Читать книгу Последние капли радуги - Алек Янц - Страница 5

Родион.

Утро Родиона началось, как и у каждого нормального человека в стране, с выпуска новостей. Из трех существующих каналов тетя Нина терпеть не могла спортивный, а тетя Оля – церковный, и потому в их доме круглыми сутками бубнил диктор, рассказывающий о прекрасном бытие русского человека.

– В мое время у нас было двадцать каналов, – иногда говорила тетя Оля, и Родион, удивленно глядя на неё, вполне логично вопрошал каждый раз:

– Зачем? Телек же только ради новостей нужен.

И то. Его поколение давно узнавало основную сводку из официального новостного сообщества, удивляясь, зачем взрослые до сих пор смотрят телевизор, если там всё тоже самое:

Пятнадцатый долгожданный сезон реалити-шоу о жизни мужского монастыря стартует с первого октября.

Новый фильм «Майор Россия» преодолел порог кассовых сборов в три раза, позволив режиссеру заявить о начале работы над следующим фильмом серии «Патриоты – Илья». Достоин ли Муромец поднять меч-кладенец и победить коварного иллюзиониста Соловья? Ответ мы узнаем очень скоро.

Министерство культуры проспонсировало разработку новой компьютерной игры про доблестных служителей Национального Контроля. Уничтожай злобных чудовищ из-за Заборчика вместе с полюбившимися героями в прекрасных локациях Уральских гор.

Ученые вывели новый сорт самого высокопроцентного спиртного напитка. Водка «Белоснежная». Уже на прилавках страны.

Выборы 2068 года решили отменить в связи с последней статистикой их посещения: 5%.

В стране всё хорошо.

– Уинстон, фу, – Родион мягко отстранил пса, который настойчиво лез к нему на колени, и встретил недовольный взгляд тети Нины, убирающей со стола грязную посуду:

– Он теперь Тузик. Привыкни, пожалуйста. Не хочу, чтобы на улице кто-то услышал.

Родион виновато погладил зверя по большой лохматой морде. Тому, к его счастью, не было дела, зарубежное его имя или не зарубежное, как не было дела и до диктора, вещающего с равнодушной миной о продолжении расследования взрыва в государственной библиотеке и предстоящем суде над Пегасом, назначенным на сегодняшний вечер.

Родиону не было дела тоже. Все его мысли занимал вопрос, где в середине двадцать первого века найти чистую бумагу, когда все давным-давно перешли на планшеты, и даже тетрадями пользовались только совсем двинутые люди, вроде Кристины.

Где взять хоть одну чистую тетрадь или блокноты, как тот, что ему дала Морозова для переговоров? Может, попросить её о помощи?

Нет. Родион понятия не имел, зачем папе бумага, но чувствовал, что ФГК об их договоре знать не стоит. Просто не стоит.

Обычная белая бумага. Много. Ну и запросы у тебя, отец!

Так ещё и из-за всех этих событий Родион не выучил псалом, не сделал сайт о плюсах многодетной семьи, и совершенно, вот абсолютно не был готов к сегодняшнему уроку физ-ры. Мальчик был уверен, что, живи он лет пятьдесят назад, нахватался бы двоек, но, к счастью, на дворе прогрессивное общество. Только «задание принято». Учитель – проводник знаний, а не самостоятельная личность, способная объективно оценивать ученика. Знания оценят экзамены, благо, те проходят каждый год и отсекают бестолочей, которым в дветыщидвадцатом просто поставили бы двойку и отправили к директору. Иногда Родион завидовал им. Иногда радовался, ведь он – не бестолочь, он прилежно учится, он сдаст экзамены, он уже всё решил, он знает, чего хочет…

Он был редким примером среди подростков, на самом деле.

– Родион Дмитрич, алё! Подъем и брысь в школу! – его встряхнули, вернули в мир, повесили сумку на плечо и выпроводили из квартиры, навстречу прохладному осеннему утру. По улице уже чинно прохаживалась соседка с коляской, прикрикивая на капризничающую тройню – в сообществе написали, что ранние прогулки полезны для детского организма. Завидев соседа, женщина поспешила укрыть от него детей, насильно отворачивая их головы. Ну да, зараза же через глаза прилипнет…подавив вздох, Родион прошел мимо, направляясь к остановке трамвая. Пусть он никогда не будет отцом, зато ему не придется унижаться в сообществах, пытаясь вымолить подгузники для очередной свалившейся на голову радости. И воровать еду в магазинах. И побираться по соседям, занимая у всех по чуть-чуть, чтобы потом никому не отдать. Тети не могли позволить себе автомобиль и дорогие вещи, у Родиона не было крутого телефона, они жили в однушке на конце серой ветки, но тем не менее, считались даже ближе к богатому классу, чем к среднемуУ них была квартира, одежда и еда. Разве можно желать большего?

– Доброе утречко<3

Во всем мире был единственный человек, кто желал Родиону доброго утра. Ровно в 7:20, каждый день, сразу после того, как её разбудит будильник.

– Встретимся в школе?

– Не. У подруги днюха сёдня, 14 лет. Наконец-то разрешат в соц.сетях сидеть. Родаки заняты, поеду с ней заполнять документы на профиль. Уже заранее придумывает первый пост.

– Сегодня же тест самоопределения!

– Мы и так знаем кем хотим стать. Мы ж особенные XD

Родион хмыкнул, с трудом втиснулся в битком набитый трамвай и изловчился достать телефон, просунув руку между спинами двух полных женщин.

– Жаль, я хотел у тебя помощи попросить…Крис, слушай, можно тогда странный вопрос?

– М? можешь спросить, что угодно, Родя;)

– Где взять бумагу?

– О_О

– Не туалетную, я знаю, о чем ты хочешь пошутить.

– А нафига тебе?

– Очень нужно. Думаешь, её реально сейчас достать?

– А тебе скок? У меня есть тетради в клетку, скупила всё, когда их последний раз завозили. Могу подарить одну. Жалко отдавать, конешн, но ради тебя…

– Мне нужно много.

– А поточнее?

– Ну…много. Я не знаю. Одной точно будет мало.

– Родя.

– Ничего противозаконного, клянусь.

– Ещё бы. Противозаконное и ты – вещи несовместимые.

Родион подумал о пятничном вечере, о наркотиках, которые ему пришлось подкинуть…и осознал, что это не такая уж противозаконная вещь, ведь он выполнял поручение ФГК – одной из самых важных частей органов управления. Да. Он не преступник. В действиях Родиона было больше греха, чем преступления, но и его мальчик замолил вне очереди, по специальному талону от агента Морозовой. Он был хорошим. Ему очень повезло.

Люди прижимались к нему со всех сторон осенними ветровками и куртками, дышали в затылок, но это не раздражало Родиона. В общественном транспорте, по крайней мере, никто не боялся «заразиться» от него, никто даже не знал о нём. Так что Родиона тревожили не острые локти, упирающиеся в бока и спину, а то, что отец «сказал» в их последнюю встречу, когда Родион попытался обмануть его.

«Она говорила, что так будет. Она знает».

Кто она такая, если может догадаться о планах ФГК? Сколько уже находится в заключении, и если давно, то почему к отцу её подселили только сейчас? Могла ли она…довести других соседей? Говорить слишком много неправильных, опасных вещей? Родион помнил, что отец впервые сказал о ней.

Она отказалась принимать таблетки.

Черт.

ЧЕРТ.

Если отец не принимает их тоже?

Поэтому он так хорошо соображал в их последнюю встречу?

Если об этом узнают?!

– На следующей выходите? – Родион, плохо контролируя испуганное выражение лица, воззарился на женщину сквозь стекла очков, осознал, чего от него хотят, и подвинулся.

– Вот молодежь. Деградация. Сообщества про саморазвитие читать нужно.

Как им это удалось, если таблетки в «пациентов» запихивают почти силой? Каждый прием контролируют врачи, следят за процессами в крови, они не могли этого пропустить?

Родион почувствовал, как душная, липкая паутина разрастается в его легких, словно грибок, заполняет весь организм. Стало страшно, очень – очень страшно, ведь, если всё так, папа может натворить глупостей на пару с этой соседкой.

Зачем ему бумага?!

Телефон неприятно пискнул. Нет, пискнул он обычно, но сейчас мальчик почему-то почувствовал, что сообщение не от Кристины, и даже не от тетушек:

– Отчет, Родион.

Морозова нашла его профиль, и теперь писала уже напрямую – не на почту, где сообщение можно было бы – в теории – проигнорировать.

– Какой?

– Про вчерашнюю беседу, разумеется. Ты сбежал так быстро, что ничего не успел рассказать. Или ты забыл о своих прямых обязанностях?

– Ой, – какой же он глупый! Неужели хоть на секунду мог представить, что ФГК от него отстанет, тем более после того, как отец откровенно проигнорировал их попытку обмана? Правда…Морозова-то не знает, что папа не поверил. Она вообще ничего не знает, потому и пишет, – Простите. Так вышло.

– О чем вы говорили? Будет лучше, если перескажешь дословно.

– Он поверил вам, – написал мальчик…и тут же стер, чувствуя, как всё в нём противится этой лжи. Может, сказать ей, что не может думать, потому что хочет спать? Родион был чистым жаворонком, сонливость находила на него лишь ближе к ночи, но хоть об этом Морозова-то не знает? Хоть что-то она не знает?

– Родион.

– Он попросил принести бумагу, – палец застыл в миллиметре от значка «отправить». Она ведь всё равно узнает. От ФГК ничего нельзя скрыть, они отслеживали своих будущих пациентов по репостам и лайкам даже в закрытых сообществах, невероятным образом определяя, кто именно им нужен.

Хотя, может, они и не определяли вовсе. Просто забирали всех. Кто им запретит?

– Родион!

– Всё хорошо. Отец был немного в шоке, уточнил, правда ли это. Боялся, что вы его обманули, но я его убедил. Просил о встрече, но я сказал, что это невозможно. Вы его испугали. Он сказал, что всё расскажет. Только дайте ему немного времени.

– На что?

– Залечить разбитое сердце. Он всё еще не может поверить, что ему нечего больше защищать. Но он расскажет. Чуть позже. Простите, я в школу захожу.

Родион правда поднимался по лестнице к школьным дверям, и Морозова легко могла проверить это по гео-маячку, встроенному в браслет. Он не врал ей насчет этого, а значит, с чего бы ему врать про остальное?

Она не узнает. А папа всё расскажет, когда получит свою бумагу. Всё будет хорошо.

Однако мерзкое чувство не покидало мальчика. Чувство, будто он работает сразу на две команды.

Но ведь нет никаких команд? Только «мы», а «они» давно побеждены.

Разве нет?

Кажется, Родион запутался. Еще и Кристины, способной отвлечь его очередным странным разговором, не будет в школе, а значит, придется как-то вариться во всем этом самому. Мальчик вставил наушники, включил наугад одну из песен Иоланты и двинулся к раздевалке. Голос его возлюбленной тоже был неплохим лекарством для растревоженного сознания, Родион мог легко раствориться в нём и забыть обо остальном мире. Иногда казалось, что ему и правда больше ничего не нужно, только слушать этот голос, такой родной и близкий, словно он был с Родионом и раньше, с детства, словно он засыпал под эти бархатистые переливы, укутывался в них, как в золотое полотно, опускал голову на колени, пока тонкие пальцы перебирали его волосы…Мальчик так глубоко погрузился в эти приятные мысли – мечты, похожие на воспоминания – что очнулся уже за партой, с планшетом в руках, на котором по трехцветному фону расползались черные жирные буквы. Тот же самый текст заученно произносил учитель, призывая детей внимательно, обдуманно отвечать на вопросы и быть честными с собой, ведь это поможет им в конце года, когда придет время выбирать направление в учебе. Стать ли инженером, бухгалтером ли, строителем, пойти ли в ФГК, НК или другие государственные организации, призванные служить обществу, или, может, отдать свою душу и сердце Богу, став церковнослужителем или изучая теологию.

Или завалить экзамен нафиг.

– Не забудьте поделиться результатом на своих страницах в соц.сетях, – закончила речь классуха и позволила детям привычно уткнуться в планшеты. А Родион задумался. Он следил за всеми профилями Иоланты уже год, и не было ни одного дня, чтобы певица пропадала более чем на час.

…последний раз была в сети два дня назад.

А если с ней что-то случилось?

– Будьте добры, закончите тест к концу урока.

Родион вздохнул и погрузился в чтение текста. Вопросы были стандартные, про общение, темперамент, психотип, любовь к спортивным мероприятиям, стране и Богу, глаз резал только фон – расцветка российского флага, но сказать об этом значило отдать себя на всеобщее порицание. Так что Родион, ломая плохо видящие глаза, принялся отмечать галочками подходящие варианты. Результаты этих тестов в итоге попадут наверх, где умные люди решат, на кого дальше учиться.

Ради этого решения Родион много работал в прошлом году и не собирался отставать в этом.

Он, блин, заслужил.

Считаете ли вы необходимым перенести край Границы с Уральских Гор дальше, и если да, то насколько?

Провокационный вопрос. Следующий тоже:

Считаете ли вы преподавание творческой профессией?

На них Родион предпочитал отвечать нейтрально, даже равнодушно. Нет ему дела до Заборчика. До всех этих «творческих» тоже нет. Родион и так знал, что по результатам самой близкой ему профессией окажется ученый или типа того, потому как общение, всё связанное с ним, и всё, связанное с физической нагрузкой было не его. Совсем – совсем не его.

Родион с плохо скрываемым возмущением уставился на уведомление, появившееся в верху экрана:

– Псс, задротище, репостни последний пост в Рустаграме.

– Крис, я на уроке как бы. В отличие от некоторых, – заметив, что училка смотрит на него с прищуром, Родион всеми силами попытался сделать вид, что погружен в работу. А подруга не унималась.

– Быстрее начнет распространятся, быстрее народ откликнется. Я еще в сообщества клич брошу.

– О чем ты вообще? Какой пост?

– Так, одному дебилу в помощь. Он без меня не справится. Репостнешь?

– Потом.

