Читать книгу Ковчег спасения. Пропасть Искупления - Аластер Рейнольдс, Кристин Кэтрин Раш - Страница 22

Торн был готов спорить с Виллемье, но она согласилась с удивительной легкостью. Не то чтобы без опаски глядела на перспективу нырнуть в ингибиторскую суматоху вблизи гиганта, но хотела показать серьезность угрозы и свою веру в нее. Если уж единственный способ убедить его – продемонстрировать все вблизи, пусть получит желаемое.

– Но я вас предупреждаю, Торн: мы летим в неизвестность, навстречу опасности. Единственная ошибка – и нас не станет.

– Инквизитор, я бы сказал, что мы и раньше были в опасности, и сейчас подвергаемся ей. Нас могут атаковать в любой момент. Ведь последние несколько часов мы досягаемы для человеческого оружия, я прав?

Кораблик в форме змеиной головы понесся к атмосфере гиганта. Выбранная траектория заканчивалась близ места вхождения одной из колоссальных труб, всего в тысяче километров от бурлящего вокруг исполинской конструкции хаоса турбулентности. Приборы не могли получить данных о том, что находится под зоной турбулентности. Лишь давали смутные намеки, что труба погружается глубоко в атмосферу, не поврежденная бурными вихрями.

– Торн, мы имеем дело с инопланетной механикой. Если хотите, с инопланетной психикой, причем машинной. Да, ингибиторы еще не атаковали нас, не проявили малейшего интереса к нашим действиям. Они даже не уничтожили жизнь на поверхности Ресургема. Но это не значит, что нет порога, который мы можем по неосторожности перейти.

– И что же, по-вашему, будет переходом порога? Где он, этот предел? Наше погружение в атмосферу?

– Очень может быть. И скажу честно: ваша затея мне не нравится. Совершенно.

– Инквизитор, вы должны меня убедить. И не просто убедить…

– Не могли бы вы не называть меня так?

– Простите.

Виллемье изменила установки на пульте, и корабль закряхтел, затрещал разноголосо, но слаженно, перестраиваясь для оптимального вхождения в атмосферу. Газовый гигант уже заслонил все небо.

– Нет необходимости обращаться ко мне по должности все время.

– А как обращаться? Виллемье?

– Мое имя Ана. Торн, мне гораздо приятнее, когда меня зовут по имени. Может, и вам тоже?

– Я не испытываю неудобства, когда меня зовут Торн. Привык, знаете ли. Мне подходит. Да и вряд ли стоит облегчать жизнь инквизиции.

– Мы совершенно точно знаем, как вас зовут. Вы же видели досье.

– Да. Но у меня создалось впечатление, что вы не слишком торопитесь использовать его против меня.

– Вы нам нужны.

– Я не это имею в виду.

Несколько минут они спускались в атмосферу, не говоря друг другу ни слова. Тишину нарушали только зуммеры или голосовые сообщения бортовых систем. Интеллект корабля не слишком обрадовался предстоящему, он советовал поменять образ действий.

– Думаю, мы для них вроде насекомых, – нарушила молчание Виллемье. – Они явились уничтожить весь вид. Специалисты не отвлекаются на отдельных особей. Даже если особь ужалит, это едва ли спровоцирует ответную агрессию. Специалисты аккуратно и методично выполняют план, зная, что раньше или позже достигнут цели.

– Значит, мы сейчас в безопасности?

– Я всего лишь предполагаю. И не хочу проверять туманные гипотезы, рискуя головой. Ясно одно: мы не очень хорошо понимаем ингибиторов. В их деятельности должна быть высшая цель. Это не может быть уничтожение разумной жизни как таковой. Но даже если так, даже если они не более чем безмозглые механизмы для убийства, можно истребить нас гораздо проще и быстрее.

– И что вы этим хотите сказать?

– Что не следует полагаться на наше понимание – как не следует полагаться на мнение таракана о санобработке.

Затем Ана процедила сквозь зубы, положив ладони на пульт:

– Готовьтесь, сейчас начнутся ухабы.

На иллюминаторы опустились броневые заслонки, закрыв обзор. Торн ощутил резкую дрожь, тряску – так бывает, когда автомобиль на скорости выскакивает с хорошего шоссе на грунтовку. Ощутила и тяжесть, сперва небольшую; но тяготение неуклонно росло, вдавливало в сиденье.

– Ана, скажите, кто вы?

– Я уже сказала, кто я. Давайте не будем об этом.

– Положа руку на сердце, ваш ответ меня не устроил. С субсветовиком произошло что-то странное, не отрицайте. Пока я был на борту, вы и ваша коллега Ирина здорово нервничали. Словно не терпелось меня выпроводить.

– Вам предстоит исключительно важная работа на Ресургеме. Ирина была против вашего визита на корабль. Она бы предпочла, чтобы вы находились на планете и готовили эвакуацию.

– Несколько дней погоды не сделают. Нет, дело определенно не в этом. Вы двое что-то скрываете – или, вернее, не хотите, чтобы я заметил.

