Читать книгу Геном: исцелённые - Алекс Миро - Страница 4

– Завтра мы с вами сделаем вылазку в город. – Габи Хельгбауэр стояла посреди столовой.

Под одобрительные аплодисменты она продолжила:

– Со мной могут поехать все желающие. Кроме тех ребят, которые лежат сейчас в стационаре после редактирования. Они не едут. Остальных прошу вписать свои имена в экскурсионный список. Сбор сразу после завтрака – в десять утра, с рюкзаками. Катер уже заказан. Вернемся к ужину, обещаю.

Столовая гудела как пчелиный улей.

– С чего она вдруг решила нас развлечь? – спросил Тобиас у Эммы.

– Габи время от времени возит нас развеяться. Для тех, кто задерживается здесь надолго, это как глоток свежего воздуха.

– В конце концов, не век же нам сидеть тут в четырех стенах, – пробурчал Артур, накалывая кусок мяса на вилку.

– Я бы с удовольствием сходил в кино, – мечтательно произнес Тобиас.

– С кем-нибудь на последний ряд? – усмехнулся Артур.

Тобиас уткнулся в свою тарелку. Эмма неодобрительно посмотрела на Артура.

– Так уже никто не делает, – заметила она, поспешно набивая в рот тыквенное пюре.

– Куда-то спешишь? – спросил Артур.

– Подальше от тебя. Не люблю, когда ты не в духе, – она встала. – Пойду к себе, поработаю. Бетти заказала из магазина для художников кучу разноцветных нитей и лесок.

Проглотив остатки пюре, Эмма быстрым шагом направилась к выходу.

За стеклянной стеной столовой, обещая теплый июньский день, заманчиво светило солнце. Бетти натягивала в саду тент. Плотная многоцветная ткань, растянутая между ветвями фруктовых деревьев, трепыхалась на ветру, словно гигантское крыло бабочки.

– Что будем делать? – спросил Тобиас, дожевав последний кусок.

– Ничего не хочу сегодня, – ответил Артур.

– Что с тобой такое?

– Я родился и вырос в Нью-Йорке. Все плохое, что случилось со мной, случилось там. На острове я чувствую себя лучше. Мысль о завтрашней поездке меня совсем не радует.

– Тогда пойдем ко мне. У меня пятьдесят машин для гонок. Выйдем в онлайн, проедем пару кругов.

Артур вздохнул, но ничего не сказал. Что точно никогда его не привлекало, так это гонки, машины и все, что с ними связано. Но больше заняться было нечем.

***

На следующий день катер на двадцать пассажирских мест ждал их у причала. Перекинутый к опорам мостка трос скрипел и натягивался. По траве ползли длинные человеческие тени, вдоль клумб с цветами работали поливальные машины.

Эмма стояла в очереди на посадку. Она взглянула на свое отражение в стекле иллюминатора. Лицо ее слегка вытянулось, нос удлинился, глаза разъехались в стороны. Ненамного, но этого хватило, чтобы превратить ее красивое лицо в подобие рожицы гоблина.

– Поднимайся, надо найти свободные места, – окликнул ее Тобиас.

Доктор Хельгбауэр стояла на палубе, пересчитывая пациентов. Артур, проскочив внутрь одним из первых, лег сразу на три места в середине, у единственного столика. Проходивший мимо крупный парень угрожающе навис над Артуром.

– Самый умный, что ли? – задал он риторический вопрос.

– Да фиг с ним, Стиг, – нахмурился его дружок и увел задиру подальше.

Первой подошла Эмма, и Артур уступил ей место у окна.

– Что это за парочка? – Артур кивнул в сторону Стига и его приятеля. – Один лезет на рожон, второй его укрощает, как ковбой буйного рысака.

– Стиг Нельсон и его бойфренд Эдгар Дюпье. Они везде ходят вместе. Эдгар почти пролечился. Осталась пара процедур. А Стиг здесь довольно давно, но лечение никак не начнут. Если Стиг к тебе прикопается снова, не советую обращать внимание. От него одни проблемы, – объяснила Эмма.

– Понял. Сразу в морду, и дело с концом, – пообещал Артур.

Эмма картинно закатила глаза и улыбнулась. Тобиас не обращал на их разговор внимания – он никак не мог втолкнуть рюкзак под лавку и изливал раздражение на все вокруг.