Родион почувствовал, что пальцы сами собой сильнее сжимают планшет. Кристина раньше не говорила ни о каких других «дебилах» в её жизни. Не то, чтобы Родион ревновал…нет, конечно, у Крис должны быть и другие друзья. Она же интересная девушка. Наверняка, у нее много единомышленников, в Рустаграме с Птичкой подписчиков за сотню, Родион недавно проверял…Это у него нет больше никого, кроме Кристины. Что не является её проблемой. Вряд ли она была бы против, если бы Родион нашел себе других друзей.

Только он не хотел. Его коммуникативные способности были слишком слабо развиты даже для того, чтобы в маршрутке попросить водителя остановиться. Мальчик всегда надеялся, что найдется кто-то ещё, кому сходить там же, и попросит за него.

– У кого-нибудь есть вопросы? – поинтересовалась классуха, и Родиону очень хотелось спросить у неё:

– Почему жизнь так несправедлива?

Но он не стал. Преподаватели не имеют права говорить с учениками на личные темы. И даже если бы имели – не человеку, который работает школьным учителем, нужно задавать вопросы о справедливости. И когда сам Родион станет ученым и будет кое-как выживать от зарплаты до зарплаты, этот вопрос никто не будет задавать ему.

Вы считаете себя счастливым гражданином самой лучшей страны?

Вздохнув, Родион ткнул кнопку «Да» и перешел к следующему вопросу.

– С двадцатого по тридцатый – Третья Мировая. С тридцать четвертого Церковь – часть правительства, – Родион сердито бубнил даты под нос, одновременно пытаясь зубрить Евангелие от Матвея. После теста он хотел спокойно полистать ленту и выполнить просьбу Кристины, но кто-то из одноклашек напомнил о двух контрольных, и все планы полетели Уинстону…Тузику под хвост. Контрольные, контрольные, контрольные…было в их бесконечной череде что-то успокаивающее. Они не несли за собой ничего неожиданного, все ответы содержались в учебниках, и Родион чувствовал, что держит ситуацию под контролем до тех пор, пока сам не расслабится и не начнет увиливать.

Родион не увиливал. Родион учил тщательно. Родион знал, что всех их создал Господь по своему подобию, что в сорок шестом ввели Ежегодную Школьную Аттестацию – лучшее изобретение в образовании.

Родиону уже начинало надоедать, что его постоянно отвлекают.

– А где твоя девка? – Ширяев, конченый дубоголовый кретин, который абсолютно точно завалит все экзамены и свалит в конце года из школы, потому что его мать не сможет потянуть платную учебу, облокотился на стену рядом с сидящим Родионом. Видимо, с ним случилось то, что случается со всеми малозанятыми людьми: он обновлял ленту чаще, чем появлялись новые новости. Вот и заскучал.

– С фига ли она прогуливает? А?

– А тебе разве есть дело до Кристины? – Родион бросил осторожный взгляд к противоположной стене, где оттирались дружки Ширяева. Один неосторожный ответ, и они стаей, как вороны-падальщики, слетятся на его бренное бедное тело, – Можно мне поучить?

– Нахрена? Тебя все равно выпрут.

Родион удивленно вскинул брови. Было оскорбительно слышать подобное от человека, который едва ли помнит таблицу умножения.

– С чего вдруг?

– А с того, – одноклассник постукивал о стену костяшками, но ближе не подходил, держась на расстоянии вытянутой руки, – Ты ж конченный. Совсем. В сообществе для пацанов писали, что скоро таких, как ты, даже в первый класс брать не будут.

Родион перехватил взгляд парня на крае черного браслета, выглядывающего из-под рукава рубашки. Господи, он снова об этом. Сколько можно? Как будто Родиону раньше было мало претензий и придирок, как будто косых взглядов от учеников и учителей было мало! Ширяев и раньше особо расслабиться ему не давал, а теперь что, самолично провозгласил себя борцом против мерзости?

– Все знают про твоего отца.

Родион вздохнул и медленно поднялся, опираясь на стену. Доказывать этому болвану что-либо было бесполезно. Единственный вариант завершить подобный спор – просто уйти. Дверь в класс находилась за спиной Ширяева, и мальчик направился туда, с затаенным презрением и удовлетворением заметив, как парень дернулся в сторону, отступив.

– Бог ненавидит таких, как ты, – донеслось ему вслед. Универсальное оскорбление. Друг купил фильм в Рунете, а ты просто посмотрел у него, ничего не заплатив государству? Бог ненавидит тебя за жадность. Не сделал домашку? Бог ненавидит тебя за леность. В утренней молитве не попросил за здоровье президента и его приближённых? Бог ненавидит тебя за то, что ты такой не патриот.

Будь здесь Кристина, она бы ему всё высказала. Усмехнулась бы в лицо, прочла бы лекцию о любви к ближнему, а потом показала какой-нибудь неприличный знак и затроллила бы в комментах под каждой фотографией. Но Кристина сейчас была с подругой. Кристина не могла помочь ему, зато помогала подруге и какому-то «дебилу».

Слушая, как его обсуждают в коридоре, Родион сел за парту и открыл страницу Кристины в Рустаграме. Под последним постом уже собралось немало лайков, и с каждой минутой количество их возрастало. Хорошо иметь отзывчивых подписчиков, можешь написать что угодно, а они…Родион, удивленно моргая, уставился на текст, размещенный под фотографией нового комикса про команду «Патриот». На фоне российского флага Кольчужный человек, Майор Россия, Муром с мечом-кладенцем и Жар-птица защищали Заборчик от вторжения чудовищ с той стороны. Но большая часть текста, как ни странно, была посвящена не им.

– Любимая команда снова вместе! На этот раз к ним в их нелегкой битве присоединятся Человек-Ангел с его собственной ангельской пещерой и Мать, обладающей способностью так быстро рожать новых героев, что новые злодеи не успевают появляться! Сила, любовь к Родине и Божья помощь помогут им в этой нелегкой битве! <3<3 Ждите подробный обзор на этой неделе!

А для тех, кто не любит комиксы, уже прочел новый выпуск или просто мимо проходил, знайте: вы тоже можете быть полезными! Вспомните (а лучше проверьте) нет ли у вас дома бумажных тетрадей или обычных листов. Это такие прямоугольные, белые. А тетради – стопка листов поменьше, обычно в клетку или линейку, завёрнуты в какую-нибудь обложку, зеленую или цветную. Посмотрите, у вас могли остаться от родителей и бабушек, где-нибудь на антресолях пыль собирают. Если вдруг такие найдутся, пожалуйста, напишите мне в личку в любой соц.сети. Вам они все равно не пригодятся, а я избавлю вас от древнего хлама.

Для интересующихся: да, они мне нужны. Нет, не на продажу, вы с ума сошли, кто купит бумагу? Просто нужно для одного дела, чем больше, тем лучше.

Спасибо всем откликнувшимся! Вы делаете мир лучше! Ссылка на новый комикс в комментариях!

Родион ткнул на ссылку, оплатил просмотр, подпер щеку рукой и лишь тогда заметил, что широко улыбается, от уха до уха. Никто давным-давно не пытался о нём заботиться… так. Не пытался помочь ему в чем-то. Любимые тетушки готовили, стирали, убирали, но у них никогда не было времени на большее, а остальное окружение Родиона состояло из агентов ФГК и невменяемого отца.

А тут… помощь. Поддержка. Его обязанность, разделенная теперь на двоих. Родион написал подруге «Спасибо», сдобрил это десятком розовых сердечек и тут же получил в ответ «нз», и ниже:

– Потому что нехрен всё делать одному.

Мальчик улыбнулся ещё шире и половину бесполезного урока по русскому языку провел, читая новые главы комикса, который обожала вся страна.

Алексей.

– Ну и ересь же, – лежащий на диване мальчишка оторвался от телефона, – Эт чё?

– Контракт. Если собираешься работать на меня, будь добр, заполни его и ответь на вопросы максимально честно.

Денис взял планшет кончиками пальцев, словно боясь испачкаться, прочел первую строчку и скривился.

– Мой возраст? Это чё, так важно?

– Я не работаю с детьми, – Алексей скрестил руки на груди. От прежнего, вечернего, нервно-меланхоличного настроя не осталось и следа. Теперь он был готов действовать, желательно по чему-то, хотя бы отдаленно напоминающему план, – И не спускаю ошибок. Разрешаю два предупреждения. После третьего отправляешься на улицу и в клуб мой больше никогда не заходишь.

– Сурово, – мальчишка зевнул и отодвинул планшет, – А попозже можно? Щас только десять.

– Именно. А ты на работе должен быть ровно в девять. Опоздание больше, чем на две минуты – первое предупреждение, – роль руководителя уже настолько глубоко въелась под кожу, что приносила особое удовольствие. При нём всё было в порядке, всё было в покое. Он здесь начальник. Он сам решает, как, чему и когда происходить. На территории «Синего Крокодила» весь мир с этими синими софитами, пьяной молодежью и бесконечным потоком алкоголя принадлежал ему и подчинялся его команде.

Каждый здесь боялся его грозного тона и уничтожающего взгляда.

Кроме этого дрянного мальчишки.

– Ты меня вообще слушаешь? – Денис, снова залипнувший в телефон, поднял равнодушный взгляд, – Я тебя не отвлекаю?!

– Да не, – фыркнул засранец, – Я комиксы читаю. Такая хренотень, вы бы знали. У меня мамка изучала фольклор, она бы тех, кто рисовал «Богатырей» …

– Значит, родители у тебя все-таки есть, – уточнил Алексей, получив в ответ насмешливый взгляд.

– Они у всех есть…Лекс Виктырыч.

Ярко-красные точки рассыпались перед глазами огненным всплеском.

«Ты не хочешь его убить. Ты не хочешь».

Алексей зажмурился, сжал кулаки и медленно выдохнул.

«Ты не хочешь».

– Хотя бы позвони им. А лучше, вернись домой, – все его слова будто падали в пустой колодец, превращаясь, как желтый цвет, во что угодно, но не в то, что нужно, – Если ты собираешься работать на меня, тебе в любом случае потребуется паспорт с полисом.

И, когда мальчика многозначительно поднял телефон, добавил:

– В оригинале.

Теперь-то, после Натальи, он будет тщательнее проверять документы тех, кого берет на работу.

Мальчишка снова фыркнул и повернулся к нему спиной, заставив Алексея вновь поразиться собственной выдержке. Это нелепое существо два дня провело у мусорных контейнеров, а теперь с такой наглостью и бесстыдством, пестря своей вырвиглазной кофтой, пованивая немытым телом и покачивая грязными кедами, улеглось на чистом, кожаном, дорогом диване! Да еще и смело недовольно мять шею, будто ему спать на этом чистом, кожаном, дорогом диване было неудобно!

– Потом, Лекс Виктырыч.

– Еще раз меня так назовешь… – Алексей медленно, очень медленно, как учили на тренингах по самоконтролю, выдохнул и с трудом разжал кулаки. – Поднимайся.

– Чё? Никуда я не пойду.

– Пойдешь. Еще как пойдешь. Либо со мной, либо на улицу.

Видимо поняв, что Алексей не шутит, мальчишка, быстро взвесив все «за» и «против», опустил ноги на пол, потянувшись. Твою ж…этот обормот так и не смыл кровь с костяшек. Кровь, принадлежащую бывшему секретарю Алексея. Которого этот обормот избил. По непрямой наводке Алексея. Пытаться откреститься от этого уже не было ни возможности, ни сил.

Если Евгений всё же подаст в полицию? Алексей был бизнесменом, но не тем, кому всё спускали с рук. Он честно платил налоги, жил по правилам и старался избегать подобных разборок. А если Дениса прижмут, он вряд ли будет скрывать, почему распустил руки.

Господи, теперь с этого идиота глаз не спустишь.

– Чего расселся? Вставай, – с каждой минутой мир всё больше напоминал сериал или компьютерную игру. В юности Алексей увлекался такими. В абсолютно линейном сюжете не было возможности выбрать свои действия – только подчиниться, – Контракт в машине заполнишь.

– Какой машине?

– Моей.

– Вы меня копам сдадите?

– Если не перестанешь использовать запрещенную лексику – сразу Нац.Контролю.

Мальчишка фыркнул. Ему, казалось, не причиняли дискомфорта ни запекшаяся кровь, ни сбитые костяшки, но по настоянию Алексея он всё же соизволил полить раны водкой и перевязать руки бинтами из аптечки.

– Как в больничке.

– Если нас остановят, скажешь, что упал. На асфальт.

– Ага. И вся эта кровь – моя?

– Ты очень сильно упал. Поэтому я везу тебя в больницу.

– А на самом деле куда?

– Залезай, – мальчишка послушно проскользнул на заднее сидение, и Алексей захлопнул за ним дверь. Мужчине хотелось быстрее уехать отсюда, ведь если его приедут искать, первым делом, разумеется, нагрянут не домой, а в клуб. У Алексея будет время разобраться. Вот сейчас, прямо в пути он и начнет разбираться, сейчас он что-нибудь придумает.

– Так чё, вы типа маньяк и похищаете меня?

– Заткнись.

– …ого.

– Что?

– Думал, вы никак кроме «да, сэр» и «нет, сэр» не говорите.

– Я не говорю… – Алексей вздохнул, крепче сжимая руль, – Просто заполни контракт.

– Так я уже, – мальчишка перебросил планшет на переднее сидение, – Всё честненько, как в новостях по Первому.

Алексей никогда не отвлекался за рулем, но уж больно велико было искушение.

– Тебе 21?

– А непохоже?

– Был в армии?

– Ну, был. Не понравилось.

– Законченного образования нет.

– Нахрен надо, – Денис закинул за голову перебинтованные руки, – я ЕША в предпоследнем завалил, чё мне, за один сраный год платить?

– У тебя десять классов?

– Ну так я и сказал…чё смотрите? Я в курсе, что по мне не скажешь.

Пробежавшись взглядом по остальным параграфам (в интересах этот наглец указал «доставать людей», а в причине желания работать именно здесь – «Да прост Лексвиктырыч прикольный такой») владелец «Крокодила» в очередной раз понял, какая проблема свалилась на его голову. Но изменить он уже ничего не мог. Их связало одно преступление, отпустить мальца было всё равно, что в белоснежно-чистую краску добавить черного. Одной капли достаточно, что покойный, идеальный цвет превратить в тревожно-серую муть.

