Читать книгу Спецназ. Притворись моим - Алекс Коваль - Страница 7
Глава 7
ОглавлениеНу и черт с тобой, Сотников!
Я топаю по заснеженной тропинке, которую и тропинкой-то назвать сложно – так, направление, угадываемое среди сугробов. Злость кипит во мне, как вода в перегретом чайнике, и почти не дает замерзнуть.
Идиот! Самовлюбленный, напыщенный петух! Бросить меня тут одну!
«Нарвешься на неприятности – не ной».
Да я?! Да я сейчас эту бабу Нюру найду быстрее, чем он до своего вокзала доковыляет! И договорюсь с ее внуком! И уеду! А этот мужлан пусть сидит в комнате отдыха, пялится на стену и ждет поезда до завтрашнего утра. Один!
Я так распаляюсь в своем внутреннем монологе, что почти не замечаю, как поселок… заканчивается. Нет, дома-то продолжаются, но вот фонари – нет. Улица погружается в густой декабрьский сумрак. Снег, кажется, повалил еще сильнее, заглушая вообще все звуки.
Тишина.
Такая, что в ушах звенит.
Я останавливаюсь, пытаясь отдышаться. Щеки горят, а вот кончики пальцев на руках и ногах уже предательски немеют.
Так, где эта вторая улица? И где седьмой зеленый дом?
Я кручу головой. Вокруг – абсолютно одинаковые темные избы, утонувшие в сугробах. Из труб вьется дымок – единственный признак жизни. За одним из заборов надрывно, жутко лает собака. Ей тут же вторит другая, откуда-то с другого конца деревни.
У-у-ух.
Я вздрагиваю, когда совсем рядом раздается уханье совы. Прямо как в фильмах ужасов.
Так, Агапова, соберись. Ты взрослая, смелая девушка. Какая-то темная деревня тебя не напугает.
– Эй! Есть кто живой? – кричу я в пустоту, но голос тонет в снежной вате.
Супер. Просто супер.
Я бреду дальше, наугад сворачивая в проулок, который кажется мне «второй улицей». Ноги вязнут в снегу. Каждый шаг дается с трудом. Я уже сто раз прокляла свою гордость, этого Сотникова, мелкого воришку, маму с ее «женихом» и весь этот чертов юбилей.
Ну почему я такая… такая я?!
Злость – отличный мотиватор, но плохой аккумулятор. Она садится быстро. И вот я уже не злая, а замерзшая и напуганная. Иду по темной, незнакомой улице, где из освещения – только тусклый свет из редких окон. Собаки, кажется, уже целым хором выступают.
«От тебя одни проблемы, Агапова».
Голос Сотникова в голове звучит так отчетливо, что я невольно оглядываюсь.
Никого. Только снег и тени от голых деревьев, похожие на костлявые руки.
Бр-р-р.
Так, ладно. Искать дом наугад – гиблое дело. Придется стучаться в первый попавшийся и спрашивать. Выбираю дом, который выглядит наиболее… жилым. С яркими огоньками гирлянды на окне.
Только я делаю шаг к калитке, как из темноты переулка, откуда я только что вышла, раздаются голоса. Мужские. И смех. Такой… нехороший.
Я замираю.
Ну вот, приехали. Мои приключения решили обновиться до версии «хоррор».
Я отступаю в тень большого сугроба у забора, инстинктивно пытаясь слиться с ним. Сердце ухает где-то в районе горла.
На «улицу» вываливаются трое. Фигуры крупные, в распахнутых куртках, несмотря на мороз. От них за версту несет перегаром и дешевым табаком.
– …Я те говорю, он козел! – басит один.
– Да ладно, Сань, че ты. Нормально ж сидели… – вторит ему другой.
– Нормально?! Он мне сотку был должен!
Они останавливаются прямо под единственным тусклым фонарем, метрах в десяти от меня. И один из них, самый крупный, поворачивает голову в мою сторону.
