Читать книгу Паранаука и научное знание. Критические очерки - А. В. Ерахтин - Страница 9

Ответ на вопрос о том, возможен ли союз науки и религии, предполагает выяснение соотношения веры и разума, веры научной и веры религиозной. Существует легенда о том, что на вопрос Понтия Пилата «Что есть истина?», – Иисус Христос не ответил. Но в течение многих столетий христианская церковь считала, что ответ ей известен и пыталась дать свое понимание, что истинно и что ложно. Богословы в своих трудах и проповедях утверждают, что существуют «истины веры», что вера – это тоже разум, но разум особенный, присущий «горнему» миру и что этот разум даже выше «дольнего», «земного». Религия объясняет мир, опираясь на сказания «священных книг», догматы, свидетельства пророков, писания «святых отцов» и иных церковных авторитетов. Религия возвышает веру над разумом. В парадоксальной форме эту позицию выразил один из основателей христианского богословия Тертуллиан: «Верую, потому что абсурдно». Действительно с позиций критического разума трудно принять идею о триединстве бога, о непорочном зачатии, о богочеловечности Христа и т. п. На вопрос: почему догматы религии являются «истинами»? Богословы отвечают: потому что они взяты из священного писания, оно от Бога, а Бог не может обманывать.

Вера, действительно, связана со знанием, она возникает на его основе. Но следует различать веру религиозную и веру научную. Вера в научном познании играет важную роль не только в процессе выдвижения гипотез и теорий, но и в ходе принятии их научным сообществом. Научное знание неотделимо от наличия определенного элемента веры, но оно требует превращения того, что первоначально принималось лишь на веру, в истину логически обоснованную и практически подтвержденную. В религии дело обстоит иначе: «Религиозная вера всегда исключает знание… поскольку в том случае, когда верят религиозно – например, что Христос явился спасти человечество, или что существует какая-то разновидность сознательной жизни после смерти, – то не знают того, во что верят (и знают, что этого не знают)»53. Особенность религиозной веры состоит в том, что она предполагает принятие истинности того, во что верят, в то время как в науке истина никогда не принимается на веру. Наука все подвергает сомнению, потому что без сомнения нет научного прогресса. Теология отвергает принцип сомнения. Для нее библейские тексты священны и в них нельзя сомневаться. А библейские тексты не есть факты, с помощью которых можно проверить утверждения теологов.

Философы Средневековья, обсуждая вопрос о соотношении веры и знания и доказывая, что вера выше знания, уже в самой формулировки вопроса явно противопоставляли их друг другу. Согласно Ф. Аквинскому, знание возникает на основе чувственного познания вещей, вера же – результат божественного откровения. О противопоставлении веры и знания неоднократно писал И. Кант: вера – это признание истинности суждения, имеющее достаточное основание с субъективной стороны, но объективно недостаточное, знание же – и субъективно, и объективно достаточно обоснованное54. Говоря языком веры, отмечает Кант, приходится покинуть язык знания55. Так, нельзя говорить о знании того, что бог и загробная жизнь существует56.

Теологи, отрывая веру от знания, выводят ее содержание из внешнего для знания источника – божественного откровения, что позволяет трактовать веру как нечто самостоятельное по отношению к знанию и даже превосходящее его по значению. Они говорят об истинах религиозного сознания, об истинах религиозной веры. Но понятие истины неправомерно относить в область этой веры. Известно, что истина – это соответствие наших представлений объективному предмету. Религиозные представления, согласно материалистической философии и научному знанию, являются продуктом фантазии и не соответствуют никакому объективно существующему предмету.

