Читать книгу Клан Волка. Том 3. Турнир - А. Райро - Страница 4

«Попробовать прямо сегодня» – звучало подозрительно.

Особенно, когда дело касалось Мидори. Даже подозрительно вдвойне.

Хотя, по правде, я не придал большого значения тому, что она сказала. Ну эликсир – и что?

Если это не наркота, пусть пьёт и радуется. Как сказала Йона, когда дарила Мидори бутылёк с синей жидкостью: «Надеюсь, мой эликсир хоть немного скрасит твои мрачные дни».

Что имелось в виду, знала только сама Йона.

Возможно, эта штука восстанавливала здоровье или силы.

– Какой у него эффект, ты можешь прямо сказать? – спросил я, не особо зажигаясь энтузиазмом.

– Невероятный! – повторила Мидори, улыбаясь, как ребёнок. – Давай сегодня встретимся возле Тучки, и я тебе расскажу. Мы теперь с тобой не чистим загоны, но всё равно в конюшне как-то спокойнее. Никто не увидит. Тем более надо допить эликсир сегодня, а то эффект испарится. У него срок годности всего сутки после открытия. Осталось три часа. Если ты не придёшь, то я выпью сама. Так и знай.

Вот теперь не осталось сомнений – это действительно наркота.

По моей физиономии Мидори поняла, о чём я думаю, и тут же возразила:

– Да ты что! Там ничего запрещённого! Это очень хороший эликсир. Я выпила половину и тебе на разочек оставила, как лучшему другу. Тебе понравится, я уверена! Только никому не говори, а то все захотят.

– Ладно. Посмотрим, что у тебя там, – согласился я наконец: надо было понять, какую дрянь заливала в себя неугомонная Мидори. – Только ты мне сейчас скажи, что это за хрень.

– Нет. Буду ждать тебя у Тучки через час, – девушка остановилась, оборвав наш танец, – а теперь я побегу. Надо всё подготовить, чтобы мероприятие прошло хорошо.

Мне всё больше не нравилось её «мероприятие», но когда вопрос касался похождений Мидори, надо было выяснять всё сразу, пока она не натворила дел.

Девушка оставила меня среди танцующих пар, подбежала к столу, схватила пальто и сумку, попрощалась со всеми, а затем понеслась к выходу из таверны, будто спешила на раздачу манны небесной.

Сам же я собрался вернуться к группе, но что-то меня остановило, чутьё, интуиция или просто ревность – не знаю, как это называлось на самом деле.

Мои глаза быстро отыскали Джанко и Андрея Котова, которые танцевали теперь около музыканта. И то, что я увидел, мне совсем не понравилось: Джанко всё больше отстранялась от парня, а тот всё крепче сжимал её в объятьях.

Проклиная себя за то, что вообще позволил Котову к ней подвалить, я немедля направился к ним.

Пять минут назад мне казалось, что я поступаю правильно, давая Джанко свободу и выбор. Я считал, что именно из-за моего давления она и медлит с ответом, но сейчас все условности потеряли значение.

Пусть думает обо мне, что хочет.

Видя, что я стремительно приближаюсь, Котов сразу перестал распускать руки. Не знаю, что именно он разглядел на моём лице, но через пару секунд он вообще отпустил Джанко и попятился.

– Извини, мне нужно отойти… в этот… в туалет, – услышал я его торопливые оправдания перед девушкой.

Он бросил на меня взгляд, говорящий что-то типа «Я же не знал, что у тебя тоже на неё виды», и поспешил ретироваться.

У меня зудели кулаки, но я себя сдержал – не время. Надо будет, воздам ему позже. Сейчас хватило того, что он трусливо слился. Причём, публично. Пока нужно было сохранить дух команды, вплоть до окончания турнира, а уж дальше посмотрим, кого я оставлю.

Джанко не сразу поняла, почему Котов вдруг сбежал, но точно была этому рада, потому что с облегчением выдохнула. А когда, повернувшись, увидела меня рядом, то замерла от неожиданности.

– Значит, вот, кого он испугался… – пробормотала она, хлопая ресницами, – а я уж подумала, как мне повезло, что его вдруг прихватило.

Глядя на неё, я решил, что отныне нужно чётче и весомее обозначать свои позиции в группе, чтобы ни одна скотина даже не рискнула что-то у меня забрать или увести из-под носа, а если и рискнула, то сильно об этом пожалела.

Медленная музыка закончилась, и пары начали расходиться.

Только Джанко не дала мне уйти.

