Читать книгу Мысы Ледовитого напоминают - Ю. В. Чайковский - Страница 14

Очерк 1
Мыс Скифский, или Арктический
12. Тобольский Герострат

Оглавление

Когда ямальский путь перестал существовать? В 1619 году он был царским указом запрещён, и потому (как пишут) вскоре погибла и Мангазея, «златокипящая государева вотчина». История запрета столь нелепа для здравого смысла, что до сих пор не получила сколько-то серьёзного объяснения. Она почти целиком известна нам из одного источника – переписки тобольского воеводы князя Ивана Куракина с царём Михаилом Федоровичем (РИБ, блок документов 254, стл. 1049–1095) и, если кратко, состоит в следующем.

В 1616 году Куракин обратился к юному царю с челобитной, где выражал испуг по поводу возможного прибытия «немцев» из Ледовитого моря в Енисей. Ямальский волок он полагал, наоборот, главным и самым желательным путём на Мангазею, тогда как енисейский путь предлагал запретить. Возникла трёхлетняя переписка, главным итогом которой оказался (трудно поверить) запрет именно Ямальского волока.

Поскольку инициатором переписки был Куракин, историки Арктики дружно приписали гибель Мангазеи ему, и кто-то даже назвал Куракина тобольским Геростратом [Скалой, 1951, с. 40].

Переписка прелюбопытна и сильно напоминает беседу Афрания с Пилатом в романе Михаила Булгакова – документы явно означают совсем не то, что в них написано. Есть, правда, важная разница: Пилат вёл беседу сам, тогда как юный безвольный царь подписывал чьи-то письма. Авторов царских писем было, как минимум, двое. Трудно, например, поверить, что автор, предлагавший, от имени царя, устроить пашни на ледовом берегу (РИБ, стл. 1057–1058), был тот же, что в остальных текстах, вполне реалистичных.

В наше время стало ясно, что Мангазея была обречена погибнуть, так как замёрзли пути к ней (не только через Ямал, но и с юга, из Оби), по которым город снабжался хлебом и всем прочим (подробнее см. [Клименко и др.]). Однако современники этого не знали.

Гибель Мангазеи интересна в двух смыслах: как факт из истории России (борьба разных бюрократий за влияние, губящая тот объект, за который чиновники борются) и как факт из истории Арктики (продвижение LIA в первой трети XVII века). Первый смысл требует большой отдельной работы. Тема была и остаётся весьма актуальной для России, и тому, кто захочет разгадать ребус с запретом Ямальского волока, могу предложить в Прилож. 5 краткий анализ переписки Тобольска с Москвой в качестве основы для поисков.

Здесь скажу лишь, что поведение тобольских властей вскоре же показало их подлинную цель, весьма далекую от прежде заявленной. А именно, в 1620 году Куракин добился запрета свободно торговать в Мангазее вином и мёдом, дабы вся выручка шла в Тобольск. Мёд был единственным в тех местах противоцынготным средством, и началась массовая цынга. А в 1622 году тот же Куракин обратился в Москву с просьбой запретить тобольским купцам закупать хлеб для Мангазеи. Безвольный царь (точнее, его волевой отец) этот экономически и человечески преступный акт тут же утвердил (РИБ, стл. 1132). Тем самым, Тобольск начал (с согласия Москвы) ликвидацию Мангазеи открыто, и она вскоре захирела, а затем, уже после смерти Куракина и Филарета, погибла. Кстати, после смерти отца царь вновь разрешил ввозить мёд в Мангазею и иные сибирские города. Подробнее см.: [Буцинский, 1999, с. 35–37].

Но, как ни относиться к «подвигу» Куракина, именно благодаря ему соболь в Мангазейском крае сохранился: он и через 300 лет числился пятым по значению меховым зверем – после белки, лисы, горностая и зайца, но впереди колонка, бурого медведя и дикого оленя (АР-2, с. 370). А в остальной Сибири соболь к тому времени исчез как объект промысла почти или вовсе.

Что касается второго смысла переписки, то она дополняет малоизвестную совокупность сведений о том, как LIA вытеснял мореходов из Арктики.

Прежде всего, следует сказать про закрытие пути вдоль западного берега Новой Земли, в зоне действия Гольфстрима. Уже через 20 лет после плаваний Баренца оказалось, что поморы не могут проплыть к её северной части и уверяют, что нет пути далее середины её северного острова «великих ради непроходимых льдов» (РИБ, стл. 1064). Вот почему в 1608 году Генри Гудзон не смог проплыть от Новой Земли к Югорскому Шару, хотя вдоль южного берега Баренцева моря поморы в это время регулярно плавали и входили в Югорский Шар. О последних (1607 г. и позже) попытках открыть СВ-проход англичанами, голландцами и датчанами см. [Purchas, том 13, с. 7 и далее].

По Карскому морю, где Гольфстрима нет, в 1600-е годы плавание удавалось лишь в удачные годы и лишь вдоль южного берега. Достичь устья реки Мутной, как правило, ещё удавалось. Вот что докладывали царю в 1617 году:

«К устью Мутные реки приходят на Успеньев день и на Семён день, а коли де Бог не даст пособных ветров и время опоздает, и тогда все коми ворочаются в Пустоозеро; а коли захватит на Мутной или на Зелёной реке позднее время, и на тех реках замерзают, а животишка свои и запасы мечут на пусте, а сами ходят на лыжах в Берёзовский уезд» (РИБ, стл. 1063).

И это до запрета. Немудрено, что через 5 лет после запрета царские посланцы не могли поставить на волоке заставу (для чего надо было доставить лес из Обской губы), а вскоре – и отыскать в снегу, всё лето лежавшем, сам волок.

О возможности плавания морем вокруг Ямала помнили (и в 1611 г. рассказали англичанам, см. выше) лишь некоторые – видимо, старики. О том, что около 1580 года можно было из Архангельска проплыть через Маточкин Шар и Карское море напрямую к северной точки Ямала [Берг, 1949, с. 90], в 1611 году уже не помнил никто. Так что «тобольский Герострат» старался явно зря. А вот из Енисея в том же самом году плавание в Пясину ещё удалось – видимо, оно было последним удачным перед воцарением LIA (см. Прилож. 6).

Что касается пропавших, то следует вспомнить Ивана Толстоухова. Он отплыл в 1686 году вниз по Енисею, прошел в Енисейский залив, оставил там крест с надписью и пропал без вести. В ходе ВСЭ было найдено зимовье в устье Пясины, которое назвали «зимовьем Толстоухова», а много дальше, ближе к устью Нижней Таймыры, нашли древние костры («стар ое огнище») без следов зимовки, которое тоже можно связать с Толстоуховым – см. карту на с. 32. Подробнее см. [Белов, 1969], гл. «По запретному пути».

Мысы Ледовитого напоминают

Подняться наверх