Я перестаю дышать.
Только не заметь. Только не заметь. Пожалуйста, только не заметь.
– Опаньки, – тянет парень, мерзко ухмыляясь. – А это у нас кто тут в сугробе прячется? Снегурочка?
Черт. Заметил.
– Эй, красавица, заблудилась? – он делает шаг ко мне. Его дружки тут же оживляются, поворачиваясь в мою сторону.
Так, Ира. Без паники. Главное – не показывать страх. Будь дерзкой!
Я выпрямляюсь и выхожу из тени, отряхивая с варежек снег. Стараюсь, чтобы голос не дрожал.
– Ищу дом номер семь. Зеленый. Бабу Нюру. Не подскажете?
– Бабу Нюру? – хмыкает первый, подходя ближе. – Конечно, подскажем. Мы тебе, милашка, всё подскажем. И проводим. Нам как раз по пути.
Второй, пониже ростом, но шире в плечах, обходит меня сбоку.
– А что такая куколка тут одна делает в такой час? А? Жениха ищешь?
Господи, да что вы все сговорились с этим женихом?!
– Ищу, – ядовито улыбаюсь я, отступая на шаг назад и упираясь спиной в чей-то забор. – Но, боюсь, вы кастинг не пройдете. Требования высокие, знаете ли. Интеллект, манеры…
Они мерзко ржут.
– О, какая дерзкая! – восхищается первый. – Люблю таких. А мы и без кастинга можем. Давай, Сань, бери ее. Пошли к нам в баньку, погреешься. У нас там весело.
Этот Саня тянет ко мне свою лапу в перчатке.
Вот теперь мне становится по-настоящему страшно. Паника ледяными иглами впивается в горло. Я оглядываюсь – бежать некуда. Сугробы по пояс.
– Руки убрал! – шиплю я, пытаясь оттолкнуть его.
– Цыц! – он хватает меня за запястье. Крепко. – Не дергайся, куколка. Мы ж по-хорошему.
«Никита! Сова! Мама! Да хоть кто-нибудь!» – мысленно воплю я.
И в этот момент, будто в ответ на мой беззвучный зов, из темноты раздается абсолютно спокойный, ровный, до зевоты скучающий голос:
– Кастинг на женихов закрыт. А вот на получение по щам – как раз открыт. Записываться будете?
Сотников! Боже, как же вовремя!
Я не знаю, плакать мне от облегчения или от унижения. Он все-таки пошел за мной!
Троица резко оборачивается.
– А ты еще кто? – быкует Саня, но хватку не ослабляет.
Никита медленно выходит в круг тусклого света. Руки в карманах парки. Капюшон откинут. Он даже не смотрит на меня. Весь его взгляд – тяжелый, как свинцовая плита – прикован к руке, сжимающей мое запястье.
– Папик ее, что ли? – пытается острить второй. – Вали отсюда, дед, пока…
Я не успеваю моргнуть, как Сотников выдергивает меня из хватки «Сани» и отшвыривает себе за спину. Одновременно с этим он делает короткое движение локтем – второй, тот, что был шире в плечах, крякает и складывается пополам. Саня рычит и лезет на него с кулаками. Никита просто ловит его куртку, разворачивает и с какой-то ленивой грацией запускает того головой вперед в самый глубокий сугроб у забора.
Третий, самый молчаливый, который до этого стоял чуть поодаль, просто застывает с открытым ртом.
Никита отряхивает руки, хотя он даже не испачкался. Поворачивается к застывшему.
– Потерялся? – участливо спрашивает он.
– Я… эт… мы… мужик, мы ж…
– Сам свалишь? – так же спокойно интересуется Сота. – Или помочь?
Это действует на парня магически. Он бросается к сугробу, выдергивает оттуда барахтающегося «Саню», подхватывает второго, который все еще пытается отдышаться, и они втроем, спотыкаясь и матерясь, исчезают в темноте переулка.