– Торн, вы должны нам доверять.

– Вы сами этому мешаете.

– Чем же еще вас убедить? Разве мы не показали субсветовик? Вы убедились: он настоящий, способен эвакуировать население целой планеты. Мы даже показали ангар с шаттлами.

– Да. Но меня беспокоит то, чего вы не показали.

Рокот и тряска усилились – словно в тобогане, несущемся по ледяному склону и натыкающемуся на бугры. Корпус трещал, хрустел, перестраиваясь, стараясь приспособиться к нагрузке. Торн ощущал одновременно радостное возбуждение и страх. Лишь однажды в своей жизни он погружался в атмосферу планеты, когда ребенком прилетел на Ресургем. Но тогда он лежал в анабиозе. И с тех пор помнил о посадке на планете не больше, чем о своем рождении в Городе Бездны.

– Мы не показали всего, потому что не уверены в корабле, – ответила Виллемье. – Не знаем, какие ловушки оставила после себя команда Вольевой.

– Ана, вы даже не позволили взглянуть на него снаружи.

– Просто наш маршрут не дал такой возможности…

– Неправда. Вы почему-то не хотите показывать субсветовик.

– Торн, почему вы говорите это сейчас?

Он улыбнулся:

– Потому что ситуация напряженная. Я решил, что это поможет вам серьезней отнестись к моему вопросу.

Женщина не ответила.

Полет стал ровнее. Корпус затрещал в последний раз и умолк, приспособившись. Виллемье подождала еще несколько минут, затем убрала заслонки с окон. Хлынувший свет заставил Торна заморгать. Корабль летел в атмосфере газового гиганта.

– Как себя чувствуете? Ваш вес удвоился с тех пор, как вы были на субсветовике.

– Выдержу, – ответил он, чувствуя, что выдержит лишь до тех пор, пока не придется покинуть кресло. – Как глубоко хотите погрузиться?

– Не слишком глубоко. Давление в половину стандартной атмосферы… Подождите-ка…

Она нахмурилась, глядя на один из дисплеев, потыкала в клавиши под ним. Изображение очистилось, пастельного цвета полосы исчезли, и перед Торном появился упрощенный силуэт корабля, окруженный пульсирующими концентрическими кругами. Торн догадался, что это картинка радара, и заметил на самом краю дисплея пятнышко света, то и дело мигающее, пропадающее и возникающее снова. Инквизитор повозилась с настройками, и концентрические круги сжались, пятнышко приблизилось.

– Что это? – спросил Торн.

– Не знаю. Пассивный радар указывает: за нами следует некий объект на расстоянии в тридцать тысяч километров. Когда погружались, я ничего не заметила. Эта штука невелика, ближе не подходит, но мне она не нравится.

– А может, это случайное пятно, погрешность корабельных систем?

– Не думаю. Конечно, радар может регистрировать фальшивый отклик от нашего же турбулентного следа. Переключать радар в активный режим я не стану – неохота напрашиваться на неприятности, привлекать внимание. Я предлагаю убираться, пока не поздно.

Торн стукнул пальцем по консоли:

– И как мне убедиться в том, что не вы сами подстроили появление этого непонятного страшилища?

Она рассмеялась – нервный смешок человека, застигнутого врасплох.

– Я не подстраивала, уж поверьте!

Торн кивнул, чувствуя, что женщина не лжет. А если солгала, то у нее поразительное актерское мастерство.

– Допустим. И все равно, Ана, я хочу, чтобы вы доставили меня к месту вхождения трубы в атмосферу. Я не намерен покидать планету, пока не увижу, что там делается.

– Вы серьезно?

Торн не отвечал, лишь пристально смотрел на нее.

– Ладно, – сдалась Виллемье. – Мы подойдем так, чтобы вы увидели все своими глазами. Но не ближе. И если тот, кто висит у нас на хвосте, начнет сокращать дистанцию, немедленно рванем прочь. Понятно?

– Конечно, – миролюбиво согласился он. – Вы что думаете, я самоубийца?

Виллемье рассчитала траекторию. Труба двигалась со скоростью в тридцать километров в секунду по отношению к атмосфере. Эта скорость определялась движением луны, откуда выходила труба. Подойти следовало сзади, держась за трубой, постепенно увеличивая скорость. Корпус снова заскрипел, меняясь, приспосабливаясь к сверхзвуковым скоростям. Пятно света на экране радара, по-прежнему мерцая, держалось на том же расстоянии.

– Я вроде стал легче, – заметил Торн.

– Само собой. Мы почти вернулись на орбиту. Если бы двигались скорее, пришлось бы тягой удерживаться на нужной высоте.

В зоне возмущения за трубой вихрились атмосферные потоки, диковинные химические процессы пятнали облака алым, ядовито-оранжевым, кровавым. Молнии сверкали от горизонта к горизонту, выгибались дрожащими серебристыми арками. Словно безумные дервиши, вертелись торнадо. Пассивные сенсоры корабля отчаянно нащупывали путь среди худшей из бурь.

