Читать книгу Спираль Эолла. Часть вторая. Межзвёздные узники. Книга третья. Письма ушедшего в вечность - Виктор Вассбар - Страница 12

Через короткий отрезок времени, определившийся сознанием в пределах четырёх-пяти минут, я стоял на косе и смотрел на её каменное полотно, вползающее в реку. Ничего необычного в ней не было, но что-то упорно манило меня к её оконечности, и я подчинился внутреннему голосу, влекущему к срезу камней и воды.

На ногах были домашние тапочки, что давало возможность легко передвигаться по нагромождению камней.

«Благо, что переместили не босиком!» – вышагивая меж нагромождения камней, подумал я и вдруг ясно различил слабый зов о помощи.

Остановившись, прислушался. Тишина, лишь из густых ветвей деревьев, замерших за спиной, доносился пересвист каких-то неведомых птиц.

– Померещилось! – подумал я, но с новым шагом, вновь услышал слабый зов о помощи, донёсшийся с пика косы.

Более не раздумывая и не разбирая дороги, я рванулся вперёд, и вот уже моим глазам предстала страшная картина. Вцепившись руками в торчащую из воды коряжину, бурному течению реки сопротивлялась молодая женщина. Её силы были на исходе, о чём явно говорили её посиневшие пальцы. Я ясно видел их, так как женщина была не далее чем в пяти метрах от меня.

– Расстояние невелико, но, видимо, коса резко обрывается в глубину, оттого девушка и не может достать ногами дно реки, что давало бы ей шанс на спасение. Минута, максимум две и река навсегда поглотит её, – промелькнула мысль, а вместе с ней и сформировался план по спасению девушки. Сбросив с ног тапочки, я бросился в реку чуть в стороне от коряжины, – выше по течению, и максимум через пять секунд был поднесён к топляку. Ухватившись за него правой рукой, я посмотрел в глаза девушки. Они выражали страх и мольбу.

– Не бойся, милая! Всё будет хорошо! Я спасу тебя! – сказал я ей и, продвигаясь к её правому боку, попросил по моей команде выпустить из рук корягу. Видимо она не правильно поняла меня, или иссякли её силы; не дождавшись моей команды, она разжала пальцы, и тот час же кипучее течение реки закружило её. Не раздумывая, я оттолкнулся от топляка, ухватил протянутую ко мне руку девушки и изо всех сил заработал ногами.

Вскоре, держа её на руках, я ступил на берег вблизи костра.

– Я могу сама идти, – без дрожи в голосе проговорила она и попросила выпустить её из рук.

Выполнив её просьбу, я указал на костёр.

Казалось бы, мысленно пережив приближение смерти, она должна была пасть ничком на песок пляжа и лежать на нём без движений от нервного потрясения и потери сил, но моим глазам предстало иное.

– Спасибо! – мило улыбнувшись и поцеловав меня как давнего друга, бодро сказала девушка и энергично направилась к костру, роняя на песок тонкие струйки воды, стекающие с тела и облепившей его тонкой ткани лёгкого платья.

Оставшись на месте, я смотрел ей вслед и удивлялся; откуда в таком хрупком теле столько много энергии.

С меня стекали потоки воды, я был слаб и дрожал от нервного перенапряжения, а она была не только спокойна, но, кажется, и рада произошедшему с ней приключению.

Подойдя к костру, девушка выбрала из кучи хвороста несколько ветвей, установила их в виде треноги затем, не выказав ни малейшего стеснения, полностью обнажилась и развесила на треногу своё мокрое платье. Затем взглянула на меня, мило улыбнулась, подбросила в огонь охапку ветвей и протянула к взвившемуся пламени руки.

Не отводя глаз от поистине божественного тела, явившегося моему взгляду, я последовал её примеру.

(Комментарий автора.

В юности я был очень стеснителен по отношению к девочкам. Не скажу, что в их присутствии я краснел или бледнел, нет этого не было, я просто боялся выразить той или иной из них свою симпатию, боялся, что та, кто нравится мне, осмеёт или того хуже нелестно выскажется в мой адрес.

