Читать книгу Стальное поколение. Четвертый роман серии «Противостояние» - Александр Афанасьев - Страница 5

Часть 1. Начало
Москва, Кремль. 28 ноября 1987 года

Оглавление

Хозяева меняются – власть остается…

Хоть и сменились хозяева в цитадели власти, хоть и отзвучал на Красной площади траурный оркестр, и на буксируемом БРДМ лафете на кладбище вывезли очередного генерального секретаря – что-то часто они у нас стали, хоть выборы как в США устраивай… – а жизнь продолжалась. Все так же бой часов на Иване Великом извещал о наступлении полудня, и все также у Мавзолея на посту N 1 сменялся караул. Внутри же Кремля текла обычная политическая жизнь империи, недоступная и загадочная…

Генерал-майор государственной безопасности, член Политбюро ЦК КПСС, исполняющий обязанности Председателя Президиума Верховного Совета СССР Гейдар Алиевич Алиев ехал в Кремль…

Черный правительственный ЗИЛ в сопровождении машины охраны еще не выехал на площадь, еще неслись, смазанные скоростью дома – а Гейдар Алиев уже думал, что скажет в Кремле. Как разыграет партию…

Шахматную, конечно, с ЦК КПСС он разыгрывать, конечно же не собирался. Он просто хотел стать ее генеральным секретарем.

А вы как думали? Это – Восток. На Востоке никто и никогда не примет своего подчиненного положения и все будут пробиваться на самый верх. Восточный человек никогда не откажется от мысли стать первым – если он уже не первый. А как только он станет первым – попробуй сними его.

Но для этого – много еще надо сделать. Нужно переориентировать внимание всех – ЦК, МИДа, армии – на Восток. Тогда – вопрос этот решится сам по себе. Автоматически так сказать. Ну а пока – надо подбирать кадры. Хорошо подбирать…

* * *

Пожилой, седой, благообразного вида старик с тонкими длинными пальцами пианиста и густыми седым бровями на типично кавказском, в резкими чертами и орлиным носом лице спокойно и уверенно, опираясь на дорогую палку из черного дерева вошел в номер одного из санаториев ЦК КПСС под Москвой, расположенный на последнем этаже. Весь этаж уже перекрыли. Посмотрел на ожидающего его в кресле человека, старик мрачно усмехнулся и без приглашения уселся в кресло, отставив чуть в сторону давно поврежденную ногу.

Они просто сидели и смотрели друг на друга. Не два человека – два волка-оборотня, равные по силе и давно заложившие свои души. Один родился в Нахичевани, в семье железнодорожного рабочего, и всю жизнь пробивался наверх сам, грыз зубами, рвал – но пробивался. Второй родился в семье шайха, потомка правителей этой земли еще до прихода русских и советской власти и стал судьей Верховного суда республики. Председателем Верховного суда Азербайджана был другой человек – но все знали, народ знал, что как сказал Ахмад-кади, так оно и будет. Он был судьей азербайджанского народа не по назначению, а по праву и только он хозяин этого номера и гость знали, что было в прошлом между ними. В лифте, в доме, где жили Алиевы – охраняемом днем и ночью! – нашли мощное взрывное устройство – только чудом председатель КГБ Азербайджана тогда избежал смерти. Второй раз его пытались достать прямо перед назначением в Москву – двоих залетных взяли до того как они вышли на цель, совершенно случайно. Знал и гость этого номера – тайну гибели министра внутренних дел Азербайджана, своего давнего и верного человека. Несмотря на то что Алиев знал Ахмада-кади – он так и не посмел тронуть его лично, потому что знал: за такое не простит народ, а это страшнее, чем разнос в Политбюро. Отца Ахмада-кади расстреляли вместе с Мир-Джафар Багировым, и он помнил это…

Наверное – и последняя опала не обошлась без светлоглазого азербайджанского кади. Горбачев никогда не бросался на своих врагов один, он никогда не рисковал – он всегда любил, когда набрасывались сворой, он же – нападал последним. А то и вовсе – возвышался над схваткой этаким судьей.