Она взяла меня за руку и заговорила твёрдо и серьёзно.

– Кирилл, спасибо, ты мой спаситель, но не торопи меня, ладно? Я должна подумать ещё, ведь так сразу нельзя соглашаться.

Я нахмурился. Ну кто внушил ей все эти правила?

– Боишься, что твой отец будет против? Я могу с ним поговорить, если надо.

Глаза Джанко распахнулись от ужаса.

– Нет, ты что! Отца трогать не нужно. Ни в коем случае.

Мне показалось, что принимать решение она будет ещё пару месяцев, а может, и пару лет, но кое-что в её взгляде всё же изменилось: Джанко хватило одного танца с Котовым, чтобы что-то для себя понять. Это было видно. Но она всё равно не решалась сказать свои мысли вслух.

Зато задала мне самый несуразный вопрос из всех, что я слышал от девушек за свою жизнь:

– А если я соглашусь, что от меня потребуется?

Я вскинул брови.

– Ничего.

– Как? Совсем ничего?

В такие моменты Джанко была похожа на инопланетное существо, которое ничего не знает о человеческих отношениях.

На её странный вопрос я еле подобрал ответ.

– Ну… ничего такого, чего бы ты не хотела.

Девушка поняла мои слова по-своему, её щёки порозовели. Чтобы выйти из неловкой ситуации, она потянула меня за руку, приближая к себе, и тихо призналась:

– Отказывать тебе мучительно больно… ты не представляешь насколько. Но я ещё подумаю, прости.

***

Наша шумная компания покинула таверну через полчаса.

Ощущалась большая разница между тем, когда мы только сюда пришли, и когда вышли. Все смеялись и обсуждали предстоящий турнир Витязей. Никто не знал, какие задания там будут и в каком месте пройдёт турнир, но делали предположения, от самых забавных до самых кровавых.

Договорившись насчёт завтрашней тренировки и того, что каждый из группы должен будет подготовить предложение по поводу быстрого развития силы и навыков, все разошлись.

Исидора вдруг вспомнила про домашнее задание по «Влиянию на оружие» и унеслась в свою комнату; Лёва вместе с остальными задержался у подъёмника, ну а я решил проводить Джанко до Башни Целителей.

И вот что интересно: когда парни нашей компании поняли, что между мной и Джанко что-то есть, ни один из них больше не рискнул подкатить к девушке. Ну а Котов вообще старался не попадаться мне на глаза.

Теперь Джанко Ян стала неприкосновенной.

Я ощутил это интуитивно. Она тоже это почувствовала, только ничего не сказала, зато заметно расслабилась, осознав, что отныне находится под защитой, и никто не посмеет распускать с ней руки.

Возможно, все её страхи и дурацкие комплексы зародились давно, благодаря деспотичному папаше, кто знает, но я всё ждал, когда она наконец поймёт, что нужна мне совсем не из-за жалости и не из-за долга.

Я просто шёл рядом, а Джанко молчала и порой чему-то улыбалась.

Но даже сейчас, в такой романтичной обстановке, из моей головы не выходили события, произошедшие неделю назад.

Казалось, эти мысли не покидали меня даже во сне. О предательстве Жрецов Янамара, о Доме Снеговых, об отце, о докладе Галея, о ящике с фагнумом. С ним мне вообще пришлось провозиться несколько дней подряд, перенося все двадцать четыре стальных флакона, что хранились в ящике.

Когда я навещал и кормил Демона, то забирал по четыре флакона в карман, а потом уносил к Галею в кабинет.

В итоге учитель спрятал фагнум в том же тайнике, где хранился атлас. Но куда именно, обещал сказать позже. В докладе для Императорского Дома Галей о ящике Хамады не писал. Мы оба знали, что отрава нам ещё пригодится. Возможно, уже в ближайшее время…

– Спасибо, что проводил, – слова Джанко выдернули меня из раздумий.

У Башни Целителей мы остановились.

Девушка взошла на усыпанный свежим снегом подъёмник, наклонилась к моему лицу и целомудренно чмокнула в щёку.

– Ну всё. Мне пора. Пока.

Она сделала это так, будто между нами ничего раньше не было. Никаких Божественных Духов, никакой целительской привязанности. Но как только её губы коснулись моей кожи, всё целомудрие улетучилось, и появилась совсем другая Джанко.

Девушка притянула меня к себе и жадно поцеловала.

Я обнял её и снял с подъёмника.

