Читать книгу Фартовый - Виктория Ширинг - Страница 15

На следующий за соревнованием день, в понедельник, Артем сидел в аудитории, наблюдая, как лучи октябрьского солнца нежно окутывают белоснежные волосы Светланы, придавая им сходство с божественным нимбом. Пара закончилась и сейчас Светлана, стоя к нему спиной списывала формулы, с доски облокотившись на преподавательский стол. Сквозь ее вязаное платье отчетливо проступали эстетически прекрасные формы. Тонкие, белые будто бы выточенные из мрамора щиколотки заключенные в капрон, возвышались из черных полуботинок, на маленьком каблуке. В аудитории уже никого не осталось. Лишь она и Артем, застывший на студенческой скамье, с головой погрузившийся в любование прекрасным и неведомым созданием. Наконец он вышел из оцепенения, встал и подошел к Светлане.

– Свет, а пойдем сегодня в кино, – широко улыбаясь, произнес Артем.

Она испугано вздрогнула, резко оторвавшись от тетради, подняла взгляд своих карих глаз на Артема, и плавным движением, поправив скользнувший на лицо белоснежный локон, произнесла:

– Ой, Артем ты напугал меня. Я думала тут уже никого нет. Ты что-то мне говорил?

– Да, я приглашал тебя вечером в кино, – все так же широко улыбаясь, спокойно ответил Артем.

Света вдруг смутилась и на ее гладких и белых щеках вспыхнул, розовым румянец. Не много робея, она произнесла:

– А что идет?

– Кинг-Конг жив, – ответил Артем.

Она замялась в нерешительности и наконец сказала:

– Я бы правда хотела, но у меня подруга. В общем, мы живем вместе в одной комнате в общаге, ну и дружим с детства. Она практически никуда не ходит, а сегодня у нее день рождения, она обидится, если я с ней не побуду.

– Ничего страшного, бери подругу с собой, – предложил Артем.

– А, что может это и не плохая идея, – ответила Света.

– Ну, тогда я жду вас без четверти семь у кинотеатра, – сказал Фартовый.

– Договорились, – улыбнувшись, произнесла Светлана и вновь погрузилась в свои записи.

Покидая аудиторию, Артем задавал себе единственный вопрос – почему он не сделал этого раньше? Почему давно уже не пригласил куда-нибудь Светлану? Он не спускал с нее глаз с начала семестра, но отчего-то ничего не предпринимал. Хотя наверняка знал, что их сближение рано или поздно станет свершившимся фактом. Тем не менее, этот самый необходимый первый шаг, Артем постоянно откладывал на потом, обманывая себя тем, что на данный момент есть уйма первостепенных дел. И он действительно, находил себе занятие, отдаваясь учебе и тренерской работе.

Пожалуй, еще ни к одному свиданию Артем не готовился столь тщательно. Он долго выбирал, какой надеть свитер, наконец, отчаявшись, даже пытался влезть в свой выпускной костюм, который был мал и надрывно трещал по швам. Затем три раза чистил щеткой свое драповое пальто и до блеска отражающего свет лампочки натер ботинки.

Вечером в половине седьмого, чисто выбритый и пахнущий одеколоном брата, Артем вышагивал возле кинотеатра сжимая в руках букет из семи красных гвоздик. По мнению Артема, Светлане больше бы импонировали розы, но приобрести у цветочников, что-то кроме вечного символа праздника советского пролетариата не удалось.

Слегка смущающаяся и от того более очаровательная Света, появилась ровно без четверти семь. На ней было кашемировое пальто, цвета кофе с молоком. Карие глаза, слегка подведенные тушью, с любопытством смотрели на Артема, когда он протянул ей свои гвоздики. Полные, подкрашенные не яркой помадой губы разошлись в приветственной улыбке. Света пришла все с той же невзрачной подругой, с которой Фартовый увидел ее впервые в фойе института. А та еще прихватила с собой своего двоюродного брата. Чудаковатого очкарика, одетого в темно коричневую вельветовую куртку и серые в клетку штаны, которые были слегка коротки. Протянутые цветы Света не взяла сказав:

– Ты, наверное, что-то перепутал, день рождение сегодня у Кати, ты наверное ей хотел подарить букет.

Артем чуть не хлопнул себя по лбу, но сдержался, лишь про себя отругав свою забывчивость. Затем справившись с минутным замешательством, произнес:

– Конечно, ты права, Катя поздравляю тебя с днем рождения.

Он протянул ей гвоздики.