– Я пока не вижу трубы, – заметил Торн.

– Для того нужно подобраться гораздо ближе. Труба всего пятнадцать километров в диаметре, а в этой атмосфере не увидишь дальше чем за сотню километров, даже в хорошую погоду.

– Как считаете, чем занимаются машины?

– Ни малейшего понятия.

– Но ведь они, очевидно, конструируют что-то в масштабах целой планеты. Три луны разворотили. Наверняка же не забавы ради…

По мере приближения тряска усилилась. Виллемье то поднимала, то опускала корабль на десятки километров, пока не решила, что использовать доплеровский радар слишком рискованно. Потом она держалась на постоянной высоте. Корабль дергался и трясся, проталкиваясь сквозь вихри и области скачков давления. Поминутно верещали сигналы тревоги, Виллемье чертыхалась, поспешно набирала команды на панели управления. За окном сгустилась темнота. Мощные черные тучи клубились, изгибались, словно выпущенные кишки. Мимо проносились напитанные электричеством грозовые облака величиной с мегаполис. Впереди воздух дрожал и пульсировал от беспрерывных молний, слепили белизной ветвящиеся разряды, мгновенно разворачивались полотнища нежно-голубого сияния. Казалось, будто корабль залетел в уголок ада.

– Вам и теперь полет к трубе кажется хорошей идеей? – осведомилась Виллемье.

– Не важно, что мне кажется, просто держитесь на курсе, – отозвался Торн. – Наш таинственный преследователь так и не приблизился. Может, он и вправду отражение нашего следа?

Не успел он договорить, как внимание Виллемье привлек новый сигнал. Панель управления тревожно заухала, возбудились приборы, выкрикивая нечленораздельные предупреждения.

– Датчик массы сообщает: в семидесяти с лишним километрах впереди – что-то удлиненное, геометрия гравитационного поля цилиндрическая, распределение указывает на профиль трубы, – сказала Виллемье. – Это наша малышка.

– Когда увидим ее?

– Через пять минут. Я снижаю скорость. Держитесь!

Торна швырнуло вперед, пристежные ремни врезались в тело. Он отсчитал про себя пять минут, затем еще пять. Пятно на экране пассивного радара все так же висело на краю поля зрения – преследователь тоже замедлился. Странно – трясло теперь меньше. Облака редели, лютое буйство молний сделалось всего лишь чередой вспышек поодаль. Появилось ощущение царящего кругом жуткого, ирреального спокойствия.

– Давление атмосферы падает, – сообщила женщина. – Должно быть, мы попали в область разрежения за трубой. Она летит со сверхзвуковой скоростью, так что газовые потоки не успевают сомкнуться за нею. Мы в конусе Маха, будто гонимся за сверхзвуковым самолетом.

– Откуда такие познания в аэродинамике у инквизитора? – удивился Торн.

– Приходится учиться. К тому же у меня был отличный учитель.

– Вы про Ирину?

– Не только. Мы с ней отличная команда, но так было не всегда… Посмотрите-ка… – Она подалась вперед, указала пальцем. – Я кое-что вижу. Давайте рассмотрим при увеличении, а затем уберемся отсюда к чертям.

На главном дисплее панели появилось изображение трубы, которая шла сверху под углом приблизительно в сорок пять градусов. На грифельно-черном фоне атмосферы она казалась серебристой, сияющей, будто внутренняя стенка торнадо. Виднелся отрезок километров восьмидесяти длиной. Выше и ниже труба исчезала в клокочущей облачной мути. Ее движение не ощущалось, она выглядела неподвижной, закрепленной – хоть и погружалась в атмосферу со скоростью четверть километра в секунду.

– И это все? – разочарованно произнес Торн. – Конечно, ничего определенного я не ожидал, но все-таки рассчитывал увидеть не просто гладкую стенку. Можете подлететь спереди?

– Тогда придется пересекать фронт ударной волны. Трясти будет куда сильней, чем раньше.

– Но мы же способны это сделать? Или нет?

– Попробуем.

Хмурясь, Виллемье взялась за пульт. Атмосфера перед трубой казалась кристально гладкой, спокойной, не потревоженной несущимся к ней фронтом ударной волны. Оборачиваясь вокруг гиганта, труба описывала спираль с расстоянием порядка нескольких тысяч километров между витками. Воздух непосредственно перед трубой был спрессован в текучий слой толщиной в считаные сантиметры. Волна сжатия расходилась в стороны от трубы по всей ее длине. И зайти вперед было нельзя, не проткнув эту стену стиснутого и разогретого газа, – разве что облетать за тысячи километров.

Они приблизились к краю трубы, сияющему вишнево-алым – свидетельство колоссального трения о набегающий поток. Но, казалось, огромные температура и давление не причиняют никакого вреда чудовищной машине пришельцев.

– Трубу опускают вниз. Но там же ничего, кроме газа, – заметил Торн.

– Не только газа, – возразила Виллемье. – Несколько сотен километров вниз – и газ превращается в жидкость. Там море жидкого водорода. Под ним чистый металлический водород, покрывающий каменное ядро.