Никто никого не исцелял и не применял Божественное Врачевание. Мы просто целовались, потому что хотелось. И таких поцелуев между нами прежде не было: на этот раз движения моего языка встретили горячий ответ, и волна нехилого возбуждения не заставила себя ждать.

Вообще-то, я не считал себя опытным в этих делах, хотя с девушками раньше встречался, да и контролировать себя в такие моменты умел. Но с Джанко сдерживаться было тяжело – целительская привязанность действовала на меня сильнее, чем я ожидал.

Да и на неё – тоже.

Почти сразу ладони Джанко скользнули под моё распахнутое пальто и принялись гулять по телу. Её пальцы будто пытались добраться до меня сквозь рубашку. Для Джанко это был совсем новый опыт, и, как истинная отличница, она постигала его с большим старанием.

– Не могу остановиться… – прошептала девушка, переводя дыхание.

Я и сам едва держался, чтобы не позволить себе лишнего. И последнее, чего мне хотелось – это останавливать Джанко, но за меня это сделала смотрительница Башни Целителей.

Краем глаза я заметил, что на подъёмнике появилась худая маленькая женщина с пышными кудрями седых волос и в зелёном пальто до пола.

– Госпожа Ян, надеюсь, вы не забыли, насколько обширное у вас расписание? Такое число резерва не позволяет расслабляться. Вы и так задержались.

Джанко замерла в моих руках и ответила, не глядя на женщину:

– Конечно, Вера Михайловна. Уже иду.

– У вас две минуты, – милосердно позволила та. – Попрощайтесь со своим молодым человеком и отправляйтесь в комнату. Я жду вас в гостиной и слежу за временем.

Как только женщина телепортировалась обратно на Чердак Башни Целителей, Джанко прошептала:

– Это Вера Чарская. Очень милая женщина. Во всех Башнях смотрителями работают ординары или не слишком сильные маги, а у нас знаменитый Знахарь-Друид. Она занимается ещё и душевным здоровьем студентов Академии.

Когда Джанко это сказала, то я сразу вспомнил первый разговор со смотрителем Храмовым. Так значит Вера Чарская контролирует не только душевное состояние студентов, но и расписание Целителей.

И тут до меня дошло ещё кое-что: я никогда не спрашивал у Джанко об одной важной вещи.

– А какое у тебя активное число резерва?

Девушка удивилась.

– Разве я не говорила? Девятьсот.

Я даже рот открыл. Это была безоговорочная высоко-сильная группа. Да это был практически второй курс!

– А пассивное число какое?

– Десять тысяч.

Ничего себе. Такого числа я пока ни у кого не встречал (если не считать самого себя).

Джанко провела пальцем по своей правой брови, вместо которой темнела татуировка змеи.

– Эта очень редкая метка. Она говорит о том, что дарована большая сила. Но сила раскрывается только через большой труд. Поэтому у меня и расписание отличается.

– Это же просто татуировка, – нахмурился я.

– Нет. Я с этим родилась. Это метка Верховного Тёмного Врача. Такого Целителя нет даже в этой Академии.

Моя оторопь никак не хотела проходить, перекрыв даже возбуждение. Джанко открылась для меня совсем с иной стороны. Нет, я, конечно, знал, что она крутая Целительница, но не догадывался, что настолько.

Мне вдруг захотелось снова её поцеловать, но девушка увернулась.

– Нет. Две минуты вышли! Пока! И не торопи меня, я всё ещё думаю.

Она вскочила на подъёмник и сразу же коснулась соляного знака Небытия, который переносил наверх.

– Спасибо за вечер, Оками-кин… – донеслись до меня её слова на янамарском, прежде чем Джанко окончательно исчезла.

***

После такого мне совсем не хотелось тащиться куда-то.

Особенно в конюшню.

Особенно встречаться возле Тучки.

Я мысленно ругнулся и отправился к Мидори, представляя себе, что она может ещё вытворить.

В конюшне меня встретила загадочная тишина. Животные мирно отдыхали в загонах, зато лама Тучка, увидев меня, сразу занервничала, уставилась подозрительно и злобно.

Ну а сама Мидори, как королева сеновала, восседала на тюке соломы.

Вокруг неё горели стеклянные лампады, штук двадцать точно. Правда, они давали больше тепла, чем света.

– Проходи, – тихо сказала Мидори, – только лампы не задень, а то я замучилась их настраивать.

– Слушай, ты мне сразу скажи… – начал я, направляясь к девушке.

