Читать книгу Кель. Девочка-убийца влюбилась - Алекс Реут - Страница 3

Насчёт Тиглей ещё можно поспорить. Говорят, в городе есть и другие странные районы.

Но нет сомнений, что тринадцатая гимназия – самая странная школа в городе. А кабинет директора – самое странное место во всей гимназии. Так что у любого, кто туда зайдёт, первое время немного кружится голова.

Старая, тяжёлая мебель. Книжный шкаф, угрюмый, как жук, а стол похож на огромную глыбу тёмного янтаря. Глобус стилизован под старинные карты, а над ним – ещё одна старинная карта, где на тех же материках расположены совсем другие государства. И картины с изломанными, пустынными пейзажами, в духе позднего Рериха.

Да и сам Андрей Данилович казался элементом интерьера. Костлявый, уже лысеющий и близорукий, он сидел в углу и перебирал бумаги в какой-то синей папке.

«Интересно, – подумал Барсучонок, – из лаборантов меня тоже выгонят?»

– Подойди и садись сюда, поближе, – произнёс директор, не отрываясь от бумаг.

Барсучонок подчинился.

Усевшись, он заметил, что на столе у директора лежат какие-то расписания и справки, а сверху, чтобы не разлетались, их накрыли листом прозрачного пластика. Причём тот край пластика, что был к ближе к Барсучонку, немного топорщился. Лаборант придавил его рукой и решил встретить свою участь стоически.

– Хорошо, что ты один пришёл, – директор отодвинулся и посмотрел на него, словно оценивая, – Так проще будет. Сейчас отвечай честно. Потому что вопрос непростой, очень непростой. От него зависит очень многое.

…И тут послышался треск.

Барсучонок дёрнулся и оглянулся на дверь. Дверь была на месте.

А вот по пластику на столе проползла длинная, от края до края, трещина. Как будто кто-то взял и перечеркнул всё – и справки, и документы.

Барсучонок сидел ни жив, ни мёртв. Казалось, пол сейчас распахнется, и он полетит вместе с креслом прямиком в ад.

Директор, однако, только поднял бровь.

– Надо же, какая энергетика… – он провёл пальцем по трещине, словно оценивая её мощь, – Слушай, ты ничего такого в последнее время не делал? Ни в какие места не ходил? Церкви там, монастыри, заброшенные кладбища.

– Нет… Только дома, за компьютерам.

– Очень, очень сильная энергетика… Знаешь, и не ходи лучше. Могут быть проблемы… Сейчас сам знаешь, что творится – купола искрят, мёртвые встают, а живые пропадают. Да уж… Ну ладно, с этим потом. Сначала надо разобраться с первым слоем… Так, вот, послушай – у меня к тебе вопрос…

Барсучонок сжал под столом кулаки.

– У вас в классе новая девочка, Диана Кель, – говорил директор, -. Мне сказали, что ты с ней дружишь. Так вот – расскажи мне, пожалуйста, что она за человек.

Страх исчез. Так пропадает синий цветок газа, когда выключаешь плиту.

– Я о ней почти ничего не знаю, – начал Барсучонок, – Увидел сегодня, когда шёл на первый урок. Мы поговорили немного, совсем чуть-чуть….

– …но почти подружились, – ответил директор. Он явно думал какие-то свои мысли, – А раньше ты её нигде не видел?

– Нет. Где я её мог видеть?

– Например, во сне.

Виктор задумался.

– Нет. Не помню!

– Очень странно, очень-очень странно.

– А что случилось-то?

Глаза директора впились в лицо Барсучонка. Взгляд был такой, как будто Андрей Данилович собирался прочитать там разгадку.

…Да, не все вопросы бывают удачными.

– Эта Кель, – директор говорил очень медленно, – только что сорвала урок физкультуры. И так, как его ещё никто не срывал за все двадцать лет моей педагогической практики!

– Она что, подралась с кем-то?

– Если бы подралась…

Сама Диана даже и не думала делать что-то плохое. Как и все, она зашла в раздевалку, выбрала себе шкафчик, поставила туда портфель, положила на скамейку мешок с формой. Потом сняла пиджак и повесила его на крючок.