В зрелости исчезла юношеская робость. Я был любим, и сам любил, и моя любимая была для меня богиней. Ей я отдавал всего себя, и она награждала меня за это нежными ласками. Но на тело богини я всё ещё стеснялся смотреть.

На четвёртом десятке моих лет я не стеснялся уже ничего. Моя возлюбленная оставалась для меня богиней, но я уже не отводил глаз от её обнажённого тела. Мне нравился шорох платья, ниспадающего к её ногам, и я с нескрываемым наслаждением смотрел на её округлый стан и упругую грудь. С тех пор я стал наслаждать не только моё тело, но и свой взгляд).

Снимая с себя рубашку и любуясь плавным изгибом её стана, я обратил внимание на то, что и она не без интереса смотрит на меня.

Что в теле моём?! Выпятившийся живот, впалая грудь, отвисшие мышцы рук! Когда-то всего этого не было, но когда?! Минимум двадцать лет назад, а сейчас… Скинув одежду, я перевёл взгляд на своё тело и мысленно ахнул! Всего того, что описал выше, не было. Я помолодел на двадцать лет! И всё же я был смущён.

Не знаю, что смутило её, моё неведомо как помолодевшее тело и налившиеся мышцы, или что-то ещё, но прекрасная незнакомка, улыбнувшись, отвела взгляд.

Расстелив на горячем песке свою одежду, и мысленно приказав себе не смущать девушку взглядом, я подошёл к костру и так же, как и моя фея, иначе нельзя было её назвать, протянул руки над пламенем костра.

– Этилия. Меня зовут Этилия, – проговорила она, вглядываясь в мои глаза.

– Красивое имя, но…

– Но не еврейское, – договорила за меня Этилия, не отводя от меня выжидательный взгляд своих глаз.

Сер… – выплеснул я и осёкся, но после секундной заминки нашёлся и проговорил. – Моисей из Вифании.

– А я из Магдала, – не обратив внимания на мою оплошность, сказала Этилия и, подойдя ко мне, взяла мою правую ладонь в руки и приложила её к своей щеке. – У тебя нежные пальцы. Скажи правду, ведь ты не тот, за кого себя выдаёшь. Прости, я дерзка, но твои глаза позволили мне произнести эти слова. В них тайна, но они чисты.

Я не знал, что ответить.

– Твоя одежда выдаёт в тебе чужеземца. Я была в Вифании, много ходила по Иудее, но никогда и нигде не видела таких одежд, тем более того, – указав глазами на мои плавки, – что осталось на тебе.

Я был уличён во лжи. Осознав это, я не мог более лгать, ибо это могло оттолкнуть от меня девушку, а в том, что она была девушка, а не женщина, меня убедили не только её приподнятые вверх остроконечные груди, но и моё почти полувековое познание женщин. Но не это вынуждало меня сказать правду, к откровенности вызывал ясный взгляд её небесно-голубых глаз. Кроме того, я хотел найти в ней ещё одного друга. Мои глаза были темны и, казалось бы, я больше должен доверять глазам с подобной расцветки, но всю мою сознательную жизнь, большее доверие мне внушала чистота голубого неба, нежели мрак бездны.

– Как быть? Как быть? – лихорадочно думал я и после минутного молчания произнёс. – Ты права, Этилия! Я не тот, за кого себя выдаю! То, что сейчас решаюсь поведать тебе, будет трудно понять, но, как мне кажется, ты разумная девушка, поэтому вникнешь в мои слова и уверуешь в них. Рассказ мой будет необычен тем, что унесёт тебя в далёкое будущее. Ты готова выслушать его?

– Да! – спокойно ответила она и, придвинув к костру толстую ветвь, села на неё.

В зарослях мирта, плотно подступавших к теревинфам, что-то прошуршало. Я насторожился.

