Читать книгу Тайны руки - Адольф Дебарроль - Страница 4

Я представляю благосклонным читателям новое издание моего сочинения, и на этот раз с более полной уверенностью в истине, потому что это новое издание просмотрено мною с самою строгою заботливостью. Из него выкинуто все, что пятилетние наблюдения мои показали мне неточным или ложным; все, чему не было бесчисленных доказательств, – все уничтожено мною; из метафизической части выброшено все, что мне казалось порождением чрезмерного энтузиазма или нервической экзальтации и сохранено только то, что до некоторой степени основывается на физике или физиологии. Наконец, я обозначил словом предание или сокращением (tr) все сомнительное или недоказанное опытом, заимствованное у этого предания, тьму которого я стремлюсь рассеять.

И таким образом я могу сказать:

Все, что написано в этой книге – истина.

Но необходимо также, чтобы другие узнали эту истину.

Мне остается разоблачить еще много вещей, потому что я не иду более на случай к неизвестным пределам, я достиг этих неизвестных пределов, и оттуда как властелин над общим попеременно бросаю взгляды и на пройденную уже дорогу на ту, ясно начертанную, которую мне остается пройди.

В течении пяти лет беспрерывного изучения, имеющего уже крепкое основание, обозначенное в этой книге, я сделал множество открытий особенно в области медицины и конечно не в терапевтической медицине, с которой я вовсе не желаю иметь дела, но в другой специальности, быть может более полезной. Точное определение несовершенства организма и будущих болезней, происхождение, исходная точка этих болезней, эпоха их, уже давно обозначенная прежде – все это также ясно обозначается в различных формах руки и в гиероглифических линиях, бороздящих поверхность ладони, как ясна для самого неопытного доктора чахотка по особенным формам первых суставов пальцев.

Мы пытались, как это сейчас будет видно, основать наше гадание на физиологических выводах человеческой натуры в той мере, на сколько человеческая наука могла довести Физиологию, но надо признаться, что в нашей системе обнаруживания тайн до сих пор находятся такие вещи, которые невозможно объяснить посредством науки, и которые явно принадлежать к тому порядку вещей, отношение которых к нашему организму еще не открыто, но которые между тем несомненны, ибо каждый день дает нам новое доказательство их существования.

Понятно, что все это обнаружится когда-нибудь естественной гармонией, но до сего времени мы только безмолвно стоим перед этими тайнами, подобно дорожным столбам, не могущим сказать кто провел эту дорогу.

Но к чему эти писанные откровения, которые легко доказать в нашу эпоху. Потому ли (все является в свое время), что когда все растлевается и материализуется, тогда должна, без видимой причины, появиться новая наука, как, противоядие, против яда, доказывая позитивной метафизикой новое движение. Потому ли, что в это время нравственного растления необходимо изучить свободно и легко отличать каждое дурное явление, из боязни быть каждую минуту нравственно обкраденным? Потому ли наконец, что учение это является вследствие необходимости, вследствие требования быстро текущего времени и должно оно пройти по свету подобно тому, как путник пробирается по лесу, пользующемуся дурной славой, с карабином в руке, с револьвером и кинжалом за поясом, вопрошая каждое дерево, каждый кусточик.

Несчастье тому, кто идет полный поэтических грез, напевая веселую песню, мечтая о каких-то таинственных феях.

Мудрая аксиома: познай самого себя, была хороша в свое время в философии; теперь же она заменилась иной аксиомой, более необходимой для настоящего времени, и эта аксиома: учись познавать других.

Так нужно! И вот, неизвестно откуда упадает оселок, открывающий свинец под листами чистейшего золота, и под улыбкой добродушия – человеческую злобу. Но должны ли мы сказать, что есть Провидение?