– Ана, если бы черные машины хотели распотрошить эту планету, чтобы добраться до скалистого ядра, что бы они делали?

– Не знаю. Может, скоро выясним.

Когда столкнулись с фронтом ударной волны, Торн подумал: корабль не выдержит. Слишком уж многого захотели от несчастной посудины. Раньше корпус трещал и кряхтел, теперь буквально завизжал. Панель управления сверкнула красным и погасла. На одно жуткое мгновение повисла тишина. Но корабль прорвался – и вышел в спокойную атмосферу. Треща и мигая, панель ожила снова, с нее и со стен завопил предупреждающий хор.

– Прошли! – выдохнула Виллемье. – И вроде остались целыми. Но не стоит больше испытывать судьбу.

– Согласен. Но раз уж мы сюда добрались, почему бы не заглянуть малость поглубже? Глупо отказываться от такой возможности.

– Нет.

– Если хотите, чтобы я вам помог, позвольте узнать, во что я ввязываюсь и чего ради.

– Корабль не выдержит!

Торн улыбнулся:

– Он уже выдержал больше, чем от него ждали. И выдержит еще. Не будьте такой пессимисткой.

В белую камеру вошла представительница демархистов. Она сурово глянула на Клавэйна. С ней прибыли трое феррисвильских полицейских, которым он сдался в космопорту, и четверо солдат-демархистов. Те явились без оружия, но в ярко-красной силовой броне все равно выглядели устрашающе. Он чувствовал себя старым и слабым, полностью в чужой власти.

– Я Сандра Вой, – сказала женщина. – Вы, как я полагаю, Невил Клавэйн. Согласно информации, полученной от чиновников конвенции, вы настаивали на встрече со мной. Почему?

– Я дезертировал…

– Не об этом речь. Почему вам понадобилась именно я?

– Сандра, я полагал, что могу рассчитывать на гуманное обращение. Я был знаком с вашей родственницей. Кажется, она приходилась вам прапрабабушкой… Извините, но я запутался в поколениях.

Женщина подтянула себе белый стул, села напротив Клавэйна. Демархисты утверждали, что их политическая система сделала чины и ранги устаревшими и ненужными. Вместо капитанов у них были «начальники кораблей», вместо генералов – «специалисты по стратегическому планированию». Само собой, такие отличия требовали и визуальных свидетельств, но Вой вряд ли признала бы, что многочисленные нашивки и цветные полосы на ее френче означают старомодный воинский чин.

– Уже четыреста лет никто в наших рядах не носит имя Сандра Вой, – сказала она.

– Я знаю. Последняя умерла на Марсе. При попытке добиться мира с сочленителями.

– Вы говорите про события далекого прошлого.

– Я говорю о том, что было. Мы с Вой находились на одной стороне, участвовали в миротворческой миссии. Я дезертировал к сочленителям вскоре после ее смерти и с тех пор всегда был с ними.

На мгновение глаза молодой Сандры Вой остекленели. Имплантаты Клавэйна зарегистрировали интенсивный поток данных, принимаемых и передаваемых ее мозгом. Клавэйн был впечатлен. После эпидемии лишь немногие демархисты осмеливались на масштабные нейромодификации.

– Ваши слова не подтверждаются имеющимися у нас данными.

– В самом деле? – удивился Клавэйн.

– Да. По нашим сведениям, Клавэйн прожил не более полутора веков после дезертирства. Вы не можете быть тем самым Клавэйном.

– Я побывал в межзвездной экспедиции и лишь недавно вернулся. Потому и сведений обо мне за последнее время нет. Но разве это существенно? Ведь конвенция уже убедилась, что я сочленитель.

– Вы можете оказаться засланным с диверсионными целями агентом. С чего бы вам дезертировать?

И снова Клавэйн опешил:

– А почему я не могу дезертировать?

– Может, вы чересчур начитались наших газет? Если да, то у меня для вас неприятные новости: ваши бывшие друзья выигрывают эту войну. Переход единственного паука на сторону демархистов ничего не изменит.

– Я и не рассчитывал, что мой побег повлияет на ход войны. У меня совсем другая причина.

– Какая же у вас причина?

– Не имеющая с этой войной ни малейшей связи.

Кораблик спускался все ниже, держась впереди ударной волны. Пятнышко на экране пассивного радара так и не исчезло. Таинственный объект преследовал уже на протяжении тридцати тысяч километров, не отставал и не приближался.

Вокруг темнело, пока небо над головой не стало лишь самую малость отличаться от неподвижных черных глубин внизу. Ана Хоури выключила свет в кабине, надеясь, что это позволит лучше видеть происходящее снаружи. Но улучшение было мизерным. Единственным источником освещения служил вишнево-красный раскаленный край трубы, да и тот сильно потускнел. На этой глубине труба двигалась со скоростью не более двадцати пяти километров в секунду относительно атмосферы и практически вертикально погружалась в зону перехода, где атмосферный газ сгущался в жидкость.