– Тс-с-с-с! – шикнула она, от чего я поморщился. – Ты должен быть максимально расслабленным, чтобы всё получилось. А то когда я пила эликсир вчера вечером, не совсем соблюдала правила, поэтому не сразу погрузилась…

– Куда погрузилась? – с напором спросил я, перешагивая ряд лампад и останавливаясь напротив Мидори. – Говори уже. У меня нет времени на все эти игры.

Девушка вскочила.

– Если будешь на меня орать, я вообще ничего тебе не покажу!

Мне захотелось её придушить.

– Отлично. Тогда я пошёл.

Мидори ухватила меня за руку.

– Да ты ещё потом меня благодарить будешь! – Она оглядела тёмные углы конюшни и, понизив голос, сообщила: – Я почитала про этот эликсир. Говорят, его умели создавать только древние маги, которые занимались Алхимией. Сейчас такое вообще не умеют делать, и это что-то невероятное…

– Мидори!

– Ладно-ладно.

Она до последнего оттягивала уникальную новость и вот, наконец, с замиранием сердца сообщила мне её:

– Этот эликсир позволяет вернуть человеку примерно десять минут из прошлого. Он возвращает всё. Даже ощущения и запахи. Всё-всё. Ты оказываешься на месте того человека, каким был тогда. Прошлое, конечно, изменить невозможно, зато удастся побывать в каком-нибудь светлом воспоминании. Я, например, отправлялась в тот день, когда отец впервые научил меня мастерить бомбы. Вспомнила всё до последней детали.

Я даже опешил.

Насчёт этого эликсира моё воображение рисовало всё, что угодно, но только не то, о чём рассказала Мидори.

Целых десять минут из прошлого… из любого дня… это правда было невероятно.

Увидев, какой эффект произвели на меня её слова, девушка закусила губу от ликования.

– И что ты теперь скажешь, циник? Всё ещё хочешь уйти?

– А зачем нужны лампы?

– Так, а где фраза «Мидори, это просто невероятно»?

– Ну да, это невероятно, согласен. А зачем лампы?

– Ненавижу тебя, Волков! – Мидори скривилась. – Когда погружаешься в воспоминание, то становится очень холодно. Прям сильно холодно. Но ощущаешь это только когда просыпаешься. Я когда очнулась, думала, что умру от переохлаждения. Хорошо, что рядом была Тучка. Она меня и согрела.

Я покосился на загон, откуда за каждым моим движением продолжала подозрительно следить её лама, и кивнул:

– Знаешь, лучше тепловые лампы, чем твоя Тучка. Она греть меня точно не будет.

Мидори вынула из кармана пальто бутылёк с половиной эликсира и подала мне.

– Только пей всё сразу. В один глоток. Эликсир вкусный, кстати. Как будто черничный сок. Ты пей, а я тебя посторожу, а то ты сразу отключишься на все десять минут.

Я забрал эликсир и всмотрелся в ярко-синюю жидкость.

Вливать в себя непонятную дрянь вовсе не хотелось, но соблазн увидеть прошлое был настолько велик, что зашлось сердце. Я даже знал, что именно бы хотел увидеть.

Тот самый день и час, когда отец подарил мне рунный атлас.

Мне было тринадцать, и тогда я, совсем ещё мелкий пацан, не придал большого значения словам отца и той тетрадке, что он принёс.

Но сейчас – совсем другое дело.

Сейчас бы я очень хотел ещё раз услышать, что он мне тогда сказал. Увидеть выражение его лица и, возможно, понять его секреты и то, почему он погиб ровно через два года после того, как подарил мне тот артефакт.

– Я могу выпить это у себя в комнате, – сказал я Мидори, но та покачала головой, сразу став серьёзной.

– Времени мало. Или ты мне не доверяешь? Думаешь, что я тебя тут одного оставлю валяться на соломе? И вообще, ты тепловые лампы с собой в комнату потащишь? Или, может, тебя Лёва греть будет, когда ты будешь подыхать от переохлаждения? А я, кроме ламп, ещё и одеяло принесла.

Мой взгляд снова упал на бутылёк.

– Что ещё я должен знать, перед тем как выпить это? Ты всё мне сказала?

– Ну конечно, всё. Обижаешь. Я что, по-твоему, совсем взбалмошная?

На это у меня был вполне чёткий ответ, но я промолчал, не сводя с эликсира глаз.

