Читать книгу Совместить несовместимое - Алекс Колабухофф - Страница 16

***

Потом мы переехали в Гёттинген – университетский город на юге Нижней Саксонии, где отец стал преподавать русскую литературу и вести курсы по поэтическому творчеству в университете имени Георга-Августа. В восьмидесятые город насчитывал 100 тысяч человек, из них двадцать тысяч составляли студенты самых развитых и развивающихся, европейских и азиатских, латиноамериканских и африканских стран. Рассказывали, что в гёттингенском университете когда-то работал сам Гаусс. Который ещё в гимназии запомнился мне «нормальным распределением вероятностей», и конечно, изображением на десятимарковой банкноте единой Германии, появившейся позднее, на рубеже 1980—90-х годов (в восьмидесятые годы на немецких марках достоинством 10 и 20 ещё воспроизводились прежние дюрерские портреты молодого человека и нюрнбергской патрицианки).

После огромного Гамбурга с непредсказуемыми масштабами и немыслимым портом Гёттинген казался абсолютно уютным, почти домашним. Возникало впечатление, что здесь каждый был или студентом, или профессором, ну или, как говорили мои советские почти соотечественники, «на худой конец», работал в сфере информационного, технического и бытового обслуживания учебного и научного процесса. Город вдохновлял неиспорченной урбанизмом цивилизацией, красотой и чистотой. Главный символ города фонтан «Лиза с гусями» на Ратушной площади, длинная и гостеприимная Веендер Штрассе, церковь Святого Иакова, и средневековый замок Бург Плессе в северном пригороде, с высоты которого открывались просторы бесконечной равнинной Германии. Всё это приводило в патриотический трепет! Я явно любил эту замечательную страну, и никогда не хотел бы променять её ни на какую другую.

Мне с детских лет был известен этот пассаж про известного пушкинского героя – Владимира Ленского:

Здесь выражено главное, чем славился Гёттинген. Свободомыслием и либеральностью, которых так не хватало не только в советской, но и в царской России великого Пушкина (парадоксальным образом это отнюдь не помешало более массовой, чем во многих других частях Германии, поддержке местными бюргерами национал-социалистов в начале 1930-х). И дальше:

Я в полной мере вкусил этот дух свободы, принял его и прочувствовал! Он насквозь пропитал душу и сердце со славянскими корнями, въелся в кровь и плоть. И жизнь без великого духа свободы, унаследованного от германских средневековых рыцарей и классической философии, а может, и пафоса Великой французской революции и социализма, стала бессмысленной и невозможной. Но человека – носителя подобных вольтерьянских вольнодумий, как и «неведомого, но милого» Ленского, воспетого «с такою чудной силой» великим Пушкиным, в российском государстве, во все времена далёком от либерального духа, мог ожидать только один конец. Сражённость «безжалостной рукой», то есть смерть. Как было сказано в незабвенном стихотворении Михаила Лермонтова. К счастью, великая историческая Родина моих родителей политически, идеологически и с точки зрения возможности там побывать в то время была ещё бесконечно и недостижимо далека.