Читать книгу Спецназ. Притворись моим - Алекс Коваль - Страница 4

«Нам бы только ночь простоять, да день продержаться»…

В нашем случае – две ночи.

И в первую мы нет-нет да периодически собачимся.

Она мне слово.

Я ей два.

Дальше по накатанной. Пока у обоих нелестные эпитеты не иссякнут. Только тогда на перезарядку своих боевых «саркастических» уходим. До тех пор, пока кого-нибудь из нас снова не закусит. Короче, первая ночь в поезде выходит веселой.

Еще компания молодежи за стенкой шумная едет: ржут, орут, бухают – всё по стандарту. И проводницы по коридору шастают, шурша баллонами с белой краской и мишурой, украшают вагон к приближающимся праздникам. Отвык я от такой какофонии звуков.

В итоге засыпаю только в районе трех.

А ровно в восемь утра уже открываю глаза, упершись взглядом в верхнюю полку. Выдрессированный за много лет на подъемы организм не разделяет отпуск и трудовые будни. Ему по херу, что мы еще можем спать и спать. Ничего не могу с этим поделать.

Потягиваюсь, растираю ладонями лицо. Я едва помещаюсь на короткой кровати. Поворачиваю голову. В утреннем полумраке разглядываю спящую Агапову. Хорошенькая, растрёпанная. Ладошки под щеку подложила. Губы едва заметно улыбаются. Темные длинные реснички подрагивают.

Хмыкаю.

Ну прямо ангел во плоти!

Что ж у тебя характер-то такой… непримиримый? Нормальная же девчонка. Если по факту. Без напыления.

Следующий час гоняю по черепушке мысли, как бильярдный шар по столу, и ворочаюсь, пытаясь или заснуть, или хотя бы найти сносное положение для своего тела, чтобы оно перестало затекать. Всеми силами стараюсь не будить «лихо».

В начале десятого сдаюсь.

Поднимаюсь. Мышью вытаскиваю из сумки полотенце, хватаю щетку, пасту и гребу в уборную. Тут приходится отстоять очередь из трех человек. И это была бы скука смертная, если бы прямо за мной не встала симпатичная студентка филфака. Четвертый курс, ноги от ушей, взгляд откровенно заигрывающий и инициативность – всё, как я люблю.

За легким флиртом и непринужденной болтовней полчаса в очереди пролетают как пять минут. Бонусом – номерок телефона, по которому я, вероятней всего, никогда не позвоню. И вот я, умытый, довольный, подпитавшийся женской энергетикой, – возвращаюсь в купе.

Принцесса Ириска дрыхнет без задних ног. Ей не мешает ни легкий шум железной дороги, ни болтовня в коридоре, ни яркий солнечный свет. Спит так крепко и сладко, что аж завидно становится.

Так дело не пойдет!

Я не сплю, и ты не спишь, принцесса.

Выдергиваю из тонкой первой подушки торчащее перышко и присаживаюсь на корточки рядом с девчонкой. По губам ползет гаденькая улыбка. Никитка, тридцать пять годиков. Заношу перо над лицом Агаповой и легонько щекочу кончик носика.

Морщится.

Прохожусь по линии подбородка.

Отмахивается.

Я отдергиваю руку, едва не попав под удар. Выжидаю пару секунд.

Моя попутчица снова затихает, продолжая посапывать.

Касаюсь кончиком перышка ее приоткрытых губ. Очерчиваю полноватую нижнюю и V-образный уголок верхней. Щекочу ямочки на щеках и спускаюсь ниже. Касаюсь шеи.

Дыхание принцессы учащается.

Мое, что странно, тоже.

Она поджимает губы.

А я залипаю на них взглядом. Всё-таки, если исключить все вводные, страшно хочется их засосать. По-взрослому, крепко, с полной самоотдачей. Чтобы дыхание перехватило и легкие сжались без воздуха!

Неосознанно поддаюсь вперед, возможно, чуть больше, чем нужно, нависая над Агаповой. И именно в этот момент эта коза распахивает свои ясные, как небо за окном, глаза. Распахивает и… испуганно дергает головой, врезая мне лбом по носу.

– …лять, Агапова, опять! – выругиваюсь я. – М-м, – оседаю задницей на пол. – Ты че творишь-то, буйная? – ругаюсь, ощупывая нос.

Целый вроде.

Тогда что это был за хруст?

По ходу, мое достоинство треснуло к чертовой матери.

– А ты че лезешь к моему лицу своей мордой? – шипит коза, выпутываясь из одеяла.

– Разбудить тебя хотел, че! – ворчу, поднимаясь на ноги.