Ана поморщилась, услышав очередной тревожный сигнал о повышении давления за бортом.

– Я серьезно говорю: нельзя заходить глубже. Нас расплющит. За бортом уже пятьдесят атмосфер, и кто-то все еще сидит у нас на хвосте.

– Ана, еще чуть-чуть. Можем мы достичь зоны перехода в жидкую фазу?

– Нет! Этот корабль предназначен только для атмосферы. Заглохнет в жидком водороде, и тогда нас расплющит. Торн, это не самая приятная смерть.

– Но ведь трубе-то, кажется, давление не мешает. Наверное, она уходит гораздо глубже. Как думаете, сколько они уже выпустили? Труба движется со скоростью километр в четыре секунды, правильно? Это почти тысяча километров за час. Там уже должно быть столько, что хватит неоднократно обвить планету.

– Мы не знаем, что именно там делается.

– Но можем кое-что предположить, глядя на все это. Ана, знаете, что мне приходит на ум?

– Не знаю, но вы наверняка мне расскажете.

– Это обмотка. Как в электромоторе. Но, конечно же, я могу ошибаться.

Торн улыбнулся, глядя на женщину. И вдруг кинулся к ней.

При всей своей солдатской подготовке она среагировать не успела. Застыла на мгновение, изумленная. На корабле уже была гравитация – он двигался со скоростью меньше космической. Но Торн перемещался, словно лишенный веса, плавно и продуманно. Осторожно выдернул Ану из пилотского кресла. Та отбивалась, но Торн был гораздо сильней и знал, как парировать ее удары. Инквизитор не забыла приемы рукопашного боя, но противник ни в чем ей не уступал.

– Ана, вы легче меня. Я не собираюсь причинять вам вред.

Не успела она сообразить, что происходит, как Торн бросил ее в пассажирское кресло, заставил сесть на собственные руки и крепко затянул амортизационные ремни. Спросил, может ли она дышать, и затем стянул ремни еще сильнее. Ана заерзала, извиваясь, но крепления держали прочно.

– Торн! – выкрикнула она.

Тот опустился в кресло пилота:

– Вы сами расскажете все, что я захочу узнать, или придется убеждать силовыми методами?

Он повозился с панелью. Корабль качнулся, зазвучал сигнал тревоги.

– Торн!

– Виноват… Когда я наблюдал за вами, управление выглядело так просто…

– Вы с ним не справитесь!

– Но, по крайней мере, постараюсь. Ну-ка, ну-ка…

Корабль снова тряхнуло, разноголосо закричали сигнальные устройства. Сперва неуклюже, но все охотнее машина отзывалась на команды. На панели зажегся индикатор уровня – Торн закладывал крутой вираж.

– Восемьдесят градусов, – вслух считывал показания мужчина, – девяносто… сто…

– Торн, остановитесь! Вы же нас ведете прямиком на ударную волну!

– Вообще-то, мне именно это и нужно. Как думаете, выдержит корпус? Вроде вы боялись, что он уже перенапряжен. Сейчас выясним, насколько прочна ваша посудина.

– Торн, что бы вы ни задумали…

– Ана, я всего лишь пытаюсь создать реальную угрозу для нас обоих. Разве это не ясно?

Инквизитор снова отчаянно забилась, пытаясь высвободиться. Напрасно. Да, Торн был необыкновенно умен. Недаром столько времени ускользал от правительства. Можно восхищаться. Но какая же сволочь!

– Мы не пройдем фронт! – предупредила она.

– С моим умением летать – точно не пройдем. Что сильно упрощает ситуацию. Я хочу от вас правдивых ответов.

– Я вам все рассказала!

– Нет. В сущности, вы не сказали ничего. Я хочу знать, кто вы. Догадываетесь, когда у меня зародились подозрения?

– Нет, – ответила она, понимая: он и в самом деле ничего не сделает для спасения обоих, пока не получит желаемого.

– Я заподозрил, услышав голос Ирины. Мне он показался знакомым. А потом вспомнил обращение к Ресургему, с которым выступила Илиа Вольева перед тем, как принялась уничтожать колонии на поверхности. Давно это было, но старые раны трудно затягиваются.

– Торн, вы все не так поняли!

– Да? А может, вы меня просветите?

Хор тревожных сигналов умножился. Торн притормозил, но все равно корабль двигался к фронту ударной волны со скоростью несколько километров в секунду. Ана надеялась, что ей грезится, а не на самом деле видится вишневое сияние впереди, рассеивающее черноту.

– Ана? – весело и беззаботно позвал Торн.

– Да, черт вас побери!

– Ага, кажется, начинает доходить.

– Хватит! Разворачивайтесь!

– Развернусь, как только услышу волшебные слова. Я хочу всего лишь признания.

Она глубоко вздохнула. Вот и конец тщательно составленным планам. Сделали ставку на Торна, а он оказался умнее обеих заговорщиц. Ведь можно было догадаться: все к тому шло. Черт побери Вольеву. Она же кругом оказалась права! Ошибкой было подпускать Торна к «Ностальгии». Следовало найти другой способ убеждения. Вольева должна была настоять, не обращая внимания на возражения…

– Ана, как же с волшебными словами? Мы уже близко.