Желание увидеть отца становилось всё сильнее, да и вряд ли Йона хотела чего-то плохого, когда дарила Мидори этот эликсир. К тому же, сама Мидори – мой доверенный маг, а это даёт определённые гарантии, тем более, что с ней всё в порядке после употребления этой дряни.

Резонные доводы победили.

– Ладно. – Я уселся на соломенный тюк и откупорил крышку на бутыльке. – Как отключусь, не отходи никуда. Если что, зови Галея.

– Чтобы он добил тебя и больше не мучился? – заулыбалась Мидори.

– Очень смешно.

Бросив взгляд на девушку, я не стал больше терять время и быстро залил в себя синюю жидкость.

Глоток вышел крупным, во рту появился кисло-сладкий привкус, по телу пронеслись мурашки, в глазах потемнело, тело ослабло и почти сразу завалилось набок.

Пальцы выпустили пустой бутылёк.

Погружаясь в полусон, я ощутил, как больно колют щёку острые соломины из тюка, как ладони Мидори касаются моего лба, и как на меня опускается тяжесть одеяла, такая неподъёмная…

***

Под одеялом жарко.

Настолько жарко, что я откидываю его в сторону, но подняться всё же не решаюсь. После приступа имсо вставать получается только на второй или третий день. А вчера был такой сильный приступ, что мама строго запретила даже спускать ноги с кровати, поэтому сама поила меня с ложки имунными лекарствами.

Я ненавидел этот процесс.

Наверное, как и она.

В такие моменты мама выглядела слишком недовольной, хотя я и не припомнил дня, чтобы она была довольна, даже когда приступов у меня не случалось.

За окном хлещет ливень, и в этом монотонном шуме я всё жду одного долгожданного звука: когда входная дверь в квартире хлопнет, провернётся ключ в замке, и тяжёлой поступью в мою комнату войдёт отец.

В дни возвращения из Тафалара он даже плащ и обувь не снимал, а всегда сначала шёл ко мне. Мама от этого тоже была недовольна, но мирилась.

И вот дверь хлопает, проворачивается ключ в замке, и в коридоре слышатся тяжёлые шаги.

Я хватаюсь за край прикроватной тумбы и напрягаюсь изо всех сил, чтобы подняться. Мне не хочется встречать отца вот так: лежащим на кровати, будто при смерти. Да и мама не будет на меня орать – её вызвали на смену в больницу.

Держась за тумбу, я встаю на ноги и делаю вид, будто всё в порядке, и никаких приступов у меня не было. Так не хочется огорчать отца, даже если он, как всегда, сделает вид, что совсем не огорчён.

А ещё мне уже известно каждое его действие.

Вот сейчас он войдёт, высокий и усталый, в длинном плаще и с двухдневной щетиной, бросит чемодан в угол, в три шага подойдёт к кровати, обнимет меня и спросит:

– Ну как у вас тут с мамой дела, Кири?..

Дверь в комнату отворяется, и моё дыхание замирает от щенячьей радости.

Отец появляется как раз в тот момент, когда я перестаю держаться за тумбу и напрягаю колени, чтобы не упасть. Он бросает мокрый от дождя чемодан в угол и в три шага идёт ко мне, но я сразу чувствую, что что-то в нём изменилось.

Он будто светится от счастья.

Подойдя, он обнимает меня так крепко, что я чуть не задыхаюсь. А ещё он не спрашивает, как у нас с мамой дела. Он вообще ничего не спрашивает.

Отец смотрит мне в глаза и неожиданно улыбается.

– Сегодня великий день, Кири. Я встретил тех, кто дал мне шанс избавить наш мир от проклятия. Я нашёл то, чего так долго искал, но мне нужно ещё немного времени, чтобы завершить свой эксперимент. Как только я закончу работу, то ни ты, ни мама не будете больше нуждаться в маго-танах. Они будут просто не нужны.

Это звучит так невероятно, что я ему не верю. Наверное, он просто решил меня утешить.

– Совсем не нужны? – хмурюсь я.

– Совсем! – Он вдруг хватает меня и начинает кружить по комнате. – Совсем-совсем! Но это большой секрет. Я скажу только Анатолю и больше никому.

– Не надо Анатолю, – возражаю я сразу. – А вдруг он кому-то сболтнёт?

– Мне нужен помощник, Кири. А Анатоль – твой наставник и мой верный друг. Кому, как не ему, знать о таких важных вещах?

Отец ставит меня на ноги, но моя голова так сильно кружится, а колени дрожат, что я плюхаюсь задом на кровать. Стыд за свою слабость вдруг захлёстывает меня, и волна злости придаёт сил, чтобы встать снова. Только уже без помощи тумбы.