Один рассказ Александра Дюма дает понятие о том, что мы можем сделать. Вот что писал он на другой день опыта, произведенного им самим:

«Я, говорит он, питаю большую привязанность к Дебарролю, и эта привязанность существует уже тридцать лет. Это превосходный друг, испытанный мною и в хорошие и в дурные дни, – друг, всегда встречавший меня с тою же улыбкой и покидавший с тем же пожатием руки. Я путешествовал с ним и нашел в нем превосходного товарища в путешествии; вещь редкая, потому что ничто не выказывает так шероховатостей характера, как путешествие, особенно в тех странах, где путешествовать затруднительно: такова Испания. Когда два человека друзьями вошли в нее, оставались в ней три месяца и друзьями из нее вышли – эта дружба на жизнь и на смерть.

Дебарроль, сделавшись хиромантом, посвятил в таинства своей науки женщину, с умом ясным, с красноречием чистым и элегантным, тонкий и проницательный взгляд которой быстрее, самого учителя проник в тайны руки.

«Это единение искусства и идей, которое существует между Дебарролем и посвященной им, дает им возможность представлять неопровержимый доказательства истинности их науки. Один из них, тот иди другой – все равно, рассматривает руку, изучает ее, объясняет, рассказывает прошедшее, предсказывает будущее…. Другой, отсутствующий в комнате, входить, берет руку и объясняет в свою очередь, ни на минуту не отдаляясь от того, что говорил его собрат.

«Вечером того дня, когда он получил телеграмму, Дебарроль явился ко мне, сопровождаемый или, лучше сказать, предшествуемый его ученицей.

«У меня он нашел две обещанные руки.

"Они принадлежали прекрасной и мужественной личности двадцати семи лет, с черными блестящими глазами, с целым лесом собственных ее волос, – вещь редкая в наши дни, – с жемчужно-белыми зубами, с кожей, несколько спаленной солнцем, но полной жизни, и как особенный знак носящей на щеке; яркий след великолепного сабельного удара от уха до рта.

"Она прошла в мою комнату вместе со мною и подала ученице моего друга две руки, несколько сильные, но прелестнейшей формы, две руки, с сильно выдавшимися бугорками – Марса, Меркурия, Аполлона, Сатурна, и Юпитера и с очень распространенным бугорком Венеры, с линией жизни, резко продолженной через три или четыре побочные ветви.

– В добрый час! Вот прелестная и счастливая рука! – вскричала гадальщица, в то время, когда Дебарроль, остававшийся в столовой, рассматривал руку Альберика-Сегона. И потом, не задумываясь:

– Двойной блеск, продолжала она. – Блеск семейства и свое собственное возвышение.

Обладательница руки сделала стыдливое движение.

– Правда, сказал я, – продолжайте.

И гадальщица продолжала:

– Пяти лет вы подвергались смертельной опасности.

– Не могу припомнить, ответила пациентка.

– Припоминайте, припоминайте…. невозможно, чтобы я ошибалась. Видите эту побочную ветвь у начала жизненной линии… Ищите в воспоминаниях детства….

– Быть может…. но нет, невозможно, чтобы вы это видели на моей руке….

– Я вижу опасность смерти, – какую я не могу сказать.

– Да, да, я начинаю припоминать. Пяти лет я была в Брезоле; у отца моего был ручной леопард. Однажды я уснула в саду, лежа на траве; вдруг леопард бросился на меня, как бы намереваясь растерзать и разорвал в клочки мое платье. Отец, думая, что леопард думает насытиться мною, подбежал для моей защиты; в это время я проснулась и обратилась в бегство. Из-под моей одежды упала мертвая коралловая змея: это до нее добирался леопард и разом раздробил ей в своих челюстях голову.

– Вот видите, возразила гадальщица, – я знала, что не могу ошибиться.

И она продолжала:

– Пятнадцати лет вы снова были близки к смерти, но на этот раз от яда.

– Пятнадцати лет у меня была тифозная горячка.

– Тифозная горячка есть болотное отравление, заметил я.

– Нет, возразила гадальщица, – она могла иметь тифозную горячку, но она была только результатом; когда я говорю – тифозная горячка, я подразумеваю желтую лихорадку.