– Каким это образом?

– Ну точно не как принц спящую красавицу. Я не принц, да и ты…

– Еще одно слово, Сотников, и клянусь, я тебе врежу! – воинственно тычет пальцем в мою грудь. Волосы в беспорядке, щеки румяные, глаза бешеные. Не девушка – фурия.

– Уже врезала. С добрым утром.

– Рядом с тобой утро добрым быть не может.

– Это смотря в каких обстоятельствах мы вместе проснемся.

– Ой, цыц! – изображает знак «заткнись» Агапова. – Две минуты тебя вижу, а голова уже раскалывается! – отворачивается, заправляя постель. – Лучше дай зарядку для телефона, – бросает как бы мимоходом.

– А обещание жениться тебе не дать?

Она зубы стискивает и рычит в мою сторону.

Я выдергиваю провод из розетки со своей стороны и кидаю на ее кровать.

– В качестве спасибо подойдут пирожки. Я с капустой, если что, люблю. Два.

Ира строит гримасу, сгребает вещи и топает умываться.

Хмыкаю, провожая ее задницу в черных леггинсах взглядом.

Вот вам и доброе утро.

Завтракать моя богатая попутчица чешет опять в вагон-ресторан. А я в купе, по-старинке: вонючая лапша быстрого приготовления, черный чай в граненом стакане и молочное печенье со вкусом прямиком из СССР.

После снова утыкаемся каждый в свой гаджет. Я продолжаю залипать на посредственном детективе. Агапова, усердно кусая губы, что-то печатает в своем телефоне. Я лишь слышу «клацанье» виртуальных кнопок и ее невнятный бубнеж себе под нос.

Реально объявление она там, что ли, фигачит?

Баба без тормозов!

Время от времени перекидываюсь сообщениями со своими друзьями. Читаю и пишу, как только сеть «пробивается». Глеб сегодня развел в нашем чатике на троих стенания по поводу того, что Аврора его вечером в театр тащит. На оперу. Потому что батя ее – генерал Виленский – оперу любит. А перед батей будущему зятю надо выслужиться. Раш в печали – его девушка Анита ему снова пинка под зад дала. Потому что «ты никогда меня не слушаешь» и «мог бы хоть раз проявить уважение к моему мнению».

Я читаю и веселюсь.

Я – один. Я – свободен и счастлив. Никто не ебет мне мозги, не выдвигает своих условий и не покушается на мой покой. Мне комфортно самому с собой.

Нет, разумеется, когда-то – лет семь назад, если быть точнее – я тоже мечтал о семье. Дом – полная чаша. Жена – надежный тыл. Дети – папина и мамина гордость. Но не случилось. Не срослось. Отголоски боли от предательства бывшей до сих пор периодически докатываются и накрывают. И абсолютно каждый раз ты подсознательно снова ждешь ножа в спину. Ждешь, что в любой момент любого дня ты вернешься из командировки на день раньше и увидишь, как твой товарищ трахает твою невесту в твоей кровати. Как в тупом анекдоте, честное слово. Неприятно.

Чего ей не хватало тогда? До сих пор не пойму. Я ведь любил. До отупения просто!

И шут его знает, сколько раз за эти семь лет я снова пытался с кем-нибудь сойтись. Голову потерять, проникнуться, увязнуть настолько, чтобы дышать без нее было невозможно. Чтобы кости ломало и душу рвало – потому что к ней надо. Чтобы каждого звонка и сообщения ждал – как весточку с фронта. Не получается у меня так больше. Перегорел, перерос, переболел. А может, сломала, кто знает? И если еще лет в тридцать мне хотелось эмоций, страсти и свою под боком, рядышком, то теперь я остыл ко всему семейному и общему. Теперь мне ближе к душе «свое»: своя кровать, своя квартира, свое личное пространство и свое время, которое не надо ни с кем делить. Матери моей, конечно, такой расклад не нравится. Она все еще ждет внуков. Но против себя не попрешь.

– Ты сейчас будешь ржать, – слышу бурчание и выныриваю из своих мыслей.

Оглядываюсь на «соседку», стопнув сериал.

– Ты это мне? Мы снова разговариваем? Вау.

– Не будь придурком, Сотников! Ты можешь мне помочь?

– Я уже сказал, что на роль жениха не гожусь…

– Да я не про это! – фыркает, усаживаясь перед столом по-турецки. – Глянь, а? – просит, пододвигая ко мне свой телефон. – Насколько адекватно звучит по шкале от одного до десяти?