– Ладно. Да провались оно все! Ирина – триумвир. Мы с самого начала скормили тебе кучу вонючей лжи. Доволен теперь?

Торн ответил не сразу. К облегчению Аны, он развернул корабль. Ускорение вдавило ее в кресло – Торн включил тягу, чтобы убежать от фронта. Тот багрово сиял, несясь вдогонку – жуткая красная линия, словно лезвие палаческого меча. Она росла, ширилась, пока не стала яркой стеной, цунами расплавленного металла. Многочисленные тревожные оповещения слились в нечленораздельный гул. Но затем стена за кормой сузилась, с боков подступил серый сумрак, будто опустились железные занавеси. Красная линия осталась позади, исчезла.

– Думаю, получилось, – заключил Торн.

– А мне кажется, нет.

– Что?

Она кивнула в сторону радарного дисплея. Теперь на нем не было пятнышка, сопровождавшего корабль с момента его погружения в атмосферу, но со всех сторон собирались отклики приближающихся объектов. По меньшей мере дюжина – и отклики четкие, стабильные. Объекты шли на скорости несколько километров в секунду, очевидно стремясь к кораблю.

– Похоже, мы только что обратили на себя внимание ингибиторов. – Голос Аны прозвучал гораздо спокойнее, чем она ожидала. – Мы все-таки переступили порог.

– Пойдем вверх и покинем атмосферу как можно скорее.

– Мать твою, думаешь, это поможет? Они будут здесь через десять секунд. Торн, кажется, ты получил все доказательства, какие хотел. Если нет, их доставят в самом скором будущем. Радуйся, пока можешь.

Как показалось Ане, он посмотрел на нее с восхищением.

– Вам это не в диковинку?

– Ты о чем?

– О смертельной переделке, о чудовищном риске. Кажется, вас это нисколько не пугает.

– Да? Честное слово, я предпочла бы сейчас находиться как можно дальше отсюда.

Приближающие объекты образовали тесное кольцо вокруг корабля. Им оставалось несколько километров, они замедлились. Хоури понимала: уже можно включать и активные радары, хуже не сделаешь. Они с Торном выдали себя, и теперь можно спокойно рассмотреть врага. Ингибиторы шли со всех сторон, и хотя в их строю оставались щели, проскользнуть и удрать не было никакой возможности. Еще минуту назад ингибиторы оставались вне зоны радара, а теперь они совсем рядом. Видно, проходили сквозь атмосферу, практически ее не замечая.

Торн повел корабль резко вверх. Ана сделала бы то же самое, хотя знала: не поможет нисколько. Слишком близко подобрались, чересчур глубоко заглянули и теперь должны расплатиться за любопытство. Как Силвест много лет назад.

Отклики активного радара выглядели неясно из-за сплошной массы надвигающихся машин. А датчики массы регистрировали сигнал на пороге чувствительности, почти неотличимый от пертурбаций гравитационного поля самого гиганта. Но глаза уж точно не обманывали: черные фигуры плыли сквозь атмосферу. Именно плыли, то самое слово. Хоури следила, как они движутся – собираются вместе, колышутся, разбегаются в стороны. И эти сложные повторяющиеся движения были поразительно схожи с шевелением осьминожьих щупалец в воде.

Черные машины был величиной с ее корабль и складывались из миллионов мелких элементов; это был скользящий неутомимый танец множества разных кубов. За мельтешением черных фигур не различалось почти ничего, но время от времени вспышки синего или фиолетового света выделяли четко те или иные контуры. Каждую большую машину окружали облака фигур поменьше. Сближаясь, они выбрасывали навстречу черные щупальца-пуповины, по которым текли волны мелких машин. Соединенные центры вспучивались, опадали, иногда сливались. Между чернильными контурами вспыхивали фиолетовые молнии. Ингибиторы образовывали на мгновение правильную геометрическую фигуру, окружавшую корабль, – и тут же рассыпались, становились хаотичным роем.

Хотя Ана знала, что скоро умрет, нельзя было не восхититься жутким до тошноты зрелищем. Даже мимолетный взгляд на ингибиторов рождал ощущение враждебной чуждости, противной человеческому разуму и не имеющей с ним ничего общего. Хоури вдруг поняла: они с Вольевой очень недооценили противника, хотя и считали его способным на дела, по человеческим меркам невероятные. Ингибиторы способны на большее. На гораздо большее.

Вот уже машины в сотне метров от корабля, плотно смыкаются, обволакивают добычу. Они почти закрыли небо – лишь его клочки видны между черными перемычками. Подсвеченные фиолетовыми арками, россыпями огней, танцующими пузырями плазменных разрядов, от смыкающейся массы потянулись непристойного вида толстые выросты, жадно рыщущие, нетерпеливые. Раскаленные потоки частиц из корабельных дюз били прямо в ингибиторов, а тем и нипочем – струи выхлопа будто проходили сквозь них, не задерживаясь.

