Читать книгу Nahuhol американца. Приключения Майкла в России - Алекс Май - Страница 5
Поле, русское поле…
ОглавлениеПроснулся рано. Вспомнил, что на печке – республиканец Майкл. Спустился вниз. Никого! Кровать, то есть печка, заправлена аккуратно, как в армии.
Майкл сидел на крыльце.
– Доброе утро, как спалось?
– Хорошо, – ответил Майкл. – Снились болота Флориды. Тихо… Слушай!
Я прислушался. Сквозь начавший расступаться туман, из-за реки, доносился едва различимый звон колокола.
– Это он? – спросил Майкл. – Тот самый, что за 30 долларов?
– Ага, но пока можешь бесплатно наслаждаться. Бонус! Все равно тут только его и слышно. А их там много. Маленькие, средние. А этот – самый большой. А монастырь в двадцати километрах от деревни. Здорово, да?! На самом-то деле – это бесценно всё.
– Хорошо! Мы туда поедем?
– Позавтракаем и поедем. Может, утреннюю службу застанем.
В калитку заглянул еще один дачник. Я звал его Димкой-Раздолбаем за пофигистское отношение к жизни и окружающим его людям. На плече Раздолбая висел чехол с удочками.
– Привет ребята!
– Привет, Димка.
– На рыбалку пойдете?
– Нет, мы в монастырь.
– Сдаваться? – усмехнулся он.
– Ага, сейчас. – Я улыбнулся.
Димка пошел на речку, а Майкл удивился, что русский житель не удивился ему, Майклу.
– Ну, Майкл, чему же тут удивляться? Димка за границей больше времени проводит, чем в России. Он работает в Голландии, программистом. Ты нас что? За диких держишь? Я и обидеться могу.
– Прости.
– Прощаю. Пошли завтракать.
За завтраком в Майкле проснулся настоящий ученый. Я заколебался отвечать на его вопросы. Меня вообще смущает обилие вопросов по утрам. Какие могут быть вопросы, когда только проснулись?
– Саша, сколько лет существует эта деревня?
– Существует? Хрен ее знает. Но официально лет восемьсот. Она подворьем монастырским была, до революции. О! Тут монахи марихуану выращивали в огромных количествах.
Майкл заерзал.
– Да? Зачем?
– Пенька, брат. Канаты, холсты… Золотой бизнес по тем временам, сравнимый по прибыльности с нынешним нефтяным.
– А Наполеон здесь ходил?
– Проходил. И туда проходил, и обратно, пробегал. Я тебе дорогу покажу, по которой он драпал. А ты что, и про Наполеона знаешь? Клево!
– Я, Саша, тоже обидеться могу. Мы что? Дикие?
– Майкл, давай договоримся – мы не дикие. Ок? По-крайней мере, пока трезвые. А там – как повезет. Тебя что больше интересует – настоящее или прошлое?
– Меня все интересует.
– Вот и хорошо. Хочешь, в деревню прокатимся, где Жуков был.
– А кто такой Жуков?
– Ну вот, а говорил, что не дикий. Жукова не знаешь. Не стыдно?
– Я просто забыл. Он – поэт?
– Нет, поэт – Жуковский. А Жуков – маршал. В сорок третьем немца из этих краев погнали. Черт, Майкл, потом поговорим. Дай поесть спокойно.
Майкл деликатно притих. А я позвонил местной жительнице, Марусе, попросил привести молока.
– Это, брат, настоящее русское молоко. Не из порошка!
Маруся подъехала к дому на скутере. Молоко, как всегда, было вкусным. Я перелил его из банки в глиняный горшок. Специально для гостя. Типа если хочешь экзотики, получай, не жалко.
– Ну, поехали? К монасям! – Не знаю, как получилось, но мое «к монасям!» прозвучало так, словно мы собрались не к «монасям», а к шумным цыганам.
– Летс гоу! – задорно воскликнул Майкл.
Не успели отъехать от дома, как Майкл хлопнул меня по плечу.
– Стой, Саша. Стоп!
А я уже и сам увидел, что Феня быстро, а главное – непонятно зачем бежит за машиной. Не останавливаясь, открыл окно, выключил музыку.