Припарковав автомобиль у подъезда, Алексей жестом приказал мальчишке вылезти, с неудовольствием (с сильным, очень сильным раздражением) заметив, что от того в салоне остался едкий запах пота, перекрывающий даже ароматизатор. И еще следы от грязной подошвы. И вообще…! Раздраженный, усталый, с ноющей спиной после вынужденной ночевки на диване, Алексей вылез следом и прикрикнул на мальчишку, который с интересом разглядывал соседский мерседес, довольно старый, зарубежный, по какой-то причине не уничтоженный после Третьей Мировой. Алексей даже владеть бы таким не рискнул, куда уж ездить.

– Вы тут живете?

– Живу, – отслеживая парня боковым зрением, Алексей приложил карточку и набрал код, – Ничего не трогай. Если встретишь кого-то – молчи. И, пожалуйста, отодвинься, ты омерзительно пахнешь.

Мальчишка поспешно, даже, кажется, немного обиженно, отодвинулся и без возражений зашел за мужчиной сначала в дом, а потом в лифт. Интересно, кем ему представлялся Алексей и зачем тот, по его мнению, привел мальчишку к себе? Может, Денис не шутил про маньяка? Но тогда почему с такой легкостью пошел за ним?

– А вам сколько?

– Что?

– Лет вам сколько? А то вы обо мне уже почти всё из своего контракта знаете, а я о вас…

– Я старше тебя почти в два раза.

– В два…

– Закрыли тему.

– А…

– Уволю.

Мальчишка нахохлился, как воробушек, спрятав подбородок в замызганном вороте кофты, а Алексей впервые порадовался, что живет только на четвертом этаже из двенадцати. Еще в самом начале, как и большинство соседей, он выкупил весь этаж, и мог не бояться находиться на лестничной клетке в любое время, в любом состоянии. С любыми людьми.

– Ванная комната слева по коридору, первая дверь. Всю грязную одежду оставь на полу, – заранее проинструктировал Алексей, открывая дверь. Недоумение не покидало лицо мальчишки всю дорогу, но теперь оно достигло пика.

– Зачем мне ваша ванная?

– Потому что ты грязный, как черт! – Алексей очень хорошо чувствовал, что ломаются последние подпорки, сдерживающие поток праведного негодования, – Все мои сотрудники должны соответствовать мне, а я – лицо клуба. Значит, и ты теперь тоже. Понял?

– Мы типа одна личность? Как в «Бойцовском клубе»?

– Ты у меня сейчас получишь, как в «Бойцовском клубе».

Денис хохотнул и неспешно пошел в указанном направлении, разглядывая висящие на стене фотографии президента, министров, патриарха. Лишь убедившись, что мальчишка добрался до ванной, и услышав шум воды, Алексей зашел в гостевую, где, под монотонно бубнящий молитву телевизор, на диване дремала Лиза.

Лиза!

Алексей мысленно распял себя и свою память на всех существующих крестах. Он никогда ничего не забывал, а тут – подумать только! – забыл! Забыл забрать жену, и той наверняка пришлось добираться на такси, если вообще не пешком! Какая глупость, какая нелепость, как мог он так оплошать, и что теперь будет думать о нем Лиза?

Словно почувствовав чужое внимание, женщина потянулась, открыла глаза и сонно взглянула на мужа.

– Леша? Ты вернулся?

Алексей осторожно присел на край дивана, готовясь выслушивать тираду о том, какой он плохой муж, но Лиза только приподнялась на локтях и прижалась к нему сбоку, облегчённо вздохнув.

– Слава Богу! Ты в порядке. Я так беспокоилась! На сообщения ты не отвечал, телефон выключен, я испугалась, что с тобой случилось что-то по дороге! Все эти теракты, волнения…

Лиза махнула рукой в сторону телевизора. Ничего нового: чтение – грехопадение и словоблудие, если бы библиотеку не взорвали, ее бы отдали государству, ничего не произошло, и те, кто тревожит всех вокруг, глупец и будет гореть в Аду.

Алексей щелкнул пультом и потянулся обнять жену.

– Прости меня, Лиза. Я…заработался. Совсем потерял счет времени.

– А почему телефон не брал? – она не обвиняла. Это святая, чудесная женщина даже не думала обвинять его в том, что он забыл о встрече с ней! Под её беспокойным взглядом Алексей достал телефон и с удивлением понял, что тот разряжен. Вот почему Лиза не могла дозвониться. Вот почему он не получал никаких сообщений от Евгения после того, что натворил Денис! Алексей поспешно поставил телефон на зарядку возле дивана и снова крепко обнял дорогую жену.

– Лиза, ты точно не злишься на меня?

Она улыбнулась и взяла его лицо в свои маленькие изящные ладони.

– Даже мой муж иногда может совершать ошибки.

– Мне правда так жаль! Я…

Лиза вскрикнула, уставившись на что-то за спину Алексея, заставив мужчину резко развернуться – что, пожар?! О, Боже. Он почувствовал, как его обычно беспристрастное лицо заливает краска. Он уже второй раз совершил ошибку. Весь разговор нужно было начинать с того, что в их ванной моется посторонняя особь мужского пола. Чтобы вид этой особи на пороге, прикрытой одним лишь полотенцем на бедрах, не поверг несчастную жену в такой шок.

– Оба-на. Здрасьте, – Денис издал сдавленный смешок, но было видно, что он тоже растерян и смущён донельзя. Тонкие пальцы вцепились в полотенце, как в последнее спасение, и вместо того, чтобы выскочить из комнаты, как сделал бы любой нормальный человек, мальчишка застыл на пороге, по-видимому, от растерянности. Почувствовав, что смущение одолевает его всё сильнее, Алексей снова повернулся к жене, перетягивая её внимание с полуодетого мальчишки на себя – с трудом.

– Лиза, дорогая, это Денис. Он мой уборщик в клубе. Так как него возникли проблемы дома, я пригласил его к себе, дабы он привел себя в надлежащий вид, – по привычке использовав сложную конструкцию, оттороторил Алексей до того, как были озвучены неудобные вопросы, – Денис, это моя жена, Елизавета. Простите за неловкую ситуацию.

Извинялся он, конечно, перед женой. А мальчишка ухмыльнулся и приветливо махнул рукой, тут же подхватив поползшее вниз полотенце.

И осознал.

– В смысле, уборщик?! Мы же на охранника договаривались!

– Бога ради! – Алексей вскочил, в два шага оказался рядом с мальчишкой и схватил его за плечо, развернув к двери, – Умолкни и вернись в ванную. Я найду тебе какую-нибудь одежду.

– Но…

– Будь добр, – под пальцами Алексея оказалась что-то неровное, и он взглянул вниз, с удивлением обнаружив на плече мальчишки шрам, тянущийся вниз, к позвоночнику. Это заставило его растеряться, но лишь на мгновение, – Покинь комнату, пока моя жена не упала в обморок от вида твоего нелепого торса!

Он врал: напугать в его виде Лизу мог только длинный шрам, рассекающий грудь. Всё остальное, скорее, привлечь. Ужасно! Он захлопнул за Денисом дверь и повернулся к жене, виновато, смущенно разведя руки.

– Он не слишком знаком с приличиями. Я его, если можно так сказать, на помойке нашел. Прости.

Лиза еще несколько мгновений посверлила взглядом закрытую дверь, а после взглянула на мужа, улыбнувшись:

– Не за что извиняться, дорогой. Этот юноша, кажется, очень милый молодой человек.

Только его прекрасная жена могла найти «милым» полуголого наглого засранца. Только она могла абсолютно нормально принять, что Алексей притащил в дом непонятно кого и теперь собирается делиться с ним одеждой. Только она не задаст ни одного лишнего вопроса до тех пор, пока Алексей сам не будет готов всё ей рассказать.

Мужчина вздохнул, разрываясь между желанием благодарно обнять жену и осознанием, что чудище в их ванной нельзя оставлять одного надолго. И, как обычно, в такие минуты размышлений, его чудесная Лиза пришла на помощь. Она поднялась с дивана и, умудряясь оставаться грациозной даже в домашнем халате, подплыла к мужу, обвив его руками. Серые глаза смотрели с нежностью и пониманием. Любимый цвет. Любимое ощущение покоя, которое он дарил.

– Все хорошо. Кажется, я понимаю, что за «работа» тебя отвлекла.

– Нет, я…

– Тсс, – Лиза коснулась пальчиком его губ, – бедный мальчик ждет в нашей ванной в одном полотенце. Это как минимум не гостеприимно и абсолютно некультурно. Я принесу ему что-нибудь из твоей одежды.

– Я и сам…

– А ты лучше займи вторую ванную. Будем честными, дорогой, ты сейчас тоже не розами благоухаешь.

Алексей смутился. Лиза…Лиза всегда такая деликатная и понимающая. Она всегда знает, как лучше. И как правильно. Она подскажет, как поступить с Евгением, ведь они уже не раз решали эту проблему. Алексей всё ей расскажет, не утаит ничего.

Горячая вода действовала не столько отрезвляюще (Алексей и так всегда мыслил трезво и здраво), сколько помогала возобновить внутреннее равновесие, нарушенное наглым мальчишкой, и физическую чистоту. Смыть с себя пот, подставить лицо струе, ощутить, как загрубевшие подушечки пальцев покрываются морщинками, осознать, что в водосток вместе с грязью можно спустить все проблемы, если только осознать их и приложить немного усилий.

Может, Дениса можно спустить туда так же? Нет, он уже заполнил договор, а значит, между ним и Алексеем теперь официальная связь. Пусть моет унитазы в клубе, каждый день стирает блевоту с кафеля, и там сам сбежит, поняв, что работа – это не дурака валяние, а тяжкий труд. Что знает о труде ребенок, наверняка сидящий на шее у родителей?

Ребенок…грудь которого, как балетный паркет, покрыта светлыми неровными следами.

Не его дело.

Алексей вымылся дочиста, облачился в домашнюю рубашку и вышел из ванной, надеясь, что Лизе хватит ума и смелости выпроводить гостя. Увы, все его надежды канули в пустоту, ведь даже из коридора был слышен раскованный заливистый мальчишеский смех и теплое – слишком теплое! – щебетание Лизы. Алексей толкнул дверь на кухню, предчувствуя худшее, и, как пелось в одной древней мультипликации, предчувствия его не обманули.

Дорогая женушка сидела за столом, накрытым белой скатертью и, подперев ладошкой щеку, внимательно слушала собеседника. Тот, с влажными от душа волосами, чистый, благоухающий персиком – Лизин шампунь – в его, Алексея, рубашке, что-то ей рассказывал, активно жестикулируя. Чашки чая уютно расположились перед ними, и стеклянная ваза ломилась от конфет в разноцветных упаковках. Горка ярко-зеленых опустошенных фантиков уже возвышалась рядом с мальчишкой. «Улыбка Президента». Любимые конфеты Алексея. Идиллия, мать ее!

Раньше мужчина не позволял себе ругаться даже мысленно, но сейчас его вновь полнило раздражение, а обида на жену за такое предательство еще больше усилила и без того не самые теплые чувства к Денису. Поджав губы, Алексей несколько раз демонстративно кашлянул, и тут же приковал к себе внимание двух пар глаз – серых и сапфировых.

– О, драсьте, Лексвиктырыч!

Лиза хихикнула, но тут же прикусила губу, с виноватым весельем глядя на мужа, пока Денис прямо у него на глазах умял еще одну конфету. Снова зеленую, хотя ваза пестрила оттенками на любой вкус. Будто назло.

– У вас такая клевая жена, просто ваще! Не, рили, я даж завидую, давно не встречал таких классных баб.

Он широко улыбнулся Лизе, а та, кажется, не была против, что ее бескультурно называют «бабой». Они, на манер бокалов, чокнулись чашками, и Алексей почувствовал, что больше не может выносить этот фарс. Создавалось ощущение, что весь спектакль разыгран для него, вот только больше всего на свете мужчине хотелось встать и уйти с действа, не дождавшись окончания первого акта.

– Я собираюсь лечь спать, – холодно оборонил он, с неприязнью глядя на откровенно веселящуюся парочку, – И предпочитаю делать это без посторонних в доме.

Лиза вздохнула и с улыбкой взглянула на мальчишку. Будто извиняясь.

– Мы могли бы…

– Не могли бы, – Алексею было абсолютно не интересно, до чего они там договорились, пока его не было, – Мы проявили достаточно гостеприимства, Елизавета. Рубашку пусть оставит себе. Можешь…дать ему какой-нибудь еды? Но жить он у нас не будет. Лучше заведи карликовую русскую дворняжку. Они сейчас в моде.

– Я не вернусь домой.

Денис развернулся на стуле, исподлобья заглянув Алексею в глаза, но тот был непреклонен. Ему хватило тех двадцати минут, что он провел в душе, чтобы отойти от дурного влияния мальчишки. Никаких больше путающихся мыслей. Никакой неуверенности. Возможно, это создание распространяло вокруг себя какую-то ауру (иначе как объяснить, что Лиза так хорошо приняла чужого?), но теперь Алексей вышел из-под её контроля. Больше он себя путать не позволит.

– Мне всё равно, куда ты пойдешь. Только к моим мусорным бакам не возвращайся. Можешь ночевать под мостом. Можешь попроситься к кому-нибудь. Можешь поселиться в хостеле через дорогу от клуба, там доступные цены. Но завтра в девять ты должен быть у входа в клуб, чистый и готовый работать. Это ясно?

– У меня нет денег на хостел, – Денис скривился, – у меня ваще карта пустая. На хавку-то…

– Замолчи, – недолго думая, Алексей ушел, вернулся с телефоном и открыл страницу «Единого Русского Банка», – деньги я тебе перечислю, а сумму потом из зарплаты вычту.

– Леша, – Лиза привстала, явно не собираясь ограничиваться его именем, произнесенным с такой укоризной, но Алексей вскинул руку, вынуждая ее замолчать. Со всеми этими разборками и беззвучным режимом на телефоне он уже пропустил четыре звонка, с четким десятиминутным интервалом. Последний был совершён ровно 8 минут назад. И хотя номер казался незнакомым, Алексей не сомневался. Это он заставлял всех сотрудников вживить себе пунктуальность под кожу настолько, чтобы та была в опасном шаге от психического расстройства.

– Алексей, – жена снова подала голос, и на этот раз мужчина даже не взглянул на неё, прилипнув глазами к часам в телефоне. Минута десять, – Кажется, это стоит обсудить. Не думаю, что ты поступаешь…

Минута.