Берег поплыл вправо, конец троса ударился о борт с глухим стуком, и катер отчалил, разгоняя воду и воздух.

За пять минут до прибытия всем на smartwatch пришло одно и то же сообщение. «Активируйте GPS-датчики и синхронизируйте часы с моими. Имя GabyHelg».

– Теперь она знает, где каждый из нас находится, – сказал, задумавшись, Артур.

– Конечно, знает. Так мы не потеряемся, – кивнула Эмма.

– А что? Ты хочешь улизнуть? – спросил Тобиас со смехом, но, посмотрев на Артура, удивленно округлил глаза.

– Какой догадливый, – усмехнулся Артур.

– Ты с ума сошел? – спросила Эмма.

– Мне нужно домой… – Артур почесал лоб.

– Значит, так: фиг тебе, – отрезала Эмма.

– А ты попробуй меня остановить, – упрямился Артур. – С тех пор как меня упекли в приют, я ни разу не был в той квартире, где… ну, где все произошло. Я многого не помню, картины проплывают в сознании, словно жуткие тени. Я должен попасть домой, чтобы, как говорит Габи, заглянуть в омут памяти и узнать, что было на самом деле. Может быть, тогда приступы галлюцинаций станут реже или вовсе прекратятся.

– Если бы это могло помочь, Габи давно свозила бы тебя сама, – твердо сказала Эмма.

– Да ладно, Эмма. Артуру это важно. Может, у нас есть шанс помочь ему прямо сейчас. Лучше скажи, куда надо ехать и какой у тебя план, – попросил Тобиас.

– Как улизнуть, придумаем по ходу дела. Я перенастрою часы, и Хельгбауэр не увидит нашей реальной локации. Ей будет казаться, что мы сидим где-то в парке, – сказал Артур.

Катер тормозил, и мир за окном понемногу замедлялся. Небоскребы из стали и стекла нависали над городом, их шпили прокалывали низкие облака. По небу метались почтовые дроны, дроны доставки пиццы и прочая роботизированная мелочь. Они влетали в распахнутые окна и исчезали в прохладной тьме квартир и офисов.

Расталкивая других пациентов, Тобиас поскорее сошел на берег. Его глаза блестели, на щеках играл румянец. Его манило предвкушение. Вот он – живой город, вечно в движении. Весь в артериях дорог, перекачивающих автомобили и автобусы. В набухших волдырях полусфер, под которыми прячутся целые парки с огромными елями и березами, с прудом посередине и едва слышным жужжанием кислородных систем, подающих внутрь очищенный от тяжелых примесей воздух.

В «инкубаторах природы» так легко дышится. Врачи говорили: для здоровья его сердца необходим свежий воздух. Поэтому дома, в Филадельфии, мать проводила с ним в таких парках по несколько часов в день. Они покупали мороженое и смотрели на подтянутых мужчин и женщин, совершающих пробежку под любимые плейлисты. У тех были кардиомониторы на предплечье. У Тобиаса тоже. Тут он чувствовал себя своим. С той лишь разницей, что бегуны изнурялись спортом, а он – черничным мороженым.

– Мисс Хельгбауэр! – начал Тобиас. – Может, мы с вами сегодня заглянем в парк?

– Боюсь, нет, Тобиас, у нас на сегодня другие планы, – ответила Габи, перекидывая через плечо холщовую сумку цвета хаки, подобранную под цвет кроссовок.

Вне Норт-Бразер-Айленд она одевалась как девчонка. Платья с широким подолом сменялись на джинсы, локоны – на высокий пучок.

– У вас будет свободное время. Я распределю вас на группы, и два часа ходите где хотите.

– Два часа? – Артур и Эмма нагнали их. Артур нетерпеливо дергал ремешок наручных часов.

– А что мы будем делать до этого? – не утерпела Эмма.

– Сейчас увидите, – ответила Габи, прикладывая идентификационную карточку к дверям входа на парковку.

На залитой солнцем стоянке их уже ждал автобус.