– Даже если лекарства не будет, я всё равно стану сильнее, пап, вот увидишь. Ты будешь мной гордиться. Я изучу всё на свете, буду заниматься усерднее.

В его глазах появляются слёзы.

– Куда ещё усерднее, Кири? Ты и так занимаешься почти беспрестанно…

Он задумывается над чем-то так глубоко, что его взгляд становится грустным и немного отсутствующим. Потом идёт к чемодану, смахивает с него капли дождя рукавом, щёлкает замками и достаёт какой-то блокнот.

Красивый, кожаный, со стальными зажимами, немного потёртый по краям.

Мне так хочется сделать шаг, но я знаю, что это закончится падением на пол. А падать перед отцом – последнее, чего я хочу в этот радостный для него день.

И вот я стою и жду, пока он подойдёт ко мне сам.

– Теперь он твой, – говорит отец напряжённым голосом, подавая мне блокнот. – Он придаст тебе сил, пока я завершаю свою работу.

Блокнот тяжёлый и шершавый на ощупь.

Я прижимаю его к груди, и даже через ткань пижамы ощущаю, как сталь холодит кожу. Мурашки проносятся по телу.

– В нём нужно записывать что-то, да?

– Найди к этой вещи свой подход, – отвечает отец как-то странно и торопливо. – Если ты откроешь секрет атласа, то он будет служить только тебе одному. Я верю, что тебя ждёт великое будущее. Не забывай, сынок. Путь ума, путь упорства и страсти к делу, путь чести. Это приведёт тебя к победе. Об одном прошу: не злоупотребляй той силой, которую получишь. Всегда приходи на помощь друзьям, береги любимых и уважай чужую судьбу. Всегда уважай чужую судьбу, чья бы она ни была.

Я не понимаю, зачем он мне всё это говорит, и, если честно, не понимаю того, что всё-таки нужно делать с тетрадкой.

Искать свой подход?

Как искать? Что делать? И главное – для чего?

Зато по его лицу я догадываюсь, что после этого ничего уже не будет прежним, будто отдав эту вещь мне, отец нарушил какой-то договор.

Тут дверь снова хлопает, проворачивается ключ в замке, и по коридору слышатся уже другие шаги. Лёгкие и торопливые.

В комнату влетает мама – вернулась со смены.

– Мирон! – Она кидается отцу на шею.

Я медленно ложусь на кровать, надеясь, что она не заметит того, что я вообще вставал. Она редко бывала счастливой, и не хотелось портить ей радость встречи с отцом.

Но она всё равно замечает всё, что не нужно.

Её радость угасает, и мама вновь становится недовольной.

– Ты опять вставал, Кири? А если ты упадёшь и ударишься? Ну сколько раз тебе говорить: ты слишком слаб!

Отец уводит её из комнаты, и я слышу его приглушённые слова:

– Не называй его слабым, Оля. Никогда не называй. Ты не представляешь, насколько силён наш сын. Он сильнее нас обоих.

– Да знаю я, знаю! – нервно шепчет она. – Потому и боюсь. Мне так страшно его потерять… ведь если ты однажды не вернёшься, то он отправится тебя искать. Я знаю, Мирон. Я знаю это…

Их голоса стихают.

Я опять накрываюсь одеялом, прижимаю к груди тетрадь со стальными зажимами и закрываю глаза. Шум ливня за окном снова становится монотонным.

Холод охватывает тело.

Вообще-то, должно быть жарко, но меня всё сильнее морозит. Кожа леденеет, мышцы будто каменеют. В попытке согреться тело начинает дрожать. Зубы стучат, и я залезаю под одеяло с головой, но ничего не помогает. Меня трясёт.

Я скрючиваюсь в позу эмбриона, жмурюсь до боли, обхватываю себя руками и шепчу:

– Ты нашёл лекарство от имсо… ты ведь нашёл его, папа… но почему ты никогда мне об этом не говорил?..

***

– Кирилл, ты как? Может, лампы ближе подвинуть? – прошептали рядом тревожным девичьим голосом.

Я не сразу сообразил, что нахожусь в конюшне, лежу на боку, на тюках соломы, а под одеялом меня обнимает Мидори.

– Ну вот… теперь уже лучше, – опять зашептала она. – Ты так сильно дрожал, что мне пришлось тебя греть.

Мне, правда, стало теплее. Каменные мышцы начали расслабляться, а озноб постепенно оставлял тело.

