Читать книгу Братство любви Николая Неплюева. В 2-х кн. Кн. 1 - А. Малышевский - Страница 16

Смысл земной жизни в том и состоит, чтобы вдали от видения силы и славы Божьей всем существом своим пережить сознание невозможности счастья без Бога и возжелать единомыслия и единодушия с Ним не из страха и не из корысти, а в силу непреодолимой потребности духа, алчущего и жаждущего правды и любви.

Пока человек не признает этой внеземной конечной цели бытия, земная жизнь не имеет и не может иметь для него никакого разумного смысла: неизбежность смерти делает одинаково бессмысленными для него и скорби, и радости, и всякую надежду. Он может только бессмысленно прозябать, опьяняя себя, упиваясь грубыми страстями, научными калейдоскопами, игрушечного дела эстетикою или предаваясь сонливой апатии будничной рутины.

Пока дух пребывает в состоянии эгоистического своеволия, он не чувствует потребности вернуться в дом Отца Небесного, способен удовлетворяться приятным прозябанием или завистливою ненавистью к тем, с кем борется за возможность этого приятного прозябания. Это люди, преданные суете, – дети мира сего[120] на степени высшей дисгармонии духа – скотоподобный человек. На этой степени духовного отчуждения от Бога не только невозможно общение с Богом, но и нет потребности в святой радости причастия Духа Святого. Если страх или переданная от отцов рутина заставляет их обращаться к Богу, они приближают к нему устами своими и устами чтут Его, сердца же их далеко отстоят от Него[121]; молитва их – кощунство и Богопочитание – оскорбление Бога, святости имени Которого они совсем не понимают, судя о Нем по себе, воображая, что можно подкупить Его дарами и льстивыми словами, оставаясь злыми и порочными.

Когда человек пробуждается от угара власти ощущений, он начинает чувствовать потребность разумной жизни, он переходит из периода царства ощущений в период царства разума, становится из скотоподобного существа – существом разумным. Бессмысленное пьянство жизни не может более удовлетворять его; он не может более отделываться от потребности ума и сердца пробудившегося духа, забавляясь игрою в науку, эстетику, благочестие, благотворительность и любовь. Если нравственные потребности духа и не заговорили в нем с силою духовной жажды, потребности разума стали для него главным делом его жизни, заняли в ней место первое.

Если при таких обстоятельствах жажда духа жить разумно и разумно относиться ко всему окружающему не приведет логично к вере в высший разум мира, мудрого Творца того стройного творения, изучение которого и составляет содержание всех наук, она непременно приведет к сознанию подавляющего величия и разнообразия мирового организма, к сознанию ничтожности, беспомощности, затерянности среди него песчинки-человека, к сознанию бесцельности сознательно скорбного прозябания. Тут только и может быть два выхода: возвращение к скотоподобию, на этот раз сознательному и потому сугубо позорному, – явлению, известному в наше время под именем культурного одичания, или духовное безумие беспросветного отчаяния – явление, не менее нам известное под видом пессимистической философии с ее мировой тоской.

Когда гармония духа восстанавливается до первенствующего значения любви, неверие более невозможно: нельзя любить добро, не любя источник добра; нельзя любить творение, не любя творца; нельзя любить человечество, не любя высшее проявление добра на земле, лучшего из смертных – Спасителя – Христа. Нельзя любить не веруя, нельзя любя не устраивать жизнь на основе любви, нельзя не веруя верить в возможность победы добра и в любовь, как основу жизни.

Когда таким образом блудный сын убедится в невозможности счастья вдали от дома Отца Небесного и любовь пробудит в нем память веры, умом и сердцем он более не принадлежит миру сему, по духу он стал братом ангелам и святым.

Господь, не насилуя его, может возобновить благодатное общение с ним – источник блаженства вечного: с этого времени он знает, в Кого верует[122] и верою ходит, а не видением[123]. Из сына мира сего он стал чадом Божьим, Царство Божье внутри его есть[124] и день смерти для него лучше дня рождения[125] – это день, в который он сбросит пыльную одежду земного скитания, омоется банею смерти от пыли и праха долины плача и печали[126] и добровольно, сознательно, радостно вернется в дом Отца Небесного, чтобы больше не покидать его.

Вот смысл земной жизни человека: убедиться, что счастье невозможно без Бога, и сознательно предпочесть своеволию искания по миру приключений единомыслие с высшим разумом и единодушие с высшею любовью в доме Отца Небесного – Царстве Божьем.