Читать книгу Место назначения неизвестно - Агата Кристи - Страница 4

Казалось, будто в больнице очень холодно, хотя это не соответствовало действительности. В воздухе ощущался запах антисептиков. Когда мимо палаты провозили тележку, из коридора доносилось звяканье стекла и металлических инструментов. Хилари Крейвен сидела на жестком железном стуле у кровати.

В постели под прикрытой плафоном лампой лежала Олив Беттертон с перевязанной головой. Она была без сознания. По одну сторону кровати стояла сестра, а по другую – врач. Джессоп сидел на стуле в углу палаты. Врач повернулся к нему и заговорил по-французски:

– Осталось недолго. Пульс совсем слабый.

– И она так и не придет в сознание?

Француз пожал плечами:

– Трудно сказать. Возможно, перед самым концом.

– И вы не можете ничего предпринять? Никаких стимулирующих средств?

Доктор покачал головой и вышел. Сестра последовала за ним. Ее сменила монахиня, которая встала у изголовья кровати, перебирая четки. Хилари посмотрела на Джессопа и, повинуясь его взгляду, подошла к нему.

– Вы слышали, что сказал доктор? – тихо спросил он.

– Да. А что вы хотите у нее узнать?

– Если она придет в сознание, мне нужна любая информация, которую вам удастся получить, – пароль, условный знак, сообщение, все, что угодно. Она скорее будет говорить с вами, чем со мной.

– Вы хотите, чтобы я обманом вытянула сведения из умирающей? – сердито осведомилась Хилари.

Джессоп привычным движением по-птичьи склонил голову набок:

– Значит, вот как вы к этому относитесь?

– Именно так.

Он задумчиво посмотрел на нее:

– Хорошо. Тогда говорите и делайте что хотите. Что касается меня, то я не испытываю угрызений совести.

– Разумеется, это ваша обязанность. Спрашивайте что пожелаете, но не заставляйте это делать меня.

– Вы свободны в своем выборе.

– Нужно решить один вопрос. Должны мы говорить ей, что она умирает?

– Не знаю. Мне надо об этом подумать.

Хилари кивнула и вернулась на свое место у кровати. Она испытывала глубокое сочувствие к умирающей. Эта женщина ехала к мужчине, которого она любит. Или они ошибаются? Быть может, она приехала в Марокко искать одиночества и скоротать время, покуда выяснится, жив ее муж или нет?

Прошло почти два часа, когда монахиня перестала щелкать четками.

– Думаю, мадам, конец близок, – бесстрастным тоном произнесла она. – Пойду за доктором.

Монахиня вышла из палаты. Джессоп подошел к противоположной стороне кровати и прислонился к стене, находясь вне поля зрения умирающей. Веки женщины дрогнули. Безразличный взгляд светлых глаз устремился на лицо Хилари. Глаза закрылись и открылись вновь. В них появилось озадаченное выражение.

– Где?..

Слово слетело с почти неподвижных губ в тот момент, когда врач вошел в палату. Остановившись у кровати, он взял женщину за руку и пощупал пульс.

– Вы в больнице, мадам, – сказал доктор. – Самолет потерпел катастрофу.

– Самолет? – еле слышно переспросила женщина.

– Вы хотите повидать кого-нибудь в Касабланке, мадам? Мы могли бы передать сообщение.

В глазах женщины появилось выражение боли.

– Нет, – сказала она и снова посмотрела на Хилари. – Кто…

Хилари склонилась к кровати и заговорила медленно и четко:

– Я тоже прилетела из Англии, и, если я могу чем-нибудь вам помочь, пожалуйста, скажите.

– Нет-нет… Только…

– Да?

– Нет, ничего…

Глаза снова закрылись. Обернувшись, Хилари встретила повелительный взгляд Джессопа и решительно покачала головой.

Джессоп подошел к кровати и остановился рядом с доктором. Глаза умирающей открылись вновь. В них мелькнуло осмысленное выражение.

– Я знаю вас.