– На этот раз вы тоже могли бы быть правы, ответила изучаемая личность. – Однажды, прогуливаясь в лесу, я встретила неизвестное мне дерево, имевшее плоды несколько похожие на тыкву. Они были превосходно красного цвета и когда раскрывали их находили в них три или четыре ореха с прелестной бархатистой поверхностью. Я принесла всю мою жатву домой, но ни отец, ни мать н знали плодов. Орехи были так милы, что вечером их употребляли в игре вместо мячиков. Я взяла один из них и неоднократно подносила к губам наслаждаясь этим сладостным прикосновением. Один молодой человек, влюбленный в меня, делал тоже, чтобы делать тоже что и я. В ту же ночь я почувствовала страшную жажду. Губы мои начали трескаться, а на утро у меня открылась ужасная рвота; через три дня обнаружилась желтая лихорадка.

Молодой человек, подвергнувшийся тем же припадкам, также получил желтую лихорадку, но не был так счастлив, как я: – он умер. Я возвратилась к жизни.

– Теперь, продолжала гадальщица, – самая большая опасность, которой вы избежали, опасность внезапной смерти между девятнадцатью и двадцатью годами, – опасность эта относится к удару сабли, следы которого остались на вашем лице.

Эта опасность соединяется с пожаром, не правда ли?

– Да, в то время подожгли одну ч

асть дома, пока в другой убивали.

– Но тут, продолжала гадальщица, – является странный феномен: линия счастья, прерванная этой страшной катастрофой, соединяется с нею даже сильнее и продолжительнее. Можно сказать, что утратив много для сердца, вы выиграли со стороны материального довольства.

– Все это удивительно верно.

– Наконец, два года тому назад, вы снова избежали довольно важной опасности: это должно было быть в то время, когда вы родили вашего третьего ребенка.

Утвердительный знак головой был ответом на этот последний вопрос.

– Наконец, продолжала сивилла, – вы ничего не должны бояться до сорока пяти лет. В сорок пять лет вы подвергнетесь опасности на воде; потом, когда пройдет эта опасность, линия жизни снова становится могущественной, и магически круг, продолжающий эту линию, обещает вам долгую и счастливую жизнь. Переходя к главным знакам, я вам скажу, что хотя вы женщина, у вас рука – солдата: воинственная и властолюбивая, вы любите телесные упражнения, движение, лошадей: у вас очень тонкий такт; ни одно из ваших чувств не носить на ceбе характера рассудочности, напротив, вы инстинктивно поддаетесь симпатии и антипатии. Будь вы мужчина, вы сделались бы солдатом; свободная в своем выборе, – вы стали бы актрисой.

Изучение руки было кончено гадальщицей. Мы перешли в столовую, где Дебарроль, взяв руку г-жи Эмера, повторил ей тоже самое.

Эта личность, которая едва было не умерла пяти лет от укушения коралловой змеи, пятнадцати – от отравы плодами манканиллы; девятнадцати – во время восстания, а двадцати пяти во время родов, – эта женщина с воинственными наклонностями, с линией счастья, изломанной и восстановленной, – с театральными наклонностями, с симпатическими инстинктами, – эта женщина была та самая героиня 1еддо, историю которой рассказывал я в Иллюстрированном журнале.

Этот рассказ самой строгой точности. Далеко не распространяя его, Дюма забыл, что мы указали на фатальную смерть двух родственников во время катастрофы; на этот предмет мы имеем известные указания.

Предполагали, что я унаследовал мою систему от хиромантиков XVI века, но это ошибка, потому что XVI веке был истинно несчастлив для хиромантии, именно в том смысле, что без всякого сомнения тогда-то истинные предания и исказились вначале, а потом и вовсе утратились. Эпоха была увлечена чудесным, первоначальное учение нашли слишком простым, слишком легким, и так как занятие сделалось выгодным, то явилась целая стая шарлатанов, ставших предсказателями; без предварительного изучения и подчиняясь будто бы вдохновенно или счастью, они начали писать книги о хиромантии, чтобы освятить свою доктрину. Наука необходимо должна была унизиться, вследствие подобной запутанности, и было необходимо возобновлять ее.