Поездка заняла не больше двадцати минут. Артур, прильнув к окну, не отрываясь смотрел на знакомые улицы, аптеку, где часто брал заказанные для отца лекарства. На бар: у черного входа они с матерью когда-то, в прошлой жизни, нашли его отца. Тот едва ли понимал, кто он и где находится, и мать тащила его на себе до самого дома. Артур был еще мал и старался помочь, чем мог, – придерживал отца то за одну, то за другую волокущуюся по асфальту ногу. Тот не был пьян, вовсе нет, иначе все было бы слишком просто.

Автобус свернул на широкую улицу, и тут Артур понял, куда они едут.

– Музей естественной истории? – воскликнул он.

– Точно так! – обрадовалась Габи. – И поскольку вы уже все в курсе дела, прошу на выход.

Автобус затормозил у тротуара. Они прошли под высокими сводами музея, между бледными мраморными колоннами. Внутри было прохладно, запах чистящего средства для пола смешивался с ароматом ванили – в кафе музея готовили пышную выпечку.

Габи остановилась посередине зала и жестом попросила внимания.

– Сегодня я впервые привезла вас в Музей естественной истории. Мое упущение, простите. Тем, кто уже проходит лечение в Институте Карпентера, будет полезно еще раз осмыслить методы, которые к вам применяют. А новеньким тем более важно понять, в какую уникальную программу генного редактирования вы попали. Начнем сразу с зала, представляющего генетическую тематику. Его окончательно укомплектовали еще в прошлом году при деятельном участии доктора Робертса. Все за мной!

Они прошли через первый зал не останавливаясь. Скелет динозавра с широко раскрытой пастью и дистрофичными передними лапами мог внушить ужас разве что малышам. Неандертальцы тоже не были удостоены внимания. Впереди их ждали лифты.

– Поднимаемся сразу на третий этаж. Прошу нигде не задерживаться, – скомандовала Габи и нырнула в лифт.

За ней последовали десять человек. Оставшиеся десять погрузились во вторую кабину. Просторные стеклянные капсулы с круговым обзором, какие бывают в торговых центрах, бесшумно двигались вверх по канатам. «Третий этаж. Залы восемь А, восемь Б. Двадцать первый век. Эволюция», – отчетливо донеслось из динамика.

***

Они оказались в широком помещении со стенами, обшитыми серебристыми листами. Декор должен был придать залу нотку футуристичности, но вместо этого вызывал недоумение, словно посетителей завели внутрь стальной камеры. Эмма посмотрела вверх: с потолка свисали длинные, в человеческий рост, синие и красные плотные канаты, переплетенные между собой наподобие цепочек ДНК. В некоторых из них не хватало целых кусков, где-то красные участки заменили на черные. По всему периметру зала стояли стенды. Под стеклом ближайшего из них был выставлен 3D-принтер, печатающий сетчатку глаза. Белая лабораторная мышь, застывшая на соседнем стенде с поднятой вверх лапой, недобро сверкала красными остекленевшими глазками. В ее скальпированный череп с открытым мозгом вели тонкие проводки электродов.

– Прошу тишины, – громко произнесла Габи. – Сегодня мы узнаем, какие чудеса творит с вами доктор Робертс и его команда. И никто не объяснит вам суть работы проекта Cas9 лучше, чем он сам.

Габи подошла к панели управления, приложила идентификационную карту, прокрутила меню. Все разместились прямо на полу, вокруг невысокого постамента. Габи нажала кнопку вызова, и доктор Робертс в своем кабинете принял видеозвонок – его четкая 3D-голограмма встала на постаменте во весь рост.

– Всем добрый день! – весело сказал он и присмотрелся к сидящим в зале. – Чтобы не отнимать у вас драгоценное время, которое вы потратите на знакомство с экспонатами, я сразу перейду к делу. Не стесняйтесь задавать вопросы.

Примостившаяся за группой детей, Габи разглядывала лицо Марка Робертса с его мягкими, округлыми линиями. Прищурившись, мысленно провела пальцем по его лбу, отбрасывая темную прядь редких волос, дотронулась до губ. Но тут же одернула себя.