Заинтригованный, занимаю сидячее положение и откладываю планшет, хватая гаджет девчонки. Пробегаю глазами по заметке. Прячу смех за кашлем в кулак. Декламирую с интонацией:

– «Срочно требуется жених! Возраст от двадцати до тридцати лет»… Вау, я даже по возрасту не подхожу. Лестно. «Парень без вредных привычек и приятной наружности»… Ты бы еще написала «желательно не урод», Агапова. «Обязательно наличие чувства юмора и интеллекта»… А последнее тебе зачем? Главное, чтобы батины шутки понимал, а не цитировал Шекспира. «Приветствуются актерские навыки. Оплата договорная. Работа без интима»… – на последнем срываюсь и начинаю хохотать.

Ира психует и выхватывает из моих пальцев свой телефон:

– Никакого сочувствия к чужому горю. Я поняла, Сотников. Хотя чего я ожидала от солдафона.

– А чему мне сочувствовать? Тому, что ты по-крупному завралась перед предками и теперь барахтаешься, не зная, как выпутаться?

– Можно подумать, ты никогда родителям не врал!

– Нет.

– Ой, нимб не натирает?

– Нет. И я серьезно. Я вообще ко всякому виду вранья отношусь остро негативно.

– Даже к тому, что во благо? – с вызовом.

– Все это херня – ваша ложь во благо. По итогу одной из сторон обязательно будет больно. Поэтому ты с этими играми заканчивай и признайся предкам, что нет никакого жениха. Мой тебе братский совет. Тем более ты еще совсем соплячка, Ириска. Молоко, вон, еще на губах не обсохло.

– Эй! Вот только не вздумай разговаривать со мной как с ребенком! Я взрослая девушка. Никаких уничижительных сюсюканий. Понял?

– Посюсюкаешь с тобой. Я к тому, что у тебя вся жизнь впереди. Для себя сначала поживи, взрослая девушка. Не обязательно в двадцать выскакивать замуж.

– Аха. Ты это матери моей объясни. У нее то Ленкины, то Инкины, то Валькины, то еще бог знает каких подружек дочери: «женихов себе находят богатых и перспективных», – ломает голос Агапова. – И она каждый раз звонит мне и начинает вот с этой «мамской претензией» выговаривать. Да заворачивает так, будто я хуже всех их! А я терпеть не могу, когда меня недооценивают! – распаляется девушка.

Я смотрю на нее и улыбаюсь. Весь пафосный лоск с принцессы слетел. Передо мной сейчас сидит простая, живая девчонка со своими очаровательными тараканами. И такая Ира мне нравится в разы больше. Такой, вероятно, ее видят все – девушка моего друга и мой двоюродный братец, друзья по универу и еще куча людей, которых Агапова умеет к себе расположить. Со мной вот только маску носит. Всегда.

– Чего? – фыркает она.

– Ничего, – качаю я головой.

– Так что с объявлением? Совсем ужасно?

– Если хочешь зацепить какого-нибудь маньяка, то в самый раз. В целом, не советую.

Ира откидывается затылком назад, упираясь в стену.

– Это фиаско, братан, – выдыхает.

Я посмеиваюсь и возвращаюсь к своему сериалу.

Нет, пособничать ей в этом «деле» я не буду.

Мои принципы железобетонные.

В три часа дня наш поезд делает очередную короткую остановку. Небольшой пригородный вокзал, состоящий только из одноэтажного здания, комнаты ожидания и перрона. Местность – глушь пропащая. Вокруг только снег, тайга и парочка населенных пунктов в паре километров от ж/д.

– Сколько мы тут стоим? – спрашивает Ира, высовывая нос в коридор.

– Стоянка десять минут, – голосом проводницы.

– А вы не в курсе, здесь есть поблизости магазин?

– Вряд ли, но на перроне иногда местные торгуют домашними соленьями и выпечкой.

– И пирожки у них есть? С капустой?

– Есть. Думаю, и с капустой тоже.

Мысленно улыбаюсь, физически не подаю виду.

Принцесса ныряет обратно в купе и сдергивает с крючка свою куртку. Переобувается в зимние ботинки и хватает в руки телефон.

– Куда собралась? – Мажу по ней взглядом исподлобья.

– Напомни, с каких это пор я должна тебе отчитываться? – задумчиво щурится. – М-м, кажется, ни с каких.

– Остановка короткая. Опоздаешь на поезд, тебя сожрут волки.

– Ха-ха. Боюсь-боюсь! Я ушла.

Я снова утыкаюсь взглядом в экран и стараюсь абстрагироваться. Напоминаю себе, что мне до звезды: куда она пошла, как надолго, когда вернется и вернется ли вообще. Пле-вать!