– Саса! Саса! – кричала она. – Гранату сабери! Васька скоро проснется! Стой! Саса!
Сбросил газ. Быстро достал телефон, сунул его Майклу.
– Снимай ее, снимай скорее, черт тебя побери!
– Зачем? – удивился Майкл.
– Потом скажу. Уникальные кадры!
Проехали еще метров сто. Феня совсем запыхалась. Я остановил машину. Майкл все послушно заснял.
– Саса! Ты что? Не слысал? Я бесала-бесала…
– Прости, луноликая, музыка громко играла.
– Саса! Я не знаю, как правильно ее у-т-и-л-и-з-о-в-ы-в-а-т-ь. Выкинь ее где-нибудь. – Она протянула мне немецкую гранату с длинной ручкой. Я ее взял, положил Майклу на колени. Он застыл. Ха-ха-ха! Испугался.
– Спасибо, Саса! – сказала Феня, и побрела обратно, к дому.
Поехали дальше, по главной и единственной деревенской улице. Местные жители и дачники уже проснулись. Кто-то занимался хозяйственными делами, кто-то возился с машиной, кто-то шел на небольшой песчаный пляж. Сельский этикет требовал притормозить возле каждого, чтобы перекинуться фразами, вроде:
– Здрасте!
– Как сено? Запаслись?
– Дрова купили? Хорошие?
– Что? Такого сазана?! На хлеб?!! Где??? Обалдеть!!! Везет же…
– Грибов пока нет. Есть лисички, но это не гриб.
– Это гриб! Многоразового использования.
– Вот видишь, Майкл, – сказал я, притормозив машину на мосту через речку. – Пустые разговоры, типа «Как дела?» и так далее, присущи не только вам, американцам.
– Хоть в этом нет различия, – сказал Майкл. – Забери эту вещь.
– Сейчас. Только верни телефончик. Посмотрим, чего ты наснимал.
Вдвоем смотрим на дисплей. Я тут же начинаю смеяться. В голове уже готовый ролик. Среднерусский деревенский пейзаж. Детские качели возле домов. Разбросанные в песке игрушки-формочки. Колодец. Грунтовая дорога, по которой бежит китаянка с гранатой в руке. На лице китаянки – напряжение, граничащее с отчаянием.
– Что смешного? – спросил Майкл. – У тебя непонятное чувство юмора.
– Это тебе непонятное, – буркнул я. – Сегодня вечером, если успею, смонтирую, разошлю знакомым. Тут надо наложить марш «Прощание Славянки». И получится, что мы с тобой на войну уезжаем, а верная жена-китаянка, неважно чья, бежит следом, поскольку мы очень важную гранату забыли. А без нее на войне – никак. Пропадем, погибнем. Понял? Впрочем, – я махнул рукой, – тебе не понять. Гранату на заднее сиденье положи. Отъедем – рванем! Хотя не обещаю. Может, она отсырела лет тридцать назад.
– Выходи, Майкл, – попросил я, притормозив возле канавы, заросшей камышами. – Недаром тебе родные болота снились.
– Что ты хочешь сказать? – Майкл недоуменно посмотрел на меня.
– Как что?! Оставь эти глупые разговоры. Феня просила гранату утилизовать? Просила! Вот мы ее того… А ты к истории прикоснешься. Ты только подумай – этой гранате более шестидесяти лет. Взрывай ее на хрен! Если она взорвется…
– Я не хочу, – сказал Майкл. – Она старая.
– Старая? – удивился я. – Она лишь немного тронута ржой. Капельку. По ободочку…
– А почему ты не выходишь из машины?
– Пока я разъясняю тебе прелесть момента. Сейчас проинструктирую, и вместе вылезем. Думаешь, мне страшно? Да я уже тонну таких гранат взорвал! А еще две тонны эмчээсовцам отдал.
– Кому отдал? – Не понял Майкл.
– Службе спасения. 911. Понял?
Солнце поднималось все выше и выше.
Через пять минут я почти уговорил Майкла взорвать гранату. Пришло время инструктажа.