Катя в ответ не произнесла не слова. На ее настолько серьезном лице, что оно казалось хмурым, не появилась даже тени улыбки. Но цветы взяла. На мгновение в воздухе повисла тишина, пока, наконец, под свой контроль ситуацию не взяла Светлана.

– Где же мои правила хорошего тона? Я же даже вас не познакомила, – улыбаясь, проговорила она.

– Ребята знакомьтесь это Артем. С ним мы учимся в одной группе, – обращаясь к Кате и ее брату, продолжила Света, после указав рукой на своих друзей, она произнесла: – Артем, это моя лучшая и любимая подруга Катя и ее двоюродный брат Толик. Катя учится в нашем же институте на архитектора, а Толик в техникуме на радиомеханика.

Толик шагнул вперед, протягивая свою руку. Артем крепко пожал ее проговорив:

– Очень приятно.

Катя все с тем же серьезным видом буравила его своими маленькими глазками.

– Ой, что мы стоим, там же все билеты раскупят! – громко воскликнул Артем.

И молодые люди устремились в кинотеатр.

В кассу кинотеатра действительно выстроилась довольно большая очередь. Артем занял место в ее хвосте и, простояв минут десять, купил всем билеты. Ребята ждали его в очереди у гардероба, сняв верхнюю одежду и держа ее в руках. Света оказалась в черном шерстяном платье плотно обтягивающем ее стройную фигуру. Непроизвольно Артем залюбовался ею. Наконец сдав одежду и получив взамен круглые алюминиевые номерки, компания прошла в кинозал, который оказался заполненным почти полностью. В основном здесь находились молодые люди приблизительно лет до двадцати пяти. То тут, то там Артем заметил парочки решившие провести свидание в кино. Барышни в этих парах так же сжимали в руках букеты из красных гвоздик.

Практически сразу после того, как ребята заняли свои места, в зале погасили свет. Подруги сели рядом, Артем же оказался с лева от Светланы, а Толик соответственно справа от Кати. Сеанс начался с небольшого документального сюжета о достижениях Перестройки, а затем сменился сюжетом о войне в Афганистане. Наконец в кадре появилась гигантская горилла.

Примерно через десять минут после начала сеанса, от изображения на экране Артема отвлек резкий шум. Распахнулась входная дверь и в зал ворвалась компания из троих парней, громко переговаривающихся, и видимо не совсем трезвых. Они заняли места прямо за Толиком.

Рассевшись, парни не унимались и принялись комментировать фильм, временами заливаясь громким хохотом.

– Молодые люди, вы не могли бы вести себя потише, – не выдержал Толик.

Он проговорил это шепотом, обернувшись к парням и нелепо поправляя пальцем очки.

– О, ботан. Ты че ботан давно по зубам не получал, – сказал один из парней сидящий в центре компании. И для убедительности поднес к лицу Толика здоровенный кулак.

В дело вмешалась Катя.

– Вы в общественном месте, так, что ведите себя, пожалуйста, культурно, а не как гориллы, – сымпровизировала она, заступаясь за брата и, по-видимому, думая о Кинг-Конге.

– Слышь ты институтка, ты кого гориллами назвала, – среагировал крайний слева.

Заинтересованный тем, как же парочка Светиных друзей справится с ситуацией, Артем решил пока не вмешиваться.

Но возле скандалящих появился контролер зала, пообещав выгнать всех с сеанса, если они не замолчат, и припугнул милицией. Парни притихли. Но Артем замечал, как тот, что находился в середине, то и дело потягивался, как бы невзначай задевая Толика ладонью.

Толик молчал, демонстрируя гордо распрямленной спиной свое полное презрение.

На самом деле этот фильм Артем уже видел. Он ходил на него с доконавшей своими упреками Танькой в прошлую субботу. Поэтому Фартовый не особо следил за тем, что происходит на экране, то и дело, поглядывая на Светлану. Она смотрела кино с серьезным выражением лица, не отводя взгляда. Ее красивые губы были слегка приоткрыты, а в особо напряженные моменты она вздрагивала и плотно губы сжимала.

В середине сеанса, вдруг осмелевший Артем взял ее за руку. Она вновь сжала губы и тихонько высвободила свою руку, даже не посмотрев на него. На ее лице освещенном экраном Артем различил проступивший румянец.

Не смотря на все отговорки Кати о том, что она считает подобные празднование старыми пережитками, место, которым на свалке, после сеанса было решено сходить и отметить ее день рождения в кафе расположенном в здании напротив кинотеатра, с холодным названием «Снежинка».

Молодые люди заказали две бутылки «алиготе» и мороженное. Им подали пиалы с длинными ножками под серебро, с тремя аккуратными шариками пломбира, хорошо политыми розовым сиропом.