Религия в вопросах божественного мироустройства не может обойти вниманием реальный мир, а возрастающий авторитет науки побуждает религиозных деятелей к диалогу с ней. Идея синтеза науки и религии получила развитие в неотомизме – наиболее авторитетном направлении современной религиозной западноевропейской философии. Эта философия восходит в своих основах к учению Фомы (Томазо) Аквинского, который приспосабливая философию Аристотеля к нуждам религиозной схоластики, сумел избежать крайностей иррационалистического отрицания научного знания в пользу веры и рационалистического противопоставления разума, и веры. Человеческое знание, с его точки зрения, подчинено знанию «божественному» – не противоразумному, а сверхразумному. Христианская теология, писал Фома, проистекает из света веры, философия же из естественного света разума. Философские истины не могут противоречить истинам веры. Конечно, они не достаточны, но они допускают общие аналогии, а некоторые из них даже предвосхищают истины веры, ибо природа – предвестие благодати. Таким образом, вера и знание не исключают друг друга, а дополняют, как два данных нам богом источника истины. Но если в знании человек приходит к истине необходимо, в силу убедительности доказательства или свидетельства чувств, то в вере он приходит к истине свободно; поэтому вера – большая заслуга, чем знание.

Говоря о гармонии между верой и разумом, Аквинский подчеркивал приоритет веры. Современные схоласты не решаются открыто подчинять разум вере, подчеркивая их самостоятельность. Как самостоятельный источник познания разум безотносителен к откровению, но он не в состоянии дойти до сущности его «истин». Он самостоятелен, но его законы не должны обладать универсальным знанием, иначе могут быть поставлены под сомнение догмы теологии. Вера не должна препятствовать развитию разума, а разум не должен мешать вере.

В учении о сотворении души человека богом неотомизм пытается соединить в природе человека естественное со сверхъестественным и отгородиться как от материализма, так и от пантеистических последствий идеализма. Христианская антропология не может принять учение о предсуществовании человеческих душ, но не может согласиться и с учением «традуционизма» о том, что душа, так же, как и тело, воспринимается каждым человеком от родителей. Традуционизм объяснял наследование «первородного греха», но противоречил учению о бессмертии души, ее сверхприродной сущности. Церковь осудила также идею переселения душ, которая противоречила христианскому учению об однократности осуждения или спасения в земной жизни. Как подчеркивает К.И.Николаев: «… ортодоксальная христианская антропология и в учении об онтогенезе человека встала на позиции креационизма, утверждая, что Бог творит каждую отдельную человеческую душу»57.

Наряду с воспроизведением и комментированием идей Аквинского неотомисты внимательно следят за событиями современной научной и общественной жизни, живо откликаются на них. Одну из своих главных задач они видят в религиозной интерпретации открытий и теорий современной науки, хорошо понимая, что враждебное отношение к науке наносит вред самой религии. Церковь изменила свое отношение к науке, а для оправдания своих преступлений перед наукой и человечеством была выдвинута специальная теория, согласно которой следует разделять католицизм идеальный, к которому надо стремиться и католицизм исторический, результат деятельности папы и святых людей, которые могли ошибаться. Отсюда, например, казнь Дж. Бруно – ошибка церкви. Ученые должны изучать факты, но до определенных границ. Поэтому можно признать и дарвинизм, но учение о первородном грехе Адама и Евы должно остаться незыблемым. Признание дарвинизма сторонниками католической философии особенно остро поставило вопрос о соотношении души и тела. Папа Пий XII подчеркнул, что вера обязывает нас считать, что души созданы непосредственно богом, но эволюционная теория вправе исследовать, произошло ли человеческое тело из уже существующей живой материи. Следовательно, тело человека могло произойти от животных его предков, но сознание было вложено в него богом.

Неотомисты настаивают на том, что признание существования бога не только вера, но и знание. Доказательства же существования бога – это дело философии, и они должны вестись чисто логическими средствами. Аквинский считал, что доказательства разумом бытия бога служит основой веры уже не слепо, но как требование самого разума. Фома приводит пять «доказательств» бытия бога, изложенные им в «Сумме теологии» и «Сумме против язычников». Современные томисты не только признают эти «доказательства», но ищут новые свидетельства присутствия бога. В этих целях они пытаются использовать трудности и нерешенные проблемы науки. Например, папа Пий XII в речи «Доказательства бытия Бога свете современной науки», произнесенной 22 ноября 1951 года, утверждал: «Вопреки неразумным предположениям прошлого, чем дальше идет истинная наука вперед, тем больше она открывает Бога, как если бы он ожидал ее за каждой дверью, раскрываемой наукой». Ссылаясь на теорию расширяющейся Вселенной, он продолжает: «таким образом, творение во времени, а потому творец, и, следовательно – Бог. Вот та весть, которую мы… требовали от науки и которую современное человечество ожидает от нее».