– Да, миссис Беттертон, вы меня знаете. Теперь вы сообщите мне что-нибудь о вашем муже?

– Нет.

Веки опустились опять. Джессоп повернулся и вышел из палаты. Доктор посмотрел и тихо произнес:

– C’est la fin.[3]

Но женщина снова открыла глаза. Ее полный муки взгляд задержался на Хилари. Олив Беттертон шевельнула рукой, и Хилари инстинктивно взяла ее холодную белую руку в свою. Врач пожал плечами и вышел. Две женщины остались одни. Олив Беттертон пыталась заговорить:

– Скажите мне… я…

Хилари знала, о чем она спрашивает, и внезапно приняла решение.

– Да, – ответила она. – Вы умираете. Вы это хотите знать, не так ли? Теперь слушайте меня. Я собираюсь попытаться найти вашего мужа. Что мне передать ему, если я добьюсь успеха?

– Скажите… чтобы был осторожен. Борис… Борис… он опасен…

Хилари склонилась ближе к лежащей фигуре:

– Вы не в состоянии помочь мне связаться с вашим мужем?

– Снег…

Слово прозвучало так тихо, что Хилари не поверила своим ушам. Снег? С губ Олив Беттертон сорвался чуть слышный призрачный смешок. Она с трудом произнесла:

Женщина повторила последнее слово.

– Вперед… Найдите его и расскажите ему о Борисе… Я не поверила этому… Но, может быть, это правда… Если так… – Полный муки взгляд встретился со взглядом Хилари. – Если так… берегитесь.

Из ее горла вырвалось странное бульканье. Губы дрогнули и сжались.

Олив Беттертон умерла.

Следующие пять дней были весьма напряженными, хотя и не требовали активной физической нагрузки. Заточенная в одиночную больничную палату, Хилари принялась за работу. Каждый вечер ей приходилось сдавать экзамен по тому, что она изучила за день. Все подробности биографии Олив Беттертон, какие только удалось выяснить, были изложены письменно, и Хилари должна была заучивать их наизусть. Дом, где жила Олив, прислуга, которую она нанимала, ее родственники, клички ее собаки и канарейки, каждую деталь шести месяцев замужней жизни с Томасом Беттертоном… Свадьба, имена подружек невесты, их платья… Повседневная деятельность Олив, ее вкусы в еде и напитках… Хилари поражалась количеству собранной информации, кажущейся абсолютно незначительной.

– Неужели это может оказаться важным? – как-то спросила она у Джессопа.

– Возможно, нет, – спокойно ответил он. – Но вы должны вжиться в образ, Хилари. Допустим, вы писательница и пишете книгу об Олив. Вы описываете сцены из ее детства и юности, ее брак, дом, где она жила. Постепенно она становится для вас все более реальной. Тогда вы переписываете книгу заново – как автобиографию, от первого лица. Понимаете, что я имею в виду?

Хилари медленно кивнула.

– Вы не сможете думать о себе как об Олив Беттертон, покуда не узнаете о ней все. Конечно, лучше, если бы у вас было время заучить информацию как следует, но как раз времени нам и не хватает. Поэтому мне приходится заставлять вас зубрить материал, как студентку перед важным экзаменом. – Помолчав, он добавил: – Слава богу, у вас быстрый ум и хорошая память.

Паспортные описания Олив Беттертон и Хилари Крейвен были почти идентичными, но их лица не походили друг на друга. Лицо Олив Беттертон было довольно хорошеньким, но ничем не примечательным. Она выглядела упрямой, но не слишком умной. Зато лицо Хилари сразу приковывало к себе внимание. Глубоко посаженные голубовато-зеленые глаза под темными ровными бровями светились умом, уголки рта выразительно приподнимались, даже линии челюсти были необычными, – короче говоря, скульптор нашел бы ее черты весьма интересными.

«В этой женщине есть мужество, страстность и еще не вполне истощившаяся бодрость духа, – думал Джессоп. – Такие люди наслаждаются жизнью и стремятся к приключениям».