Разговор, прерываемый тостами за здоровье, успехи в учебе и прочее, в основном затрагивал собой сюжет просмотренного фильма и темы связанные с учебой. Толик подвыпив сухого вина, вдруг разрумянился и стал очень разговорчивым. Артем, удобно расположившись на стуле, лишь изредка вставлял слова, поддерживая беседу, и любовался Светой.

– А у нас в части была такая шутка, – рассказывал Толик, как оказалось, он даже успел отслужить в армии радистом, где-то в Прикарпатье. – У призывника в военкомате спрашивают – мол, какой твой любимый фильм? Тот отвечает – про Штирлица. И его сразу отправляют в Афганистан, связистом. У другого спрашивают, а у тебя? Тот говорит Кинг-Конг. И его сразу отправляют в стройбат.

Закончив историю Толик, залился, каким-то визгливым смехом. Девушки его поддержали сдержанными улыбками.

– Ребят, а я вот вспомнила тот сюжет, что показывали перед фильмом о наших парнях в Афганистане. Ведь многие из них наши ровесники, – внезапно сказала Света, и, переведя взгляд на Артема, спросила: – А ты Артем, ты служил?

– Да, конечно, – спокойно ответил Фартовый и отправил в рот очередную ложку пломбира.

– А где? – не унималась она.

– Да в разных местах доводилось побывать. Ничего интересного, так обычная служба, как служба, – уклончиво ответил он.

– А у нас в части была история, – вовремя вмешался в разговор Толик. – Ну, как не то, чтобы у нас и свидетелем, этой истории я не был. Но рассказывали, что произошло это не далеко от нашей части. В общем, скажем, гуляла у нас одна байка. В Прикарпатье отличная природа, леса шикарные и соответственно очень много охотничьих угодий. В общем собрались как-то генералы на охоту, на кроликов. А егерь этих самых кроликов позабыл приготовить, так как был запойным и пил до этого неделю. Ну, теперь светило ему лишится места, чего егерь очень не хотел. Был у егеря серьезный выводок кошек. В общем взял он кроличьи шкуры и привязал их к кошкам. Получилась отличная кроличья семья. Теперь представьте удивление слегка принявших на грудь генералов, когда они вскинули карабины, а все кролики вдруг полезли на деревья. Говорят, многие из них зареклись больше не пить никогда.

Теперь смеялась вся компания.

Просидев в кафе до закрытия, молодые люди вдруг вспомнили, что завтра все-таки на учебу. А девчонки заспешили скорее в общежитие, в которое уже в принципе опоздали, так как часы Артема показывали почти 22–00.

– Ох, и влетит нам от коменданта, – запричитала Катя.

Толик и Артем, само собой, вызвались проводить девушек до общежития.

Улица встретила прохладой последнего дня октября. Одинокие фонари уныло освещали пожухлую траву на клумбах, беззастенчиво отражаясь в редких лужах, сохранившихся от дождя прошедшего в воскресенье. Света посильней укуталась в пальто, и решила уже не спешить, раз они и так опоздали в общежитие, которое закрывалось в десять вечера. Сбавив темп, они с Артемом постепенно отставали, от мчавшей на всех парах Кати в сопровождении Толика.

– Надо же было так забыться, даже не знаю, пустят ли нас теперь в общежитие, – смущенно проговорила Света.

Вслед за Толиком и Катей они свернули к институтской аллее, скрытой в темноте и не освещенной ни одним фонарем.

Начало следующих событий Артем пропустил, засмотревшись на Свету, он среагировал лишь, когда услышал крики Кати, доносящиеся из глубины аллеи. Тогда они заспешили к едва различимым в темноте людским силуэтам.

Все оказалось банально и просто. Трое парней, поскандаливших с Толиком и Катей в кинотеатре, решили наказать институтских ботанов. Они проследили за молодыми людьми, до кафе. Затем путем не сложного умственного заключения, решили, что те однозначно будут возвращаться в общагу, через аллею, ведь так было короче. Здесь парни и устроили засаду, в процессе ожидания, по-видимому, употребляя алкоголь.

Артем подоспел к месту, когда Толик уже оказался на земле, а трое его резво пинали ногами. Катя стояла чуть в стороне, крича: «На помощь». Фартовый разбросал нападающих в разные стороны и встал над Толиком.

– О еще один, сейчас мы и ему морду начистим, а телок ваших отдерем, – нагло заявил один из парней.