Алексей молча схватил мальчишку за шиворот, вздернул со стула и выпихнул в коридор. Никто не ожидал от него такого, но, черт возьми, Алексей снова был на взводе. Лиза подорвалась следом и вцепилась в его плечо, когда они уже были у двери.

– Перестань вести себя так грубо! Мальчик ведь только…Леша!

Сорок секунд.

Сапфировые глаза прожигали его насквозь, но Денис позволил вытолкать себя на лестничную клетку. Лиза хотела рвануть за ним, однако Алексей встал у неё на пути, и возмущенный взгляд жены встретил холодным. Неумолимым.

Пять секунд.

Дверь захлопнулась прямо перед носом мальчишки.

Звонок.

– Слушаю! Да, я могу говорить, – Алексей прислонился спиной к двери, – Конечно, узнал. Что? Одну минуту.

Лиза смотрела на него хмуро и пронзительно, словно один за другим вонзая в грудь стальные ножи, но только и Алексей был не из сливочного масла сделан. Прикрыв ладонью микрофон, он прошипел:

– Спроси у него номер карты и перечисли деньги. Пускать не смей. Увижу его на пороге – оба за ним окажетесь, ясно?

Уходя, Алексей не сомневался – сейчас его презирают по обе стороны двери. Но именно сейчас ему было решительно всё равно.

– Продолжай, я слушаю, – голос по ту сторону был тихим, но вполне серьезным. Евгений говорил, что хочет встретиться с глазу на глаз, так как это не телефонный разговор, и Алексей прекрасно понимал его. Если ты хочешь сохранить хотя бы минимальную конфиденциальность в мире, где каждое твое сообщение и звонок официально отслеживается и хранится в базе ФСБ, лучше быть осторожным. Тем более, если дело касается шантажа.

– Разумеется. Мы взрослые люди. Обойдемся без посторонних. Да, выбирай время, я готов в любой момент. Через сколько? – Алексей взглянул на часы, – Конечно, успею, ты меня знаешь. Хорошо. Буду.

Лиза заглянула в комнату, когда Алексей уже застегивал выходную рубашку.

– Уходишь? – она скрестила руки на груди и отвернулась, когда муж попытался поцеловать её в щеку, – Снова?

– Нужно кое с чем разобраться, – её утрированная холодность была временной, и Алексей это знал. Они прожили вместе слишком долго, чтобы какой-то мальчишка мог всё разрушить за один раз, – Вернусь поздно…возможно, к утру. Уже ушел? Этот?

– Этот, – её голос прозвучал хлёстко, как пощечина, – был очень благодарен за деньги. И пообещал, что вернет их при первой возможности.

Алексей хмыкнул, заработал еще один раздраженный взгляд от жены, и все-таки обнял её.

– Лиза, я дал ему достаточно. Мы не обязаны решать чужие проблемы. Мы ведь никогда этого не делали, с чего тебе теперь вдруг захотелось? Ну, не смотри так. Будет у него работа, – Алексей поцеловал светлые волосы и почувствовал, как тонкое тело в его объятьях немного расслабилось, – Только сначала разберусь с моими проблемами.

– Знаю. Ты со всем разберешься. С твоими проблемами.

Хорошо, что Денису хватило ума не ждать его у лифта или машины. Это было бы чересчур, и Алексей, наверное, вызвал бы полицию. Он не хотел больше слушать этого мальчишку. Не хотел идти у него на поводу. Не хотел, чтобы его наглость, заносчивость и вопиющая бестактная юность стали угрозой давно устоявшимся правилам и покою. Он, видимо, думает, что обаяние, смазливое лицо и бесконечный поток слов решит все проблемы, но только Алексей сам когда-то был таким и знал уже – не решит. Даже напротив, приведет к неизбежному, неотвратимому, страшному концу. Он должен понять – нет смысла бороться с устоявшимися правилами мира. Даже океан сдерживают границы земли.

В центре, как обычно, образовалась пробка, а до часа – назначенного времени встречи – оставалось еще 50 минут, поэтому Алексей, будучи порядочным человеком, пристроился в правый ряд, барабаня пальцами по рулю. Мысли его перескакивали с Дениса на Евгения и обратно. Что, если мальчишка не придет завтра? Будет ли это облегчением? Вполне вероятно. Сожалением? Возможно, но только потому, что мальчишка должен ему денег. Тревогой? Начнет ли Алексей вызванивать его по оставленному в договоре номеру? Будет ли искать причину для новой встречи? Зачем?

О, нет. Он ведь оставил у них в ванной свою толстовку. Глупый мальчишка…глупый Алексей, что забыл о ней точно так же. Вот Евгений никогда не допускал подобных промахов, уже в первую встречу он был собранным, пунктуальным и внимательным, а работа секретарем лишь развила в нем эти полезные качества. А еще предприимчивость, напористость и чувство собственного достоинства… хоть у Алексея чувство достоинства едва ли вязалось с наглым шантажом, он прекрасно понимал чувства своего бывшего секретаря. Когда гордого бьют, первым делом он хочет ударить в ответ. А ударит или нет – зависит от внутренней силы. Евгений был слаб. В отличие от мужа Лиза сразу заметила это. Она всегда прекрасно разбиралась в людях.

«А вот и не всегда, – пронеслось у мужчины в голове, и он резко ударил по тормозам, когда прямо перед машиной вылярко-серый автомобиль, подрезал его и по серой асфальтовой дороге умчался в серый фон городского пейзажа. Будь Алексей моложе и сердитее, он бы высунулся в окно и высказал этой криворукой обезьяне всё, что думает о подобных способах вождения. Но мужчина решил оставить это другим, таким же недовольным водителям, и додумал мысль, – Если бы Лиза хорошо разбиралась в людях, то прочла бы этого мальчишку насквозь, но она словно не заметила всех тех очевидных недостатков, которые так раздражают меня. Провела с ним слишком мало времени? Или что-то другое? Совершенно ясно, что дело не во мне, я никогда не был склонен к драматизации. И даже океану…»

Господи, да хватит уже. Он должен сосредоточиться на другом. Встреча с Евгением, каким бы итогом она не обернулась, в любом случае принесет результат, и к этому результату Алексей должен быть готов. Пускай пригрозит подать в полицию за избиение. Пускай продолжает шантажировать. Пускай делает, что хочет, Алексей вежливо и интеллигентно поставит его на место. Сейчас, когда Денис был далеко, мужчина чувствовал себя гораздо лучше. Увереннее. Ночные страхи отступили. К нему пришло осознание – все проблемы решаемы. И вовсе не обязательно кулаками.

Поль.

– Улитки херовы, – Поль обогнул ряд автомобилей, подрезал какого-то придурка и помчался по свободной впереди дороге, с особым, знакомым большинству водителям, удовольствием отмечая грубые конструкции из пальцев, высунувшиеся ему в ответ из окон соседних машин.

– Не ругайся, – укорила его Полина, – И веди аккуратней. Пожалуйста.

– Вот сдашь на права, будешь водить, как тебе хочется, – Поль сделал резкий разворот, и Маша, сидящая у окна, побледнела еще сильнее, закрыв глаза. С момента их пробуждения она так и не сказала ни слова, только морщилась и отводила взгляд.

Машке наверняка было очень хреново с непривычки, особенно, если до встречи с близнецами она и капли спирта в рот не брала. Им бы выспаться всем…а Полю пришлось проснуться пораньше от того, что у него под ухом вибрировал чей-то телефон, разрываясь от приходящих сообщений. Мысленно связав всех присутствующих с заставкой иконы Божьей Матери, Поль пришел к простому выводу и толкнул Машку ногой, которая сопела на диване в обнимку с Полиной.

– Слышь? Какой пароль?

Девушка подняла голову, посмотрела на него едва осмысленным взглядом, буркнула цифры и упала обратно с громким стоном. Игорь, Костя и Нина, разлегшиеся на другом диване, даже не двинулись, продолжая оглашать комнату дружным храпом. Судя по наполовину отсутствующей одежде и светлыми засохшим пятнам тут и там, у них выдалась бурная ночь. Полина, всегда просыпающая одновременно с братом, уже вылезла из-под руки новой подружки и сползла к Полю на пол.

– Кто пишет?

Конечно, ей было интересно. Полина всегда пыталась узнать, кто, кроме них, претендует на новую цель, а вот Поля это не слишком волновало. Какая разница, кто? Главное, что они, в любом случае, всё равно лучше. Тем более, что их Машке никто особо и не писал, кроме пары человек, среди которых…

– Ха, это её отец. Видел, как она уходила со мной с Бала Чистоты. Он нас знает.

– Нас многие знают, – не удивилась Полина, прильнула к брату сбоку, заглянув в телефон, и поморщилась, – Буэ.

– Ага. «Если встретишься с парнем из рыжих – закадри его. Покажи сиськи. Добавь в друзья и голые фотки скидывай, пока у него на тебя не дернется. Убеди прийти к нам на ужин, а там я подсоблю. Он богатый жених, самое то для нас. Хотя тебе хоть какого-нибудь. Сука».

– Вот это я понимаю, забота, – Полина, в отличие от брата, выглядела довольно бодренько несмотря на то, что пила не меньше, – Что делать будем?

– Отправим её домой? – у Поля не было желания возиться с девчонкой, отец которой положил на них глаз. С родителями близнецы предпочитали не связываться, и при малейшем намеке на ответственность за создавшиеся различные…ситуации, исчезали, как искры фейерверка. Хорошая ведь тактика? Просто отличная тактика, но сестренка, судя по горящим голубым глазам, собиралась нарушить привычный ход игры.

– Фу, Аполлон. Ты такой бескультурный, – она надула щеки, и молодой человек по привычке повторил её жест, – Нас, между прочим, отужинать пригласили.

– Меня, – поправил Поль, и брови обоих одновременно поползли вверх. Полина взглянула на брата, и он уже почти понял, что она хотела сказать, но Машка застонала, перевернувшись на другой бок, и оба взгляда мгновенно пронзили худую спину, как стрелы. Амура.

– Определенно, Амура.

– В таком виде на ужин к родителям не ходят. Платье зачётное, конечно, но…

– Ты посмотри на её ноги! Она мучилась в этом весь вечер? Нужны пластыри.

– И другая пара обуви.

Близнецы посмотрели друг на друга, беззвучно составляя план действий на ближайшие несколько часов. Им еще предстояло перекраситься, разбудить гостей, раздать приказы Фёдору и…

– Одежда.

– Душ.

И вот, теперь, пару часов спустя, они ехали в торговый центр «Российский» на Киевской. Как бы Полю изначально не была неприятна идея с ужином, Полина буквально парой слов – и крепкими обнимашками – убедила его, что это будет весело. И что девочке нужно помочь.

– И вообще, тебе нужно хоть раз развлечься без меня.

С последним Поль был категорически не согласен, но к этому времени его уже усадили за руль, а сама Полина устроилась сзади, вместе с Машей, облаченной в одну из их многочисленных рубашек (чуть коротковатую для такой дылды) и их удобные кроссовки. Полина мягко повернула её голову и расчесывала спутавшиеся темные волосы их расческой. Даже мысленно Поль с каким-то особым удовольствием выделял это слово, и Полина не была Полиной, если бы не уловила это.

– Одежду, кстати, оставь себе, – ласково сказала она, и едва заметно ухмыльнулась, когда Поль закатил глаза. Девчонка же ничего не ответила. Она вздрагивала каждый раз, когда тонкие пальчики задевали её шею, и худое лицо всё больше наливалось краской, как горизонт на рассвете. Она была смущена. Она стыдилась себя, своего взъерошенного вида, головной боли и красных глаз, то и дело с тоской обращающихся к зеркальцу заднего вида.

– Ты раньше пила? – ответ был очевиден, но Поль всё равно решил спросить. Разное бывает.

Машка тут же замотала головой так активно, что Полине пришлось силой останавливать её и вылавливать застрявшую в волосах расческу.

– Ничего, с нами привыкнешь. Поля, глянь, под сиденьем таблетки были.

– Мы и сами хороши, милая, – улыбнулась сестренка, доставая лекарство из дорожной аптечки, – Однажды мы напились так сильно, что забыли, кто из нас кто, представляешь?

– Я до сих пор иногда забываю, – на нежный взгляд брата Полина ответила зеркально нежным.

– Нам тогда помог один человек. Он…

– Ты в курсе, что я сегодня ужинаю у тебя? – перебил Поль сестру, и глаза Маши стали, как две окружности.

– Я думала, вы шутите…

О. Говорящая.

– Поль сходит. Сыграет приличного молодого человека, – Полина собрала волосы девушки в хвост и перетянула своей резинкой, – Хоть на отца твоего посмотрит вблизи, а то видели его только на демонстрации против презервативов.

– Простите, – пролепетала Машка, и Полина – само очарование – улыбнулась, погладив её по голове. Как собачку.

– Не за что извиняться, дорогая. Мы не в ответе за наших родителей.

Поль мог бы с этим поспорить, но, с другой стороны, ему-то родителей стыдиться было не за что.

«Российский» был любимым торговым центром близнецов в Москве, где они знали каждый закуток, отслеживали каждую перемену в рядах, и многие продавцы узнавали их в лицо. Еще бы, не знать тех, кто всегда берет много, дорого и сразу на двоих.

За руки они потащили мгновенно растерявшуюся Машу в один из лучших магазинов относительно приличной одежды. Такой, не вызывающей культурного шока у консервативных родственников, с каждым месяцем – и новым модным трендом – становилось всё меньше. Поль уже начинал вздыхать и мечтать, чтобы в Рустаграме снова стали продвигать «мужицкую» одежду, ведь в ней признаки пола – пусть даже малозаметные – скрывать было гораздо проще.

– А вы на чьей стороне? – девчонка, стоящая поперек малочисленной толпы, потянулась к ним, и их телефоны одновременно пискнули сообщениями. О, промоутеры, – Вы считаете, что правительство поступает правильно?

Полина обогнула девушку, как предмет мебели, и пошла дальше, игнорируя слова, летящие вслед.

– Там в другом коридоре стоят, вы с ними тоже не соглашайтесь! Свободу! Свободу Пегасу!

– Нас не касается, – сказала Полина, когда Поль на ходу достал телефон, чтобы прочесть рекламную листовку.