Тут-то все и обомлели.

Под пиджаком, поверх белого свитера, – новенькая перевязь с кобурой весёленького оливкового цвета. Из кобуры торчала серебристая рукоятка, а рядом, в гнёздах, лежали две дополнительные обоймы. И ещё три гранаты, – на тот случай, если противник под парту спрячется.

В раздевалке сразу стало тихо. Будто огромная тяжёлая волна молчания хлынула в комнату и затопила её до самого потолка.

Первой захихикала Чиквина. Потом ещё кто-то. Бухнулся на пол чей-то кроссовок. Заскрипели половицы – Карпинская отступала к выходу, а Болтунович – к окну.

– С ней всё хорошо? – спросил на этом месте Барсучонок.

– Да, в этот раз обошлось без жертв. И, если на то пошло – откуда этот вопрос? Ты о ней беспокоишься?

– Как не беспокоиться о человеке, который перед тобой в классном журнале стоит?

– А, понятно.

Диана обернулась.

– Почему все смеются?

Смех стих. И даже Болтунович замерла на одной ноге, как окаменевшая балерина.

– Как скажете, – Кель развернулась обратно, сняла перевязь и тоже повесила в шкафчик.

– А… оно настоящее? – нарушила молчание Вьюн.

– Конечно!

– Можешь показать?

– Сейчас, переоденусь и покажу. Но пострелять не дам, имейте в виду. Оружие – всё равно что музыкальный инструмент. Оно любит только одни руки.

Как и подобает женщине, она умела говорить и переодеваться одновременно. Вот и сейчас она успела достать кроссовки и сменить брюки на спортивные штаны.

– Я в туалет, – почти прошептала Карпинская, – Можно?

– Конечно! Ты что думаешь – в заложники взяла?

Карпинская выскользнула. Кель надела кроссовки и с неодобрением оглядела остальных девочек.

– Вы почему не переодеваетесь?

– Нам интересно! – ответила за всех Вьюн.

– После урока посмотрите. Сколько сейчас на часах? Мы не опаздываем?

– Опаздываем, наверное.

– Так переодевайтесь! Или вы ждёте кого-то?

Дверь распахнулась. На пороге стояли учитель физкультуры и Карпинская. Она была готова в любой момент спрятаться за его спину.

Карпинская вытянула руку, ткнула пальцем в сторону шкафчика – и так и замерла с открытым ртом.

– Что это? – спросил физрук.

– Пистолет, – ответила Диана.

– Откуда?

– Мой.

Потом пришли завуч и военрук. Завуч была в глубоком шоке и могла только повторять: «Сейчас придёт Андрей Данилович и всё устроит». Девочка сразу поняла, что толку от неё не будет и заговорила с военруком:

– Почему на физкультуру никто не идёт? – поинтересовалась она, – Учитель физкультуры тоже уволился?

– Нет, пока нет. Но у него ещё всё впереди. Девочка, скажи, что там у тебя?

– Беретта. Девяносто вторая, Эф-Эс. Знаете такую модель?

– Знаю, знаю. Ты только не нервничай, хорошо?

– Я не нервничаю, это вы нервничаете.

– Да, конечно. Как тут не нервничать. Ты только осторожней, хорошо? Оружие, оно опасное.

– Нет, что вы. Какая опасность? Головку оси курка увеличили, теперь можно не беспокоиться за затвор. Это вам не Эфка восемьдесят первого года!

Когда пришёл директор, стало ясно, что урока не будет.

– А вы не подумали, что у неё просто травматика? – предположил Барсучонок, – Знаете, такие пистолеты, выглядят как настоящие, а стреляют шариками. Убить из него нельзя, а вот от хулиганов защититься можно. Вы тоже её поймите, она первый день в новой школе! А у нас окраина, метро нет, в центр полчаса на автобусе ехать надо. Она боится, наверное.