– Это хомет, – мерзкое нечистое животное. Их много здесь, – проговорила Этилия и, уперев подбородок на сложенные вместе руки, локтями упёрлась в колени и выжидательно посмотрела в мои глаза.

– О, боже! Прости! Ты, конечно же, голодна! – воскликнул я, и через минуту раскладывал перед ней запечённую рыбу.

Стараясь как можно реже смотреть на божественное творение (Зачем смущать голодного человека, занятого трапезой?) я вёл свой рассказ. Этилия слушала, не перебивая, лишь однажды она спросила: «У тебя красивая жена?»

– Очень! – ответил я и добавил. – В своей молодости она была точной твоей копией! – Это была правда. Кроме того я вспомнил, что ещё там, – на каменной косе я вздрогнул, услышав голос Этилии, очень похожий на голос жены.

Закончив рассказ о себе и своей семье, я посмотрел на Этилию. Она смотрела на костёр и о чём-то напряжённо думала. Это было заметно по её плотно сжатым губам и напрягшейся жилке на видимой мною левой части её виска. Я не стал тревожить её, подумав, придёт время, она разберётся в своих мыслях и сформулирует вопросы. Но, как оказалось, времени ей понадобилось совсем мало, и понял я это ночью, стремительно надвигающейся на нас.

За разговором быстро пролетело время. Одежда наша высохла, и мы облачились в неё. С реки подул прохладный ветер, Этилия поёжилась, хотя и сидела у костра. Я вспомнил прошедшую ночь и тоже невольно сжался.

– О, боже! – шлёпнув себя по лбу, воскликнул я. – Что же я сижу! Ночи здесь холодны! Необходимо построить шалаш!

– Я помогу! – встав на ноги, проговорила Этилия. – Ко второй страже ночи мы построим его.

– Здесь дел-то на два часа! – удивился я, взглянув в её глаза. – А ты говоришь ко второму часу. Сейчас не более семи часов вечера!

Этилия смотрела на меня не мигающим взглядом, видимо осмысливая мои слова. И тут до меня дошло.

– Стража ночи! – тихо проговорил я и, вспомнив когда-то прочитанное, изрёк. – В римской империи ночь делилась на четыре «стражи» по три часа в каждой, и начиналась она в восемнадцать часов. Значит, по твоим расчётам, Этилия, мы должны закончить постройку шалаша максимум к девяти часам вечера. Всё сходится! Что ж, приступим!

Но постройку шалаша мы закончили к заходу солнца. Причиной тому было не только моё слабое знание в его возведении, но и продолжительные поиски подходящих ветвей. И всё же он был построен. Внутри шалаша Этилия уложила толстый слой пушистых ветвей, сверху настелила душистые травы и, раскинув в стороны руки, повалилась на них. Накрыв Этилию своей просохшей рубашкой, я вышел из шалаша и, миновав костёр, приблизился к грани песка и воды, – к месту, куда впервые ступили её ноги. Отыскав в свете луны следы её ступней, я наклонился, дотронулся до них и, закрыв глаза, поднёс руки к лицу. Не знаю, показалось мне или то была явь, но я ощутил аромат молодого тела Этилии, пьянящий меня на протяжении всего времени, что находился рядом с ней.

Умом осознавая, что Этилия слишком юна для моей любви, я ничего не мог поделать со своим сердцем. Я был влюблён в неё с первого взгляда! И даже сейчас, когда Этилии не было рядом, я ощущал её близость и аромат её волос приятно щекотал мне ноздри. Мне казалось, что мы знакомы не несколько часов, а целую вечность. Вечность, когда-то прожитую в любви!

Костёр, коснувшись глади реки рассеянным бледным светом, напомнил мне о своём существовании. Тяжело вздохнув, я приподнялся и направился к нему. Постанывая над съеденными дровами, затухающее пламя костра требовало жирной добавки. Подбросив в него несколько толстых ветвей, я сел на обрубок дерева, на котором совсем недавно сидела Этилия, и, казалось, ощутил её тепло.