– Вы справитесь, – сказал он ей. – Вы способная ученица.

Вызов, брошенный ее интеллекту и памяти, стимулировал Хилари. Она стала проявлять интерес, стала стремиться к успеху. Конечно, ей на ум приходили возможные препятствия, и она говорила о них Джессопу:

– Вы утверждаете, что меня не разоблачат – что они лишь в общих чертах знают, как выглядит Олив Беттертон. Но как вы можете быть в этом уверены?

Джессоп пожал плечами:

– Точно мы ни в чем не можем быть уверены. Но нам известен образец, по которому строятся подобные международные организации. Их отделения в разных странах очень мало связаны друг с другом. Для них это создает преимущества. Если мы нащупаем слабое звено в Англии (уверяю вас, слабое звено имеется в каждой организации), это никак не отразится на происходящем во Франции, Италии, Германии или где-нибудь еще, так что мы вскоре опять окажемся в тупике. Каждое звено знает свой собственный маленький круг обязанностей – не более. Готов поклясться, что группе, действующей здесь, известно, что Олив Беттертон прибудет таким-то самолетом и что ей следует дать такие-то инструкции. Понимаете, сама по себе она не представляет интереса. Если они намерены доставить ее к мужу, то потому, что этого требует муж и что им кажется, будто ее присутствие улучшит его работу. Сама Олив всего лишь пешка в игре. Не забывайте, что идея заменить настоящую Олив Беттертон фальшивой была сиюминутной импровизацией, возникшей вследствие крушения самолета и цвета ваших волос. Наш план операции заключался в том, чтобы вести слежку за Олив, узнать, куда она едет, с кем встречается и так далее. Именно этого будет ожидать противник.

– Вы уже пробовали нечто подобное раньше? – спросила Хилари.

– Да, в Швейцарии. Мы наблюдали за Олив очень незаметно и именно потому потерпели неудачу. Если кто-то и вступал там с ней в контакт, то мы этого не знаем. Значит, контакт был очень кратким. Естественно, они ожидают, что за Олив Беттертон будут наблюдать, и готовятся к этому. Нам придется работать тщательнее, чем в прошлый раз, чтобы перехитрить противников.

– Выходит, вы будете наблюдать за мной?

– Разумеется.

– Каким образом?

Джессоп покачал головой:

– Этого я не могу вам сказать. Для вас же лучше пребывать в неведении. Вы не сможете выдать того, чего не знаете сами.

– Думаете, я бы это выдала?

Лицо Джессопа вновь обрело совиное выражение.

– Не знаю, насколько вы хорошая актриса – и хорошая лгунья. Дело ведь не в том, чтобы не сболтнуть лишнее. Иногда достаточно резкого вздоха, паузы в каком-то действии – например, закуривании сигареты, чтобы узнать чье-то лицо или имя. Вы можете быстро скрыть оплошность, но ее будет вполне достаточно.

– Понятно. Это означает, что придется быть настороже каждую долю секунды.

– Вот именно. А пока учите уроки! Считайте, что вы снова поступили в школу. Олив Беттертон вы уже досконально изучили – переходите к следующим заданиям.

Коды, сигнализация, разные приспособления… Экзамены, попытки сбить ее с толку, гипотетические схемы и ее реакция на них… В итоге Джессоп кивнул и заявил, что полностью удовлетворен.

– Я же говорил, что вы способная ученица. – Он похлопал ее по плечу, словно добрый дядюшка. – Запомните: какой бы одинокой вы себя ни чувствовали, возможно, это окажется не соответствующим действительности. Я говорю «возможно», так как не могу сказать больше. Мы имеем дело с умными дьяволами.

– А что произойдет, – спросила Хилари, – если я достигну конца путешествия?

– То есть?

– Когда я наконец окажусь лицом к лицу с Томом Беттертоном.

Джессоп мрачно кивнул:

– Вы правы – это опасный момент. Могу лишь сказать, что, если все пройдет хорошо, у вас должна быть защита. Я имею в виду, если события будут развиваться так, как мы надеемся, но не забывайте, что у этой операции очень мало шансов на успех.

