Читать книгу Nahuhol американца. Приключения Майкла в России - Алекс Май - Страница 2

Одноклассник Гена

Оглавление

Мне снилось что-то очень важное, но сон прервал нервный звонок. Межгород? В такую рань, будь он неладен! Дотянулся до тумбочки, взял трубку.

– Здорово, дружище! – задорно прокричал в трубку какой-то мужик.

– Здорово, – сонным голосом ответил я. – Ты кто? Зачем орешь?

– Я вот возьму и обижусь, – почти шепотом, но так, чтобы я расслышал, произнес он.

Пауза.

Треск, щелчки… Помехи.

Обиделся? Сам дурак! Представляться надо. Сказать: я – такой-то, звоню по важному вопросу. И главное – прощения попросить за беспокойство. Не знаю как вы, но мне следует ой как постараться, чтобы не разозлиться на мудака, у которого в семь утра голос является фонетическим воплощением оптимизма и идиотизма одновременно.

– Саня, это я… блин… Гена, из Нью-Йорка. Недавно важное письмо тебе отправил, а ответа до сих пор не получил, – уже более смиренным тоном сказал мужик.

Блин… Гена… Хм. Из Нью-Йорка? Дурдом какой-то… Письмо? Не получал. А может, удалил случайно. Не исключаю, впрочем, что мог и умышленно удалить. Только вот какая разница, если не помню?

– Дьявол! – снова заорал он так, что я поморщился и даже зажмурился. – Мы с тобой вместе в одной школе учились. Хулиганили вместе! Стекла из рогаток расстреливали. За девками бегали. Помнишь?! Как…

Он, вероятно, хотел напомнить о чем-то еще. О каком-то важном в его судьбе событии, но я быстренько и корректно перебил:

– Нет, ты, действительно идиот! В Нью-Йорке? Ну, ты дал, чувак! Не ври. Можешь не верить, но я никогда не учился в Нью-Йорке. А за девками совсем в другом месте бегал. И стекла не расстреливал…

– Я Гена… Не помнишь, да? Эх…

Настойчивость незнакомца меня смутила. Вот, думаю, какой настырный телефонный хулиган. Из Нью-Йорка он… Гена из Нью-Йорка, это вроде как Никифор или Федор из Аклахомы. Никуда, короче, не годится. Но мои извилины уже просыпались, шевелились, потягивались… В «оперативной», кратковременной памяти Гены не нашлось. Быстро порылся в «архивах».

Черт побери! Бывает же такое! Вспомнил…

– А! Привет, Гена… Очень-очень-очень рад тебя слышать. Не поверишь, но сильно скучаю, мой верный школьный товарищ. Не кричи только, пожалуйста. Как Нью-Йорк? У вас там все нормально? Только, пожалуйста, говори правду, какой бы страшной она не была. Все переживу. Да не молчи же!

– Делаешь вид, что тебе интересно, как Нью-Йорк? Да, люди не меняются, – пробурчал Гена и вздохнул как умирающий слон: тяжело и протяжно.


Было дело – случайно нашлись в сети, стали общаться, но постепенно Гена начал раздражать. Я искренне пытался справиться со своим несправедливым по отношению к давнему другу чувством. Признаюсь – в этой борьбе я честно проиграл. Да-да, вначале запоем ностальгировали, расковыривая болячки памяти, но когда прямо на глазах мой ящик разбух от писем, с бесконечными – как на порносайте галереями прикрепленных фотографий, а почтовую программу заглючило… Что-то во мне зарычало!

Вот так: «Ррррыы!!!»

Я, конечно, с ленивым сочувствием смотрел на разжиревшего и полысевшего Гену, обмотавшего красную шею массивными золотыми цепями. Во, думал я, что эмиграция с людьми делает. Превращает в этаких синьоров-помидоров. На его жену, на его детей, и даже на его собаку с испуганными глазами я тоже смотрел. Но вот на его плешивого шефа мне смотреть не хотелось. Имею, кстати, право! А представьте многочисленных Гениных родственников с вампирскими очами? Все эти тети-дяди-племянники? Они-то мне на кой ляд сдались? Да еще с таким ярко-выраженным эффектом «красных глаз». Он что? Думает, что я страдаю особо извращенной формой чудовищного вуайеризма? Напрасно… В этом смысле я образец здоровья. Хотя, подозреваю, что теоретически смогу, при случае, заглянуть украдкой под женское платье или юбку, но не очень хорошо представляю, как это выглядело бы на практике. То есть шансы такого происшествия – нулевые.