На улице снова воцаряется тишина. Только ветер свистит да мое сердце колотится о ребра как сумасшедшее. Ноги ватные. Руки трясутся.
Никита стоит и смотрит на меня. Не насмешливо. Не зло. А как-то… устало. Будто я – его персональный крест, который ему приходится нести.
– Ну что, Агапова? – наконец произносит он.
– Что? – голос предательски срывается.
– Нашла бабу Нюру?
Я смотрю на него. Страх еще не отпустил. Меня мелко колотит. Я сглатываю, пытаясь унять дрожь. Хочется съязвить, что, мол, сама бы справилась, или накричать, какого черта он шпионил, но слова застревают в горле. Никита ведь… спас меня. Опять.
– Спасибо, – шепчу я, опуская глаза. Слово дается с трудом, царапает горло.
Он смотрит на меня секунду, потом тяжело вздыхает.
– Пожалуйста.
Мы стоим так, наверное, целую вечность. Он смотрит на меня, я – на свои варежки. Воздух между нами потрескивает от невысказанных слов.
– Так и будем тут стоять? – наконец прерывает молчание Никита.
– Я… я не знаю, куда идти, – честно признаюсь я, чувствуя себя полной идиоткой.
– Естественно. Зато одна. Смелая. – Сота фыркает. – Пошли уже, искательница приключений.
Сотников разворачивается и, не дожидаясь меня, широким шагом направляется в ту сторону, куда убежали те трое.
Вот же…
Я едва поспеваю за ним, проваливаясь в снег по щиколотку там, где он, кажется, проходит, не замечая.
Мы молча идем по темной улице. Я шмыгаю носом, пытаясь унять остатки дрожи – то ли от холода, то ли от пережитого.
– Шевелись, Агапова. – Никита резко останавливается, так что я чуть не врезаюсь в его широкую спину, и поворачивается ко мне. – Найдем твою бабку и будем решать вопрос с ночлегом. И учти, – его голос становится жестким, – я с тобой нянчусь только до Челябинска. Как только окажемся в городе – ты идешь своей дорогой, я – своей. Усекла?
Нянчусь. Ну конечно.
– Да поняла я, поняла! – бурчу я. – Будто я сама горю желанием с тобой таскаться! Мне бы только до папы добраться.
Сотников хмыкает. Ему, похоже, доставляет истинное удовольствие моя беспомощность.
– Тогда хотя бы не отставай, – бросает он через плечо и, не дожидаясь ответа, сворачивает в очередной темный проулок.
Я пыхчу, стараясь не отставать. «Нянчусь». Какое слово подобрал, а? Будто я котенок бездомный. Хотя, по факту, сейчас я примерно так себя и чувствую. Но признавать это до тошноты противно.
Идем уже, кажется, целую вечность. Я уже не чувствую пальцев ног, да и носа, кажется, тоже.
– Долго еще? – скулю я, когда мы проходим мимо очередного покосившегося забора.
– Уже пришли.
Мужчина останавливается. Я едва не врезаюсь в него снова.
Передо мной – аккуратный, крепкий домик, выкрашенный в ярко-зеленый, почти изумрудный цвет, который дико смотрится посреди сугробов. В окнах горит теплый желтый свет, а из трубы валит густой дым.
– Ну? – Сотников кивает на калитку. – Идешь? Или мне тебя на руках занести, принцесса?
– Обойдусь! – фыркаю я и решительно толкаю калитку.
Скрип ржавых петель разносится по всей улице.
Я иду по узкой, расчищенной тропинке к крыльцу. Сотников следует за мной, как тень. Огромная, раздражающая, но почему-то успокаивающая тень.
Стучу в массивную деревянную дверь. За ней слышится шарканье.
– Кого там нелегкая принесла? – раздается скрипучий, но бодрый голос, потом щелкает засов.