознаграждении.

– Опять двадцать пять! – раздраженно сказал Чакуров. – Сначала преступницу поймать нужно, а потом уже деньги требовать. А у вас, Любовь Викторовна, хвост впереди паровоза получается. Ждите. Сейчас подпишу вам пропуск, и поезжайте домой. С вами свяжутся, если ваши показания окажутся полезными.

– Нашел дуру! – прошипела Кошкина. Глаза ее полыхнули ненавистью. – Думаешь сам приз заграбастать? Не выйдет! Без меня ты девку эту не сыщешь.

– Но-но! – прикрикнул Чакуров и пальцем по столу деревянно пристукнул. – Вы тут не очень-то! Не в бане!

В кабинете стало так тихо, что если бы какая-нибудь весенняя муха проснулась и полетела, то было бы обязательно слышно. Но не пролетела муха. И не выгнал Чакуров зарвавшуюся свидетельницу. Он вдруг понял, что у нее есть козырь на руках. И душа его сладко заныла в предвкушении праздника. В случае удачного раскрытия преступления Чакурова ожидало повышение по службе и моментальное обогащение.

Кошкина встала.

– Раз нам больше говорить не о чем, то я пошла. Выписывайте свой пропуск.

– Сядьте, – он указал на покинутый ею стул.

– Насиделась, хватит.

– Сядь! – рявкнул Чакуров.

Кошкина рухнула на сиденье, вытаращив глаза. Ее рот сделался маленьким и круглым, как будто она коктейль сосала сквозь невидимую трубочку.

– Что там у вас, признавайтесь? – заговорил Чакуров, напустив на себя прежнюю вежливую личину. – Ведь есть что-то, верно? Признайтесь. Без этого вам вознаграждения не видать, даже не мечтайте.

– А я по объявлению позвоню, – сказала Кошкина. – В объявлении номерочек указан.

Он изобразил зевок, прикрыв рот ладонью.

– И на здоровье. Родители покойников с полученными сведениями ко мне обратятся. Я показания рассмотрю и признаю несущественными. Что дальше, Любовь Викторовна?

На лице ее проступило мучительное раздумье.

– А дальше вот что… – начала она.

Чакуров принял расслабленную позу и переплел пальцы выложенных перед собой рук.

– Я слушаю.

– Треть твоя, следователь.

– Половина, – быстро произнес он, прекрасно понимая, что не даст этой вредной бабе ни гроша.

Торговаться нужно было, чтобы не вызвать у нее подозрений слишком легкой уступкой.

– Хорошо, – неожиданно согласилась Кошкина.

Чакуров решил, что самое время зевнуть еще разок.

– Так что там у вас? – спросил он.

– Карта, – ответила она, понизив голос.

– Местности, что ли? – не понял он.

Вернее, это мозг еще не воспринял услышанное. Интуиция уже ликовала, колотя серебряными молоточками в висках. Удача, невероятная, потрясающая удача!

– Банковская карта, – сказала Кошкина.

Чакуров попытался зевнуть. У него это не получилось.

– Чья? – тупо спросил он.

– Лярвы этой, – был ответ. – Убийцы. Она телефон из кармана вытащила, чтобы подсвечивать. Карточка и выпала. Я подняла. Думала… Ладно, не важно.

– Четырехзначный код подобрать невозможно, – машинально произнес Чакуров. – Если не знать хотя бы элементарных сведений о владельце.

– Это я уже поняла, – Кошкина хихикнула. – Банкомат, зараза, чуть не съел карту.

Снова воцарилась тишина. Чакуров сделал значительное лицо и протянул руку:

– Ладно, давайте сюда, Любовь Викторовна. Попробуем по карте установить личность владельца. Если получится, конечно.

– Что вы там про паровоз говорили?

– А?

– У вас хвост впереди паровоза едет, – заявила Кошкина, щурясь. – Получу свою долю, отдам карту.

– Напрасно вы так, Любовь Викторовна, ой, напрасно, – скорбно покачал головой Чакуров. – Я ведь с вами по-хорошему, а могу и по-плохому. Пришлю группу с обыском, и все дела.