– Я смотрел на неё очень внимательно. И поверь, Витя, она никого и ничего не боится. А насчёт оружия… Военрук мне сказал, чтобы я был – представляешь, в моей гимназии! – с этой девочкой помягче. Потому что про он, конечно, слышал про всю эту травматику, но говорит, что травматических Беретт не бывает. И зачем, скажи мне, пожалуйста, к травматическому пистолету запасные обоймы?

– Там запасные шарики, может быть.

– Хорошая мысль. А гранаты?

– Может, гранаты тоже травматические.

Надо сказать, что Барсучонок, как и Погорельский, иногда думал о войне, но никогда не представлял её поблизости.

– Ты сам понимаешь, – продолжал директор, – что я её отвечаю не только за неё, но и за остальных детей в школе. И не только перед родителями или государством. Есть и другие иерархии… Поэтому говорю ей, что оружие в школе запрещено, и я хочу видеть её родителей…

– Можно, – ответила Кель, – Если хотите, я завтра принесу их фотографию.

– Нет, я бы хотел, чтобы они тоже пришли. Мне нужно обсудить с ними ваше поведение.

– Они не смогут прийти.

– Они обязаны.

– К сожалению, вы не сможете их ни к чему обязать.

– Я собираюсь им позвонить.

– Вы не сможете.

– Это почему?

– Там, где они сейчас, нет телефонной связи.

– У вас что, телефона дома нет?

– Нет, пока не поставили.

– А если я просто отправлюсь к вам домой на чашку чая.

– Я буду рада вас принять. У меня есть запасные чашки.

– А как же ваши родители?

– Я живу одна.

– Хм… Где в таком случае твои папа и мама?

– Они сейчас в Подснежниках.

– Подснежники – это где-то за Полярным Кругом?

– Нет, это под Смоленском.

– И что же они там делают?

– Отдыхают.

– Надо же… а когда они вернутся с отдыха?

– Я полагаю, никогда.

– Что же это за отдых такой?

– Насколько я знаю, с кладбищ не возвращаются.

…

– А другие родные у тебя есть?

– У меня был опекун.

– Я могу его видеть?

– Нет.

– Почему?

– Я не знаю, где он.

– Он тоже на кладбище?

– Это возможно.

– Но с кем ты тогда живёшь?

– Я живу одна.

– Тоже на кладбище?

– Нет. В квартире.

– А откуда у тебя квартира?

– Наследство.

– Деньги на еду у тебя тоже из наследства?

– Мне приходят почтовые переводы.

– От кого?

– Это мне неизвестно. На квитках нет подписи.

– …Я вернулся и сразу потребовал её дело. Что я в нём вижу? В графе «отец» – прочерк, в графе «мать» – прочерк. Предыдущее место учёбы – тоже прочерк. Как такое вообще пропустить могли? Не с Луны же она свалилась! Даже у существ верхних миров есть что-то вроде родителей. Вызываю секретаршу, спрашиваю, откуда эта Диана взялась. Секретарша говорит, что на девочку пришли бумаги, и надо было зачислить. Звоню в мэрию, спрашиваю, откуда девочка. А они в ответ: Диану Кель к вам прислало министерство по области, туда и обращайтесь. Если не нравится, пусть пришлют другую девочку. Тогда я позвонил в министерство. Про скандал не говорю, просто пытаюсь узнать, где она училась. А Жанна Потаповна – представляешь, сама Жанна Потаповна! – отвечает мне, что где Диана училась раньше, мне, директору школы, знать совершенно необязательно. Потому что моё дело – учить, а не выяснять. Я спрашиваю: откуда такая секретность? Она и отвечает: сам Двойкин распорядился. И что если мне так интересно, я могу перезвонить через час и переговорить с министром Двойкиным, – но он мне скажет то же самое. Нет, я конечно не против поговорить с областным министром образования, но не о девочках с пистолетами. Так вот, трубку я, конечно же, положил, а вот сомнения остались. И что с ними делать?

– Может, просто разрешить ей учиться? – предложил лаборант.

– Учиться-то она будет. А ты, пожалуйста, проследи, чтобы её никто не обижал. Нехорошо, когда в гимназиях стреляют.