И те документы Горбачу Ахмад-кади передал, наверняка…

И как держится…

Они просто сидели и смотрели друг на друга, и воздух в комнате сгустился до невозможности, так сгустился, что стало трудно дышать, и хоть была зима – но казалось что в воздухе звенит на невыносимо высокой ноте неизвестно откуда взявшийся к зиме комар…

– Саламын хардадир41, Ахмад-кади? – наконец спросил старика Алиев, глядя ему в глаза – или ты забыл слова приветствия.

– Салам алейкум, Гейдарь-мюдюрь42… – отозвался старик чистым, негромким голосом, типично судейским, немного нудным и учительским, привычным к зачитыванию длинных приговоров – разве ты забыл, что по нашим обычаям первым должен произнести приветствие младший, а потом уже и старший? Или ты так постарел в Москве, что стал старше меня?

– Мои годы летят не быстрее твоих, Ахмад-кади, но ты мой гость…

– Гость? – перебил старик – это радует. Есть надежда выйти отсюда живым, если ты не забыл наши традиции. Или ты подождешь, пока я выйду из этого дома и лишь потом прикажешь свои нукерам выстрелить мне в спину?

Алиев принужденно рассмеялся

– К чему вспоминать старое Ахмад-кади? Злобная бумага в моем положении может причинить куда больше вреда, чем злобный человек. А вы ас в бумагах.

– Что ты хочешь, Гейдар? – в лоб спросил судья – я старый человек, и нить моего терпения, раньше надежно державшая на поводке мой гнев, сильно истончилась. Если ты позвал меня сюда не для того, чтобы расправиться со своим старым врагом – для чего ты меня позвал?

– Я хочу, чтобы ты возглавил разведку, Ахмад-кади – сказал Алиев обыденным тоном, будто предлагал собеседнику стакан чая.

Русский человек на это рассмеялся бы или изумился – но на то он и русский. Азербайджанский кади, много его повидавший на своем веку, не один десяток человек отправивший в расстрельную камеру Баиловской тюрьмы не повел даже глазом.

– Какую разведку, Гейдар-эфенди? – спросил он, так же не отрывая взгляда от собеседника, но изменив обращение к собеседнику

– Нашу. Советскую разведку.

Кади сделал неопределенный жест рукой.

– Это необычное предложение. Ты понимаешь, чем оно грозит лично тебе Гейдар?

– Мне оно грозит тем, что работа будет делаться как надо – впервые за долгое время. В одиночку я их не сломаю, тут целая система.

– Почему ты не возьмешь кого-нибудь из системы? Возвысь его, и будешь для него мюдюрем…

– Возвысь… Кого?!

Судья заинтересовался – в последнем вопросе Алиева было что-то такое, что он не смог сразу определить. Какая то… боль, причину которой он не мог пока разобрать.

Один из первых людей в государстве тем временем открыл стоящий рядом дипломат, достал оттуда стопку стандартных картонных папок с непонятными пометками на обложках, неподшитых и кинул на столик перед судьей. Хлопок папок о полированную поверхность стола грохнул в тишине номера как выстрел.

– Кого из этих ограшей43 я должен приблизить к себе, Ахмад-кади?

Судья привычно подвинул к себе папки с делами, начал просматривать их одну за одной, как он делал это долгие годы работы в суде. Шелестели под тонкими пальцами музыканта серые, тонкие страницы, хрустела, перелистываясь, чья-то судьба, сведенная в строгий канцелярит граф. Алиев молча ждал – тот того, что скажет ему сейчас этот, без преувеличения смертельно опасный человек, крестный отец Азербайджана – зависело очень многое.

– Если ты волк – стоит ли опасаться волчьей стаи? – несколько неопределенно сказал судья

Но все же это было оскорблением.