Должно быть.

Но так не получается. Внутри зудит дерьмовое предчувствие. Райончик ведь реально дикий. Отморозков тут выше крыши. А принцесса проблемная. Вляпаться в неприятность ей – как нехер делать.

Проклиная Агапову за ее активность, поднимаю свою задницу с места и хватаю свою парку. Запрыгиваю в зимние берцы, засовываю телефон в карман и тоже выхожу из вагона на перрон.

Просто покурить.

А не чтобы за ней проследить.

Делать мне больше нехер, кроме как задницу ее караулить!

Стреляю у прохожего сигарету. Мне подкуривают. Затягиваюсь. Оглядываюсь. «Интерьер», как и везде в глубинке, – обшарпанные стены, покоцанные лавочки, разрисованные мамкиными художниками столбы. Людей здесь немного: выходят единицы и садятся столько же. Иру найти проблем не составляет. Вон она, стоит у какой-то бабки в ватном тулупе. Пирожки покупает. Надеюсь, не с «котиками».

Всё с ней нормально. Далеко не ушлепала.

Выпускаю струю дыма в морозный воздух.

Снова обхватываю сигарету губами.

Едва успокаиваю своего тревожного внутреннего зверя, как случается подспудно ожидаемая мною херня.

К Агаповой со спины подбегает какой-то мелкий шкет, и в тот момент, когда она достает из своего розового кошелька бумажную купюру, сопляк этот кошелек у нее подрезает. Выхватывает и тикает со всех ног, петляя между прохожих.

– Эй!!! А ну отдай! Держите его!

С воплями и пакетом пирожков бросается в погоню Ира.

Я матюкаюсь. Бросаю сигарету, тушу ботинком, и двигаю в том направлении, куда умчались эти двое. Залетаю в здание вокзала. В последний момент улавливаю мелькнувшую голубую куртку девчонки. Бегу за ней. Не рассчитав свои габариты, чуть не сношу с ног мужика. Пинаю чью-то сумку. Бросаю извинения и влетаю плечом в двери центрального входа.

Вываливаюсь на улицу. Едва успеваю затормозить, по касательной все-таки влетая грудью в спину Агаповой. Она, потеряв равновесие, охает и летит вперед. Я хватаю ее за капюшон, удерживая в вертикальном положении.

– Убежал! – впивается пальцами в волосы и с отчаянием оглядывается по сторонам Ира. – Я не видела, куда… С моим кошельком! А там деньги, карты, там… всё, Никит!

– Твою мать, Ириска. Ты без приключений вообще никак?!

– Да чего я-то?! Это он! Схватил!

Осматриваюсь. Мелкого воришку нигде не видно. И шансов найти его «по-быстрому» никаких. Он местный. Стреляный воробей – знает здесь все входы и выходы. Наверняка уже где-то затихарился. Дело – труба. Перспектив никаких.

– Пошли, – хватаю девчонку под локоть.

– Куда? – упирается, пятками тормозя. – А кошелек! Не пойду!

– Налички там много было?

– Н-нет, тысячи две, но…

– Бабки не вернешь – смирись. Карты сейчас же заблокируешь – ничего страшного. Кошелек новый купишь – не проблема. А вот если мы на поезд опоздаем – кабзда тебе, Агапова. Сам лично постараюсь! Поэтому давай, шагаем в темпе! – буквально волоку девчонку за собой, заталкивая в двери вокзала.

– Да ну как?! – возмущается, все еще крутя головой по сторонам. – Так же нельзя, блин! Он что, останется безнаказанным?!

Законом – останется. Карма хлопнет.

– Да пусти ты меня, Сотников, хватит меня тащить! – вырывается.

– В следующий раз будешь меньше клювом щелкать, – ослабляю хватку.

– Надо заявление написать!

– Кому? Завхозу или, вон, кассиру?

– Здесь должен быть участковый! Или пункт охраны!

– Агапова, ради всего святого, двигай ногами, а то мы сейчас реально ос… – осекаюсь на полуслове.

– Никуда я не…

– Цыц! – шикаю. – Ты это слышишь? Это что…

Прислушиваемся и переглядываемся.

– Поезд, черт! – вопит Ира.

– Бегом, блять! – гаркаю я.

Срываемся с места и на всех парах несемся в сторону перрона. Заплутав, врезаемся в закрытую дверь. Чуть не вышибаем своими локтями стекло. Оно трещит. Ныряем в соседний проход. Выбегаем на улицу.

– Черт, черт, черт!

Состав набрал ход, и всё, что мы успеваем уловить, – это хвост последнего вагона.

Наш поезд ушел.