Ночь хозяйкой расползлась по небосводу. В ожидании Аашуа, я сидел у костра, но Аашуа так и не появлялся. Вскоре я клевал носом.

Кто-то коснулся моего плеча. Я открыл глаза и увидел Этилию.

– Сергей, мне холодно одной! Пойдём в шалаш, – проговорила она и, скользнув своей рукой с моего плеча до запястья, крепко сжала его и потянула на себя. – Пойдём в шалаш.

В шалаше, – сразу после того, как мы расположились на пышном ложе, она без всякого стеснения плотно прижалась ко мне, обняла руками, поцеловала в щеку и, уложив голову на мою грудь, замерла. Окунувшись в аромат её тела, я быстро уснул.

Спал я, вероятно, не долго, так как проснулся от капели падавшей на моё лицо. Открыв глаза, я увидел склонённое над собой лицо Этилии. Свет полной луны, падавший на него, ясно высвечивал её глаза полные слёз.

– Что с тобой, Этилия? – спросил я её и услышал пронзившие меня слова.

– Почему ты отвергаешь меня? – всхлипывая, проговорила она, и новые капли горячих слёз окропили моё лицо.

Второй раз в течение короткого времени я не знал, что ответить.

– Почему ты отвергаешь меня? – вновь проговорила она и резко, не дожидаясь ответа, сбросила платье со своего посеребрённого луной тела.

Ощутив упругость девственной груди и пьянящий аромат молодого податливого тела, я коснулся руками её спины и медленно повёл их до изгиба в талии.

Ночь прошла в пылкой любви.

Утром я понял слова моего сердца, сказанные на поле с разливами маков. Слова о том, что здесь оно найдёт свою погибель. Я полностью согласился с ним, оно нашло погибель в любви, которая не может иметь будущего. Придёт миг, и Они вернут меня в моё пространство и время.

Аашуа появился на третий день уставший, но в приподнятом настроении. За его спиной висел туго набитый чем-то мешок. Сбросив его к ногам, Аашуа протяжно выдохнул тугую струю воздуха, улыбнулся мне и, расслабляясь, повел глазами по вековым теревинфам, оплетённым лианами, затем направил взгляд на Иордан. В это время из реки выходила Этилия. Их глаза встретились. Аашуа замер, видимо приняв её за речную фею. Этилия вскрикнула, резко присела и, закрыв накрест сложенными руками маленькие груди, умоляюще посмотрела на меня.

Поняв её взгляд, я зашёл в шалаш, приподнял с ароматного ложа свою рубашку и бегом направился к Этилии. Запахнувшись в неё, Этилия вцепилась в мою руку и спросила: «Это он?»

– Да! – ответил я коротко.

– Фу-у-у! – не менее протяжно, чем Аашуа выдохнула она тугую струю воздуха и, расслабившись, протянула. – А я-я, бы-ло-о, ду-ма-ла, что это-о-о разбо-о-ойники.

– Разбойники? Почему ты его называешь во множественном числе? – спросил я её, пожав плечами и сжав в дугу губы.

– Потому что вон там, – кивнув влево, – в зарослях мирта стоят два человека!

Я перевёл взгляд в направлении её кивка. Действительно, сливаясь с кустарником, на нас смотрели два мужчины. По длинным тканым хитонам, окаймлённым зелёными кисточками, я понял, что это евреи, но поросль волос на лицах не давала возможность определить их возраст. Но в тот момент, когда наши взгляды встретились, их возраст меня не интересовал. Мой взгляд приковали руки мужчин, сжимавшие рукояти длинных ножей, заткнутых за пояс. Я напрягся, и с готовностью ринулся бы в бой, если бы не падение мужчин на колени, и донёсшийся до меня смех Аашуа.