– Наверняка многие из вас знают предысторию проекта Cas9, но все же я сделаю краткий экскурс. В середине 20-х годов двадцать первого века ученые-генетики совершили прорыв в борьбе с такими смертельно опасными генетическими заболеваниями, как мышечная дистрофия Дюшенна и муковисцидоз, поражающий органы дыхания и пищеварительный тракт. Основные методики были разработаны мной, директором Института Карпентера, и доктором Ежи Ратаковски, нашим главным генетиком. И до сих пор большинство открытий в нашей отрасли совершает именно доктор Ратаковски, работая, как говорится, в полях – в лаборатории Cas9 на минус первом этаже. Вам трудно поверить, но еще двадцать лет назад подобные заболевания были смертным приговором для жителей нашей планеты. В те годы многие ученые приходили к нам, в генную инженерию, имея за плечами тяжелый опыт утраты близких людей. Это служило для них мощной мотивацией, и мы вместе работали круглосуточно во имя прорыва. Мы знали, что счет идет на человеческие жизни. – Доктор Робертс вздохнул.

Габи неосознанно повторила его вздох. Память милосердна, она упаковывает и прячет в дальние уголки сознания трудные воспоминания. Но сейчас Габи неосторожно извлекла один из свертков из укромного хранилища и пожалела об этом. Перед ней снова стоял Марк Робертс пять лет и килограммов назад.

***

– Не уходи, сегодня останься. Уже стемнело…

– Не могу, любовь моя. Звонила сиделка – моей жене совсем плохо. Она уходит.

Габи подумала, что жена Марка Робертса, несмотря на обширные метастазы, слишком давно уходит и все никак не уйдет, и за эту отвратительную мысль жестоко себя укорила.

– Оставишь меня сейчас – можешь не возвращаться.

– Не горячись. Я переночую дома, только и всего. Разве можно так поступать с ней теперь, когда конец так близок?

– Я слушаю твои отговорки четыре года. Четыре чертовых года ты убегаешь домой с работы, отменяешь наши свидания. Мы никуда не ходим вместе потому, что нас могут увидеть!

– А ты как думала? – Его взгляд стал холодным и чужим. – Я устал разрываться между тобой и семьей. Честно, ты не проявляешь ни терпения, ни понимания. Я рассчитывал на другое, Габи.

– Выметайся, Марк. Обещаю, больше тебе не придется разрываться между нею и мной.

– Ну-ну, не заводись понапрасну. Увидимся завтра на работе, и все будет как прежде.

Но как прежде уже не было. Габи была достаточно упряма, чтобы следовать своим же обещаниям.

***

Она с трудом вернулась в реальность. Доктор Робертс – точнее его голограмма – все еще смотрел на нее, постаревший и немного усталый.

Тобиас смущенно поднял руку. На него уставились девятнадцать пар глаз.

– Если все так просто и эти методы применяются давно и успешно, почему все мы в Институте Карпентера участвуем в эксперименте? – Тобиас замолчал.

Девятнадцать пар глаз повернулись к голограмме доктора Робертса.

– Отличный вопрос, Тобиас. Вернемся в прошлое. Двадцать лет назад, в начале исследований на мышах, имеющих генетические заболевания, изменения в одной части генов приводили к неконтролируемым мутациям в других частях цепочки. Например, мышь, излеченная от наследственного метаболического расстройства, через пару месяцев буквально сгорала от мутации, которая приводит к анемии. Или от чего-нибудь еще – предсказать было невозможно. Но с годами мы нашли методы лечения этих болезней практически без последствий. Теперь дело за вашими генетическими хворями.

– С нами будет то же, что с мышами? Я не хочу за пару недель «сгореть» от какой-нибудь жуткой болячки, которой у меня не было до лечения у вас, – почти закричала девочка, которую привезли на остров пару недель назад.

– Я же сказал – на мышах. В наших исследованиях есть два этапа. Первый – опыты на животных. Беднягам достается самая опасная и тяжелая часть процесса. Когда методика лечения уже оформлена достаточно, чтобы не причинять вреда подопытному, министерство здравоохранения дает «добро». И для экспериментов набираются добровольцы. То есть вы. На словах суть работы с генетическими ножницами проста. Многие заболевания, ваши в том числе, вызваны повреждениями генетической цепочки. Доктор Ежи Ратаковски разрабатывает для вас схему лечения: он и его помощники удаляют поврежденную часть ДНК и заменяют ее новой, здоровой. Либо редактируют ту, что есть, если такое возможно. Можете быть уверены – вероятность вашего успешного выздоровления близка к ста процентам. По мере того, как наши пациенты будут поправляться, на метод лечения такой генетической болезни будет получено разрешение Минздрава и его начнут официально применять на сотнях больных по всему миру.

