Читать книгу Культурная эволюция. Как теория Дарвина может пролить свет на человеческую культуру и объединить социальные науки - Алекс Месуди - Страница 2

2009 год стал 150-й годовщиной публикации «Происхождения видов» Чарлза Дарвина. Как и другие юбилейные годы – 1909 и 1959, – этот год был отмечен празднованиями в университетах и научных обществах по всему миру, а также телесериалом и биографическим кинофильмом, посвященными Дарвину. Лишь немногие ученые, и уж точно – немногие книги так долго привлекают внимание публики. Однако это не просто преклонение перед научным авторитетом, это – признание большого прорыва в науке. В «Происхождении видов» впервые было представлено веское научное объяснение двух явлений, которые до этого объяснялись (и отчасти объясняются до сих пор) сверхъестественными силами, мистическими или религиозными факторами. Первое явление – невероятное разнообразие биологических организмов, которое мы можем наблюдать вокруг себя: жуки, кактусы, колибри, водоросли, гиббоны – и это если привести лишь несколько случайных примеров. До Дарвина общепринятое объяснение гласило, что все эти виды были созданы Богом в их современном виде – виде, который по каким-то причинам показался Богу удачным (в конце концов, его пути неисповедимы). Второе явление, которому Дарвин дал объяснение, – сложные адаптации у разнообразных организмов: например, глаза, крылья, системы эхолокации или мозг. Как отмечали многие теологи, эти адаптации состоят из множества функционально взаимосвязанных частей, которые прекрасно взаимодействуют друг с другом, являясь, как им казалось, свидетельством разумного замысла в творении.

Гений Дарвина – то, за что его почитают и по сей день, – в том, что он предложил первое связное и реалистичное научное объяснение этих явлений. Согласно Дарвину, разнообразие и сложность природы объясняются с помощью нескольких простых принципов, действие каждого из которых можно продемонстрировать эмпирически. Во-первых, между индивидами существуют различия; во-вторых, происходит «борьба за существование» из-за ограниченных ресурсов (еда, место для гнездования или партнеры) и роста популяций, которое приводит к неравным шансам индивидов на выживание и размножение; в-третьих, признаки передаются от родителей к потомкам в процессе размножения. Результатом всего этого является то, что Дарвин назвал «естественным отбором»: признаки, которые увеличивают шансы индивида на выживание и размножение, будут с большей вероятностью переданы следующему поколению, и частота таких признаков в популяции будет возрастать. Со временем полезные признаки накапливаются и соединяются, создавая глаза, крылья и другие структуры, которые раньше приписывались деяниям Творца. Труд Дарвина стимулировал плодотворные исследования в эволюционной биологии на протяжении полутора веков, за время которых принципы Дарвина уточнялись – например, были выявлены генетические основы наследования, о которых он имел лишь очень приблизительное представление.

В этой книге представлен обзор растущего числа научных исследований, основанных на фундаментальной идее о том, что изменения в культуре – то есть изменения в культурно передающихся верованиях, знаниях, технологиях, языках, социальных институтах и т. д. – происходят по тем же дарвиновским принципам, описанным в «Происхождении видов» сто пятьдесят лет назад. Иными словами, культура эволюционирует. Эта идея далеко не нова. На самом деле, сам Дарвин позднее проводил параллели между биологической эволюцией и развитием культуры, в частности – развитием языка.

Образование различных языков и происхождение различных видов, равно как доводы в пользу того, что те и другие развились постепенно, совпадают между собой весьма странным образом. <…> Выживание или сохранение некоторых благоприятствуемых слов в борьбе за существование – это естественный отбор[1].

Дарвин не просто использовал аналогию для простоты изложения. Развитие языка не «немного похоже» на естественный отбор и не «отчасти напоминает» его. Развитие языка – это и есть естественный отбор. Многие другие знаменитые ученые позже делали похожие наблюдения – например, Уильям Джеймс, один из основателей психологии:

Существует примечательная параллель… между фактами социальной эволюции, с одной стороны, и зоологической эволюцией, как излагает ее господин Дарвин, – с другой[2].

Несмотря на эти заявления выдающихся ученых прошлого об интересном и значительном сходстве между развитием природы и культуры, лишь недавно методы, инструменты, теории и понятия дарвинизма начали всерьез использоваться для объяснения культурных явлений. Эта книга – попытка обобщить и синтезировать это новое направление исследований.

