Читать книгу Совместить несовместимое - Алекс Колабухофф - Страница 26

***

Вернуть оказалось невозможно. И если объединение Германий было естественным и необходимым, хотя и проблемным процессом, которого нельзя было избежать, потому что это был один народ13, то необходимость «евроинтеграции» в рамках ЕС именно в тех формах, в которых это происходило, была далеко не очевидна. Идея Соединённых Штатов Европы, вызревавшая в западном социально-политическом пространстве с конца XVIII века, нашедшая широкое отражение в работах Владимира Ленина и выступлениях Уинстона Черчилля, получила непосредственное практическое воплощение после Второй мировой войны. Сначала она отражала необходимость экономического сотрудничества и общего рынка между западноевропейскими странами. Но к концу XX века всё более значимыми становились политические объединительные импульсы.

В переживаниях и дискуссиях со сверстниками и приятелями отца я встретил 1990-е. Если в этот период о европейской интеграции (Европейское сообщество, Europäische Gemeinschaft, EG, Echt Gut! – «По-настоящему хорошо!») ещё говорили в абстрактно-лозунговом формате, то Маастрихтский договор двадцати восьми европейских государств, вступивший в силу в 1993 году, юридически зафиксировал создание новой сверхгосударственной структуры – Европейского союза. На фоне сверхважных для любого европейца событий даже прежний интерес немцев и других европейцев к Советскому Союзу в значительной степени отошёл на второй план. Понимая, что в России и других советских республиках тоже происходит что-то серьёзное, мы были настолько сильно вовлечены в немецкие дебаты, что на внимание к «восточному соседу» не оставалось времени и сил.

Как случилось, что на рубеже 1980—90-х годов и в Германии, и в СССР, – довольно обособленных друг от друга странах, – одновременно начали происходить настолько колоссальные, судьбоносные изменения? Распад СССР, воссоединение Германии и возникновение Европейского союза произошли, по историческим меркам, практически одновременно, символизируя, что что-то в современном мироустройстве начало коренным образом меняться. В те годы мы ещё не могли всецело осознать, что начала меняться сама Ялтинская система мироустройства – относительный, хрупко-равновесный мир после Второй мировой войны, очертания которого были сформулированы в решениях Крымской конференции союзных держав в феврале 1945-го. До этого международные отношения складывалась после Венского конгресса 1815 года, отразившего результаты наполеоновских войн. А ещё раньше решающее значение имел Вестфальский мир 1648 года, констатировавший завершение Тридцатилетней войны и ознаменовавший начало эпохи суверенных государств и международных отношений. Что в XXI веке придёт на смену развалившейся на наших глазах Ялтинско-Потсдамской системе?