– Попробуй, – спокойно ответил Артем, а через мгновение прямым ударом ноги отправил его в ближайшие кусты.

Замах ножа-бабочки из-за спины он почти пропустил, что вполне могло ему стоить жизни. Лишь в последний момент, Артем уловил отблеск на стали, стремительно приближающегося к нему оружия. Фартовый успел лишь подставить руку, чувствуя как нож вспарывает рукав пальто и кожу. Далее он свободной рукой перехватил кисть нападающего, при этом успев среагировать на подоспевшего третьего парня, врезав ему на отмах локтем раненой руки и вероятнее всего сломав тому нос. Фартовый завершил болевой захват руки с ножом первого нападающего, остановив себя в тот момент, когда уже могла сломаться кость и добавил ему ударом кулака в голову, отключая сознание парня.

Артем замер и осмотрелся. Один из нападавших в отключке. Второй сидел на земле, прижимая руки к носу и поскуливая, из под пальцев у него бежала не различимого в темноте цвета, кровь. Третий из кустов так и не появился. Толи Фартовый ему здорово заехал, то ли он наученный опытом друзей решил больше не испытывать судьбу. Толик уже поднялся с земли. Он стоял, опираясь на Катю, и оба они таращились на Артема, да так, что белки их глаз отчетливо виднелись в темноте.

К нему подошла Света, протягивая белый платок.

– Держи у тебя кровь идет, – дрожащим голосом произнесла она.

И Фартовый почувствовал тепло липкой жидкости стекающей по руке. Не понятно было, как она смогла разглядеть это в темноте.

– В разных местах говоришь, служил, ничего интересного, никогда не видел, чтоб так троих уделывали за полминуты, – произнес Толик, подходя к Артему, хромая и все, также опираясь на Катю.

Фартовый не ответил.

– Пойдемте быстрее в общежитие, там, на проходной телефон есть, может быть Артему нужна медицинская помощь.

На стуки в дверь комендант общежития долгое время не реагировал. Наконец послышался сварливый мужской голос:

– Нечего стучать, все равно не впущу. Правила для всех писаны. В 22–00 общежитие закрывается. И все тут. Ночуйте где хотите. Идите туда где до этого шатались.

– Пожалуйста, откройте. На нас хулиганы с ножом напали. Тут человек ранен. Надо срочно в скорую звонить, – заголосила Света.

Щелкнул замок, и из-за двери показался невзрачный бородатый мужичек. Он недоверчиво всматривался в молодых людей. Наконец заметив весь пропитанный кровью платок, который Артем прижимал к руке, произнес:

– Эка тебя парень угораздило.

И впустил всех на проходную общежития.

Катя и Толик, удостоверившись, что рана у Артема не опасная, разошлись, сославшись, на то, что завтра с утра необходимо быть на занятиях. Толик не смотря на то, что его втроем катали по земле, практически не пострадал. Он отделался лишь, разбитой губой и очками. Ну и еще конечно уязвленным самолюбием.

– Ты уверен, что не стоит вызывать скорую, – спросила Светлана, обрабатывая рану Артема, сперва перекисью водорода, а потом йодом, который ей принес комендант.

– Уверен. Рана пустяковая. Видишь, кровь уже остановилась, за пару дней все затянется. Вот пальто жалко, нормально не зашьешь, – ответил Фартовый.

Сидя на стуле на проходной, он с удовольствием наблюдал, как Света проявляет о нем заботу. Она осторожно ватой, наносила йод на рану, а затем нежно дула, чтоб не щипало. Поддавшись волне возникшей к ней нежности, Артем накрыл ее свободную руку ладонью. Света вдруг напряглась и отстранилась, выдернув руку.

– Зато комендант вас впустил и даже не отругал, – скрашивая неловкость момента, произнес Фартовый.

– Да, – улыбнувшись, ответила Света. – Наверно мне надо идти, пока он не опомнился.

– Хорошо, – сказал Артем, вставая со стула.

Они стояли друг напротив друга, пристально всматриваясь в глаза. Он в необычайно, глубокие – карие, слегка наивные и теперь немного нежные. Она в зеленые, загадочные, манящие какой-то тайной и скрывающие в себе, как сегодня смогла убедиться Света – решимость, а может быть даже жестокость. Наконец она, опустив взгляд, тихо произнесла:

– До завтра.

Затем развернулась и быстро зашагала по коридору.

– До завтра, – бросил ей вслед Артем и, подождав пока Света, скроется из виду, направился к выходу.