– Торн?

– Ана, прости, – сказал он, и сожаление в голосе было искренним. – Я чувствовал, что должен убедиться. Знаешь, всегда норовлю давить до предела, до крайности…

– Я не то чтобы тебя виню. Наверное, на твоем месте вела бы себя так же.

– Значит, мы оба глупцы. И получили по заслугам.

На корпусе лязгнуло, и еще раз. Сигналы тревоги сменили тон – предупреждали уже не о возможном отказе двигателей либо иной аварии бортовых систем, но о повреждении корпуса внешними объектами. Послышался мерзкий скрежет, будто царапали гвоздем о жесть, и в окне кокпита показалось толстое щупальце, чья круглая оконечность представляла собой кишащую мозаикой крохотных, в ноготь величиной, черных кубов. Их вихрящееся движение обладало странным гипнотическим свойством.

Ана потянулась к панели управления, надеясь опустить заслонки на окна, выиграть тем самым пару секунд.

Корпус затрещал. По нему ползло все больше черных щупалец. Дисплеи гасли один за другим или отображали только статические помехи.

– Они могли бы уже прикончить нас, – проговорил Торн.

– Да. Похоже, решили сначала выяснить, кто мы.

Послышался новый звук, которого Ана так страшилась, – скрежет раздираемого металла. Заложило уши – давление внутри корабля резко упало. Все. Через пару секунд – смерть от разгерметизации. Не самая приятная, но все же, наверное, лучше, чем от черных машин. Что сделают жадные щупальца, дотянувшись? Раздерут на части так же, как раздирают корабль? Не успела она додумать эту малоутешительную мысль, как индикаторы показали: утечка прекратилась, разгерметизация была краткой.

– Ана, смотри! – прошептал Торн.

Дверь, ведущая в рубку, покрылась колышущимся чернильным слоем, будто застыла вертикально приливная волна первозданной мглы. Повеяло ветерком, словно непрерывная поверхность состояла из множества беззвучных вентиляторов. Изредка близ нее сверкало розовым, пурпурным, намекая на жуткое нутро машинной массы. Ана ощутила колебание, нерешительность, – наверное, машины поняли, что проникли в самое сердце незваного гостя, подобрались к хрупкой и уязвимой органической материи.

Стена вспучилась. Сначала образовалась выпуклость размером с бедро Хоури, затем превратилась в подобие древесного ствола. Его оконечность была округлой, словно вершина бугра из слизи, она шевелилась, качалась, будто принюхиваясь. Вблизи вились крошечные кубы, делая очертания расплывчатыми. Все происходило в полной тишине, разве что изредка доносились откуда-то хлопки, потрескивание. Ствол выпирал из стены все дальше и в метре от Аны и Торна замер. Хоури заметила, как черная тварь размером с жука пролетела у лица, затем присоединилась к основной массе. Вновь ствол двинулся вперед, плавно и неуклонно, затем разветвился. Один отросток потянулся к Ане, второй к Торну. Черные щупальца пульсировали, кубы перемещались волнообразно, расширялись и сжимались, прежде чем как окончательно занять нужное положение в растущей структуре.

– Послушай, Торн, мы еще можем уничтожить корабль, – прошептала Ана.

– Хорошо. Что от меня требуется?

– Освободи меня, и я все сделаю сама. От тебя корабль не примет команду на самоуничтожение.

Торн шевельнулся, но тотчас же черное щупальце выплеснуло отросток, обездвижив его. Прижимало осторожно – очевидно, не хотело причинить вред, – однако не давало и пошевелиться.

– Неплохая попытка, – прокомментировала Хоури.

Черные щупальца были уже в считаных дюймах от нее. Отростки делились и делились, и перед лицом Аны возникла многопалая черная рука, пальцы-ветки готовы войти в глаза, нос, рот, уши и ноздри, проткнуть кожу и кости. Они продолжали ветвиться, делаясь все тоньше, пока не стали неразличимыми нитями, серо-черной расплывчатой порослью микроскопических ресничек.

Ствол отдернулся на дюйм. Ана закрыла глаза, посчитав, что машины готовятся ударить. Затем ощутила резкий укол холода под глазами, такой краткий и аккуратный, что она почти не ощутила боли. Мгновением позже укололо так же в слуховом канале. Ана не знала, насколько изменилось ее восприятие времени, но чудилось, что спустя крохотную долю секунды черные щупальца достигли мозга. Ее захлестнул водоворот эмоций, смутные образы быстро сменяли друг друга, и казалось, содержимое мозга разматывают и считывают, словно длинную магнитную ленту. Ане захотелось взвизгнуть, дернуться, хоть как-то отреагировать, но тело не слушалось. Даже мысли едва шевелились, подавленные жутким вторжением черных машин. Битумообразная масса вползла в каждый ее закоулок, не осталось почти ничего от сущности, называвшей себя Аной Хоури. Но все же оставалось достаточно, чтобы понять: данные текут в обе стороны, из мозга и в мозг.