– Они продвигают тэги #спаситепегаса и #посадитепегаса. Флэшмоб, где пишешь причину, почему с ним надо сделать то или другое. «Люди разделились на два лагеря», – Поль нахмурился, – Кто-нибудь в Рунет заходил сегодня? Там всё так серьезно?

Маша испуганно захлопала ресницами.

– Покричат и успокоятся. Всё равно от них ничего не зависит, – прекращая пустые разговоры, Полина затащила их в «Золотой купол» и подтолкнула Поля к вешалкам, – Давай, братишка. Покажем Машеньке наш отменный вкус.

Через десять минут перепуганная девушка стояла в примерочной с охапкой одежды в руках, растерянно глядя в глаза собственному отражению. Казалось, она в жизни не видела такого количества ярких вещей, и это при том, что сердобольные близнецы старательно подбирали то, в чем их новой знакомой должно быть комфортно.

– Давай, примеряй. Твоему отцу мы уже написали, что вы с Полем будете на ужин в семь, так что у нас целых пять часов, – Полина просунула голову между тонкими шторками примерочной, глядя, как Маша неуверенно расстегивает пуговицы рубашки, – Начни с платьев. Не найдем – пойдешь в брюках.

Девушка взялась за края рубашки и смущенно посмотрела на Полину через зеркало. Та закатила глаза.

– Да чего я там не видела?

Взгляд Маши стал еще испуганней, а лицо и шею залил неровный, яркий румянец. Она так мило краснела, будто кто-то медленно наливал в бокал густое вино. Полина прекрасно понимала, почему её взгляд сейчас так торопливо скользит по отражению худого тела. Ищет следы. Или изменения.

Полина вздохнула.

– Да не трогали мы тебя. Поль хотел, но…это было бы как-то неправильно.

– А вы всегда поступаете правильно? – за утро девушка так редко открывала рот, что Полина уже начала забывать, как звучит её голос. Стянув рубашку, бриджи и оставшись в одном простеньком комплекте, Маша, прикрываясь, обернулась к близняшке, и та поняла, что вопрос был отнюдь не риторический. Она улыбнулась, очень осторожно, чтобы девушка не подумала, что смеются над ней.

– Хм. Не всегда. Очень-очень редко, на самом деле. Нам до правильности, как тебе до грешной жизни.

Маша вздрогнула и край железной застежки выскользнул у неё из рук. Полина мгновенно подхватила его, потянула вверх и застегнула платье до конца.

– Нет, не то, – под пристальным взглядом Маша смутилась окончательно, по цвету сравнявшись с бордовой облегающей бедра тканью, – Тебе нужно что-то нежнее.

– Мне?

– Конечно. Ты вся такая…светлая, – Полина с улыбкой коснулась острого подбородка девушки и посмотрела в зеркало на её вытянувшееся лицо. Вместе они смотрелись странно. Невысокая, аккуратная, ярко-рыжая и короткостриженая Полина была почти на голову ниже очень худой, остроплечей Маши, то и дело дергающей головой, чтобы откинуть назад темные волосы, лезущие в лицо. Даже в джинсах и рубашке Полина выглядела женственнее, чем её знакомая в вечернем платье. Лицо близняшки словно светилось изнутри, в то время как Маша казалась болезненно бледной и абсолютно подавленной на её фоне.

Ненадолго. Полина прикрыла глаза, разрывая этот очень похожий на повторное знакомство зрительный контакт, и медленно выдохнула, чувствуя, что с воздухом из груди вырывается болезненный стон.

– Сейчас вернусь. Померь пока другое.

Братишка стоял у стойки с телефонными аксессуарами и разглядывал чехол с изображением подмигивающего президента, когда Полина подошла к нему.

– Если хочешь выпендриться, возьми тот, с Тайной Вечерей, – слабо ухмыляясь, сказала девушка, опускаясь на диван для посетителей, – Хлоп-хлоп?

Аксессуары мгновенно были забыты.

– Сестрёнка, что с тобой?! – Поль сел возле неё, испуганно заглядывая в глаза, – Тебе плохо?

– Много выпила вчера, – Полина коснулась его щеки, но улыбнуться у неё никак не получалось, только уголки губ бессильно дрожали, – Последний косяк тоже был лишним. Всё хорошо. Я посижу и буду в порядке. Ты иди к Маше, а то она подумает, что мы её бросили.

– Полина… – в его голубых глазах девушка видела свой силуэт, облаченный в нежность, любовь и испуг. Наклонившись к близнецу, она поцеловала светлый лоб, шепнула:

– Иди.

И откинулась назад, на спинку дивана

Поль гораздо охотнее остался бы с сестрой, но ведь спорить с ней…юноша вздохнул, поворачиваясь и спиной ощущая её взгляд. Телефон, оставленный отцом, жег бедро через ткань. Поль носил его с собой непрерывно. Папа сказал звонить только в экстренном случае, но что этот случай должен означать для Поля? Разве то, что Полина не доверяет ему – не экстренный случай? То, что не говорит всей правды – не он? Поль сейчас чувствовал себя телепатом, который вдруг потерял свои способности. Это не только раздражало. Это пугало. Очень сильно. Будто связь, связывающая их с Полиной с рождения – пуповина прочнее алмазного сплава – вдруг треснула у самого основания.

Бред. Такого быть не может. Ни из-за них самих, ни из-за внешний обстоятельств. Не было ничего, что могло бы привести близнецов к этому. Но Поль всё равно нервничал. Поэтому взгляд, которым он одарил Машу, заглянув в примерочную, был чуть более неприязненным, чем требовалось.

– Плохо. Снимай.

– Ой. Поль, – девушка торопливо стянула с себя изумрудное платье, обнажив острые лопатки, – Прости, я тут…

– Как ты узнаешь нас? – выпалил юноша, и этот вопрос от чего-то заставил девчонку улыбнуться. Очень осторожно, так, будто улыбка была чем-то запрещенным. На самом деле, улыбалась она некрасиво. Губы были слишком тонкие и искусанные, а верхние зубы выходили за нижние, что придавало девушке схожесть с каким-то зверьком. Поль не очень-то любил животных, особенно диких. Полина любила.

– Нас даже родители путают.

– Это не трудно, – Маша через них натянула новое платье, цвета шампань, и обхватила себя руками, пытаясь дотянуться до застежки на спине, – Я просто всегда знаю, кто передо мной. Вы ведь очень разные.

Через плечо она встретила его недоверчивый взгляд и попросила:

– Застегнешь?

Поль зашел в примерочную и свел края платья, соединяя их железной пуговицей. Ни для одного из них это не было ничем, кроме помощи, и оба это понимали.

– Ты вторая в нашей жизни, кто так говорит, – они заглянули в отражение, и уже через мгновение Поль помогал ей надевать новое, – Не знаю, хорошо ли это.

– А кто первый? – видимо, девчонка наконец проснулась. И голос прорезался. Поль, вообще-то, не горел особым желанием делить сокровенное, но всё же лучше, чем находиться в гнетущей тишине. Особенно, когда там, в зале, неизвестно что происходит с любимой сестрой, и мысли об этом крутятся на подкорке черепа.

– Одна девушка. Тоже легко различала нас, даже когда мы специально притворялись друг другом, – Машка хотя бы не перебивала, за что Поль испытал к ней кратковременный прилив уважения. Но потом неприятные воспоминания победили остальные чувства, и голос юноши стал глухим. Нет, ему не было больно, или что-то такое, просто в груди щемило каждый раз при мысли о тех временах. Кажется, такое же чувство возникает, когда думаешь об упущенных возможностях, но у Поля тогда никаких возможностей не было. Только один путь, с которого он никогда не сойдет.

– Она говорила, что ей не нравятся эти игры. Наши с Полиной. Она хотела, чтобы мы вели себя, как разные личности, а не как одно. Будто можно просто разрубить человека пополам и заставить половины существовать отдельно.

– Глупо с её стороны, – Поль с подозрением глянул на девушку, но она в это время снимала платье, и поэтому по лицу нельзя было определить, смеется ли она над ним.

– Она хотела, чтобы я жил отдельно от сестры.

Широко раскрытые глаза показались над кружевным воротом.

– Она тебя любила?

– А я её, – пожал плечами Поль, – Но, когда пришло время выбирать, остался с сестрой.

Нет. Ему не было больно. Но он помнил тот взгляд Полины.

«Я бы никогда не заставила тебя выбирать».

И помнил, что ни секунды не сомневался в выборе.

– Я всегда буду выбирать Полину. А она всегда будет выбирать меня, что бы не предлагалось взамен.

Видимо, Маша всё же услышала интонации, скрытые под непоколебимой уверенностью.

– К чему это, Поль?

– Ни к чему, – выходя из примерочной, он мельком глянул в зеркало, – Красивое платье. Бери, сколько бы не стоило. Здесь дешево.

Дана.

– Охренеть, ну и цены у них! Да трех моих зарплат не хватит даже на пуговицу!

– Потому что у тебя нет зарплаты. Ты безработная.

– Ой, иди. Как можно столько требовать за какую-то тряпку?

– Будто тебя реально цена волнует.

Юлька фыркнула, оторвала ценник и поглубже затолкала платье в сумку. За эту вещь она не отдала ни копейки, как и за свободную рубашку, выглядевшую довольно просто, но стоившую с сотню таких же на каком-нибудь «Садоводе». Изредка им выпадала возможность стащить что-то подобное, и этой возможностью Юлька никогда не пренебрегала. В остальное время они обтирались на дешевых рынках – гораздо проще сунуть под одежду приглянувшуюся вещь.

– Дана? Данка, – видимо, подумав, что подруга снова провалилась в себя, Юлька поспешила её отвлечь. Они сидели на одном из диванов, расположенных в проходе торгового центра, и мимо непрерывно сновали потоки людей, – Глянь, какой красавчик. Почти как твой Вадим.

– Он не мой, – Дана раздраженно выдохнула и зажмурилась, но подруга и на мгновение не дала ей погрузиться в собственные мысли.

– Хочешь спать? – короткие ногти несильно впились в плечо девушки, заставляя ту поднять веки, – Будешь пончик? Могу принести. Дан?

Глядя на соседку, Дана чувствовала вину. Юлька выглядела побледневшей, осунувшейся, под глазами залегли тени, плохо скрываемые даже тоналкой. За эти два дня подруга спала ещё меньше её, почти неотрывно сидя у постели, пока Дана металась по простыням в холодном поту, бормоча давно забытые имена и обещания. Юлька будила её, когда сон становился абсолютно невыносимым, и даже если бы не это – всё равно не смогла бы уснуть из-за криков. Чувство вины накладывалось на бессонницу, та – на бурлящий поток эмоций, и с каждым днем Дана всё больше превращалась из легкомысленной барной певицы в озлобленную на весь мир неврастеничку. Радовали только две вещи – сны плохо запоминаются, и ей больше нечего защищать. Она потеряла последнее. Без кольца на пальце Дана чувствовала себя голой.

Заметив, что Юлька всё еще обеспокоенно, напряженно смотрит, словно пытаясь прочесть её мысли, Дана сжала руку в кулак, чувствуя, что она не только голая, но еще и очень пустая. Лучше бы ей всю руку отрубили, какая в ней польза, без кольца?

– Не хочу я пончик. Лучше скажи, нафига ты из всего такую рубаху широкую выбрала.

Даже десять слоев косметики, которыми Юлька пыталась замазать прыщи, не скрыли яркость румянца, залившего щеки.

– Да я… чего-то я поправляюсь. Прям быстро так жирею. Вчера один вес, сегодня другой.

– Беременная что ли? – фыркнула Дана, и глаза Юльки округлились.

– Сплюнь! Я лучше в армии отслужу, только без детей, пожалуйста!

Она говорила тем самым тоном, который был знаком любой бездетной молодой девушке – усталым, молящим и почти обречённым. Каждая знала, что пока она не обзаведётся двумя, а лучше тремя спиногрызами, в покое её не оставят, но Юлька была из тех, кто еще способен сопротивляться. Интересно, как у них относятся к этому в Лучах? Сама Дана с радостью завела бы ребенка, но она, конечно, не могла.

– Паша тоже не хочет. И всё равно растить его негде. Не в нашем же свинарнике, – Юлька оправдывалась, будто их могли слышать, – А Паша в общаге живет. Нет. Никаких детей минимум до свадьбы.

Дана сжала руку сильнее, чувствуя отвращение к омерзительной свободе вокруг безымянного пальца. По началу Юлька предлагала вызывать полицию, но замолкла сразу же, напоровшись на тяжелый взгляд. Даже если бы они не отмахнулись и взялись за дело, начались бы расспросы, поднялись бы документы на кольцо, стали бы выяснять откуда оно и кем было приобретено. В итоге повязали бы не вора, а Дану.

Вор…из-за него эти дни превратились в один большой кошмар. Дане даже не на что было отвлечься («Крокодил» закрыт, в «Розе» всем дали внеплановый перерыв), и она постоянно тонула в размышлениях о личине этого чудовища. Юлька старалась не отходить от неё, видимо, боялась, что Дана наложит на себя руки…только девушка не хотела убиваться. Она собиралась вернуть своё кольцо. Любой ценой. Этот Лучший Друг поплатится за то, что сделал с ней такое.

Почему он? Больше некому. Нормальные воры взяли бы ноутбук Юльки, и кольцо заинтересовало бы их в последнюю очередь. С небольшим камнем по центру и тонкой серой оправой оно выглядело мило, но совсем недорого. Нет, эти пришли конкретно за кольцом. И сердце Даны сжималось от странного чувства каждый раз, когда она думала, кем мог быть этот Друг. Кто? Вот кто он? Он точно знал её, следил в Рунете, мог знать, где Дана сейчас живет. Он знал Дану.

А мог ли он знать её тогда, раньше? Всё к этому вело. В то время девушка старалась не заводить знакомства, но кто-то мог проникнуть в их жизнь. Человек из прошлого? Шутка? Могло это быть грубой, несмешной, омерзительной шуткой от человека, который знал её когда-то? Всё, что Дана помнила – у него большие руки с короткими пальцами, он выше неё и, определенно, мужчина. Как его теперь найти? Дана не умела вычислять людей в Рунете, а надо было научиться, полезное ведь знание…

Юлька мягко толкнула её в плечо.

– Ты снова думаешь об этом, бро.

– Почему?

