Читать книгу Невиданные чудеса Дивнозёрья - Алан Чароит - Страница 4

Заклинание от страха

Оглавление

К ночи разыгралась буря. Дождь лил как из ведра, ветки стучали в окно. Таисья долго не могла заснуть этой ночью: всё прислушивалась к вою ветра и скрипу половиц. С каждым раскатом грома её сердце сжималось от дурного предчувствия. Казалось, что вот-вот случится что-то очень плохое…

Вдруг тёмная тень отделилась от стены и медленно направилась к её кровати. Таисья вцепилась в одеяло до боли в костяшках. Хотела закричать, но из горла не вырвалось ни звука. Она не могла вспомнить ни одного заклинания, чтобы противостоять страху. Руки и ноги налились свинцовой тяжестью, её будто бы придавило каменной плитой.

– Должно быть, я сплю, – решила Таисья. – Это очередной кошмарный сон…

Мысль оказалась спасительной. Наваждение вмиг развеялось, тёмная фигура обрела знакомые черты.

– Ох, Радосвет, это ты? – она с облегчением выдохнула.

Хотела добавить ещё «Нельзя же так пугать», но прикусила язык. Её жених наверняка не имел такого намерения. Это просто гроза. И глупое сердце, которое от любого шороха дрожит, как мышиный хвост.

– Ну а кто же ещё? – удивился Радосвет. – Обещал тебе присниться – вот, снюсь. Прости, что давно не появлялся, но государственные дела сами себя не сделают.

– Понимаю. У вас ведь война… тут не до свиданий, – Таисья наконец смогла разжать руки и выпустить одеяло.

Радосвет присел на край кровати и нахмурился.

– Что-то ты грустная какая-то. Али не рада меня видеть?

– Нет, что ты! Я очень соскучилась. Просто… мне неловко признаваться, но…

– Тебе опять снились кошмары, – догадался Радосвет.

И тут Таисью словно прорвало. Всё, что она долгое время держала в себе, выплеснулось:

– Я так боюсь за тебя, родной мой! Всё время жду дурных вестей, уже не понимаю, где сон, а где явь. Страшно, что однажды ты перестанешь приходить, а я даже не узнаю, что с тобой случилось. Когда от тебя долго нет вестей, я начинаю гадать: а вдруг мой любимый уже пал в бою? А вдруг его взяли в плен? Думаю об этом днём, а ночами такие сны снятся – врагу не пожелаешь. То не успеваю тебя спасти. То иду по полю брани, ищу тебя среди мёртвых тел. И нахожу… Может, это твоя злая сестра опять над нами потешается?

Радосвет с сомнением покачал головой.

– Нет, Ясинка обычно не возвращается туда, откуда её однажды прогнали. Но я понимаю, о чём ты говоришь. Когда я был отроком, меня она тоже донимала – пугала ночными шорохами, шумом ветра, грозой и страшными тенями за окном. Сколько раз я просыпался в холодном поту, прятался в одеяло, чтобы даже пятка наружу не высунулась, – не счесть. И даже пожаловаться никому не мог: ведь царевич должен быть смелым, чтобы другим пример подавать. Потом Ясинка ушла из дворца, а кошмары остались. Потому что, когда страхи крепко поселились в душе, их больше не нужно насылать. Они уже знают дорожку и приходят сами.

За окном сверкнуло и почти одновременно бахнуло так, что задрожали стёкла. Таисья невольно вскрикнула. Радосвет привлёк её к себе и обнял.

– Тише-тише, родная. Это просто буря.

– Ты такой смелый, – всхлипнула Таисья. – Как тебе удалось избавиться от наваждений?

– Я от них не избавился.

– Хочешь сказать, ты до сих пор боишься?

– Конечно, все чего-то боятся. Даже самые смелые. И это вовсе не стыдно. – Радосвет гладил её по спине и говорил тихим ласковым голосом, успокаивая: – Прежде я думал, что вырасту, и кошмары сами собой исчезнут. Но потом понял, что они растут вместе со мной… Тот, кто говорит, что ничего не боится, либо лжёт себе и другим, либо глуп. Но это не значит, что со страхом нельзя бороться.

– Эх, хотела бы я стать посмелее, – Таисья закусила губу.

– Я тебя научу. Когда страшно – пой. В полный голос или тихонечко – не важно. Ночные кошмары боятся песен.

– Колдовских или самых обычных?

– Любая песня сама по себе заклинание, посильнее многих. Думаешь, почему во все времена поэтов и сказителей так уважали?

Надежда вспыхнула ярким огоньком, но тут же погасла.

– Но я и петь-то не умею… – Таисья опустила голову.

В комнате как будто бы стало темнее. Особенно в дальнем углу.

– А ты нешто немая? – усмехнулся Радосвет.

– Ну что ты глупые вопросы задаёшь? Нет, конечно!

– Коли голос есть – значит, сможешь. Пой так, будто никто не слышит, главное – искренне, от всей души. Вот увидишь: тьма отступит, и на сердце станет светлее.

Такое простое объяснение не приходило Таисье в голову. Ей-то всегда говорили: «Не умеешь – не берись». Или: «Не можешь сделать хорошо – лучше не делай вовсе». И повторяли это так часто, что она поверила.

– Знаешь, порой для того, чтобы запеть, тоже надо набраться немалой смелости, – вздохнула она. – Но я справлюсь, обещаю. А пока… может быть, ты мне что-нибудь споёшь? Что ты пел, когда разгонял свои страхи?

– Ладно… есть одна песня. Её принесли сказители из дальних земель. Моя любимая. Слушай.

Радосвет прикрыл глаза и тихонько завёл мелодию. Голос у него был не сильный, но приятный. А для Таисьи так и вообще самый лучший на свете. Потому что никто не споёт лучше любимого.

На вечерней заре диво дивное может случиться:

Из чащобы лесной белоснежная выйдет волчица.

Разбежавшись, взлетит под восторженный вой волчьих песен —

У неё на спине едет рыжий улыбчивый месяц.


Он пока ещё юн и не знает дороги к рассвету,

А волчица спешит, потому что кончается лето.

Ей так нужно успеть, сделав круг над верхушками сосен,

Отнести седока в час урочный на станцию Осень.


Месяц шепчет:

«Скажи, я смогу до того, как состарюсь,

Принести в этот мир безмятежность, удачу и радость?

Я покончить хочу со страданием, войнами, злобой…»

Отвечает она:

«Вряд ли, друг. Но ты всё же попробуй.


Или просто сияй до тех пор, пока весь не исчезнешь,

И надежду дари, чтобы мрак расступился кромешный.

На крутом вираже не свались – и достаточно будет.

Остальное потом без тебя сами сделают люди».


Удивляется месяц:

«Но люди слабы и бескрылы.

Разве могут они сделать то, что и нам не под силу?

Чем утешится тот, кто напрасно сражался и сгинул?»

«Он потом, как и ты, в новолунье мне сядет на спину,


Чтоб светить каждый день в зной и слякоть, в любую погоду,

Для других смельчаков разжигая огонь путеводный.

Не бывает дорог, рубежей и историй напрасных —

И, наверное, в этом и есть настоящее счастье».


Песня закончилась, но Таисья ещё некоторое время молчала, боясь нарушить тишину. Впервые за многие дни на душе стало светло и спокойно. Теперь она знала, что в тёмном углу никто не прячется, а буря – это просто буря. Пусть себе громыхает.

– Мне кажется, я слышала эту песню прежде, – наконец прошептала она. – Вот только слова подзабыла, а теперь вдруг вспомнила. Разве может так быть, чтобы одни и те же песни в разных мирах пелись?

– Конечно, может. Песни – они как птицы, летают везде, и никакие границы им неведомы. Запомни, родная: смел не тот, кто ничего не боится, а тот, кто сражается со страхами и побеждает их. Когда-нибудь в час невзгод и ты для меня споёшь, чтобы подбодрить и утешить.

– Обязательно. И дочке нашей теперь тоже петь буду. Ты только береги себя, Радосвет. И пусть эта война поскорее закончится.

Таисья подтянула одеяло так, чтобы накрыть их обоих. Ей казалось, что в этом коконе её любимый будет под защитой. И ничего с ним не случится. Она не позволит! Ведьма она или кто?

Радосвет сплёл её пальцы со своими.

– Ни одна война не может длиться вечно, кроме той, что внутри нас самих. Но знай: что бы ни случилось, я всегда буду рядом с тобой, даже когда далеко.

Таисья обняла его в ответ крепко-крепко:

– Знаю, родной. И я тоже. Ведь мы с тобой друг другу не просто жених и невеста, но ещё и самое верное заклинание от страха.

Невиданные чудеса Дивнозёрья

Подняться наверх