В наибольшей степени стремление религии к диалогу с наукой отражает позиция Тейяра де Шардена – французского ученого-палеонтолога, философа и теолога. Учение Тейяра противоречит ортодоксальным томистским представлениям о мире и человеке. За религиозное инакомыслие он был лишен церковными властями права преподавания и публикации философско-теологических сочинений. Однако начиная с 60-х гг. XX века его взгляды получили широкое распространение. Сторонники религиозного модернизма считают его философию религиозным мировоззрением космической эры, приравнивая Тейяра по значению к Ф. Аквинскому.

Пытаясь модернизировать христианство, Тейяр де Шарден хотел органически включить христианство в контекст современной действительности. Он предпринял попытку осуществить синтез науки и религии иными средствами, чем те, которые предлагает ортодоксальный томизм. Последний считает, что существует три ступени познания истины. Первой, низшей ступенью является наука. Она только накапливает знания, описывает явления, но не раскрывает их сущности. Второй ступенью в развитии познания является философия. В отличие от науки философия раскрывает причины единичных фактов, но она не может решить вопрос о первопричине различных явлений и мира в целом. Третьей, высшей ступенью познания, является религиозная вера, теология, в союзе с которой нуждается наука и философия.

Тейяр же стремился разработать мировоззрение, которое было бы одновременно и научным, и религиозным. Он считал, что невозможно принимать традиционную иерархию видов знания, где наука занимала низшую ступень. Смысл научных истин должен, по мнению Тейяра, совпадать с положениями христианского вероучения. Христианство должно быть очищено от донаучных представлений о мире. Наука внесла в наше понимание мира новое, показав, что мир находится в непрерывном движении и развитии. Значит необходимо внести соответствующие поправки в христианское понимание бога, его отношения к миру и человеку, в традиционное понятие творения, чуда и т. д. Короче говоря, он делает акцент на приспособлении не науки к религии, а религии к науке.

Тейяр растворяет бога в природе. Согласно его учению, природа оказывается подлинным творцом всего существующего. Признавая за материей определенные созидательные возможности, Тейяр как теолог, не мог признать первичности материи, которая, по его мнению, должна быть повлечена в поток развития «духом». Постулируя существование единой космической энергии, психической по своей природе, Тейяр интерпретирует саморазвитие материального мира в духе концепции «продолжающегося творения». Саму науку Тейяр рассматривал как разновидность «божественного откровения», как форму «естественной религиозности», призвание науки он видел в том, чтобы ускорить продвижение человека к богу. Пытаясь устранить противоречие между христианской антропологией, и научными знаниями о человеке, Тейяр де Шарден обосновывает всеобщность закона развития. В его теории мир изменяется и развивается сам, в силу своих внутренних причин, а человек представляет собой определенный этап в общем процессе развития и является его естественным продуктом.

В своем главном сочинении «Феномен человека» анализируя процесс развития, Тейяр различает в нем три главных ступени: неживой мир (преджизнь), живой мир (биосфера) и человеческий мир (ноосфера). Эти ступени органически взаимосвязаны, поэтому высшая ступень универсума – сознание – может быть объяснена только на основе связи с материей. Если в ортодоксальном неотомизме подчеркивается принципиальное различие между материей и сознанием, а материя характеризуется как пассивный и инертный компонент бытия, то Тейяр, напротив, полагает, что материя обладает внутренней активностью. Он считал, что на всех её уровнях и формах имеется элементарное количество духа, зародыш психики, сознания. Сознание, как и жизнь, трактуется Тейяром в качестве универсального феномена, который в неразвитом состоянии распространен во всей неживой материи.