Во многих отношениях проблема, которую хотел объяснить Дарвин, – разнообразие и сложность биологических организмов – похожа на проблему, с которой имеют дело исследователи культуры. Человеческая культура тоже чрезвычайно разнообразна: в современном мире существует примерно 10 000 различных религий, примерно 7000 различных языков, каждый из которых содержит около полумиллиона слов, а изобретений только в США запатентовано 7,7 млн. Человеческая культура тоже бывает удивительно сложной – как сложны, например, очень подробные знания об экологии поведения других видов, передающиеся из поколения в поколение многими группами охотников-собирателей, или же технологические артефакты вроде компьютера или космического корабля, созданные из бесчисленных функционально взаимосвязанных частей, или политические и финансовые институции, которые успешно (по крайней мере, до некоторой степени) организовывают жизни миллионов людей. Этот объем разнообразных и сложных знаний позволил нашему виду успешно освоить практически каждую часть земной суши – от морозных полюсов до знойных пустынь, от тропических лесов до горных хребтов. В главе 1 будет дано более точное определение того, что мы называем «культурой», а также будет показано, что знания, получаемые культурным путем, существенно влияют на различные аспекты человеческого поведения – от общесоциальных паттернов агрессии и сотрудничества до базовых психологических процессов, например, того, как мы воспринимаем вещи и поведение других людей.

В главе 2 обсуждается положение о том, что объяснение разнообразия и сложности природы, предложенное Дарвином, применимо и к человеческой культуре. Это значит, что развитие культуры – верований, знаний, технологий, социальных институтов и т. д. – происходит по принципам, описанным Дарвином в «Происхождении видов». Во-первых, культурные признаки варьируются по форме и выражению; во-вторых, эти культурные варианты соревнуются друг с другом за ограниченные ресурсы, такие как пространство или память, поэтому не у всех из них одинаковые шансы выжить и распространиться; в-третьих, культурные варианты передаются от человека к человеку с помощью культурной передачи. Глава 2 посвящена объяснению этого базового положения и демонстрации того, что теория культурной эволюции имеет крепкие эмпирические основания – по крайней мере настолько же крепкие, как равнозначные утверждения, сделанные Дарвином в «Происхождении видов» относительно биологических видов.

Однако важно не только сходство между развитием биологии и культуры, важны и различия. После того, как Дарвин изложил свою теорию в «Происхождении видов», биологи детальнее изучили различные аспекты биологической эволюции, такие как дискретное наследование (существование отдельных частиц наследования, генов), слепая изменчивость (новые генетические изменения не появляются для того, чтобы решить конкретные адаптивные проблемы) или барьер Вейсмана (разделение генотипа и фенотипа: изменения, приобретенные на протяжении жизни организма, не передаются напрямую потомкам) – и все эти частности могут и не соблюдаться в культурной эволюции. Впрочем, это не аннулирует базовое утверждение главы 2 о культурной эволюции. Это просто значит, что в деталях она может отличаться от эволюции биологической, и задача исследователей культуры – изучить эти подробности, как это делали биологи на протяжении предыдущих 150 лет.

Помня об этом, в главе 3 я исследую микро-уровневые процессы культурной эволюции, основанные на новаторских моделях, разработанных в 1970-е и 1980-е годы несколькими учеными-первопроходцами в Калифорнии. Некоторые из этих процессов – например, дрейф (изменения в результате случайных событий в небольших популяциях) или вертикальная культурная передача (от биологических родителей, как и с генами) – напоминают биологическую эволюцию. Другие процессы характерны только для культуры – например, процесс направленного изменения (напоминающий ламарковский), при котором люди изменяют информацию перед тем, как передать ее другим. Каждый из этих микроэволюционных процессов приводит к различным последствиям на уровне целой популяции – последствиям, которые мы смогли понять лишь благодаря математическим моделям, взятым из популяционной генетики.

В главах 4 и 5 рассмотрена культурная макроэволюция, то есть крупномасштабные, длительные тренды в культуре, выявленные на материале антропологии, археологии, истории и лингвистики. Конечно, представители этих дисциплин уже давно занимаются описанием и объяснением масштабных закономерностей в развитии культуры, причем без привлечения теории культурной эволюции. Однако их объяснения, как правило, основаны на качественных, а не количественных методах. Мы увидим, что культурные эволюционисты пользуются строгими количественными методами, созданными специально для выявления и объяснения закономерностей в биологической эволюции – филогенетическим анализом или моделями нейтральной эволюции (дрейфа). Эти методы позволяют исследовать паттерны культурной макроэволюции точнее, чем традиционные, не-эволюционные модели.