Открыв глаза, я увидел перед собой лицо Мидори. Она одновременно улыбалась и тревожилась.

– Ну как? Понравилось?

– Неплохо… Спасибо, – выдавил я.

– Ну вот. А ты ещё не хотел. Я же говорила, что тебе понравится, поэтому… – Она замерла и прислушалась. – Кажется, кто-то идёт!

Мидори даже выскользнуть из-под одеяла не успела, как в конюшню вошли сразу несколько человек.

Я еле перевалился на спину и сел на тюках, чтобы разглядеть вошедших. Правда, узнал только одного из четырёх.

Это был Галей.

Он быстро оценил обстановку: вскочившую на ноги Мидори с соломинками в растрёпанных волосах, меня на куче тюков, тепловые лампы, ну и одеяло, конечно.

Подумать он мог только одно.

Его глаза налились гневом, а кулак на единственной руке сжался. Я даже услышал, как скрипнули его зубы.

– Совсем с-с-студенты обнаглели, – процедил он, еле справляясь с тем, чтобы не снять с меня скальп прямо тут.

Мидори, увидев приёмного отца и его реакцию, замотала головой.

– Мы ничего такого не делали!

– Учитель, я вам всё объясню, – начал я, еле поднимаясь на ноги. Холод ещё гулял по телу, мышцы слушались плохо.

– Потом! Объяснишь! – грубо оборвал меня Галей. – Вставай! И пошли! Всю Академию пришлось обойти, чтобы тебя найти, а ты тут… опять лечишься, как я посмотрю… никак вылечиться не можешь… голову тебе оторву, засранец…

Его зубы опять скрипнули.

Да уж, теперь попробуй ему хоть что-то объясни.

Незнакомцы, что пришли вместе с Галеем, явно не имели к Академии отношения.

Главный из них сразу бросался в глаза за счёт приличного роста, длинной чёрной косы волос и высокомерного взгляда. Весомости ему придавало чёрное кожаное пальто, а под ним – форма с чёрными нашивками, а также фуражка с высокой тульей и значком стального цветка.

Мужчину сопровождали помощники попроще, но с таким выражением лиц, будто они управляют миром.

Глядя на них, Мидори замерла в панике.

– Пока вы нас не интересуете, госпожа Арадо, но оставайтесь на месте, – тут же предупредил её мужчина в фуражке и перевёл взгляд на меня: – А вы, господин Волков, пройдёмте с нами. Нам нужно увидеть ваш сейф. Затем вы отправитесь на беседу.

– Какую беседу? – нахмурился я.

Он показал удостоверение с крупными мерцающими строками. Я мельком успел прочитать лишь слова «Железный Бутон» и «военный инспектор Суров».

Холодок пронёсся по спине.

– Мне нужно переговорить с учителем, прежде чем я куда-то пойду, – сказал я, перешагивая ряд лампад.

Глаза Сурова потемнели. Своим пронизывающим взглядом он был готов просверлить дыру в моём лбу.

– Ваш учитель уже дал согласие на досмотр и беседу, как и ректор Бессмертнов.

– А почему вы что-то у меня ищете, можно узнать?

– Просто покажи инспектору свой сейф, студент! – рявкнул на меня Галей. – Иди и покажи!

Сейчас он меня просто ненавидел.

Мидори всё ещё стояла, замерев, как мышь, и надеясь, что от приёмного отца ей не достанется, но ошиблась.

– А ты – быстро в мой кабинет! – приказал ей учитель. – Дождись там! И только сунься куда-нибудь!

Девушка сделала оскорблённый вид и, вскинув подбородок, вышла на улицу. Остальные покинули конюшню следом. Ну а Тучка оскалила зубы, презрительно на меня посмотрев.

***

Галей должен был сопровождать меня при досмотре сейфа, но по дороге к Башне Витязей его срочно вызвали на Совет Академии, а ведь был уже поздний вечер.

Как вовремя они решили отвлечь Галея на совещание.

Перед тем, как уйти, учитель отвёл меня в сторону, ухватил за плечо и веско сказал:

– На беседе говори всё, что знаешь о Ютаке и заговоре Жрецов. Расскажи, что видел, когда останавливал верхолёты Хамады на складе мороженого. За погром бомбой тебе отвечать не придётся, и за тех, кого поранил твой Демон – тоже. Никакой вины на тебе нет. Ты помог раскрыть масштабный заговор, и тебя ни в чём не обвиняют.