А еще я не мог понять – зачем Гена так много и нудно пишет про корпоративные вечеринки, поездки на пикники, и совсем неинтересные мне налоговые хлопоты. В результате все эти тривиальные, малюсенькие, как голодные клопы события не вызвали ожидаемых Геной ответных эмоций. Пару раз я отреагировал нейтральным «Нормально!» Один раз решил сделать ему приятно, и написал: «Круто!» Но чаще всего я ограничивался ехидными смайлами. Вот если б он поведал о чем-нибудь действительно интересном и захватывающем, в традиционном жанре кровавого вестерна… О том, как все дружно проблевались, нажравшись халявного виски, или о том, как кому-нибудь жестоко набили морду на тех же вечеринках. Но письма Гены, несмотря на засылаемые мной межстрочные намеки неизменно походили на пыльные бухгалтерские отчеты. Он щедро нашпиговывал их цифрами. В какой-то момент я сообразил, что ему нужен просто зритель, который следил бы за его жизнью, восхищался, и аплодировал. Не сомневаюсь – у него развился типичный комплекс эмигранта. В том смысле, что уехал, обустроился там, и вроде нормально все, а с другой стороны так себе картинка: страна чужая, люди чужие, жратва непривычно-гадко-противная. И вот он хотел удостовериться с моей помощью, что не ошибся, сваливая за бугор… Получается, что он похвалы ожидал. Хех! Мне, блин, делать больше нечего? У меня тут что? Кабинет психологической помощи человеку, про которого и думать-то позабыл?

Щас!

Возникла неловкая ситуация – и послать неловко, и общаться не хочется. Редко, под настроение, писал на автомате всякую ерунду в его же стиле:

«Вчера разродилась наша морская свинка. Роды были чрезвычайно тяжелыми, почти мучительными. В три часа ночи срочно отвезли свинку в госпиталь. Врач несколько часов отчаянно боролся за жизнь матери и ее детей».

Не поверите, но Гена потом несколько раз заботливо интересовался здоровьем свинки. Я, конечно, не выдержал и написал:

«Гена! У нее здоровье, как у беговой лошади. Поверь, друг, не стоит так переживать. Спи спокойно, и не думай злоупотреблять прозаком на нервной почве. Даже если она сдохнет, пережрав сухого корма, моркови и капусты, то ничего страшного в мире не произойдет. Похороним апатичную скотинку со всеми почестями».

И тогда мой бывший одноклассник, запоздало почуяв неприкрытый шипастый сарказм, обиделся. Наконец-то он сообразил, что развлекать его никто не собирается.

Такова предыстория!


И вот он позвонил. Я дал номер по его просьбе еще в самом начале переписки. И он прислал мне номер, да не один, а целых пять! Вот на хрена человеку пять телефонных номеров? А? Мне от двух-то порой хочется напроситься в компанию к Федору Конюхову, чтобы дать деру на яхте по тропическим морям. Впрочем, я чуть не клятвенно пообещал Гене «выйти на него», если, конечно, окажусь проездом в Нью-Йорке. А что? Ведь всякое дерьмо в жизни случается… Возьму и окажусь-напьюсь-останусь-без-копейки-очнусь-в-районе-излучающего-темную-опасность-Гарлема… Согласитесь: страшно станет. И тут – опля! О, эврика! Случайно найдется измятая, испачканная в странствиях спасительная бумажка с Гениными номерами. Я, затравленно озираясь, сутулясь, дрожащими от холода руками опущу в щель таксофона «четвертак». И через три минуты, ангелом-хранителем примчится на лакированном лимузине Гена. Я влезу в машину, чихающий, промокший до трусов под осенним дождем. Скажу:

– Спасибо, товарищ! Моя жизнь была в твоих руках…

(Тьфу! Придет же в голову такое…)

Короче, он даст мне сколько-то баксов, чтобы хватило на дорогу до… Да какая разница! Хоть до Тихуаны! Он ведь друг!


А Гена продолжает, важным отточенным тоном делового человека, да еще и акцент английский зачем-то пытается подделать:

– Па-а-анимаешь, Саня, у меня есть друг, хороший человек, я ему очень многим обязан. Его зовут Майкл Белл.

– И что дальше?

– Он ученый, начинающий, правда… Историк. Год назад был в Москве…

– Что ему нужно? – холодно, как ножом на морозе, резанул я. – Ни хрена не па-а-анимаю… Говори прямо. Только постарайся без биографической растушевки композиции.

– Да погоди ты. Не спеши. Куда так торопишься?

– Грядки поливать. На дачу… У меня отпуск. Дорожу каждой секундой.

– А где твоя дача?

– Ха-ха-ха! Как где? Там, где и положено, Гена, в деревне. Ты короче можешь?

– Саня, пусть он к вам в гости приедет? Ненадолго? Покатаешь его по провинции, культурную программу подготовишь.

Я помедлил с ответом. Задумался.

– Не… Мне лень. Еще чего! Культурную программу… Нет. Я в заслуженном отпуске. Пускай твой френд в фирму обратится. Па-а-нимаешь?

– Фирма ему не подходит. Там крайности – либо Кремль с Эрмитажем, либо – мордобой с баней. Саня, он обещает хорошо заплатить. В пределах разумного, конечно.

Вот странно, да? Странно потому, что «хорошо» почему-то никогда не вписывается в пределы «разумного», как ни пытайся. (Это касается не только денег.)