Несмотря на саднящую руку, Артем шел домой в приподнятом настроении. Его голову не покидали мысли о Свете. Он вспоминал, как она забавно поправляет все время сползающий на лицо локон. Как мягко произносит слова своим насыщенным голосом. И как вдруг загадочно улыбается, задумавшись над чем-то своим. Как смеется, ходит, наконец, ест мороженное. А потом, о том, как она нежно дула на его рану. При этих воспоминаниях сердце Артема наполнялось теплотой, радостью и легкой щемящей тоскою в ожидании завтрашнего дня. Теперь завтра вдруг перестало быть просто следующим за сегодняшним днем. Завтра он вновь увидит ее, и от этого этот день превращался в мыслях Артема в волшебный. Теперь стало понятно для чего это завтра ждать.

Простившись с Артемом, Света быстро поднялась по лестнице на третий этаж. Прошла по плохо освещенному коридору корпуса, мимо замершей в темноте общей кухни. Казалось весь корпус, да и само общежитие, давно уже погрузилось в глубокий сон. На секунду Света замерла перед комнатой триста три, и наконец, вошла в нее. Здесь они жили вместе с Катей. В принципе комната была рассчитана на троих, о чем и свидетельствовала третья кровать, но у девочки по имени Марина, что-то случилось в семье, еще в начале семестра и она съехала, а к ним так, почему-то, больше никого и не подселили. Обстановка помещения, не смотря на то, что здесь жили две девушки, была более чем спартанская. Под единственным окном, выходящим во двор института, расположился старый массивный письменный стол, для занятий. Заваленный сейчас различными книгами по архитектуре, он освещался небольшой красной настольной лампой. В правом от него углу громоздился, не менее древний, чем стол шкаф, с покосившимися дверцами. А под оставшимися свободными стенами ютились три кровати. Вот пожалуй и все. Если не считать странного, самодельного, сделанного, по-видимому, из корзины абажура. И наскальной живописи в виде загадочного вида зданий и пейзажей, которые в наследство на светлых обоях, покрывающих стены комнаты, оставили бывшие ее обитатели – мальчики архитекторы. Да еще плюс единственный деревянный стул возле стола и вешалка, прикрепленная у входа, в виде набитых в доску гвоздей.

«Комнате отчаянно не хватает уюта и ухода», – только оказавшись здесь, в который раз отметила Света. И вновь пообещала себе провести генеральную уборку и наконец, обзавестись шторами и каким-нибудь паласом. Дело в том, что Кате было практически все равно в каких условиях жить. Любой уборке она предпочитала учебу. Да и у Светы все как-то не доходили руки.

Вот и сейчас, уже переодевшись в смешную детскую пижаму с медвежатами и подготовившись ко сну, Катя сидела на кровати поджав под себя ноги, грызя яблоко и читала учебник по архитектуре. На носу ее красовались огромные круглые очки, которые в жизни носить она стеснялась, не смотря на то, что без них очень плохо видела.

Услышав, звук открываемой двери, Катя оторвалась от учебника и бросив на Свету увеличенных очками и оттого немного смешной взгляд, произнесла:

– Ну, как там Кинг-Конг? Жив?

Света прошла по комнате и вдруг почувствовав сильное утомление рухнула на кровать. Немного помассировала виски, стараясь, избавится от пришедшей с нервной усталостью, головной болью. А затем ответила:

– Мне кажется зря ты так Катя, все-таки Артем пострадал, защищая, нас всех, а прежде всего тебя и Толика.

– Ну, Толику тоже досталось. Вон как ему губу расквасили, – заметила Катя.

– Все верно, – ответила Света, и продолжила: – Вот только, Толик свои увечья получил, имитируя для хулиганов боксерскую грушу, а Артем, спасая его от данной участи.

– Интересно, а что ты его так защищаешь, он тебе понравился, что ли? – не унималась Катя.

– Не знаю, может быть, – сказала Света.

– Ох, и нашла в кого влюбляться. Мне он показался таким весь из себя красавец и удалец. Ну, прям бравый солдат Швейк. Человек с великолепной выправкой, стальными нервами и холодным сердцем. Ко всему прочему, по-моему, все перечисленное доставляет ему незабываемое удовольствие самолюбования, – резюмировала Катя.

– А мне он показался очень надежным, храбрым и уверенным в себе. И еще немного грустным, где-то там глубоко внутри. Как будто он несет в себе какую-то тайну или знания, которыми и не хотел, обладать, но и не может с ними расстаться, – не согласилась Света.

– Подруга, ты несешь романтическую чушь в стиле ничего не видавшей и перечитавшей любовных романов девы из девятнадцатого столетья. Прямо письмо Татьяны – Евгению Онегину, – съязвила Катя.