– У тебя взгляд сразу…такой. Жуткий. Перестань.

Дана послушно отвела взгляд.

– Ищешь работу? Может нам больше воровать не придется, а?

– Да куда там, – подруга вздохнула, вытягивая ноги, и какой-то малец, бегущий за мамкой, споткнулся о них, – Занято всё, от кассиров до курьеров. Может, потому что я баба, не знаю. Мы ж типа должны дома сидеть и детей рожать. Как думаешь, если переодеться в мужика, шанс появится?

Она хотела сказать что-то еще, но, поймав абсолютно несчастный взгляд Даны, передумала.

– Ладно, затыкаюсь. Страдай дальше в тишине.

Да не любила Дана страдать. Она и размышлять особо не любила, предпочитая действовать и не задумываться, но в такой ситуации прежде, чем действовать, нужно было подумать. У Юльки был вариант, но Дане он казался ненадежным и больно уж неприятным для воплощения. Увы, других вариантов у них не было.

Единственным подозрительным типом, появившимся в жизни Даны за последнее время был Вадим – парень, пристававший в метро и имеющий, по всей видимости, немалый опыт в хакерстве. Юлька убедила сопротивляющуюся подругу, что с ним обязательно нужно встретиться и взглянуть ему в глаза. Будто по глазам можно понять, врет человек или нет, Господи. Дана вот такого не умела и с Вадимом встречаться не хотела, просто…не хотела, и всё. Не хотела видеть, не хотела говорить. Не только с Вадимом – с людьми в принципе. Она хотела домой.

– Нервничаешь? – её пальцы сплелись с пальцами Даны, и девушка почувствовала себя лучше, пусть и совсем чуть-чуть.

– Просто не хочу.

– Я с тобой, дебилка. Если это он спер кольцо, мы его убьем, правильно? А если не он…

О Лучшем Друге Дана ей не рассказала и вряд ли расскажет. Тут даже Юлька от вопросов не удержится – слишком уж странно всё.

Завидев в самом начале коридора высокую темноволосую фигуру, девушки подобрались, а Дана ощутила, как нежелание общаться с посторонними людьми нарастает всё сильнее. Особенно с Вадимом, который Дану хотел. А она не хочет. Ей никто не нужен. Пускай Юлька пялится ему в глаза и…

– Знаешь, мы тупые. Вдруг он маньяк? Мы ведем себя слишком наивно.

– Ну эй, бро, – Юлька сжала её пальцы в последний раз, убрала руку, и Дана ощутила себя еще незащищеннее, чем она была, – У меня с собой перцовка. И вообще, почти все сейчас знакомятся по Рунету. Там же по паспортам регистрация, на уродов всегда можно в заяву подать. Если только он не из органов. Вот эти могут сколько угодно регаться и фейки создавать, да.

Сколько угодно…? Дана ухватилась за мысль, потянула к себе, но та, испуганная громким голосом, выскользнула из рук и скрылась. Придурок. Не мог подойти чуть позже?

– Девушка, вашей маме зять не нужен? – парень держал в руках подставку с тремя чайными стаканчиками. Подготовился. Урод. Дана исподлобья, с отвращением рассматривала кольца в ушах, прилизанные волосы, острые черты. Неа. Ей не нравилось. Совсем не в её вкусе.

Юлька рядом восторженно пискнула.

– Ого! Ты историк?

Вадим подал ей стаканчик, и Дана буквально физически ощутила, как чаша благосклонности подруги перевешивает в другую сторону. Продажная шкура.

– Не совсем. Мне просто нравится, как флиртовали в начале века. А раньше, когда не было Рунета, люди обменивались номерами телефонов. А ещё раньше даже этого сделать не могли. Представляете, познакомиться с прекрасной девушкой, а почтовый голубь и не знает, где она живет? Я вам пишу, чего же боле…?

– Кошмар.

– Ага.

Они оба посмотрели на Дану, ожидая, что она вступит в диалог, и девушка почувствовала себя барабанщиком, который понятия не имеет, что играют остальные музыканты. Дана когда-то смотрела похожий фильм. Давно.

А они всё смотрят…

– У меня нет матери. Так что ей зять не нужен точно.

Парень ойкнул, и Юлька поспешила перетянуть его внимание с нежелающей контактировать Даны на себя.

– Ты ведь Вадим, да? Дана про тебя рассказывала, – Юлька проигнорировала колючий взгляд подруги, – У тебя такие… своеобразные увлечения.

– А ты Юля? – парень протянул ей второй стаканчик, и девчонка впихнула его в руки Даны, которая старательно показывала, что не хочет здесь находиться.

– Чё? Откуда знаешь?

– У вас в Рустаграме фотки совместные, – обворожительно улыбнулся Вадим. Обворожительно для кого угодно, но не для Даны, – Павел милый парень, кстати. И подписки у него зачётные. Вы славная пара.

– Спасибо, – Юлька улыбнулась в ответ и дернулась, когда длинные ногти Даны с силой сжали её запястье. Предательница.

– Ты ведь одна из этих? – парень, казалось, не чувствовал никакого дискомфорта из-за того, что ему приходится стоять, и будто бы не замечал напряжения, повисшего в воздухе, – Из Лучей?

Юлька ошеломленно распахнула глаза и приложила палец к губам, оглядевшись по сторонам.

– Тсс! С ума сошел? Что за…откуда ты про нас знаешь?!

Вадим открыл уже рот, но Юлька мотнула головой и двинулась, вжимая Дану в край дивана, чтобы парень мог сесть рядом. Теперь они могли говорить тише, а Дана оказалась с краю, ненужная и брошенная.

– Я видел вашу главную пару раз, – он буквально излучал доверие и дружелюбие, – Ту, с цветными волосами. Коль буйны радости…ты была с ней на шествии.

– Ты тоже там был?

– Нет. На видосах видел.

– Их же все удалили после взрыва?

– Удалили. Но я многое умею.

– Ооох…настолько?

Дана чуть не взвыла об беспомощности. Такими темпами Юлька попросит её из квартиры и поселится там с этим недо-хакером. Вот зачем он хвастается сейчас? Конечно же, для того чтобы перетянуть подругу Даны на свою сторону, и Дана осталась без защиты перед ним.

– Откуда ты вообще знаешь о Лучах? А? Колись!

– Я многое знаю, – загадочно ухмыляясь, повторил Вадим, – И больше ничего не скажу, иначе мне придется тебя убить.

– Ха.

– Ха-ха?

– Ха. И зачем тебе Дана тогда? Нафига тебе, такому умному, эта дурында?

Действительно. Какая поддержка, Юля, спасибо огромное…настоящий, мать твою, друг. Кто-то пять минут назад думал, что он вор, нет?!

– Она мне очень понравилась, – он даже не попытался смутиться для приличия, – Красивая, взгляд умный, поет замечательно. Только грустная. И явно гораздо глубже, чем показывает.

– Она, вообще-то, еще здесь, – желание находиться рядом с этим человеком по-прежнему отсутствовало, но выбора не было. Дана пришла сюда по делу. По настоящему делу, а не просто в глаза предполагаемому вору посмотреть, – И слышит каждое ваше слово.

Вадим перевел на неё взгляд, полный неподдельного интереса, и не отвернулся, даже когда Юлька снова вступила в разговор.

– А ты парень без комплексов, да? Вот так просто взял, подкатил…

– А чего тормозить? – все это Вадим говорил в глаза Дане, и та, как бы не хотелось отвернуться, выдержала его взгляд. Не дождешься, гад, – Кто знает, может, через пару месяцев война, и мы все умрем.

Сказав это, он вздрогнул. Видимо, взгляд обеих девушек был слишком красноречив.

– Шучу.

– Не похоже. Это всё твои хакерские штучки, да?

Юлька впервые отвернулась от нового знакомого и посмотрела на Дану. Вадим её лица не видел, и не видел взгляда, в котором ясно читалось: «Что, вот так сразу?»

– Лазаешь по правительственным сайтам, да? – Дана смотрела на него через плечо подруги и видела, что он не совсем понимает, к чему идет разговор. Идиот.

–Бро? – теперь уже Юлька сжала её запястье.

– Многое знаешь, многое… – Дана с трудом сдержалась, чтобы не передразнить его хвастливый тон, – Умеешь? Все эти незаконные штуки…

– А что? – игривости в его голосе заметно поубавилось, – Хочешь сдать меня в полицию?

– Нет, – Дана вскинула брови, осознав, что с ней наконец-то говорят по-человечески, без тупого флирта, – Хочу, чтобы ты помог мне.

– А?! – бедная Юлька растерянно заморгала. Она-то думала, что они собираются вывести этого хакеришку на чистую воду, и сейчас Дана, исходя из их плана, творила какую-то дичь.

– Я весь во внимании, красавица, – несмотря на последнее слово, интереса в голосе Вадима было по-прежнему больше, чем кокетства, – Что нужно сделать?

– Даже не спросишь, что взамен?

– Понадеюсь на твою щедрость. Я догадывался, что вы меня не просто на тройное свидание позвали. Ох, женщины, – он вздохнул, – Вы так беспощадно пользуетесь нашим слепым обожанием. И веют древними поверьями её упругие шелка…

Юлька не понимала. Совсем-совсем не понимала. Она хотела заговорить Вадиму зубы – хотя больше было похоже, что это он заговаривает зубы ей – и узнать, не он ли стащил кольцо. Но Дана уже осмотрела его руки – аккуратные, ухоженные, с узкой ладонью и короткими пальцами. Он мог быть маньяком или мудаком, но Лучшим Другом точно не был.

– Ты можешь взломать удаленную страницу?

Ещё немного, и у Юльки задергается глаз.

– Предположим. А что? Хочешь парня проверить?

– У неё нет парня, – пискнула Юлька, но её уже никто не слушал.

– Вычислить адрес можешь?

– Конечно. Это не сложно, – Вадим отпил чай, и девушка повторила его движение. Зеленый. Она терпеть не может зеленый, – Ты затеяла что-то противозаконное, Дана?

– Если попытаешься сдать меня, я сдам тебя.

Прозвучало как-то до грубого нелепо, по-киношному штамповано, но Дана уже чувствовала, что её несет. Давным-давно, до знакомства с Юлькой, Дана скиталась по городу, не смея быть требовательной, настойчивой, грубой – хоть сколько-нибудь заметной. Но время научило её быть другой. Время дало ей шанс начать с нуля.

– Без проблем, – Вадим усмехнулся, и Дана почувствовала, что её разрывает между желанием плеснуть ему чай в рожу и осознанием, что без него найти Лучшего Друга вряд ли получится, – Дома всё сделаю, на компе.

– Отлично, – Дана встала с дивана и выкинула в мусорку, стоящую рядом, почти полный стаканчик. Он глухим звуком отозвался со дна, – Поехали.

– Что?

– Что?! – Юлька подскочила, как ошпаренная и вцепилась в руку подруги, видимо, уже решив, что та совершенно спятила. Но она просто хотела свое кольцо назад. Немедленно.

– Поехали, – повторила Дана, видя, что Вадим смотрит непонимающе, – Сделаешь все при мне. Возьмем с собой Юльку на случай, если ты маньяк и хочешь меня изнасиловать.

Вадим удивленно фыркнул и обратился к Юле:

– Она всегда такая?

– Да нет, – голос подруги звучал напряженно, как высоко-высоко взятая нота, которая того и гляди сорвется и даст петуха, – Неделя трудная. Так-то она и в Рунете не знакомится.

– Значит, я особенный для неё?

– Она до сих пор здесь, – Дана выпуталась из хватки Юльки, – И до сих пор не оглохла. Ты помогать собираешься или мне другого хакера поискать?

– Если я помогу, сходишь со мной куда-нибудь? Только мы вдвоём?

Юлька окончательно отвернулась от парня, во все глаза глядя на подругу, и Дана знала, что та ищет в её взгляде проблеск неуверенности. О, он там был. Юлька хотела знать, не подменили ли Дану за ночь, не сошла ли она с ума, не нужно ли вызвать врача, и эта неуверенность была ответом на все вопросы. Дана по-прежнему Дана. Дана по-прежнему ненавидит свидания. За годы, что они живут вместе, Дана ни разу не была ни на одном.

Но сейчас Дана зашла слишком далеко, чтобы отступать из каких-то принципов.

– Схожу. Только мы. После того, как ты выполнишь свою часть.

– Супер! – кажется, он действительно искренне был рад. Пофиг. После того, как он всё сделает, Дана найдет способ отвязаться, – Если это реально такое срочное дело, можно и сегодня. Я на Варшавке живу. В паре минут от метро.

Дана подхватила сумочку и, не собираясь ждать спутников, резво поцокала на каблуках к выходу. Догонят, никуда не денутся. Хотелось как можно скорее узнать все о Лучшем Друге, распрощаться с Вадимом и набить морду вору. Захреначить между ног. Расцарапать харю.

– Я тебя в друзья добавлю? – Юлька за её спиной уже развела активную деятельность, – Ты много про нас знаешь? Ну, про Лучей. Мне казалось, у нас хорошая защита от таких…вроде тебя.

– Отличная у вас защита, – судя по паузам, Вадим успевал на ходу допивать свой чай, – Даже странно, у вас же во главе подростки стоят, а из программистов одна Катя.

– Кейт… – интонации Юльки были буквально пропитаны уважением, она растекалась перед новым знакомым, как желе, – Тебя это не пугает? Что мы такие? Ты же нас не сдашь?

– Мне нравятся другие, – очень просто ответил Вадим, – Вы иначе смотрите на мир, и это безумно интересно. Поэтому-то мне нравится читать про поэтов. Они все были иными, сражались с миром, который не принимал их…кажется, твоя подруга тоже из таких.

– Она не в Лучах.

– Но она другая.

Дана хотела в третий раз повторить, что всё слышит, но промолчала, выкинула сигарету и толкнула стеклянную вращающуюся дверь. В этом году у сентября был прескверный лейтмотив – ветреный, влажный, тревожный. Словно скрипка с промокшими струнами, он выводил ржавую, резкую, никому не нравящуюся песнь. Лица вокруг казались подозрительными и неприятными, Дане представлялось, что каждый из них – в теории – мог бы оказаться тем самым Лучшим Другом. Он мог бы быть здесь, следить за ней, находиться совсем рядом, а Дана бы не поняла…девушка испуганно уставилась на руки мужчины, идущего перед ней. Обычные, средние. Не он. Но и он тоже может быть чьим-то чудовищем из кошмаров. Каждый человек зол по-своему, и никому ни до кого нет дела. Это хорошо. Когда нет дела.