В голосе Гены мерзкими глистами заскользили неприятные просительные интонации:

– Сань, пож-а-а-а-л-у-й-с-т-а. Я уже сказал Майклу, что ты согласишься. Сань… Будь другом…

Какая же дешевка, подумал я, а сам сказал:

– Гена, у нас тут неподалеку военный полигон расположен, почти секретный. Вдруг твоего друга органы повяжут? Как шпиона? Пытать станут… электричеством! Как-то бессовестно ты обещания раздаешь, да еще от чужого имени.

– Нет, не повяжут, – неоправданно уверенно, на мой взгляд, ответил Гена. – У него все бумаги будут в порядке. Он тихий мирный ученый… Ты там прайсик составь. Подсчитай реальные расходы, и умножь на два. А потом письмом мне кинь. Ок?

– Ок, Гена, так и быть, уговорил. Только сразу говорю: если он республиканец, то я прайсик на три умножу. Ок?

Пришел черед задуматься Гене.

Пауза. Вздох.

– Как ты угадал? Он и вправду республиканец… Но все равно – Ок!

Попрощались. Кажется, Гена не понял моего тона, не уловил в нем изящных ироничных вкраплений. Принимать в гости американца не хотелось. Но письмо я забавы ради написал в тот же день. Во время составления «прайсика» сидел и наслаждался – от него веяло искрящимся позитивом.


– Вдыхание августовского среднерусского воздуха, насыщенного целебными ароматами полыни, душицы, чабреца, пижмы, и прочих, не менее лекарственных растений. 1 доллар за минуту.

(Подумав, заменил бакс на пятьдесят центов. Зачем? Не знаю. Все-таки бизнесмен из меня – никакой).


– Слушание настоящих старинных колоколов. На удивление чистый, не изменившийся со времен Владимира, звон, радикально отличающийся от тревожного гула новых колоколов, отлитых на деньги братвы. Днем – 30 долларов за минуту. Вечером, в незабываемых закатных лучах – 50 долларов.


– Ночь на берегу древней русской реки, возле костра. Уха, рыбалка. 300 долларов. С длинными базарами о загадочной русской душе – 500 долларов.


– Посещение бабки Ульяны, на лице которой проступила вся, без купюр, история России с 1916 года по наши дни. 500 долларов лично бабке Ульяне. Бабкин самогон, настоянный на целебных травках – 30 долларов бутылка.

(Это еще дешево! Учитывая превосходное качество продукта. Они свое виски у нас за сотку-другую продают).


– Поездка по местам боев. Посещение горки останков фашистских оккупантов, аккуратно сложенных черными копателями – 600 долларов, в основном, за риск подорваться на мине.

– Слушание журавлиного клекота, если гость приедет в конце сентября-начале октября…


На «клекоте» я не выдержал. Расхохотался, заржал, представив гримасы, которые обезобразят пухлое лицо Гены, после ознакомления с «прайсом».

В комнату вошла жена.

– Что стряслось? – спросила она. – У тебя смех подозрительный… Что-то задумал?

– Прайс составляю! – отвел я. – Для американца. Напрашивается в гости. Пустим?

– Сомневаюсь… Меня от твоих похождений с русскими друзьями лихорадит. Даже боюсь представить, что вы здесь с американцем натворите.

– Не бойся! Все будет культурно, к тому же он ученый. Историк!

– Ты всегда так говоришь… «Все будет культурно!» Этот – писатель. Этот – ученый. А этот – буддист, чуть-ли не лама с Тибета. А в итоге… Сам знаешь… Никакой культуры.

– Знаю, – виновато произнес я. – В итоге банально и некультурно напиваемся. Знаю. И даже каюсь. Вера…

– Ты всегда каешься. А в итоге…

– Снова каюсь, да?

Она покачала головой и вышла из комнаты.

Послал недописанное письмо Гене, о чем благополучно забыл на следующий день.


И вот он позвонил через две недели, в середине августа. Голос у него был таким счастливым, словно он поимел зараз, в особо извращенной форме, все налоговые органы Нью-Йорка.

– Саня! Мы оценили твой бесподобный юмор! Встречай Майкла в Шереметьево-два. Записывай рейс, время…

– Э! Гена?! – возмутился я. – Ты это серьезно? Постой… Что за шутки?

– Нет, я не шучу. Записывай… Хотя можешь и не встречать, у меня есть твой адрес, он сам доберется. Бай-бай!

Короткие гудки.

И что прикажете делать? Дурацкая ситуация. Неужели я и адрес ему посылал? Зачем? Ох, дурень!

Жена даже не удивилась, когда я ей сообщил, что скоро заявится некий Майкл. Майкл Белл. Миша-Колокольчик!

– Я как сердцем чувствовала, – сказала она. – Не к добру все это. Но ты встреть его, а то некрасиво получится…

Не к добру? Да нет, вроде обошлось без жертв… Но, черт побери, даже приезд ламы не ознаменовывался такими захватывающими, а порой и мистическими приключениями… А уж лама знает в них толк.

Но давайте я расскажу вам все по порядку. Хорошо?

Nahuhol американца. Приключения Майкла в России

Подняться наверх