– Ну и присылай! – вызверилась она. – Не найдешь карту, хоть тресни. Я к другому следователю пойду. Пугает он!

– Если ты, Кошкина, выкинешь такой фортель, – предупредил он, – то я тебе отсидочку гарантирую. За сокрытие улик и введение следствия в заблуждение.

– А ты не пугай, не пугай! Не на ту напал, понял?

Чакурову стало ясно, что давить дальше на Кошкину бесполезно. Она за деньги удавится и от своего не отступит. Проклятая баба! Придется с ней, видно, как-то поладить.

– Ладно, – произнес он. – Вижу, вы женщина с характером. Уважаю.

– Мне ваше уважение до одного места, гражданин следователь. Мне деньги нужны.

– Получите вы свои деньги, – угрюмо пообещал Чакуров. – Я позвоню, и мы условимся о встрече.

– Пятьдесят тысяч мои, – заявила Кошкина.

Он кивнул молча. Аргументы у него закончились, а признавать свое поражение не хотелось.

Чакурова взяли в спортивном комплексе «Перфект лив». Он плавал там по средам, а по воскресеньям посещал зал тренажеров. Поплавать поплавал, а качаться ему еще долго было не суждено.

Сразу после ухода Кошкиной Чакуров позвонил по объявлению, представился и спросил, с кем говорит.

– Я просто дежурю на телефоне, – ответил женский голос. – Сейчас соединю вас с родственниками.

Прошло довольно много времени, прежде чем Чакуров услышал другой голос – мужской, молодой, бодрый. Оказалось, что это адвокат, через которого следовало вести все переговоры.

– Я предпочитаю действовать напрямую, – заявил Чакуров.

– Мне очень жаль, но это невозможно, – сказал адвокат. – Слишком много желающих нажиться на горе родителей.

– Я следователь областной прокуратуры. Это вам о чем-нибудь говорит?

– Извините, нет. В данный момент, насколько я понимаю, вы выступаете как частное лицо.

Чакуров закусил губу. Проклятый адвокатишка был прав. Не звонить же родителям парней напрямую, требуя у них денег. Официально Чакуров должен был искать убийцу совершенно бесплатно, точнее, за зарплату.

– Тут сложный случай, – сказал Чакуров.

– Вот как? – вежливо удивился адвокат.

– Да. На меня вышла женщина, утверждающая, что она собственными глазами видела убийцу.

– Вот как? – реплика была прежней, но интонация изменилась.

– Разумеется, ее показания занесены в протокол, – продолжал Чакуров, стараясь говорить веско и убедительно. – Однако есть одна щекотливая деталь…

– Я специалист по щекотливым деталям, – заверил его адвокат. – Продолжайте, пожалуйста.

– Свидетельница дала словесный портрет, который может продвинуть следствие, а может, и нет. В зависимости от того, как повернет фортуна.

– Но мы не из тех людей, которые полагаются на столь капризную особу, как фортуна… – сделав паузу, адвокат добавил: – Верно, Леонид Борисович?

– Э-э…

«Откуда ему известны мое имя и отчество? – подумал Чакуров. – Я ведь назвал только свою фамилию».

Это небольшое открытие неприятно удивило его. Выходило, что адвокат и лица, которых он представлял, знали о передаче дела Чакурову и следили за его продвижением. Пустяк, но неприятный пустяк. Следователь Чакуров привык знать о людях больше, чем они знают о нем.

– Итак? – напомнил о своем существовании адвокат.

– Ах, да. Тут вот какое дело. Свидетельница…

– Как ее фамилия, кстати?

– Не имею права разглашать, – быстро произнес Чакуров. – Тайна следствия.

«О Кошкиной пока, кроме меня и Распопова, никто не знает, – решил он. – Она не заинтересована в огласке. Ей главное деньги получить. Что касается прокурора, то он птица высокого полета. Вряд ли адвокат получает информацию от него напрямую».