Как плоды многих трудных изысканий, я сохранил некоторые из редких учений, которые, казалось мне, согласовались с общим: некоторые знаки, которые были по видимому уважаемы всеми и та часть из них, уцелевшая от всеобщего истребления, которая оказалась истинной, также совершенно приняты мною. Что касается до других, я их обозначил в моем сочинении, следуя правилу, обозначенному выше, или словом: предание или сокращением (tr), оставляя за собой право вводить их в мою хиромантию без комментариев, смотря потому, на сколько они заслуживают доверия. И я должен здесь сказать, что начиная с первого издания моей книги, я не встретил в бесчисленных приложениях их к делу ни одного случая, который доказал бы мне их совершенную истинность.

Из уважения к преданиям, я оставил им их существование, во всяком случае отмечая их, потому что я чувствую отвращение необходимо отбрасывать то, что когда-то было изучаемо.

Но они мне кажутся подобными колеблющимся руинам языческого храма, которым можно дозволить существовать, как воспоминанию иного времени, но на которых следует опасаться строить.

Единственно кабалла, как а сейчас объясню, указала мне истинную дорогу к настоящему основанию хиромантии, чего древние обыкновенные хиромантики не могли проникнуть, потому что большинство из них не имело никакой идеи. Это – система звездных знаков, указанная в одной из глав моей книги под заглавием: Человек и его отношение со звездами.

Там-то и есть истинная хиромантия, – хиромантия первоначальная. Это-то и главная линии ладони в количестве семи линий, который имеют значение только чрез посредство звездных знаков, составляют основу предания, действительно античного, потому что оно в одно и тоже время принадлежит и астрологии, и языческой религии.

С его помощью я думаю перестроить совершенно систему, основав ее на логике и исходя от известного к неизвестному.

И так как страстное желание привлекает помощников, – судьба, почти при начале моего поприща, свела меня с одной дивной женщиной, которая присоединившись к моим изысканиям, внесла в них, сверх чудесной учености, ту тонкость и чувствительность созерцания, которыми обладают только женщины.

Также мне был видимо полезен д'Арпантеньи.

Он сделал прекрасное открытие, но указывая путь, он не подумал, что если наружные формы руки, которые сами по себе обозначены ясны и которые принадлежат к материальной, так сказать к негативной части тела, дают такие странные вещи, то формы внутренние, в которых присутствует осязание, и нервная чувствительность, особенно ладонь, принадлежа к позитивной части организма, должны доставлять самые обильные и удивительные результаты. Одним словом, он не заметил, что хирогномика не объясняет и не может объяснить ничего, кроме инстинктов и что инстинкты каждую минусу могут быть направлены страстями на то или другое, то есть, что страсти господствуют над инстинктами. И так как хиромантия и звёздные знаки объясняют и инстинкты, то и можно обойтись без хирогномики и вероятно поэтому то древние и не занимались ею, но в тоже время они еще более специально объясняют страсти во всех их проявлениях и даже говорят куда могут привести эти инстинкты и эти страсти.

Он конечно знал, что существует хиромантия. Но исключительный, как все изобретатели, он презирал предание, выступающее из тьмы шести тысяч лет, или быть может он остановился перед громадной работой утилизации остатков от минувших веков.

Без сомнения предание доходить до нас обезображенное заблуждениями, но точно тоже происходить со всеми вещами, которыми насытились, во время долгого переживания веков.

Работа изыскателя – восстановит первоначальные формы, так как, в другом роде, работа историка уметь отличить истину от лжи.

Промывая и промывая беспрестанно песок великих золотоносных рек, работники только после этой долгой промывки находить наконец чистое золото. Изобретатель или основатель заслуживает уважения, но не должно, безопасности лишиться славы, нестройные элементы науки, как бы остроумны они ни были в своем основании, ставить на ряду с давно уже приобретенными результатами этой науки.

Что скажут теперь о компании гальотов основанной для конкуренции с пароходами, или о почтовой конторе для конкуренции с железными дорогами? Я понимаю, что можно бросить симпатический взгляд на прошедшее, но не должно уходить от времени, которое бежит.

Ничто не может быть более благоприятным для моей системы, как постановка ее на ряду с хирогномикой. Тогда увидят, что я сделал на этой прелестной и умной, но нестройной науки.

Тогда увидят, что этому бриллианту я придал алмазные грани.