– Брат, эта граната – самая дерьмовая граната в мире. К нашему счастью. Замедлитель… э… не поймешь. Короче, взрывается почти через десять секунд, после того, как выдернешь вот этот шнурочек с пимпочкой на конце.
– Это хорошо! – обрадовался Майкл. – Можно убежать далеко.
– Это в мирное время хорошо, а вот во время войны – плохо. То есть, что для фашистов плохо – для нас хорошо. Понял?
– Не понял. – Майкл развел руками. Посмотрел на меня. Повторил:
– Ничего не понял.
– Ок! Опытные солдаты ее сразу не кидали, поскольку ее можно было легонько так поднять, и швырнуть обратно. Ты в «Вольфенштейна» играл?
– Нет.
– Неважно. Держи. – Протянул ему гранату.
– Это незаконно.
– Согласен. И даже каюсь. Но и просто так ее выкидывать нельзя. Вдруг кто подберет?
– Ее нужно сдать в полицию.
Мимо пронеслась машина.
– Дергай за веревочку, Майкл, она и рванет.
– Не буду.
– Ну, как знаешь. – Я выдернул шнурок. Помахал гранатой перед носом окаменевшего Майкла, и забросил ее через канаву, как можно дальше от нас, проорав: «Лети-лети лепесток!!!»
– Рот закрой. – Попросил я его. – А то лягушки влетят.
Граната не взорвалась. Мне показалось, что Майкл даже расстроился из-за этого. И, в любом случае, разочаровался в немецком оружии.
– Я же говорил – дерьмовая вещь. Поехали. Мне еще домой заехать надо.
– Как домой? Обратно? Зачем?
– Там – не дом. Там дача. Деревня.
– А куда поедем?
– В городок. Ну, тоже как деревня. У нас, все, что за Садовым деревней считается. Не глуми голову.
«Не глуми» он, само собой, не понял, но возражать не стал.
Через пять минут заиграл телефон. Звонила Вера. По тревожному голосу понял – что-то случилось.
– Ты где? Он жив?! – взволнованно спросила она.
– Я? Домой еду. И, если ты про Майкла, то он жив. А что?
– Как что?! Мне Ленка сейчас позвонила. Сказала, что ты его к канаве подвел, гранатой угрожал. Ты пил?
Ну, Ленка, думаю, зараза такая!
– Я трезв, чист, как контактная линза. А Ленке скажи, чтобы на дорогу смотрела, а не по сторонам. Что за народ? Нигде не скроешься.
– Все в порядке?
– А ты как думаешь? Все просто замечательно. Скоро приеду, – сказал я, и со злостью вдавил педаль газа.
– Ленка – дура! – сказал я Майклу.
– А кто она?
– Кто-кто? Я же говорю – дура! И сплетница. И доносчица. Зараза!
– Красивая у вас деревня, – сказал Майкл, когда мы въехали в город. – Деревьев много.
– Много. Сплошные деревья. – Я кивнул головой. – А в этот тополь Ленка по весне врезалась.
– Она тебя так сильно расстроила? – сочувственно поинтересовался Майкл.
– Еще не очень. Но когда-нибудь расстроит очень сильно. Мое терпение не вечно. И тогда я ей не завидую. Шит!
Остановился возле подъезда.
– Выходи. Еще раз позавтракаем. С моими познакомлю. – Я посмотрел на часы. – На утреннюю службу все равно не успеем, даже на вертолете.
Вылезли из машины. В одном из окон первого этажа резко отодвинулась штора – бабка Зина заняла наблюдательный пост. Я по привычке показал ей средний палец. Майкл нахмурился.
– Не обращай внимания, Майкл. Эта старуха хуже Ленки. К тому же она думает, что я так здороваюсь.
К тому времени Ленка для Майкла превратилась в некое мифическое, злобное существо, вроде кикиморы болотной. Он ничего не понял, но ему передалось мое раздражение.
Открыл дверь. Пропустил гостя вперед.
– Папа! Папа! – закричала Катька, выбежав из детской. Увидев Майкла, резко остановилась. Чуть не растянулась на паркете. И тут же: