Читать книгу Повести и Новеллы - Аланка Уртати - Страница 21

Ёжи-цветлинец когда-то захотел попасть в книгу рекордов Гиннеса и ничем иным, как пятиметровым стеблем конопли. Он вырастил такую коноплю и попал в знаменитую книгу, а вместе с тем попал на три года в хорватскую тюрьму за разведение марихуаны.

Выйдя из тюрьмы, он сразу оказался на войне – то с боснийцами, то с сербами.

Навоевавшись, он пил, иногда беспробудно, потому что было нечто такое, чего он, как ни старался, забыть не мог.

Ёжи погибал, пока полгода назад не вытащил из летней сутолоки возле Церкви Девы Марии Киру, растерянную, неизвестно как попавшую туда и неизвестно куда стремившуюся бежать дальше.

В этот зимний вечер они снова заехали в супермаркет под Бедней, над крышей которого всегда светился сакраментальный вопрос «ЧТО?». Ёжи набрал несколько бутылок пива, светлого и тёмного, чтобы пить до одурения.

Пока он ставил машину в гараж, Кира успела разжечь камин, они устроились возле него на полу, покрытом ковром, упираясь спинами в тяжёлые кресла, и пили бутылку за бутылкой. После пятой бутылки Ёжи неожиданно сказал:

– Всё ничего – и гашиш, и тюрьма, ушло и всё! Но я убил его!..

И заплакал, как плачут дети.

Кира уставилась на него, пытаясь лучше рассмотреть в отблесках каминного огня. У неё было чувство, что всё, что было до этого, того не было, а то, что есть сейчас, это продолжение её погибельной жизни последних лет.

– Кого ты убил? – вначале почти беззвучно спросила она, потом яснее осознав эту страшную для неё новость, ломавшую всю её нынешнюю жизнь, стала трясти его, повторяя: – Кого ты убил, отвечай, кого ты убил?

Она трясла его, он продолжал рыдать, пока наконец смог ответить:

– Маленького сербского мальчика, когда был снайпером. Он выскочил неожиданно и бросился к отцу. Тот уже лежал убитый. Я не знаю, как это вышло, но я убил и его!

Через какое-то время Ёжи наконец обратил внимание на то, что Кира съёжилась в кресле, притихла и странно смотрела на него, будто только что осознала.

– Я ведь тоже убила… мальчика… – И разрыдалась. – Я знала, этот человек обманул меня, а у меня не было даже крыши над головой!

Дед Киры был советским генералом, они жили втроём: дед, мама и Кира в самом центре Москвы, на Остоженке, напротив того места, где со дна водного бассейна вновь поднялся храм Христа Спасителя. В той большой квартире старинного двухэтажного особняка родились и Кира, и её мама.

В эпоху перестройки перемены стали косить старых фронтовиков, они быстро уходили один за другим. Умер и генерал.

Вскоре друзья стали предупреждать, что на такие квартиры в центре Москвы, со стенами метровой ширины, высоченными потолками, большой площадью, у нуворишей особый спрос.

Когда был объявлен капитальный ремонт дома, Киру с мамой выселили – «временно, на срок капремонта» – в какие-то хрущёвские трущобы, куда нельзя было вывезти ни тяжёлую мебель, ни книги их большой библиотеки.

Мама Киры в это время уже тяжело болела, её пришлось положить в больницу, откуда она ни в какую квартиру больше не вышла. С похоронами помогали все друзья семьи.

И теперь испытания продолжались самым жестоким образом: когда ремонт дома закончился, Кире квартиру не вернули.

Генеральскую квартиру очень быстро продали. Счастливчиком оказался сверхшустрый телеведущий одного из каналов центрального телевидения, который в своём интервью гламурному глянцевому журналу не смог скрыть горделивой радости, что стал владельцем старинной московской квартиры в самом центре столицы. Ко всем удовольствиям, она досталась ему без проволочек и совсем недорого!