Тейяр де Шарден подверг сомнению один из основных догматов теологии – догмат о происхождении человека от Адама и Евы, созданных непосредственно богом. «С точки зрения науки, пишет он, – „первым человеком“ является и может быть только множество людей, и его юность насчитывает тысячи и тысячи лет»58. Человек у Тейяра не просто появляется после животных, а выделяется из мира животных. Возникновение жизни и человека он считает закономерным следствием структуризации высокоорганизованной материи, естественным и закономерным всплеском её внутренней энергии. Сознание человека возникает в результате усложнения материальных структур, посредством нового качественного скачка: «Прорыв непрерывности. Так теоретически определяется и представляется нам механизм возникновения мысли, точно так же, как и первого появления жизни»59.

15 октября 1998 г. была опубликована энциклика папы Иоанна Павла II «Вера и разум». Она посвящена проблеме отношений между верой в Бога, религией и богословием, с одной стороны, и разумом, наукой и философией – с другой. Энциклика начинается такими словами: «Вера и разум подобны двум крылам, на которых дух человеческий возносится к созерцанию истины. Сам Бог заложил в сердце человека желание познать истину и в конечном итоге познать Его, чтобы тот, познавая и любя Его, мог достичь полноты истины в себе самом»60. В этой энциклике, по словам В.Л.Гинзбурга, изложена позиция, которую занимает церковь сегодня, и, вероятно, та, которую она будет занимать в обозримом будущем. Энциклика папы – это документ католицизма, но, судя по выступлениям патриарха Алексия II и другим сведениям, протестантизм и РПЦ не занимают какую-либо агрессивную позицию по отношению к науке, то есть сегодня церковь предлагает науке «жить дружно» и даже сотрудничать. И такое сотрудничество в определенных пределах возможно.

Известно, что РПЦ относит к оккультным сатанинским учениям астрологию, экстрасенсорику, колдовство, целительство, парапсихологию, восточные культы и многое другое. Возникает вопрос: возможен ли союз науки и религии в борьбе против паранауки? Думается, что на него можно дать положительный ответ. Исходя из своих интересов, церковь борется со всевозможными колдунами, ясновидящими, целителями и другими лжеучеными, считая их служителями сатаны, а это, в свою очередь, способствует укреплению позиций объективного знания, науки. К тому же религиозные чудеса не приносят людям такого же вреда, как обращение к знахарям, колдунам, астрологам. Известный православный публицист С. Худиев считает, что церковь и академическая наука – естественные союзники. Он пишет: «В борьбе за человеческий разум мы находимся по одну сторону баррикад. Мы – ученые и верующие живем в ситуации, когда наибольшим влиянием на людей пользуется не наука и не христианская вера, а паранаука и оккультизм». И в этом он прав.

Однако отношение религии к мистике всегда было противоречивым. С одной стороны, теологи опасаются, что мистика, призывая людей самих искать средства и способы контакта со сверхъестественным, с Богом, устраняет посредничество церкви с ним. С другой стороны, эти же теологи понимают, что распространение мистики выгодно церкви, ибо укрепляет веру в сверхъестественное. Поэтому, несмотря на критическое в целом отношение к предсказаниям в самой церкви, не спешит опровергать или подтверждать сам факт пророчеств и причастность к ним православных святых. Зачастую пророчества, касающиеся будущего страны, приписывают почитаемым святым: Сергею Радонежскому, Серафиму Саровскому и Матроне Московской. Последняя пользуется особой популярностью у сочинителей пророчеств: ее «последние предсказания» можно обнаружить буквально на каждый год. Между тем христианские пророчества не могут иметь привязки к конкретным событиям и датам, поскольку будущее, с точки зрения христианского сознания – непредсказуемо.