Когда машины установили стабильную связь с Аной, ей представилась колоссальная необъятная чернота, простирающаяся далеко за пределы черепа. Ее разум проник в ствол, прошел сквозь корабль, в пространство за ним, в сгусток машин, окруживших непрошеного визитера.

Хоури ощутила присутствие Торна, подключенного к той же информационной сети. И его мысли были точным отражением ее мыслей. Он был парализован, подавлен, не способен и вскрикнуть, даже вообразить облегчение, какое приносит крик. Ана попыталась дотянуться, дать ему знать, что еще существует, находится рядом. Хоть кто-то во Вселенной знает, что приходится испытывать Торну. Одновременно ощутила, как Торн пытается сделать то же самое – и оба словно сомкнули пальцы в пространстве своих душ, сплели руки, как любовники, тонущие в море мглы.

Безжалостное считывание продолжалось, черные щупальца пробрались в самые потайные части мозга. Это было намного страшней любой пытки или ее симуляции, испытанной Аной на Окраине Неба, хуже всего того, что делала с нею Мадемуазель. Единственное облегчение: она почти не осознавала себя. Когда угаснет последняя искра разума, Ана Хоури освободится.

Но вдруг ситуация изменилась. Передававшиеся ощущения черных машин дали понять: на краю окутавшего корабль роя появилось некое возмущение. Торн его тоже почувствовал – Ана уловила жалкий проблеск его надежды. Но ведь надеяться не на что. Машины всего лишь перегруппировались, готовясь к новой фазе уничтожения…

Инквизитор Виллемье ошибалась.

В ее рассудок вторгся новый разум, кристально ясный, спокойный, ничуть не подавленный мощным присутствием ингибиторов. В нем чувствовалось любопытство, толика нерешительности, и хотя страх тоже присутствовал, он нисколько не походил на беспросветный ужас, заполонивший разум Торна. Этот страх был лишь продолжением осторожности. В то же время к Ане вернулась часть ее «я», безжалостное иго черных машин чуть ослабло.

Чужой разум приблизился, и Ана внезапно, несмотря на помраченность рассудка, осознала: его грубая сила и своеобразие не казались чем-то из ряда вон – словно новый мощный инструмент озвучил известную мелодию. Это разум мужчины, не считавшего нужным сомневаться, не знавшего скромности, не сочувствовавшего чужим бедам. Но вместе с тем Ана заметила крохотную искру сожаления, а с нею и даже нечто похожее на заботу. Но как только она распознала эти эмоции, чужой разум отдернулся, снова скрылся за непроницаемой пеленой, и мозг Аны окутала пустота.

Хоури наконец смогла завизжать – власть над телом вернулась к ней. В этот же момент черный ствол тоненько звякнул и рассыпался. Открыв глаза, она обнаружила вокруг рой хаотично снующих, толкающихся кубов. Они пытались соединиться, образовывали большие конструкции, но те рушились через одну-две секунды.

Торн уже мог двигаться. Он встал, подошел к Ане, распихивая черные кубы, отстегнул ремни ее кресла.

– Интересно, ты имеешь хоть малейшее представление о том, что случилось? – спросил он, с трудом ворочая непослушным языком.

– Как ни странно, да. Но не знаю, сможешь ли ты поверить.

– А ты попробуй, расскажи!

– Торн, посмотрите наружу.

Он проследил за ее взглядом. Снаружи черная масса тоже не могла соединиться в целое. Тут и там открывались проемы, в них виднелось небо. Но вблизи корабля находились не только ингибиторы. Внутри их оболочки виднелся объект, не являющийся их частью. Он медленно и плавно облетал корабль, черные машины рассыпались перед ним, проворно убирались с дороги. Форму объекта трудно было разобрать – что-то вроде серого волчка из множества вращающихся слоев. Глубоко внутри что-то мерцало красным, будто сердолик. Объект, похожий на детскую игрушку, вряд ли имел больше метра в диаметре. Правда, оценить его размеры было непросто, внешняя граница то втягивалась, то выпячивалась. Оставалось лишь догадываться, что он собой представляет. Несомненно было одно: ингибиторы, как ни странно, опасались его.

– Смотри, он открывает для нас путь, – удивленно произнес Торн. – Можем бежать!

Ана выдернула его из пилотского кресла:

– Давай так и сделаем!

Корабль вылетел из роя машин и устремился вверх. В радаре Хоури видела: ингибиторы остались позади. Вот сейчас они окружат, расплющат мерцающий красный волчок и устремятся вдогонку. Но кораблю в форме змеиной головы позволили убежать. Лишь позже сзади что-то стремительно приблизилось, и на радаре оно давало такой же отклик, как у давешнего преследователя. Однако теперь оно пронеслось мимо с устрашающим ускорением, стремясь в открытый космос. Хоури провожала взглядом объект, пока тот не пропал из виду. Ее нисколько не удивило, что он направлялся к Гадесу, нейтронной звезде на окраине системы.