Встав ступень эскалатора, Дана мрачно глядела на щебечущую парочку, мыча под нос сбивчивую, невеселую, несуществующую мелодию. Попал Вадим, его Юлька тоже затащит в свою секту и будет промывать мозги про цветущий Запад и гнилую Россию. Не пофиг ли? Плохо везде, в любом случае. Досадно только, что, если подруга его всё-таки заманит, парень сможет постоянно оттираться поблизости. А Дане он нужен всего на один раз. На два, максимум. Может, сходит на свидание, нормально поест, позволит за себя заплатить, кинет в ЧС и навсегда забудет. Чем не план?

Они были уже на середине длинного пути вниз, когда услышали женский крик. На первый никто не среагировал – всякое случается – но, когда раздался второй, многие повытаскивали наушники и оторвались от телефонов, с тревогой глядя вниз. Дана тоже приподнялась на цыпочки, пытаясь хоть что-то разглядеть поверх голов, но это было не так важно. Эскалатор в любом случае продолжал неустанно везти их вниз, приближая к источнику общей тревоги.

– Может, кто-то упал? – предположила Юлька, вставая на ступеньку к Дане, и буквально тут же, в противовес её словам, раздался еще один крик, на этот раз мужской:

– Отпустите!

Кто-то снизу, преодолевая естественное движение машины, пролетел вверх по ступеням мимо подруг, и несколько человек последовали его примеру, не желая находиться в эпицентре событий. А некоторые, напротив, желали увидеть все своими глазами, и бросились им наперерез. Началась давка.

– Сохраняйте спокойствие! Не задерживайте движение! – раздалось из динамиков, и, отражаясь от мраморных стен, пронзило ушные перепонки, как сорвавшийся голос примы. Если это должно было успокоить паникующих, получилось не очень, – Не препятствуйте движению эскалатора! Оставляйте проход с левой стороны! Не нарушайте движение!

Конечно, никто не слушал. Русские никогда не слушают официальные просьбы. Дана видела, как по соседнему эскалатору люди сбегают вниз, желая ухватить кусок зрелища. Многие уже подняли телефоны и вели трансляцию, а те, кто с эскалатора сошел, толпились у подножья, и Дана со спутниками мгновенно оказалась в толпе.

Нет.

Нет, нет, нет. Только не это. Девушка ощутила, как чужие тела сжимают её со всех сторон, как грубые руки, похожие на клешни и лапы чудовищ, касаются её спины, шеи, задницы, ног, живота, груди, как их пристальное внимание устремляется к Дане, как они чувствуют, они видят…они видят! Они видят её! Они знают! ОНИ ТЕПЕРЬ ЗНАЮТ!

– Ну-ка, – Вадим обогнул готовую впасть в истерику Дану, решительно раздвинул людей перед ними и, подхватив обеих девушек под руки, буквально вырвал их из толпы, влившись в поток людей, устремившихся по переходу. Там они прижались к стене, Вадим заслонил обеих своей спиной, и Юлька обняла трясущуюся подругу за плечи, успокаивая. Она знала, с какой тщательностью Дана выбирала время для поездок, что для неё было нормальным пропустить поезд, если вагоны заполнены хотя бы наполовину. Вадим этого не знал, но ждал, не давая спешащим людям толкать его спутниц, ждал, пока Дана выровняет дыхание.

– Демофобия? – тихо спросил он, но Юлька только отмахнулась.

– Всё нормально. Уф. Ничего, – если честно, Дана уже начинала испытывать вину каждый раз, когда видела этот обеспокоенный сочувствующий взгляд.

– Ты можешь идти?

– Угу. Сейчас. Еще минуту.

Перед глазами у Даны всё стучало и пульсировало, как басы электрогитары, и всё же сквозь сжатые тела она успела заметить виновника шума – мужчину на полу, руки которого вывернули двое в форме. Мужчина, кричал, рыдал взахлеб, бился, как пойманный зверь, но сдвинуть себя с места не позволял, вращая обезумевшими, мокрыми глазами и залитым соплями и солью лицом.

– Ненавижу вас! – не позерство – настоящая истерика, и именно поэтому зрелище было столь отвратно и притягательно одновременно, – Не трогайте…! Это вы, вы во всем виноваты!!!

Надрывный голос разносился над потолком, пойманный в каменную клетку, и его безуспешно пытались перекрыть полицейские:

– Вы обвиняетесь в сопротивлении при аресте! Всё, что вы…

– Граждане, расходитесь, здесь не на что смотреть! Не мешайте работать! Расходитесь, ну!

– Убейте меня! Лучше! Убейте! Меня! – с каждым словом из несчастного будто вырывалась душа, и Дана закрыла бы уши, но её руки до сих пор сжимала Юлька. А глаза закрывать не было смысла, ведь она уже видела достаточно.

– Почему они все смотрят на нас? – прошипела подруга, – Уроды.

Да, правда, люди, те, кто останавливался, а не проносился в потоке, пялились на них, снимали их на телефон, будто они какие-то забавные зверушки! Они знают, знают, они…

– Они не на нас, – сказал Вадим и глазами указал вверх. Дана подняла голову. Над ними, на грязно-белой стене, огромными, неровными, наполовину растекшимися буквами было выведено черной краской:

ОСВОБОДИТЕ ПЕГ

Буква «А» съехала куда-то вниз, а окончание предложения было залито черным пятном, как и часть стены, слава Богу, не та, к которой прислонялась Дана. Пустая банка с краской валялась неподалеку, а рядом с ней, еще более неуклюжая, ничтожная и блеклая, скрючилась девушка, которую все обходили стороной, принимая за попрошайку. Только Дана не заметила у неё никаких коробок для сбора пожертвований. И жалобных табличек иконами. Девушка молчала, только плечи её судорожно вздрагивали, и Дана на негнущихся ногах подошла к ней. Почему? Она не знала. Возможно, дело в чутком слухе Иоланты, который уловил этот тихий-тихий звук, похожий на дрожь в струнах старой, скрипучей виолончели. Таких звуков просто не мог издавать человек – но он издавал. Девушка обхватила себя руками поперек живота и раскачивалась, а звуки, срывающиеся с бледных, как стена, губ, проваливались куда-то под пол, в пустоту, в бесконечную тьму. Она выглядела, как человек, которому очень-очень больно, и когда Дана застыла в шаге от неё, обнаженные, трепещущие нервы потянулись к девушке, ища…помощи? Поддержки? Хоть какого-то отклика?

– Господи, – за своей спиной Дана слышала писк клавиатуры – Юлька достала телефон, – Боже. Дана, это…да уж.

Дана не повернулась. Она смотрела в покрасневшие глаза девушки и видела тот взгляд, что преследовал её когда-то, глядел из каждого отражения три года подряд. Взгляд человека, у которого забрали всё. Безвозвратно. Непоправимо.

– Что там? Что случилось? – спросил Вадим, но он был глупым. Дана не спрашивала. Дана знала. В этом мире только две непоправимые вещи – стать врагом государства…

– Этот экстремист… – прошептала Юлька, – Пегас…тут даже фотки, боже, Рунет орет, когда они успели…? Его буквально только что нашли в палате.

И смерть.

– Говорят, самоубийство. Повесился. На простыни.

Рунет, должно быть, уже весь изошелся: хэштеги, посты, фотографии разлетелись по всем его уголкам. Каждый считал своей обязанностью зарыдать, крикнуть как можно громче. Но Дана, неотрывно глядя в глаза мертвенно-бледной девушки, понимала сейчас – настоящая боль сильна настолько, что кричать невозможно.

Мария.

Она могла бы закричать, но её не услышали бы.

– Так. Повторим, – Полина мягко шлепнула Машу по руке, когда та попыталась одернуть платье, – Не мни юбку, дорогая. Твой отец думает, что вы с Полем переспали. Он либо уверен, что теперь братишка навечно влюблен, либо, что вероятнее, собирается шантажировать его, угрожая рассказать нашим родителям, какие мы ветреные. Так? На этом ужине он может попробовать заключить с Полем сделку. Типа, вы поженитесь, и ребенок будет ваш, но на самом деле ребенка Поль заделает потом, как можно быстрее. Так?

– Примерно так, – Маша старалась не замечать свои мутные отражения в стеклах и зеркалах автомобиля. Близнецы сказали, что это новое платье сидит на ней великолепно, но Маша едва ли верила им. Любая, даже сама красивая одежда висела на ней, как половая тряпка. Низ и рукава всегда были слишком коротки, лиф собирался складками, спина топорщилась, и на фоне впалых щек любой цвет казался блеклым и болезненным. Поэтому нет, Маша не верила, что это желтое платье может сделать её хоть чуточку красивее.

– Он же церковный служитель. Они видят мир немного…иначе? Наивнее? – если бы слышал отец, в каком тоне дочь говорит о нем…

– Это была попытка оскорбить наши религиозные чувства, детка? – усмехнулась Полина. А потом вздохнула, – Мы должны его от этой затеи отговорить, да? Эх. Ладно, разберемся на месте. Братишка?

Близнецы переглянулась, и Маша в очередной раз почувствовала себя чужой, приемышем, пытающимся влезть в дружную семью. Казалось, им достаточно одного взгляда, чтобы понять каждую мысль друг друга. Возможно, у них и мысли были общими.

– Поль?

– Похожа, похожа, – юноша вздохнул, совсем как его сестра раньше, – сестренка, может, лучше все-таки я, а?

– Ну уж нет. Ты за меня уже сходил на вечер Чистоты. Моя очередь развлекаться. Ну?

– А голова?

– Ну, давай!

– Хлоп-хлоп, – Поль вздохнул. Полина мазнула брата губками по щеке и выскользнула из машины, потянув Машу за собой.

– Я тебе позвоню, милый! Пожелай нам успехов!

В ответ им донеслось ворчание, дверца захлопнулась, но автомобиль не тронулся с места. Маше казалось, что через затонированное стекло она чувствует осуждающий взгляд Поля, будто это её вина в том, что Полина решила заменить брата в их маленьком спектакле.

Маленьком…однако Маша понимала: если что-то пойдет не так, вся её жизнь испортится в мгновение ока. Но понимание это от чего-то не особо тревожило. Возможно, дело в Полине, которая, буквально внушая оптимизм своим видом, уверенно шла вдоль припаркованных автомобилей. Отец всегда говорил, что здесь, у них, собраны лучшие представители российского автопроизводства, и Маша верила. Глядя на эти сверкающие бока, позолоченные покрышки и обитые дорогой тканью салоны, проглядывающие сквозь стекло, поверить было не трудно.

– Внушительно, – Полина остановилась перед забором, сквозь прутья разглядывая длинный ряд особняков, – Нашему папке пришлось полжизни пахать, чтобы купить дом хотя бы за МКАДом. И он до сих пор по всей стране мотается, чтоб налоги платить. А тут почти в центре такая территория. Сюда обычно не пускают, мы только издалека видели, но вблизи…да. Внушительно.

– Мы место бесплатно получили, – Маша набрала цифровой код и открыла перед гостьей высокую калитку, впуская на территорию, – Папа же священник. Им всем здесь место дают. Тут раньше музей был, а сейчас – собственность Церкви. Еще где-то квартира есть, ему подарили на десятилетие службы, но мы там не живем.

– Ты богатая невеста.

Маша посмеялась бы, но как-то не захотелось, и она просто пошла вперед, по знакомой дорожке, мимо соседних участков, мимо церкви, построенной специально для их маленького жилого комплекса, мимо гаражей с машинами, не поместившимися на парковке. Рядом с Полиной дышать было немного легче, но Маша понимала – новая знакомая не сможет спасти её от отца. Снова. Не теперь. Не сейчас.

Перед их забором она достала телефон и хотела уже набрать номер отца, но что-то подтолкнуло её повернуться к Полине, спросить:

– Ты это сделала, чтобы брату насолить?

И тут же поразиться собственной наглости. Обычно она вела себя гораздо деликатнее, но сейчас словно что-то плотно ухватило её за язык, заставляя произносить неудобные и никому не нужные вопросы:

– Или ты просто доказываешь, что с тобой всё в порядке?

Это близнецы так влияют. Точно, они. И еще то, что Полина так добра к ней и не обращает внимание на глупые вопросы и поведение. Больше бы таких людей…но Полина такая одна. Даже сейчас она посмотрела на Машу не с презрением, не с раздражением из-за того, что та лезет не в свое дело, а с иронией и легким весельем:

– Может, я просто хотела лично убедиться, что в порядке будешь ты?

Маша, порозовела, заткнулась и торопливо ткнула в контакт отца, отвернувшись к забору.

– Пап? – от знакомого хриплого голоса, сказавшего: «слушаю», сердце девушки как обычно дрогнуло и сжалось в нехорошем предчувствии, – Это Маша. Мы уже здесь и…

– Что такое? – Полина подошла к ней ближе и положила руку на плечо, когда Мария убрала телефон от уха, не договорив.

– Сбросил. Он всегда так делает.

– Я-я-ясненько…эй. Эй.

Тонкие пальцы перехватили руку Маши, которая снова невольно начала одергивать юбку, прикрывая как можно больше.

– Милая, ты выглядишь совсем не пошло. Ты выглядишь чудесно. Так что перестань уже маяться.

– Я не… – Полина прожгла её взглядом, и Маша ощутила, что внутри всё вздрагивает и трепещет. Она? Выглядит чудесно? Боже мой! – Ты тоже. Выглядишь.

А вот это было правдой. Полина даже в мужской рубашке с галстуком была красивее, изящнее, женственнее всех знакомых Марии, и уж тем более лучше её самой. У Маши с трудом получалось представить, что Полина – её кавалер сейчас, её спутник и потенциальный жених. Ну да. Жених, который ниже на голову. Впрочем, очень многие ниже Маши. Почти все. Даже среди мужчин.

Дверь открыли сразу же, стоило им подойти, будто по ту сторону за их перемещениями следили в глазок.