– Я мог бы подождать, пока вы получите разрешение и пойти обычным пациентом в обычную больницу. Зато знал бы заранее, что метод безопасен, – проворчал красивый мальчик с темно-оливковой кожей, орлиным носом и волосами цвета воронова крыла.

– Боюсь, все не так просто, Камал. Нужно понимать, что подготовка персонала обычной больницы, приготовление вакцины и прочие рабочие моменты в широкой практике лечения могут занять годы. А очереди из желающих – десятки лет. Именно поэтому ваши родители боролись за ваше право участвовать в экспериментальной программе. Риски минимальны, а следующего шанса на излечение многие из вас могут не дождаться. Есть еще вопросы?

Никто не проронил ни слова.

– Отлично! Тогда к экспонатам! Вокруг вас на стендах выставлены 3D-модели органов, напечатанные на принтере и помещенные в вакуумные хранилища. Каждый образец дан в двух ипостасях – до и после лечения методом CRISPR/Cas9. Вы видите лишь десятую часть возможностей современной генной инженерии. Но и ее должно хватить, чтобы вы поняли: если вас отобрали в программу Cas9, значит, ваша болезнь излечима. Мы живем в эпоху великих достижений, пользуемся благами научного прогресса, получаем шанс прожить еще много счастливых лет. Это Дар, равного которому медицина еще не знала. В общем-то, все. Надеюсь, я ответил на ваши вопросы. Спасибо за внимание! Увидимся на острове.

– Спасибо, доктор Робертс, – ответили все хором, и Робертс нажал отбой.

Дети поднялись и разошлись по залу, под потолком загудело, и все электронные табло под образцами разом включились.

– Под каждым образцом вы найдете полную информацию о дате и месте процедуры генетического редактирования, фото пациента, его историю и небольшое интервью. Пользуйтесь электронным меню. В каждый монитор встроен голосовой интеллектуальный помощник. – Габи перекинула сумку через плечо и подошла к двери. – Буду ждать вас на выходе.

***

Для Тобиаса этот зал был особенным. Не раз и не два он видел все представленные здесь экспонаты. Он часто приходил сюда, когда приезжал в Нью-Йорк на лечение вместе с отцом. Они садились на скамью посередине зала, Тобиас закрывал глаза, глубоко вдыхал и медленно выдыхал воздух, успокаивая пустившееся вскачь сердце. Оно то неслось галопом, то тормозило, точно болид с проколотой шиной на трассе, но для Тобиаса это была победа, шанс прийти сюда еще раз, в зал, посвященный проекту Cas9. Рука Тобиаса немела, он не чувствовал пальцев. Отец с нажимом растирал его кисть, пока чувствительность не возвращалась вместе с легким покалыванием. Вставали они неспешно, молча, и подходили к единственно важному для них образцу.

И теперь Тобиас стоял у того же стенда. Правда, подготовка к лечению уже началась и он чувствовал себя значительно лучше. Многие препараты, которых он не мог себе позволить дома, были доступны в Институте Карпентера. Доктор Робертс сделал все возможное, чтобы с первых дней Тобиас получал эффективную временную помощь.

– Оно правда настоящее? – спросила его Эмма, вглядываясь в бордовое, пульсирующее, обвитое пластиковыми трубками сердце.

– Настоящее, живое, напечатанное, – сказал Тобиас. Он прижался носом к стеклу, дохнул на него и вывел пальцем сердечко. – Слышишь равномерный стук? Тук-тук, тук-тук. Так стучат колеса поезда. А ты сидишь с закрытыми глазами, и стук проходит через тебя насквозь. Никто, кроме моих родителей, не верил, что я проживу так долго. Отец нашел доктора Робертса в соцсетях в группе их выпуска и договорился устроить меня в программу.

– Моей матери это стоило внушительной суммы, – усмехнулась Эмма. – Видел бы ты ее лицо, когда она подтверждала перевод на счет Института со своего банковского депозита. Но она все равно была рада сплавить меня на остров. Теперь она всем рассказывает, что устроила меня в экспериментальную программу, чтобы я быстрее вернулась к нормальной жизни. По ее словам, цель оправдывает риски. На самом деле она просто хотела побыстрее подогнать меня под свои «нормальные мерки» и на риски плевать хотела. Слава Богу, все обошлось.