– Может, ты и права, – ответила Светлана и добавила, – Давай спать, а то завтра пары проспим.

Света поднялась с кровати и, повесив пальто на вешалку, погасила лампу. Затем уже в темноте, разбавляемой светом расположившегося в институтском дворе фонаря, казалось подглядывающего в комнату девушек, через голое окно, она разделась, бросив одежду на стул, и залезла под одеяло.

Не смотря на позднее время, обе девушки не спали, упрямо буравя потолок своими глазами, они предавались размышлениям и мечтам. Кате грезилась ее будущая, после институтская жизнь, с великолепной карьерой и великими свершениями. Света же отдалась воспоминаниям, иногда вдруг хаотично возвращаясь в своих мыслях к Артему, а затем вновь сползала к образам из прошлого.

Светлана родилась в семье удивительно схожих по мировоззрению людей. Она стала их первой, самой старшей из трех дочерей, что конечно самым серьезным образом отразилось на ее детстве. Папа и мама Светы познакомились во время учебы в институте торговли и поженились на пятом курсе. Мама работала в ОРСе экономистом, отец руководил одним из цехов местного молокозавода. Вся жизнь их была наполнена достатком и стремлением к материальным благам, вперемешку с удовольствием демонстрировать все перечисленное в избранных, понимающих в этом толк общественных кругах. Они считали себя людьми, немного другого, высшего порядка, отличающимися от обычных работяг и обывателей. Вернее, скорее всего так считала, только мама. Испорченную сложившимися в торговой среде отношениями, ее довольно часто заносило. Отец, же являлся действительно хозяйственным мужиком и всегда был чем-то занят, практически все свое время он проводил на работе. Если же оказывался дома, то и тут находил себе дело, не брезгуя и физическим трудом, связанным с домашним обиходом. Лишь изредка, на праздники он позволял себе расслабиться в компании друзей и любимого, контрабандного кубинского рома.

До рождения Татьяны – средней сестры, на Светлану у родителей практически не было времени, и у нее даже была приходящая няня, которая так же занималась делами по хозяйству и готовила. Явление для того времени довольно не обычное. В семь лет, Свету отдали не только в обычную, но еще и в музыкальную школу на класс фортепиано. А спустя год еще и на бальные танцы, в кружек существовавший при Доме Культуры. И вот здесь мама вдруг страстно принялась контролировать успеваемость своей дочери, требуя от нее отличных результатов. И Света старалась из-за всех сил, став круглой отличницей в школе и получая постоянные похвалы от своих преподавателей по фортепиано и танцам. А спустя еще год, не смотря на долгий перерыв, мама родила Таню. Теперь помимо образовательных аспектов, в жизни Светланы появились и дела домашнего характера, данное положение еще сильней усугубилось, когда спустя три года, мама повторила свой подвиг и родила третью дочь – Ирину. В конечном итоге сложилось так, что разница в возрасте с младшей сестрой у Светы составляла двенадцать лет, а с средней – девять.

Данные жизненные обстоятельства сформировали в Светлане, деятельный характер и разносторонне развитый интеллект, правда, практически лишили ее детства и друзей. Единственной подругой ее стала Катя, с которой они познакомились в музыкальной школе, где та так же осваивала фортепиано. Вообще не понятно, что объединяло стройную, симпатичную девчонку с карими глазами, становившуюся все милее с каждым годом и обещавшей стать настоящей красавицей, с невзрачной, подслеповатой и вечно стесняющейся своих очков Катей. Но раз встретившись, они вдруг стали не разлей вода, и даже пообещали друг другу оставаться лучшими подругами всю жизнь.

Пожалуй, самыми светлыми моментами своего детства, Светлана считала время, проведенное у бабушки, которая жила не далеко от города в поселке. Оказавшись здесь на летних каникулах, и при удачно сложившихся обстоятельствах, без кого-то из малолетних сестер, она наконец могла полной грудью ощутить все прелести беззаботного детства. Здесь было все и хождение с дедом в лес по грибы и купания в речке в знойные дни, и чуть позже встреча рассвета в компании с песнями под гитару. Местные ребята, как-то по особенному относились к Свете, с некоторой завистью называя ее «городской».

Именно здесь Светлана узнала все прелести дружбы и юношеской любви. Тогда ей уже исполнилось четырнадцать, и Света вдруг, как-то необычайно быстро стала превращаться в красивую, пусть и юную, девушку. На парня, которого все по смешному называли Кешка, она долгое время не обращала никакого внимания. Пока однажды, расположившись на берегу реки под деревом с книгой в руках не залюбовалась вдруг его крепкой и хорошо развитой фигурой. Произошло это в тот момент, когда Кешка стремительно бросился с обрыва в воду, выставив перед собой руки. Он резко, но плавно погрузился в реку, затем вынырнул и поплыл в ее сторону, как заправский пловец, загребая руками.