– А где будет эта беседа? – спросил я, всё больше хмурясь.

– В «Железном Бутоне». По требованию ректора к тебе не будут применены никакие способы допроса, никакие клятвенные бумаги. Ты просто ответишь на вопросы добровольно.

Ничего себе, «добровольно».

Холодок вновь пробежал по спине.

Галей бросил на меня тяжёлый взгляд, говорящий «Держись той линии, которую мы обсуждали», и уже собрался идти за секретарём Совета, но всё же решил напоследок добавить:

– По возвращении будешь отвечать за мою дочь.

Я разозлился.

– За что отвечать?! Я её и пальцем не тронул!

– Вот прибудешь обратно, и разберёмся со всеми твоими лишними пальцами.

Галей не стал больше ничего говорить, ну а я остался один на один с Суровым и его коллегами.

Сначала они выпроводили из комнаты недоумевающего и зевающего Лёву и только потом начали обыск. Естественно, ничего не нашли. В сейфе хранились только револьвер и коробка с желейным шаром оков.

Увидев их, Суров сощурился и буркнул:

– Понятно.

Что ему было понятно, он не пояснил.

После осмотра мне пришлось идти с ними на улицу, к верхолётной станции, чтобы отправиться в «Железный Бутон».

– Почему бы не поговорить прямо в Академии, господин Суров? – спросил я по дороге.

– Потому что вести беседу с вами буду не только я, господин Волков, – ответил инспектор.

Больше он ничего не стал пояснять, он вообще был не особо разговорчив.

На школьной станции нас ждал чёрный верхолёт с эмблемами стального бутона. Почему-то он напомнил мне катафалк. В салоне служебного тюремного транспорта я ожидал увидеть кого угодно, но только не того, кого увидел.

В одном из кресел, под конвоем трёх сотрудников «Железного Бутона», сидела Акулина Снегова. Злая и сосредоточенная. Одна её рука была пристёгнута широким наручником с соляными знаками к специальному держателю, а ноги скреплены цепью.

Увидев меня, девушка поджала губы.

Под её пристальным взглядом меня провели на другой ряд кресел, но краем глаза я всё равно видел, как она безотрывно смотрит на меня, будто ждёт, когда на моей голове вспыхнут волосы.

Поднявшись в воздух, машина устремилась в небо и быстро набрала нужную скорость для телепортации. В иллюминаторе мелькнули ночные огни города, свернули синие молнии, а уже в следующую секунду, после лёгкого толчка, машина полетела над землями Янамара.

За стеклом распростёрлись ночные поля, потом – бесконечное пустынное побережье и россыпь мелких островов.

И чем ближе мы подлетали к «Железному Бутону», тем больше во мне нарастало напряжение. Всё же я направлялся не просто на беседу, а на беседу в самую известную тюрьму Стокняжья.

А тут ещё и Акула глаз не сводит.

Получалось так, что именно мои действия привели к тому, что на почтенный Дом Снеговых пало подозрение в предательстве и связи с приграничными ниудами.

Так Акулина и пялилась на меня, пока я сам не повернул голову в её сторону и не уставился на девушку.

Она, конечно, ничего не сказала – разговаривать нам не разрешали – зато её зелёные глаза отразили странную эмоцию. То ли ненависть, то ли восторг, то ли смесь одного с другим.

Понятное дело. Не нужно быть гением, чтобы догадаться, что сейчас мы летели в «Железный Бутон» совсем в разных статусах: она – как подозреваемая; а я – как свидетель.

Насмотревшись вдоволь, Акула наконец отвернулась и перестала прожигать меня взглядом. Но лично я никакой вины перед ней не ощущал.

Меня больше волновала не Акулина и даже не «Железный Бутон», а то, что я увидел в воспоминании. Отец и его слова, которым в детстве я не придал большого значения: «Я встретил тех, кто дал мне шанс избавить наш мир от проклятия».

Это он имсо проклятием назвал, или что-то иное? И кого он встретил?

«Я нашёл то, чего так долго искал, но мне нужно ещё немного времени, чтобы завершить свой эксперимент».

Что за эксперимент? Сколько времени он длился, и когда должен был завершиться?.. Столько вопросов рождали его слова, столько догадок, одна другой страшнее и невероятнее, но я знал, что всё равно найду ответы.

Через несколько минут в иллюминаторе показался «Железный Бутон», и мою голову тут же заняли совсем другие мысли. Теперь мне стало понятно, почему тюрьма так называется…