Тобиас посмотрел на нее и ободряюще кивнул. Он чувствовал: только что Эмма выдала ему нечто важное, затаенную обиду, долго лелеемую в душе, но, судя по ее лицу, продолжать ей не хотелось. И Тобиас снова заговорил о себе.

– То, что лежит под этим стеклом, так много для меня значит! То, что записано в этих медиафайлах… Я смогу впервые в жизни сыграть в футбол, пойти на пробежку со своей собакой! Сначала заведу, наконец, собаку. Запишусь в бассейн, заберусь на Эверест. Да, черт возьми, почему бы не на Эверест? Я готов на что угодно, лишь бы… Для меня это важно.

– Важно для всех нас, не забывай. Мы все каждый день благодарим науку за шанс нормально жить дальше, – заметила Эмма.

В нескольких метрах от них Артур рассматривал фотографию восьмилетнего мальчика, позирующего на фоне уходящего в облака закрученного спиралью шпиля. «Ли Луань у телебашни Гуанчжоу. Гуанчжоу, 2039 г.» Эмма и Тобиас подошли к нему.

– Кто это? – спросила Эмма.

На одной половине стенда на мягкой ткани лежал напечатанный на принтере крупный кусок кожи. Роботизированная рука то и дело проводила по нему стальным пальцем, отчего на коже набухали волдыри и лопались, образуя сочащиеся кровью раны.

– Какой ужас! – Эмма прикрыла глаза рукой.

– Буллезный эпидермолиз. Любое прикосновение к телу вызывает что-то вроде ожога. Прикосновение к любой части тела… Это страшно. Не могу смотреть, – сказал Тобиас. Он взял Эмму за локоть и отвел подальше от стенда.

Артур остался стоять у электронной таблички с описанием экспоната. Он все еще смотрел на фото пациента. Мальчик Ли Луань казался ему смутно знакомым. Или он что-то перепутал, как это часто бывало с ним. Лица в памяти смешивались, люди перенимали черты друг друга, становясь совсем не теми, кого знал и видел Артур. Теперь и Ли Луань. Артур зажмурился: лицо мальчика с фотографии поплыло, сузилось, на черепе совсем не осталось волос, руки побледнели и вытянулись, пальцы стали узловатыми, как у лемура, с синими болезненными ногтями. Теперь перед его мысленным взором стоял наполовину монстр, наполовину Ли Луань. «Хочешь избавиться от меня? Не выйдет!» – зло прошипели кроваво-красные губы и расплылись в хищном оскале остро заточенных зубов.

– Ты в порядке? – раздался как будто издалека голос Эммы.

Артур вынырнул из пучины галлюцинации и отчаянно вдохнул воздух, словно до этого находился в вакууме.

– Да, все норм, – мрачно ответил он.

Эмма сжала его руку в своей, Артур вздрогнул от неожиданности, и ее пальцы тут же разжались.

– Смотрите, Джана у микроскопа. – Тобиас направился прямиком к смуглой девушке с черными блестящими волосами.

Он встал за ее спиной, смущенно оглядываясь на Эмму. Та одобрительно махнула рукой и скрестила указательный и средний палец, пожелав Тобиасу удачи. Тобиас что-то тихо сказал Джане, и та, просияв, предложила ему заглянуть в окуляры микроскопа. Что бы там ни увидел Тобиас, его уши и щеки горели.

– У нас осталось не так много времени. Пошли вон туда. – Эмма повлекла Артура в другой конец зала.

Вокруг стенда стояло человек пять.

– Это про аутизм и савантизм. Мой случай, – сказала Эмма тихо, чтобы ее не услышали другие.

Артуру иногда казалось, что она стеснялась своей болезни. Эмма словно охраняла свой диагноз от чужих глаз.

«…дефицит социального общения и взаимодействия. Проявляется в возрасте до трех лет. К середине двадцатых годов двадцать первого века количество пациентов с диагностированным синдромом Каннера и синдромом Аспергера достигло 1/300. Поколение детей, рожденных в этот период, получило распространенное в СМИ и социальном лексиконе название GenAut, что сначала расшифровывалось как Generation Autistic», – прочитал Артур.