– Привет, что читаешь? – спросил Кешка, выбравшись из воды и прыгая на одной ноге, чтобы вытекла вода, попавшая в ухо.

Света показала ему обложку книги, которую читала, внезапно почувствовав, как к лицу ее приливается кровь, заставляя щеки пылать предательским румянцем.

– У, Джек Лондон, он мне тоже очень нравится, – сказал Кешка.

С этого дня и началась их дружба, переросшая в дальнейшем в первую юношескую любовь.

Кешка был старше Светы на два года и жил на одной улице с ее бабушкой, в старом покосившемся доме лишь с мамой. Куда испарился отец, никто не знал, ни сам Кешка ни его мать. Мама его работала в колхозе, и жили они бедно, имея, правда небольшое хозяйство, которым постоянно приходилось заниматься Кешке. Не смотря на это, в сельской школе, в которой он учился, он числился среди твердых хорошистов и активистов. Кешка любил читать научную фантастику и, прищурив глаза, залихватски исполнял песни под гитару, нежно сжимая ее в своих грубых от постоянного труда, руках. Светлана настолько восхищалась его внутренним миром, что могла проводить с ним все свое время, часами слушая очередную историю, вычитанную Кешкой в какой-нибудь книге, которые он специально выписывал в районной библиотеке.

Дошло до того, что Света стремилась теперь проводить у бабушки не только летние каникулы, но и зимние и весенние и осенние и даже выходные, лишь бы побыть с Кешкой.

Ее мама очень подозрительно относилась, к возникшему вдруг у дочери желанию, так часто бывать у бабушки. Но Света, все объясняла желанием, а вернее даже необходимостью помогать стремительно стареющим людям. В общем, как всегда занятая работой мама, хоть о чем-то и догадывалась, но ничего не предпринимала.

Дружба Светы и Кешки продолжалась почти два года, пока его не призвали в армию, откуда Светлана обещала его непременно ждать. И лишь, тогда, когда женихом и невестой в поселке, их уже не дразнили разве только собаки и куры, об этих отношениях узнала мать.

Более страшного скандала в поселке не помнили, как никогда и отец Светы не видел свою жену в такой ярости. Она высказала все, что думает о плебеях целыми днями копошащихся в навозе и, резюмировав, что воспитывала свою дочь не для того, чтобы та всю жизнь доила коров, попыталась разбить черенок лопаты об Кешкину спину, совершенно позабыв о своем напускном интеллигентном виде. Затем Свету увезли из поселка на новой папиной «шестерке», напрочь запретив ей гостить у бабушки и естественно не дав возможности посетить Кешкины проводы в армию. Света пыталась разговаривать с мамой, просила и плакала, чего не позволяла себе даже будучи маленькой. Та же оставалась непреклонной, только пообещав, что однажды Светлана сама еще поблагодарит свою мать за то, что та не дала ей совершить страшную глупость. При чем она обставила все так, что Света не имела возможности не только бывать у бабушки, но даже исключила возможность встречи с кем-то из поселка. Опасаясь тайной переписки с незадачливым женихом, мать устроила тотальный контроль над всей корреспонденцией попадавшей в их квартиру. Так, что в конечном итоге пришлось Свете смериться, с удивлением отмечая, как в юношеском сердце стихает запал бурных эмоций.

Как ни странно, но произошедшее удивительным образом сказалось на поведении матери Светы. Казалось она вдруг осознала всю ответственность за будущее своих дочерей. Теперь ее мама перестала все свое время посвящать работе и погрузилась в воспитание детей, а когда встала необходимость выбора высшего учебного заведения для Светланы, вдруг сама заявила, что не хочет, чтобы она шла по их стопам и поступала в торговый институт, что раньше казалось само собой разумеющимся. Мама мотивировала это тем, что в торговле сейчас, вращается одна грязь. Света же в принципе вообще не имела твердого представления, кем бы ей хотелось стать. Поэтому она и решила подавать документы в строительный вслед за подругой Катей, которая мечтала стать архитектором. Правда, не имея способностей к рисованию Светлане, пришлось выбрать другую профессию. Имея безупречный аттестат и отличные знания, поступить ей не составило большого труда, и она стала студенткой на строительном факультете. Данному обстоятельству, почему-то обрадовался отец, да так, что даже пообещал поддержать ее перед матерью, в желание переехать в общежитие. Мать, правда, скрипя сердцем, в конце концов, согласилась, справедливо рассуждая, что в таком случае они хотя бы останутся в одном городе, что позволит присматривать за Светой. Так же вдруг озаботившейся будущим дочерей, ей вдруг пришло в голову, что их всех рано или поздно, придется пристроить в хорошие руки, удачно выдав замуж. Институт, как она считала, являлся отличным местом для поиска жениха. Правда, не разборчивость в суждениях, внезапно повзрослевшей Светы, вызывало у нее серьезные опасения. Светлана же просто стремилась к самостоятельности, устав от постоянного вмешательства матери в собственную жизнь и до конца не разделяя ее увлеченность материальными благами.