Интересные отношения складываются между религией и научным знанием в сфере морали. Согласно религиозным представлениям мораль с ее принципами и правилами получена непосредственно от Бога. Выступая на VI Международной Богословской конференции РПЦ с сообщением «К вопросу о рациональных обоснованиях этики», проф. М.О.Шахов заявил, что предписания и оценки, содержащиеся в библейских заповедях, «по своей природе являются богоустановленными, имеют сверхъестественное происхождение. Будучи, с богословской точки зрения, даны свыше, а не созданы людьми эти заповеди имеют вечную и неизменную природу, изменить их не во власти человечества». Но в действительности, как показывает история становления человечества, не религия является источником морали, а стремление людей к самосохранению, к нормальной, безопасной жизни человека и общества. Многие общечеловеческие моральные нормы были выработаны человечеством еще задолго до появления иудаизма, буддизма, не говоря уже о христианстве и исламе как более поздних учениях. Церковь постоянно эксплуатирует лишь некоторую часть из них, пользуясь такими, например, как «не лги». «не укради», «не убивай». «возлюби ближнего своего» и др.

Согласно религии, мотивацией нравственного поведения верующих является страх наказания за грехи вечными муками в аду и награда вечной радостью в раю за нравственные поступки. Нет наказаний и наград – нет морали и нравственных поступков. Получается, что религиозная мораль имеет даже отрицательное значение, ибо подменяет мораль ее противоположностью – эгоистическим расчетом. Ведь за хорошее поведение религия обещает вознаграждение «на том свете», тогда как подлинная мораль является бескорыстной. С точки зрения религии, мораль держится на страхе перед наказанием, тогда как настоящая мораль основывается на чувствах долга, гуманности и справедливости. Забота о личном спасении отдаляется от заботы от других, приобретает индивидуальный характер. Здесь мораль теряет свою регулятивную силу.

Христианская мораль часто преподносится как эталон нравственности. Но так ли это? Исследователь А. Ф.Чебатарев обращает внимание на то, что в Новом Завете последовательно проводится идея Иисуса Христа о прощении всех грехов после покаяния, а это путь к совершению безнравственных поступков. Действительно, в Новом Завете61 Христос сказал, что всякий грех после покаяния прощается человеку (Матф. 12:31; Мар. 3:28). Причем прощение дается не один раз, не семь раз, но «до семидесяти семи раз» (Матф. 18:22), то есть практически до бесконечности. Можно вновь и вновь практически бесконечно совершать новые и новые грехи, ибо все они после покаяния прощаются, то есть не наказываются.

Почему надо прощать все новые и новые грехи, в которых грешники потом каются? Христос четко отвечает на этот вопрос: «Сказываю вам, что там, на небесах, более радости будет об одном грешнике покающемся, чем о 99 праведниках, не имеющих нужду в покаянии» (Лук. 15:7). Как тут не вспомнить известную русскую пословицу: «Не согрешишь – не покаешься. Не покаешься – не спасешься».

Христос сказал, что все грешники прощаются после покаяния, а не после того, как они приносят плоды покаяния. Он простил разбойника после его покаяния, а не после того, как он принес плоды покаяния, и сказал этому разбойнику: «Ныне же будешь со мной в раю» (Лук. 23:43). Католическая церковь пыталась подправить Христа и отпускать грехи не после покаяния, а после принесения плодов покаяния в форме продажи индульгенций, но потерпела полное фиаско.

«Итак, – делает вывод Чеботарев, – если верующие в практических делах следуют учению Христа о всепрощении, то это может побудить их к совершению преступлений и безнравственных поступков»62. Действительно, получается, что религия с ее учением о всепрощении и всеобщей безнаказанности порождает привычку к безнравственности, когда человек совершает преступления не рассуждая, поскольку рассчитывает на покаяние и прощение. Поэтому нет ничего удивительного в том, что знатоки священного писания, папы римские, мучили, развратничали, насиловали, убивали, совершали все новые и новые грехи, преступления, безнравственные поступки, не боясь наказания63.

И все-таки вера в Бога, как показывает жизнь, способна помогать людям, особенно в тяжелые минуты и времена. У религии есть объединяющее начало. Болгария, например, была оккупирована турками полтысячелетия, но во многом благодаря религии сохранилась, а евреи больше трех тысяч лет тоже смогли сохраниться благодаря их религии. В религии присутствуют важные элементы, которые носят общечеловеческий нравственный характер. Соблюдение их верующими способствует укреплению морали и соблюдению этических норм. В этом плане можно говорить о союзе религии и науки и в области морали.