Главы 6 и 7 посвящены двум методам изучения культурной микроэволюции: лабораторным экспериментам и полевым этнографическим исследованиям. С помощью экспериментов культурная эволюция воссоздается в контролируемых лабораторных условиях. Этот метод имеет много преимуществ перед обычным наблюдением – например, историческим. Мы можем изменять переменные, чтобы выявить причины культурных явлений, можем «перезапускать» историю несколько раз, чтобы понять, не являются ли найденные паттерны результатом простой случайности, и можем собирать чистые и полные данные – то, что невозможно сделать, просто наблюдая за культурным процессом. Этнографические полевые исследования дополняют эксперименты – развитие культуры здесь изучается в небольших сообществах людей. Цель – ответить, например, на такие вопросы: у кого мы больше учимся – у родителей или у сверстников, и как каждый из этих путей передачи информации влияет на внутри- и межгрупповое культурное разнообразие?

Глава 8 содержит обзор недавних попыток смоделировать экономические изменения как эволюционный процесс. Объяснения исторических изменений не слишком удаются традиционной экономической теории: вместо этого она изучает оптимальные состояния экономических систем в отдельные моменты времени. Но такой подход плохо приспособлен для исследования экономик, постоянно подверженных переменам, – например, в ответ на резкие технологические прорывы (скажем, в телекоммуникациях или компьютерной технике). Экономисты начали создавать эволюционную теорию экономических систем, в которой базовым считается именно изменение, а не стазис. Другие исследователи утверждают, что эволюционные культурные процессы – а конкретнее, процесс культурного группового отбора – могут объяснить некоторые озадачивающие открытия: например, тот факт, что люди намного более склонны к кооперации, чем если бы они действовали исключительно ради увеличения собственной выгоды, как это предполагает традиционная, не-эволюционная экономическая теория.

В главе 9 поднимается вопрос о том, есть ли культура у других видов животных, кроме человека. Ответ во многом зависит от нашего определения «культуры». Однако очевидно, что неожиданно много видов обладают по крайней мере некоторыми важными чертами человеческой культуры – например, способностью учиться у других или поддерживать стабильные различия в поведении внутри группы, которые можно назвать культурными «традициями». Но, по всей видимости, только люди обладают кумулятивной культурой, в которой изменения накапливаются из поколения в поколение. Почему кумулятивная культурная эволюция присуща лишь людям – пока что загадка, но это направление исследований, возможно, позволит пролить свет на происхождение и основания человеческой культуры.

Задача последней главы – обосновать мысль о том, что будущее за «эволюционным синтезом» в социальных науках. Несмотря на все великолепие «Происхождения видов», эволюционная биология сформировалась как последовательная и успешная дисциплина лишь вследствие «эволюционного синтеза» 1930–1940-х годов. До этого биология состояла из нескольких обособленных дисциплин, составленных экспериментаторами, теоретиками, полевыми естествоиспытателями, палеонтологами и т. д. Каждая дисциплина была основана на собственных теоретических положениях, часто конфликтовавших с теориями других дисциплин. В ходе синтеза представители каждого из направлений пришли к согласию насчет основных положений, объединив таким образом биологию в рамках единой теории дарвинизма. Это стало возможным, поскольку ученые выяснили, что закономерности биологической макроэволюции (адаптивная радиация или периоды развития и стазиса в палеонтологической летописи) можно объяснить с помощью микроэволюционных процессов, изучаемых экспериментаторами и математиками – процессами вроде естественного отбора, полового отбора и дрейфа. В главе 10 я утверждаю, что социальные науки сейчас находятся в таком же раздробленном состоянии, как и биологические науки до 1930-х годов. Однако если эволюция культуры действительно напоминает эволюцию природы, то похожий «эволюционный синтез» возможен и в социальных науках. Иными словами, масштабные тренды или модели в культурной эволюции, изучающиеся археологами, историками, лингвистами, социологами и антропологами, можно будет объяснить через микроэволюционные культурные процессы, которыми занимаются психологи и другие исследователи поведения. Мы можем наблюдать появление объединенной науки о культуре, преодолевающей принятые границы социальных дисциплин.

Перспектива образования единой науки о культуре, объединенной с помощью дарвинизма и включающей антропологию, археологию, экономику, историю, лингвистику, психологию и социологию, может показаться наивной. Каждый, кто изучал социальные науки в университете, наверняка знает, что между их различными ветвями очень мало коммуникации или общих теоретических оснований. Однако такое состояние социальных наук, куда входит множество теоретически несовместимых и малопонятных друг для друга дисциплин, создает много проблем: ценные открытия редко пересекают границы между ними, а ученые тратят время на повторное открытие вещей, уже известных в других дисциплинах. Несмотря на островки качественных и скрупулезных исследований, которые можно обнаружить внутри отдельных социальных дисциплин, за последние несколько десятилетий слишком мало было сделано для понимания одного из самых интересных и удивительных явлений, известных науке, – человеческой культуры. Это особенно прискорбно, если оценить прогресс в естественных науках за то же время. Задача этой книги – обратить внимание социальных наук на множество новых междисциплинарных исследований, которые делают заметные успехи в научном объяснении культуры.