Читать книгу Никому не говори - Алафер Берк, Алафер Бёрк - Страница 4

Элли нашла Кэтрин Уитмайр сидящей на обитой материей скамье у подножия лестницы с прижатой к уху трубкой радиотелефона. Рядом стоял офицер, который должен был выпроводить ее на улицу.

– Я находился рядом с ней все время, – сказал он, как будто оправдываясь.

Элли захотелось вдруг заполучить хотя бы часть власти, которую эта женщина, судя по всему, имела над другими людьми.

Свободной рукой Кэтрин стирала с лица пятна черной туши для ресниц.

– Я должна идти, Билл – сказала она в трубку. – Один из детективов закончил осмотр спальни. Возможно, есть какие-нибудь новости. Но ты возвращаешься в город, ведь так? Прямо сейчас? – Она пробормотала слова благодарности и закончила разговор.

– Это мой муж, – пояснила она. – Он вылетает на вертолете из Ист-Хэмптона, у него там была деловая встреча. Судя по всему, он в шоковом состоянии.

– Неудивительно.

– Конечно. Думаю, вы привыкли к подобным ситуациям, не правда ли?

– К этому невозможно привыкнуть. Расскажите мне о своей дочери.

– Она ни за что не сделала бы это сама.

Каждый человек считает, что он способен распознать суицидальные наклонности. Элли знала, что это возможно далеко не всегда. Некоторые склонные к самоубийству личности демонстрируют свое горе, предаваясь меланхолии, лежа в постели и занимаясь самолечением, но многие поддерживают имидж нормальных людей – рабочих, студентов, соседей, родителей. Элли потребовалось почти двадцать лет, чтобы открыть для себя эту истину.

– Так расскажите мне о ней.

– Я не понимаю, детектив. Что именно вы хотите знать?

Хэтчер хотела знать, какой видела свою дочь эта женщина. А больше всего она хотела, чтобы эта женщина почувствовала, что ей предоставили возможность выговориться, прежде чем ее оставят наедине с обрушившимся на нее несчастьем.

– Я знаю, вы слышали разговор двух офицеров полиции с санитаром. Очевидно, вы посчитали, что они пришли к неверному заключению. Так скажите, что вы хотите, чтобы нам стало известно о Джулии, дабы мы могли составить для себя полную картину.

Элли последовала за хозяйкой в гостиную, где та сняла с каминной полки фотографию в рамке.

– Это было на Рождество два года назад.

Кэтрин Уитмайр не изменилась с того времени, когда был сделан этот семейный портрет, но ее дочь выглядела значительно моложе – без косметики, с пухлыми щеками и розовыми губами, старавшимися скрыть обнажившиеся в улыбке металлические брекеты.

– Это ваш сын? – Элли показала на юношу, сидевшего рядом с Джулией.

– Да, это Билли. Билл-младший. Он учится на первом курсе в Колби. А это мой муж Билл. Я еще не звонила Билли. Не представляю, что ему скажу. Он не любит перемен. Такой педантичный. Все у него всегда регламентировано, спланировано. Вылитый отец. Совсем не такой, как Джулия. – На ее лице появилась грустная улыбка. – Джулия больше похожа на меня. Была похожа. Независимая. Свободомыслящая. Упрямая, как черт, но терпимая, понимавшая и любившая всех, с кем ее сводила судьба. У нее было очень доброе сердце, и она хотела спасти всех нас.

– Вы нуждались в спасении?

Печаль на лице Кэтрин сменилась недоумением.

– Я не подразумевала себя лично, детектив. Я имела в виду… общество в целом, мир. Она хотела спасти весь мир. Я предупреждала ее. Я говорила ей, что некоторых просто невозможно спасти. Они могут быть вполне приличными людьми в других обстоятельствах, но бедность, нужда, жизнь на улице – это приводит их в состояние отчаяния. Это делает их опасными. Вот, что здесь произошло. Один из этих зверей убил ее. Вероятно, он украл из ее сумочки несколько долларов. Вот, в чем дело.

Она говорила слишком быстро, не делая пауз, и за смыслом ее слов было трудно уследить.

– Такое впечатление, будто вы знаете точно, кто это сделал.

– Это уличные ребята. Я видела их здесь вместе с ней где-то месяца два назад.

– И что это за дети?

В мире Уитмайров вполне могло бытовать мнение, что ученики государственной школы распространяют вокруг себя дурное влияние.

– Я не знаю, кто они – сироты, выходцы из приемных семей или вообще бездомные. Мне неизвестны их имена. Обычно здесь бывали трое – два мальчика и одна девочка. Их знает Рамона. Рамона Лэнгстон, лучшая подруга Джулии. Я запрещала Джулии приводить сюда этих ребят, но, видит бог, моя дочь никогда не слушала меня. Билл говорил, что чем больше я пытаюсь оградить ее от их общества, тем больше она с ними сближается. Что можно сделать в такой ситуации? Ведь она уже была взрослой.

– Мне сказали, ей было шестнадцать.

Женщина в недоумении воззрилась на Элли, будто находя ее слова совершенно нелогичными.

– Итак, эти ребята были здесь два месяца назад? – продолжила детектив. – С тех пор вы не видели Джулию в их компании?

– С тех пор я приезжала сюда лишь однажды.

– Прошу прощения. Разве вы не сказали нам, что это ваш дом, когда мы прибыли?

– Он мой, но мы с Биллом приезжаем сюда примерно раз в месяц. Долгие годы мы жили на два дома – здесь и в Ист-Хэмптоне, но в последнее время значительно сократили свое пребывание в Нью-Йорке. Когда Билли поступил в колледж, Джулия перебралась наверх.

– А до того, как Билли поступил в колледж?

– Тогда они жили здесь вдвоем. О, они были неразлучны. Я даже не знаю, как сказать ему о случившемся. Джулия следовала за братом повсюду. Она никогда не любила одиночество. Наверное, поэтому и сдружилась с этими ужасными людьми. Знаете, до поступления Билли в колледж я бывала здесь чаще. У нее была я, у нее был брат. А теперь…

– Насколько я поняла, Джулия жила здесь в основном одна?

– Бо́льшую часть времени. Это так. Она предпочитала жить в Нью-Йорке. Здесь была ее школа. Ее друзья. Все у нее было здесь.

И эта женщина называет уличных ребят сиротами!

Что еще мог бы спросить хороший, добросовестный, вдумчивый детектив?

– У нее был бойфренд?

– Бойфренд? – Кэтрин словно не поняла значения этого слова.

– Парень, с которым она дружила?

– Ну да, моя дочь наверняка встречалась с молодыми людьми, я уверена. Но о каких-то особых ее пристрастиях мне неизвестно.

– Я обнаружила в аптечке вашей дочери противозачаточные средства. Это может свидетельствовать о том, что у нее были постоянные отношения с кем-то.

– Ах, это! Она принимала эти пилюли с четырнадцатилетнего возраста. Это была идея Билла. Простая мера предосторожности.

Элли поймала себя на мысли, что имя отца Джулии кажется ей знакомым. Уитмайр. Билл Уитмайр. Она никак не могла вспомнить, откуда ей известно это имя.

– Как насчет других прописанных лекарств? Мы нашли в ее сумочке «Аддералл».

– «Аддералл»? Никогда не слышала о таком лекарстве. Впрочем, ее довольно часто мучила головная боль. Может быть…

– Это стимулятор, используемый при синдроме дефицита внимания и гиперактивности.

Кэтрин с сомнением покачала головой.

– У нее не было ничего подобного.

– Она наблюдалась у психиатра?

– Нет. Видит бог, я хотела, чтобы она посещала врача, как это делают многие ее друзья. Но Билл считает, что богатые люди нередко злоупотребляют терапией, антидепрессантами и тому подобным. Полагаю, вы понимаете, что мы относимся к этой категории.

– Имя вашего мужа кажется мне знакомым. Вы не могли бы…

– СиБиДжиБи[4].

– Прошу прощения?

– Только не говорите мне, что вы слишком молоды и никогда не слышали о СиБиДжиБи.

Элли и ее брат Джесс провели несколько тысяч часов в знаменитом музыкальном клубе, пока он не закрылся из-за роста арендной платы.

– Разумеется, я знаю этот клуб.

Неожиданно на нее снизошло озарение. Билл Уитмайр был известным продюсером, руководившим группами, которые выступали вместе с «Ramones» и «Blondie».

– Теперь там бутик Джона Варватоса, представляете? – с грустью сказала женщина.

Они стояли посреди гостиной, в то время как вокруг сновали сотрудники группы изучения места преступления. Элли узнала о том, что в пятом классе Джулия сочинила для школьного праздника рождественскую пьесу, по сюжету которой Санта-Клаус обращается к доктору по имени Кал Кей с целью снижения веса, дабы олень мог переносить его в санях по воздуху. Когда ее старший брат поступал в колледж, она написала за него эссе. В своей школе в Касдене, в Верхнем Ист-Сайде, она организовала отделение Эмнисти Интернэшнл[5]. Она любила собак, хотя и страдала от аллергии на шерсть. Однажды благодаря отцу она познакомилась с Боно и взяла у него автограф – не для себя, а чтобы выставить его на благотворительном аукционе, средства от которого пошли на устройство приюта для животных.

Элли выбирала моменты, чтобы вставить беспокоившие ее вопросы в поток излияний.

– Вы не заметили, что ваша дочь страдает расстройством питания?

– Почему вы спрашиваете об этом? Она худая от природы.

Ну да, конечно. Особенно это видно по ее пухлым щекам на подростковой фотографии.

– Вам не приходило в голову, что у вашей дочери могут быть причины чувствовать себя одинокой и брошенной?

– Детектив, вы слышали, что я вам сейчас рассказывала?

Вы сами-то себя слышите, леди?

– Я полагаю, эта записка написана почерком вашей дочери?

– Почерк можно подделать.

Вы насмотрелись сериалов.

И хотя Кэтрин Уитмайр больше часа распространялась о своей дочери и их семье, она ни разу не упомянула о том, что шестнадцатилетняя, страдавшая булимией Джулия, оставив записку, умерла в ванне от потери крови, вытекшей через перерезанные сосуды запястья.

Иногда бывает легче оспаривать неоспоримые факты, чем признать мучительную истину. Элли знала об этом лучше, нежели кто-либо другой.

Когда они вышли из особняка, Хэтчер вдохнула полной грудью свежий воздух, словно насыщенная кислородом кровь могла разогнать нежеланные мысли. Она все силилась представить, каково жить с Биллом и Кэтрин Уитмайрами в качестве родителей.

– Ничего себе домик, а?

Во время беседы с Кэтрин Роган обменялся с ней всего несколькими фразами и теперь с завистью рассматривал четырехэтажный особняк.

– Ее отец – Билл Уитмайр, музыкальный продюсер. – Элли перечислила несколько наиболее громких его проектов.

– Ты и эта громкая музыка белых парней! По мне куда лучше Принс. Я хочу быть твоим… любовником!

– Давай-ка поторопимся. – Хэтчер взглянула на часы. – У меня судебное заседание. Я тебе говорила, что успею только в том случае, если ты меня подбросишь отсюда до здания суда.

– Помнится, ты сказала, когда к нам поступил вызов, что твои показания не имеют особого значения и что, по мнению сотрудников окружной прокуратуры, в случае необходимости они смогут обойтись и без тебя.

– Я не вижу никакой необходимости здесь задерживаться. Ты же сам сказал, что никто не сообщил ни о каком необычном происшествии, что могло случиться тут за уик-энд.

– Но полицейские все еще опрашивают соседей, – сказал Роган.

– Раз они еще не нашли свидетелей, значит, уже и не найдут.

– Тебе известно, что произойдет, если мы провалим это дело?

– Кэтрин Уитмайр выйдет из себя, разойдется и взорвет собственный дом?

– Серьезно, Хэтчер, что с тобой? Раньше мы раскрывали дела, которые, казалось, навсегда останутся нераскрытыми. Ведь мы обычно никогда не отступаем.

Он был прав. Сколько времени каждый год тратили они на расследование гангстерских перестрелок, когда не было ни единого свидетеля! Но эти дела были совершенно иного рода.

– Как трогательно, Роган. Некоторые люди заводят детей исключительно ради того, чтобы удовлетворить свое проклятое самолюбие. Этой девочке стукнуло шестнадцать, и ей пришлось стать взрослой только потому, что ее родители слишком высокого мнения о себе и слишком нетерпеливы в своем желании иметь детей. Она принимала противозачаточные пилюли уже на протяжении двух лет. Она явно страдала булимией, а ее мать даже не замечала этого. Она общалась с уличными ребятами, чтобы привлечь внимание собственных родителей.

– Черт возьми, не надо меня путать. Хочешь сказать, мы что-то упускаем из виду?

– Нет, Роган, все предельно ясно. Причина, по которой девочка перерезала себе запястье, вполне очевидна. Это был последний крик о помощи, а ее мать этого не признает. Делай что хочешь, а я отправляюсь в суд.

Теперь им нужно ждать отчет судмедэксперта. Данные аутопсии. Результаты из лаборатории. Все эти выводы будут звучать куда более официально и неоспоримо, нежели интуитивные догадки полицейских и санитаров. Но в душе Элли не оставалось никаких сомнений. К концу недели Кэтрин Уитмайр будет проинформирована о том, что ее дочь покончила с собой. Может быть, тогда она посмотрит правде в глаза.