А самым замечательным было то, что его окна смотрят прямо на храм Спасителя, словно это давало перманентное очищение от всех грехов.

Его передачи затрагивали самые больные для зрителей страны темы, которые цинично можно было считать модными, если бы не их жесточайший реализм.

Но, как в истинном шоу, к концу передачи всем всегда должно было становиться легко и радостно, как было заметно, легко и радостно становилось ему, телевизионному живчику, умевшему вовремя всё свернуть на нужной волне и так, словно он и вправду решил и эту проблему, и решит назавтра следующую.

Набив на этом руку, он весьма преуспевал.

И никогда он не обратил внимания на одинокую фигурку, которая в любую погоду жалась к высокому каменному основанию величественного храма и смотрела на его окна.

Кира смотрела на окна своего дома, где родились и мама, и она, и где они были очень счастливы, пока с ними был сильный и добрый дед. И глядя на эти окна, как в глубину прошлой жизни, она научилась беззвучно рыдать.

Зато её заметил молодой священник, но и он как человек, сопричастный современным российским проблемам через страдающую паству, не мог ответить, где и как ей жить дальше в родном городе, если у неё всё отнято и попрано.

Кира опять бросилась к друзьям деда, ей попался внук одного из них, удачливый бизнесмен, он обещал защиту и помощь.

Кончилось это тем, что Кира осталась беременной, а он внезапно уехал на деловые переговоры в какую-то европейскую страну.

Старинные друзья семьи, уже никакие в этой новой жизни, перезваниваясь по цепочке, передали Киру старому опытному гинекологу, старушка сделала ей аборт у себя на дому.

За это время ушлые менты того района, куда их выкинули из квартиры, продали её временное жильё как недостаточно оформленное документально. Кира попыталась найти правду, но ей пригрозили, что посадят в тюрьму за наркотики, которых она никогда не видела.

Так внучка боевого советского генерала стала асоциальным элементом в родной Москве.

Одна из той старинной цепочки друзей, Мария Владимировна, предложила Кире жить у неё с тем, чтобы квартира осталась ей, но Кира уже знала, что за старыми одинокими москвичами охотились банды чёрных риелторов, преступная вертикаль которых восходила к чиновникам всех уровней и ведомств до самого верха.

Кира уже не верила в возможность снова обрести кров, кроме того, любая попытка прописать в квартире, то есть дать ей юридическое право на владение, могла поставить и её, и эту беззащитную старую женщину под смертельный удар.

В таком полубезумном состоянии Кира случайно встретила бывшую однокурсницу, которая работала в турагентстве, и рассказала ей всё.

Та хорошо помнила нежную благовоспитанную девушку и искренне озаботилась её судьбой.

– Тебе надо уехать, Кирочка, причём как можно скорее, вот только куда?!

И тут же принялась отслеживать горящие путёвки, рассуждая, раз они на филологическом изучали старославянский язык, то Кире надо ехать в славянскую страну. И когда попалась путёвка в Хорватию, подруга всеми правдами и неправдами сделала необходимые документы, сама же и выкупила эту путёвку.

Они прощались в аэропорту Домодедово, обе плакали от сознания того, что несчастную Киру выбрасывает волной с родины в полнейшую неизвестность и, возможно, навсегда.

Так Кира оказалась в том месте, куда Бог уже направил её любимого.

А сейчас она билась в истерике, вернувшись к тому, от чего бежала, повторяя и повторяя:

– Я убила ребёнка! Он уже шевелился во мне… Не было дома… Никаких надежд…

Теперь испугался за неё Ёжи. Он вдруг понял, как они одинаково беззащитны в этом мире, и если они не поверят в искренность друг друга, то окружающий мир поверит им ещё меньше.

Он отнёс её на кровать, лёг рядом, обнял, и они заснули под потрескивание в камине сырых дров, тесно прижавшись друг к другу, как наплакавшиеся дети.

А из глубины измученных сердец уже поднималась мягкая волна успокоения.

И была это третья пара обновлявшегося Цветлина.