– Добрый вечер. Вы, наверное, Аполлон? – мама в дежурном вечернем платье, улыбнулась гостю и, не убирая улыбки, кинула взгляд на дочь. Которая тотчас же почувствовала внезапное чувство вины, хлынувшее в сердце, как через прорванную трубу. Оно взялось из ниоткуда, но как будто бы не исчезало вовсе, просто спряталось, затаилось, чтобы именно в этот момент зашептать в ушко:

«Больная мерзавка, ты больная мерзавка…»

– Добрый вечер, Наталья Ивановна.

Полина держалась ровно и ничем не выдавала свою женскую суть, даже когда мать отвернулась от них, чтобы зайти в дом. Это было неправильно. Так быть не должно. Полина все же девушка, и, если мама узнает…Господь милосердный, почему Мария не отвергла эту затею сразу?! Нужно сказать ей, лучше сразу, чем если это случайно вскроется, лучше признаться, извиниться, попросить Полину уйти и…

Тонкие пальцы сжали её руку, и Маша вздрогнула, как очнувшись. Отвела взгляд. Оказывается, она все это время испуганно, неотрывно глядела на мать, словно мечтая, чтобы она почувствовала, сама обо всем догадалась, и Маше не пришлось бы ни в чем признаваться.

Но если она догадается – им конец. Обеим. И Маша больше никогда не выйдет из дома. А все растения окажутся в контейнере, за которыми каждые два дня приезжает мусоровоз.

– Проходите, – мама остановилась посреди прихожей, – Вас можно называть Аполлон?

– Лучше Поль, – сколько раз в своей жизни девушка говорила это? Может, даже чаще брата? Или они представляются друг другом только в редких случаях? Для Маши рыжие близнецы были загадкой, её тайной комнатой, которую девушка, наверное, никогда не сможет открыть. Они были существами из другого мира, которые почему-то спустились к людям и заметили не абы кого, а Машу.

– У вас очень мило, – одно из этих существ умудрялось изображать такую искренность, что даже вечно жесткая, зачерствевшая мама не смогла сдержать улыбки, – Чудесная икона, Наталья Ивановна. Неужели оригинал?

Даже улыбка её стала чуть менее привычно натянуто-любезной, чуть более искренней. И Маше показалось – хотя она могла ошибаться, она же совсем не разбиралась в людях – что дело даже не в иконе, а в том, что «Поль» был едва ли не единственным мужчиной в жизни матери, который говорил с ней, как…с человеком?

На одно короткое мгновение Маша испытала к ней прилив сочувствия, но, когда мать снова посмотрела на нее, окинув взглядом с головы до ног, все чувства, кроме вины, страха и ненависти к себе исчезли. Маму не нужно жалеть. Мама живет правильно. Маша должна завидовать ей, ведь о такой жизни мечтает любая женщина. Должна мечтать.

– Что это на тебе, Мария? – она подавала слова сдержанно, как дар, как сердечность, появляющуюся на её холодном лице в редкие минуты уединения с иконой.

– Это мой подарок, – влезла Полина, – я думал, вам понравится, Наталья Ивановна.

– Ох, оно очаровательно. Просто я с детства учу моих дочерей, что девушке неприлично принимать подарки от кого-то, кроме мужа. А, вот и они, мои ангелы.

Сестренки, прячущиеся за дверью, наконец решились показаться. Ленуся сразу метнулась к матери, спрятавшись за её спиной, а Фима, будучи старше и храбрее, уверенно вышла вперед, обратившись к гостю:

– Вы дядя Аполлон? Папа сказал, что мы должны вам хорошо себя показать.

– Серафима, помолчи. Ты сделала уроки?

– А Ленка тоже ничего не делает, чё я должна?

Полина склонила голову на бок и присела на корточки, оказавшись ниже стоящей ровно Фимы. Средняя сестренка сильнее вздернула подбородок, показывая, что не боится гостя.

– Ты красавица, – сказала Полина, и её словам было просто невозможно не поверить. Так уверенно, так сладко и искренне звучал голос девушки, окутывая и неокрепшую юную душу, и зачерствевшее сердце матери, и Машу, которая уже давно очаровалась настолько сильно, что сейчас не могла отвести взгляд от изгиба длинной шеи, огненных прядей, рассыпавшихся по ней, и тонкого запястья, выглянувшего из рукава рубашки. Полина протянула руку Фиме, и мать, видимо, попавшая под влияние этой волшебной, поразительной ауры, ничего не успела предпринять до того, как маленькие, короткие пальчики сомкнулись вокруг ладони гостя.

– Ты очень красивая, Серафима, – Полина сжала детскую руку, и Маша невольно залюбовалась мраморным изгибом шеи, когда её спутница склонила рыжую головку в сторону матери, – Видимо, вся в маму.

Они пожали руки и легонько встряхнули, как мужчины при знакомстве, как равные, и расцветшая Фима вытащила перепуганную Лену из-за маминой спины. Та тоже осторожно коснулась бледной ладони, отпрянула, и они вместе, толкаясь, убежали.

Мать, наблюдающая за этим действом, едва заметно поджала губы.

– Я с детства приучаю им уважение к мужчине. Поль.

Девушка поднялась и оправила пиджак, с обезоруживающей улыбкой повернувшись к матери.

– Это было уважение, Наталья Ивановна. Я им никто, но они приняли мою дружбу.

Между тонких бровей пролегла складка, но либо матери так понравился «Поль», либо отец сказал угождать всем его прихотям, потому что больше ни слова упрёка не сорвалось с тонких губ.

– Проходите в столовую, – мама никогда не позволяла есть на кухне, говоря, что это ее личное царство. Даже отец заглядывал туда только по крайней необходимости. «Мужчине не место у плиты», – Вы пьете?

Этот вопрос был обращен к Полине, и та утвердительно кивнула. Еще бы, какой уважающий себя русский откажется выпить, тем более, если предлагают? Девушки зашли в столовую, где, в окружении полнящихся салатами, бутербродами и закусками тарелок уже восседал отец. Он смотрел вечерние новости, попутно записывая свои комментарии в телефон. Многие, особенно популярные священники так делали, чтобы знать, о чем говорить на следующей проповеди. Уже с порога в глаза бросался огромный, позолоченный крест, вольно лежащий у отца на груди, на белоснежной выглаженной рубашке. Этот крест отец надевал только в особых случаях, желая произвести впечатление на особого человека. Показать ему свое положение.

Он уже знал, что гости прибыли, и всё равно демонстративно повернул голову, как бы случайно наткнувшись по них взглядом и растянув губы в широкой улыбке.

– Аполлон! – отец обращался не к ней, но Маша все равно задрожала, невольно сделав шаг назад, – Как я рад, что вы согласились прийти! Прошу, садитесь.

Мария ощутила, как рука Полины, сжимающая её запястье, тянет за собой, и в следующее мгновение они уже были у стола – Полина, с чувством пожимающая руку отца, и Маша, прячущаяся за её спиной.

– Георгий Ефимович! – девушка наклонилась и поцеловала протянутый крест, – Машенька столько о вас рассказывала!

Отец медленно повернул к ней голову, и в улыбке его пропала всякая дружелюбность. Мария сжалась. По предположению отца, они весь вчерашний вечер отдали страстному акту соития, и на разговоры не должно было остаться времени. Маша сжалась еще сильнее, и попыталась совсем спрятаться за спиной Полины, хоть это и было физически невозможно, а папа тем временем скользнул взглядом по платью, но в отличие от матери, ничего не сказал, видимо, довольствуясь своими догадками откуда оно, и как заработано.

– Только хорошее, – добавила Полина, когда мрачноватая пауза слишком затянулась, а Маша совсем извелась под уничтожающим, вспарывающим душу взглядом.

– Чудесно, – когда отец отвернулся от нее, девушка ощутила, будто из легких вытащили штырь, и теперь снова можно нормально дышать. Свежий рубец внутри, кровоточа, нашел свое место среди сотни других, – Не стойте, Аполлон, Господь велит приклонять нам колени дважды: перед иконой, и чтобы придаться чревоугодию перед постом.

Полина послушно засмеялась, но, когда Мария пошла на свое привычное место в другой конец стола, девушка направилась за ней вместо того, чтобы сесть рядом с отцом. Судя по виду последнего, это его не слишком расстроило, а Маше было рядом с подругой гораздо спокойнее.

«Нужно перестать думать о ней, как о девушке. Вдруг я случайно скажу что-то не то? Сейчас она Поль».

– Я подписался на вас в Русте, вы не против? – сказал отец. «Поль» заулыбался, будто Господь лично спустился к нему и разом простил все грехи, – У вас очень красивая сестра, Аполлон.

– Поль, пожалуйста.

– Прекрасные гены. Когда она собирается выходить замуж? Могу предложить несколько прекрасных кандидатов.

– Ох, это очень щедро, Георгий Ефимович. Но у неё уже есть жених, и свадьба очень скоро.

Маша ошеломленно покосилась «Поля», но тот смотрел только на отца, очень уверенно, так, что даже самый прозорливый человек не распознал бы ложь в его словах.

Если они, конечно, были ложью.

Это логично. Это очень логично. С чего бы Полине рассказывать Маше о таком? Они ведь друг другу никто, просто знакомые.

Это «Поль» сейчас – её перспективный возлюбленный.

– А ещё я пролистнул вашу страницу, – отец впился в гостя цепким взглядом, и Маша одновременно сочувствовала и радовалась, что такое пристальное, болезненно-острое, как наконечники стрел, внимание направлено не на неё. Она бы уже давно разрыдалась, а Полина…Поль держался, улыбаясь, будто отец не пытался взглядом вывернуть его наизнанку, чтобы изучить со всех сторон, – Про то, что любви достоин каждый. Я даже репостнул. Хорошая мысль.

– Рад слышать.

– Но вы ничего не постили про этого…Пегаса с его богомерзкими идеями. Вам что, всё равно?

– Нет, конечно. Я просто жду, когда всё это закончится. Ну, чтобы не пришлось потом подтирать записи. Если что.

Отец понимающе усмехнулся морщинистыми губами.

– Понимаю, – его взгляд скользнул за спину дочери, к двери, и та сжалась, боясь снова привлечь ненужное внимание, – Но здесь всё прозрачно. Тупой экстремист громкими словами привлек нашу развратную молодежь – не в обиду вам, Поль – чтобы потом подорвать прямо на мемориальном месте. А когда его поймали, понял, что не может жить с таким грехом. Или тюрьмы испугался. По новостям сказали, что дело закрывают. Даже в наших церковных сообществах спорят, стоит ли это чудовище молитв. Не понятно только, откуда в России экстремисты. Их уже давно всех извели…

– Не стоит, конечно, – поспешно вставил Поль, слушающий речь с наигранно заинтересованным видом (Маша видела, что гостю на самом деле больше любопытно само лицо отца, чем его слова), – Хорошо, что нас всех это не затронуло.

Сухие уголки губ тронула самая настоящая улыбка. За этот вечер Маша уже второй раз видела, как суровый человек сдается перед обаянием рыжего близнеца. И дело было не в произнесенных словах, далеко не в них. Только в голосе, жестах, в чем-то еще, от чего Маша сама несколько раз залипала, не в силах оторвать от Полины взгляд.

От Поля. Сейчас это Поль.

– Мне нравится ваша позиция, Аполлон. Вы достойный молодой человек. Сколько вам?

– Двадцать один, – с готовностью ответил Поль. В отличие от Маши, его явно не смущал затянувшийся разговор, – Отслужил. Отец бизнесмен по недвижимости. Мать его секретарь.

– Вы с сестрой одни? Еще не планируют? Чем больше семья, тем больше грехов отпустится.

Поль тихо хмыкнул.

– Планировать пора уже нам. Сестра собирается рожать в этом году, пока в армию не забрали.

– А вы?

Вот оно. Отец взял быка за рога и потянул к себе, проверяя его устойчивость. Хорошо, что Полина уже знает, зачем их на самом деле сюда позвали. У них есть план.

– Я хотел бы сразу обвенчаться, а разводится после такого – грех. Мне нужна достойная жена.

Поль повернулся к Маше в пол-оборота, и та взглянула на него недоуменно.

– Верная. Надёжная. Хорошо бы ещё тихая и прилежная. Идеально, если она будет из чистой, незапятнанной грехом семьи. Например, внучкой или дочкой священника. Все же знают, что у батюшки греха в семье не может быть.

Мария вздрогнула и едва подавила желание вцепиться под столом в ногу гостя, чтобы тот повернулся к ней и перестал так многозначительно сверлить взглядом отца. Повернулся и объяснил, как эти слова относятся к плану, и что близнецы там напридумывали. Она бы спросила прямо сейчас, но из кухни уже вышла мама, неся поднос с запеченной свининой.

– Простите, что долго, – от подноса шёл невероятно соблазнительный запах, и Маша осознала, что в последний раз видела настоящее мясо очень давно, еще до последнего поста, который длился, кажется, вечность. Вроде, уже в этом месяце их было два? Или три? Проще было сосчитать дни, когда поста не было.

Но Маша его есть не будет. Это мясо для гостя, родителей и младших. Маша подождет, когда все насытятся, и заберет остатки.

– Благодарим Тя, Христе Боже наш, яко насытил еси нас земных Твоих благ; не лиши нас и Небеснаго Твоего Царствия…

– Аминь, – сказали все.

– Аминь, – пискнула Маша и отгородилась от трапезничавших высокой тарелкой овощного салата. Мужчины завели разговор о чем-то постороннем, мама с интересом слушала их, раболепно взирая на отца, а девушка молчала, уткнувшись взглядом в кусочки помидоров, огурцов и желтого перца. Она не понимала, почему Полина до сих пор не прервёт отца, не скажет ему, что они здесь лишь затем, чтобы разрушить его планы относительно женитьбы дочери и Поля…но Полина молчала, только поддакивала да вела разговор, как…как…как истинный жених.

– Машка! – вдруг рявкнул отец, и вилка выпала из рук девушки, звонко грохнувшись о тарелку, – Выпрямись! Посмотри, как сидит гость! Такой пример перед глазами, а ты!

– Прости, папочка, – прошептала Маша, поспешно выпрямляясь. Потолок тут же приблизился и надавил сверху, как карающая длань Господня. Девушка горбилась постоянно, еще с детства, стесняясь высокого роста, неприлично длинной шеи, стесняясь всю себя и каждый день жалея, что она не родилась такой хорошенькой и миниатюрной, как Полина.