– Кажется, вы говорили, один из ста? – сухо осведомилась Хилари.

– Боюсь, что меньше. Тогда я еще не знал, что вы собой представляете.

– Да, – задумчиво промолвила Хилари. – Для вас я, очевидно, была просто…

Джессоп закончил фразу за нее:

– Женщиной с великолепными рыжими волосами, у которой не осталось стимулов к жизни.

Она покраснела:

– Суровое суждение.

– Но справедливое, не так ли? Я не испытываю жалости к людям. Прежде всего, это оскорбительно. Обычно жалеют тех, кто жалеет самих себя. А жалость к себе – один из самых больших камней преткновения в современном мире.

– Возможно, вы правы, – подумав, согласилась Хилари. – Интересно, вы опуститесь до жалости ко мне, когда меня ликвидируют, или как это называется на вашем профессиональном жаргоне?

– Жалости к вам? Вот еще! Я буду ругаться последними словами, потому что мы потеряем человека, который кое-чего стоит.

– Наконец-то комплимент. – Сама того не желая, Хилари была довольна. – Мне пришло в голову еще кое-что, – деловито продолжила она. – Вы говорите, что они точно не знают, как выглядела Олив Беттертон, но что, если кто-нибудь узнает меня? У меня нет знакомых в Касабланке, но ведь со мной сюда летели другие пассажиры. К тому же я могу случайно встретить знакомого среди туристов.

– О пассажирах самолета можете не беспокоиться. Из Парижа с вами летели бизнесмены, отправлявшиеся в Дакар, – в Касабланке, кроме вас, сошел только один человек, но он уже улетел назад в Париж. Выйдя из больницы, вы пойдете в другой отель – где заказала номер миссис Беттертон. Вы будете носить ее одежду, делать прическу в ее стиле, а пара полосок пластыря на лице изменит вашу внешность. Кстати, с вами будет работать врач. Все сделают под местным наркозом, так что боли вы не почувствуете, но вам придется обзавестись подлинными следами недавней катастрофы.

– Вы подумали обо всем, – заметила Хилари.

– Приходится.

– Вы ни разу не спросили меня, – вспомнила Хилари, – сказала ли мне что-нибудь перед смертью Олив Беттертон.

– Насколько я понял, вас мучили угрызения совести.

– Простите.

– Не за что. Я уважаю вас за эти чувства. Мне бы самому хотелось позволить их себе, но их нет в служебных правилах.

– Она сказала кое-что, о чем, возможно, вам следует знать. «Скажите ему (то есть Беттертону), чтобы он был осторожен. Борис… опасен».

– Борис? – Джессоп с интересом повторил имя. – Ага! Наш вежливый иностранный майор Борис Глидр.

– Вы его знаете? Кто он?

– Поляк. Приходил ко мне в Лондоне. Вроде бы родственник Тома Беттертона по первому браку.

– Вроде бы?

– Ну, если этот человек тот, за кого себя выдает, то он кузен покойной миссис Беттертон. Но мы знаем об этом только с его слов.

– Олив Беттертон явно боялась его, – нахмурилась Хилари. – Вы могли бы описать этого человека, чтобы в случае чего мне удалось его узнать?

– Да. Рост – шесть футов, вес – около ста шестидесяти фунтов, блондин, довольно деревянное, бесстрастное лицо, светлые глаза, подчеркнуто иностранные манеры, грамотный английский, но с акцентом, военная выправка. – После паузы Джессоп добавил: – Я велел проследить за ним, когда он вышел из моего кабинета, но это ничего не дало. Он отправился прямиком в американское посольство, откуда принес мне рекомендательное письмо, – они всегда их посылают, когда хотят соблюсти вежливость и ничего при этом не сообщить. Очевидно, он покинул посольство в чьей-то машине или через черный ход, переодетый слугой или посыльным. Думаю, Олив Беттертон была права, говоря, что Борис Глидр опасен.