Читать книгу Убить еврея - Аль Джали - Страница 19

*****

Артём валялся в номере, шныркая по Интернету. Перелопатив всю информацию об Эхнатоне и Нефертити, он понял, что с учетом определенных расхождений в итоге можно получить среднее арифметическое:

– «Аменхетеп IV (Эхнатон) – сын Аменхетепа III, десятый фараон XVIII династии (1424—1388 гг. до н.э.), тронное имя Неферхепрура. Вступив на престол, Аменхетеп IV начал борьбу с фиванским жречеством, которое благодаря своим богатствам стало все активнее вмешиваться в политическую жизнь Египта. В этой борьбе молодой фараон опирался на поддержку жрецов Гелиополя и Мемфиса, где с давних времен процветал культ солнечного бога Ра-Горах-те. Аменхетеп IV объявил себя главным жрецом этого бога и возвел в его честь величественный храм в Фивах рядом с храмом Амона-Ра. Таким образом, было положено начало религиозной реформе. Деятельность Аменхетепа IV вызвала крайнее недовольство у фиванских жрецов; они прокляли фараона и даже угрожали ему расправой. Однако угрозы не остановили Аменхетепа IV, наоборот, он предпринял более решительные шаги. Так, им были отменены культы Амона-Ра и других богов. Единым божеством Египта Аменхетеп IV провозгласил Атона, который стал изображаться в виде солнечного диска с отходящими от него лучами-руками. Отныне Аменхетеп IV, а вслед за ним и подданные, стал именовать себя Эхнатоном, что означало „Полезный для Атона“. На шестом году своего царствования Аменхетеп IV-Эхнатон покинул Фивы. В короткий срок он построил себе новую столицу в трехстах километрах к северу от Фив, которую назвал Ахет-Атон („Горизонт Атона“). Эхнатон был женат на Нефертити; от нее он имел двух дочерей. Эхнатон умер еще не старым. Возможно, его отравили. С его смертью было приостановлено проведение религиозной реформы».

– «В течение долгого времени египтологи предполагали, что по своему происхождению Нефертити не была египтянкой, хотя ее имя, переводящееся как „Пришедшая красавица“ исконно египетское. Однако сегодня известно, что ее родителями были египтяне. Вместе со своим супругом Нефертити правила Египтом около двадцати лет. Нефертити, одно из имен которой – Нефернеферуатон – означало „Прекрасны совершенства Солнечного диска“, играла важную роль в событиях своего времени. Но счастье продолжалось недолго. На двенадцатом году правления Эхнатона и Нефертити скончалась принцесса Макетатон и это, по-видимому, стало переломным моментом в жизни Нефертити. У той, кого современники называли „красавицей, прекрасной в диадеме с двумя перьями, владычицей радости, полной восхвалений… преисполненной красотами“ появилась соперница. Нефертити оказалась в опале и провела остаток дней в одном из второстепенных дворцов столицы».

– Ладно, подытожил Артём, – египетский период можно считать завершенным. Монотеизм, Эхнатон, Моисей. Дальше – Иисус, а значит, Израиль. Черт, они и убили еврея! Куда уж больше! Плохо. Все плохо. Спорить с собой в таком деле, все равно, что играть в поддавки. Мне нужен Ватсон. Но, злой, никогда ни с чем не согласный. Такой ирландский или карабахский. Желательно женского рода.

Продолжая эту линию, он не заметил, как провалился в сон.

Аменхотеп ругался отборным матом. На древнеегипетском, который Артём почему-то не только понимал, но транслировал на русский. Получалось очень образно. Суть сводилась к тому, что он, Артём – козел, потому что не понял главного из «египетского периода». И пока не поймет, не поймет остального. И как тогда найдет потерянное?!

– Что, – спросил Артём, – что я должен найти? Еврея, которого надо убить? Не буду! Лучше быть козлом.

– Похоже, так и есть, – вздохнул Эхнатон. Артём почувствовал, как в нем поднимается гнев. Не от слов фараона – на такое покупаются дети. Гнев на себя, что вообще позволил втянуть себя в этот сволочизм. За спиной Эхнатона появилась Нефертити. Она прижала палец к губам, что-то очертила в воздухе рукой, и Артём увидел пирамиду. Это была очень странная пирамида. Она была выложена не из каменных плит, а из листов золота. Вокруг было пусто и тихо какой-то космической пустотишиной. Ощущение одиночества и ничтожности своего «Я» было таким безнадежным, что сердце пронзительно молило о смерти. И вдруг раздался звук. Он был ни на что не похож, да и взяться ему было неоткуда. Единственным предметом кроме самого Артёма, была пирамида. И тут он понял, что звучало. Оказалось, что квадраты листов, из которых была выложена пирамида, вовсе не были цельными. Они были разрезаны по диагоналям, образуя по четыре треугольника. В точках пересечения диагоналей, скрепляя эти треугольники, находились какие-то темные кружочки, похожие на шляпки гвоздей. Вибрация треугольников и создавала звук. Когда прошел первый ужас и первое оцепенение, Артём стал вслушиваться и понял, что это не просто музыка. Точнее, это вовсе не музыка. Это что-то другое, сигнал, сообщение. Он напряг мозг и понял, что вполне способен запомнить, а потом и воспроизвести этот сигнал. Он практически запомнил его. Он мог его отбить, записать и постараться расшифровать. Он проснулся, включил диктофон и вырубил его. – Это уже было, – подумал он, – по-другому, но было, когда человечки пытались заставить его выучит свою абракадабру.

И опять первобытный ужас обуял его. Он бросился в постель, выпил снотворное, повторяя как заклинание: «Забыть! Забыть! Забыть!»