Истинно, этих мужчин с первого взгляда можно было принять за разбойников, но их дрожащие тела вызвали жалость к ним. Посмотрев на спокойно стоявшего Аашуа, и более внимательно рассмотрев этих людей, я расслабился, ибо с уверенностью мог сказать, что они были напуганы более чем Этилия. Об этом говорили не только их позы и вжатые в шею плечи, но и онемевший испуганный взгляд их тёмных глаз на наших телах. Вечером – у костра я узнал, их напугала не Этилия, безмолвно выходящая из реки, а я, если быть точнее, мой прямой греческий профиль, голый торс с узлами упругих мышц, крохотные плавки на узких бёдрах и короткая стрижка, полностью открывавшая высокий широкий лоб.

– Мы приняли тебя за грозного бога рек и морей! – без стеснения признались в своём страхе мужчины, и улыбнулись тёплой улыбкой.

Я посмотрел на Аашуа. Его взгляд сказал, что тайна моего появления на земле Палестины строго хранится им.

Этилия была осведомлена обо мне и моей тайне в первый день нашего знакомства. Мною она и была предупреждена о том, что раскрытие правды, касающейся моего настоящего в далёком будущем, может привести к осложнению не только моей, но и её жизни в Иудее. Поэтому с её стороны я не ждал оплошности. Да она и говорила мало, а меня не упоминала вообще. Только единственный раз она обратилась ко мне со словами: «Муж мой, мне холодно! Накинь, пожалуйста, на мои колени сплетённый мною коврик!»

Вряд ли ей было холодно у костра, но, очевидно, это было правильное решение, так как не только я, но и она ловила заинтересованный взгляд тех мужчин не только на своём миленьком лице, но и на коленях, видимых сквозь тонкое платье. Уверен, ей, как и мне, порой даже казалось, что они запускают глаза под её подол. Прикрыв колени, она не только обрубила их взгляды, но и сразу утвердила моё безоговорочное право на обладание ею.

На исходе вечера я узнал, что мужчины давние знакомые Аашуа, и сейчас они направляются в свой родной город. По окончании их рассказа о путешествии по Палестине, я надеялся услышать продолжение рассказа Аашуа о своих приключениях в Египте, но услышал его лишь спустя месяц.

Утром нового дня Аашуа подошёл ко мне и сказал, что отправляется со своими товарищами по неотложным делам, но по каким и на продолжительное ли время не уточнил. Я не стал расспрашивать его, так как интуитивно понял, что придёт время, и он сам без всяких напоминаний полностью раскроется мне.

Мы вновь были одни, – Этилия и я. Это радовало меня. Нет, не оттого что я хотел уединения с ней, и не от неприятия мужчин. Дело совсем в другом, – в душевной близости. С Этилией я чувствовал себя намного легче, чем с моими далёкими предками мужчинами. Лёгкость в общении и в близости с ней я ощущал не только за её поразительное сходство с моей женой Эльвирой, но и за наше душевное единство. Откуда происходила взаимная тяга друг к другу, в то время я не знал, да и не придавал этому значения. Я любил Этилию, наслаждался её любовью, и мне этого было достаточно. Лишь много позднее мне была открыта эта тайна. Наша духовная и телесная близость была следствием более ранней нашей любви, но об этом в других главах этой книги.

**********

Удивительно, люди, жившие две тысячи лет назад, абсолютно полно понимали меня, нежели, поняли бы меня мои современники, расскажи я им о своих путешествиях по Иудее на заре новой эры не на страницах этой книги, а в живой беседе. Они – мои современники просто упрятали бы меня в психушку!

Сейчас я в своём доме, сижу за компьютером, вспоминаю прекрасных людей, повстречавшихся мне в Иудее, и пишу эти строки. Вспоминаю, анализирую и прихожу к выводу: вся жизнь моего современника, и моя, естественно, направлена на обустройство своего дома и на увеличение своего материального состояния. Мы перестали смотреть на небо, не видим окружающую нас природу. Вечно, спеша куда-то, мы смотрим себе под ноги, не замечая того, как весной распускаются листья. Очнувшись, удивляемся, как быстро прошли годы, и мы уже стары.

Но, достаточно навевать скуку. Предлагаю вернуться в моё далёкое прошлое.