В очередной раз, перевернувшись на кровати, Света вдруг обнаружила, что в комнату уже вползает серый рассвет, а она все еще не сомкнула глаз. Ко всему прочему ее знобило и чудовищно болела голова. К моменту, когда зазвенел будильник, который Катя прятала под кроватью, так, чтобы за ним приходилось лезть и от этого просыпаться, Светлана чувствовала себя ужасно. Она то и дело соскальзывала в липкий сон, из которого ее вдруг через мгновение вырывал озноб, а по ее телу катился то, как будто раскаленный, а то ледяной пот. Смерив ей температуру, Катя объявила, что у Светы, по-видимому, простуда или грипп, и пообещала за ней ухаживать лучше, чем в любой больнице. Но все равно, плавая сознанием, будто в тумане, Свете пришлось идти в институт к медсестре, чтобы получить освобождение от занятий.

Каково же было разочарование Артема, когда утром на первой паре он не обнаружил Светланы в аудитории. Он ждал ее и на второй, думая, что она просто проспала, а уже после третей пошел искать Катю.

Он нашел ее на втором этаже корпуса факультета архитектуры. Катя сидела на подоконнике, свесив ноги, грызла, судя по огрызкам, аккуратно сложенным рядом с ней, третье яблоко и конечно читала книгу. Обратив внимание, как она щурится, всматриваясь в страницы, Артем сразу определил, что у Кати плохое зрение.

– Привет, ну как дела, Толик как? – не принужденно улыбаясь, обратился он к Кате.

Она оторвалась от чтения и, узнав Артема, презрительно скривив губы, ответила:

– О, Кинг-Конг. А давай мы не будем притворяться вежливыми. И ты, и я знаем, что симпатии друг у друга мы не вызываем, а подошел ты ко мне потому, что тебе, что-то надо. И я догадываюсь, что именно. Ты хочешь знать почему Светы нет в институте, вот и все. Так, что не надо тратить на меня свои милые улыбочки, и делать вид, что тебе интересны мои дела.

– И с чего я заслужил такое отношение? – удивился Артем.

– Все очень просто, – ответила Катя, вдруг резко захлопнула книгу и положила ее на подоконник. Пристально уставившись на Артема своими маленькими, подслеповатыми глазками, она продолжила:

– Я считаю, что ты обычный самовлюбленный, парень красавчик страдающий нарциссизмом, вздумавший поморочить голову моей лучшей подруге.

Артем решил даже не пытаться переубедить в чем-либо эту удрученную с детства девчонку, старающуюся скрыть недовольство своей внешностью, за лозунгами эмансипированных женщин и перестав улыбаться, просто холодно спросил:

– И все-таки, где Света?

– Она заболела, – ответила Катя.

– Заболела? – удивился Артем. – Она же вчера была абсолютно здорова, что-нибудь серьезное? Может ей, что-то надо, я могу ее проведать?

– Слушай красавчик, не распыляйся. И подумай головой, нужны ли человеку с температурой тридцать семь и девять, байки про любовь. Ему бульон нужен и аспирин, – ответила Катя, и подняв книгу с подоконника, добавила: – Так, что обойдемся без твоих проведований. Я уж как-нибудь сумею позаботиться о подруге.

В последнем Артем сильно сомневался, но решил больше не припираться с Катей, поэтому просто отошел от нее. Та продолжила читать книгу.

С побледневшей и слегка осунувшейся после болезни, но от того еще более милой Светланой, он смог увидеться, лишь через шесть дней, уже в момент празднования 7 Ноября. Так как события, ворвавшиеся в привычный быт, напрочь вырвали его из ставшей новой реальностью жизни, заставив вновь вспомнить о полученных в армии навыках и том жестоком животном сердце, что притаилось, где-то под ребрами.