– Я не против, что ты немного не от мира сего, – вдруг сказал он и почувствовал страх: Эмма могла не понять его и обидеться.

– Ты тоже немного того, – кивнула она и рассмеялась. – А вместе мы просто улет!

Артур впервые посмотрел на Эмму так, как ни на кого раньше. Что-то в груди затрепетало и затихло. Но и секунды хватило, чтобы перевернуть в нем все вверх дном.

Под стеклом лежал единственный экспонат – серо-розовый мозг, испещренный витиеватыми, словно реки Амазонии, бороздами извилин.

– Привет, Камал. – Обернувшись, Эмма улыбнулась темноволосому мальчику, который задал вопрос доктору Робертсу. – Это Артур. Там у стенда Тобиас. Новенькие, мои друзья.

– Привет, – ответил Камал. Он внимательно смотрел в сторону Тобиаса и Джаны, переговаривающихся о чем-то шепотом.

– Тебе уже начали лечение? – спросила Эмма участливо.

– Еще нет. Доктор Ежи Ратаковски, наш главный генетик, пока не создал вакцину по моему случаю. Говорят, надо подождать, – ответил он, протягивая руку Артуру. – Будем знакомы.

В зале стоял едва уловимый гул голосов. Звуки рассеивались под высокими сводами потолка, от чего казалось, что это гудит пчелиный рой.

Они втроем обошли стенд кругом.

– Так что там было про этот мозг? – спросил Артур.

Изнутри тумбы стенда к задней части мозга тянулась питательная трубка. То и дело по ней проходила мутная жидкость и с легким щелчком под небольшим давлением закачивалась внутрь.

– Вроде как модель мозга пациента с аутизмом. Правда, мы так и не поняли, что должны здесь увидеть, – ответил Камал.

– Ничего. Пока не нажмешь вот сюда. – Тобиас и Джана тоже подошли к стенду.

Тобиас нажал на кнопку, и переднее стекло стенда превратилось в монитор. Внутри короба раздался грохот, заработали механизмы, и четкая проекция мозга на стекле окрасилась синими и желтыми мигающими пятнами.

– Функциональная магнитно-резонансная томография. – Тобиас показал пальцем на надпись над стеклом.

– Я проходила эти исследования. У аутистов при любом движении активируются не совсем те участки мозга, что у здоровых людей. Вот они, желтые, соседние. А у здоровых – синие.

Жужжание и грохот внутри стенда прекратились. На стекле появилась надпись: «После применения CRISPR/Cas9». Внутри короба снова загрохотало, и подсвеченные желтым участки мозга на томограмме задвигались, приближаясь и в итоге сливаясь с синими участками мозга здорового человека.

Эмма зааплодировала. Увиденное еще раз уверило ее в мысли, что теперь она полностью здорова.

– Окей, народ, пора завязывать, – сказал Камал, глядя на свои smartwatch. – Доктор Хельгбауэр ждет снаружи. – Он закрыл ее сообщение, и все направились к выходу.

Тобиас задержался на секунду, снова посмотрел на алое, упругое сердце под стеклянным колпаком. «Пока, скоро увидимся». Он мысленно помахал ему рукой и вышел.

В холле их уже встречала Габи.

– У вас есть свободное время – два часа. Потом я буду ждать вас у автобусной остановки на парковке за музеем. Прошу всех сейчас отметить этот пункт в навигаторах на часах. Разобьемся на четыре группы по пять человек. Старшие отвечают за младших…

– Нам надо пойти вместе, – взволнованно прошептал Артур Эмме.

– Да помню я! Но нас будет пятеро, – уточнила Эмма.

– Нет! Не хочу посвящать едва знакомых людей в свои дела! – воскликнул Артур.

– Не голоси, что-нибудь придумаем. Должно быть пятеро. Хочешь поспорить с Хельгбауэр?

– Ты права. Но к себе домой я их не пущу, – буркнул Артур.

Габи вносила группы в список.

– Камал, Джана, Эмма, Тобиас. Артур за старшего! – предложила Эмма.

– Отлично, вот и разделились, – обрадовалась Габи. – Помните, ровно два часа. Smartwatch не отключать, быть на связи. Старшие, отвечаете за группу головой. Отрастить новую вам не поможет никакая генетика.