– Это не волки. Это даже не бешеные псы. Это беспородные шавки. Иногда я задаюсь вопросом, на который не могу найти ответа. Когда твоих людей, Ахмад-кади, взял КГБ – ни один из них не назвал твоего имени, ни тот, кто тебя знал, ни тот, кто тебя не знал. А их хорошо спрашивали, и кого-то из них я спрашивал лично. Когда-то давно такие люди работали на страну. Теперь такие люди работают на тебя. Почему так происходит, Ахмад-кади?

– Почему так происходит? – на тонких губах судьи мелькнула усмешка – неужели ты до сих пор не нашел ответа на свой вопрос?

– Нет – просто ответил Алиев

– Волков, которые работали на страну, страна обманула и предала. А многих – и расстреляла. Стоит ли удивляться тому, что место волков заняли беспородные шавки, как ты их называешь? Страна преходяща – я же вечен.

– Но кого ты будешь грабить, если не будет страны? – в лоб грубо спросил Алиев

– Чего ты хочешь? – снова спросил старик

– Чтобы ты возглавил разведку. Мне нужно закрыть два направления. Первое – внешняя разведка, с особым вниманием к Востоку, где у тебя, Ахмад-кади, есть далеко идущие связи. Хотя бы потому, что ты шейх по происхождению. Второе – это внутренняя контрразведка. И то и другое – кроме тебя некому Ахмад-кади.

– Возьми кого-нибудь из своих людей. Того же Багирова.

– Он возглавит КГБ. Мне нужен тот, кто будет работать в КГБ – сказал Алиев и, предвосхищая возможные возражения, продолжил – передо мной заслуженный работник юстиции СССР, член партии с шестьдесят восьмого года, Депутат Верховного совета СССР трех созывов. Такому человеку как вы, Ахмад-кади, должность начальника Первого главного управления КГБ СССР будет в самый раз – уважаемый человек на уважаемой должности.

Впервые за все время разговора судья позволил себе улыбку – та мелькнула у него на губах и снова пропала

– Я не гезель-кызы44, дорогой, а ты не добрый молодец-храбрый аскер, чтобы сладкими словами строить прочную клетку для моего сердца. Если в КГБ такие ограши развелись – там надо что-то вроде товарища Сталина – в самый раз им будет.

– Ограши – моя забота. Разберемся со всеми. С кем уже не разобрались. Твоя – та работа, какую назвал.

– А не опасаешься?

А вот теперь улыбнулся Алиев

– Нет, Ахмад-кади. Не опасаюсь. И умения у вас хватит – недаром в школе милиции учились и в уголовном розыске начинали. Что вам еще надо от жизни, Ахмад-кади? Мудрые люди говорят, что для того, чтобы был добрым молодцем, надо посадить дерево, вырастить сына и построить дом. А чтобы быть храбрым аскером – надо убить своих врагов, и всех врагов своего рода, и тогда ты будешь пользоваться уважением и доживешь до старости, потому что некому будет убить тебя. А вам, Ахмад-кади и радости в жизни не осталось. Дерево вы посадили, да не дерево, целый лимонный сад, да не только здесь, и в Бейруте к примеру, плодоносят его деревья. Сыновей вы вырастили, да не одного, а трех, и двое из них, раз я запретил им быть судьями в Азербайджане – работают судьями в Москве. И дом вы построили. На весь Азербайджан легла тень от его крыши. А про врагов ваших – уж и не слыхать давно. И неужели вам не будет в радость, Ахмад-кади, что когда Аллах решит призвать вас к себе – соберутся люди и скажут: вот ушел от нас человек, который победил американскую разведку. Ведь каждый художник мечтает нарисовать в конце жизни последнюю картину для души.

– А знаешь, почему на вас работают шавки? – спросил судья.

– Так почему же?

– Врете много. Врете и сами не верите в то что говорите. Говорите, громыхаете словами с трибун – а веры то и нету. А волки, Гейдар-эфенди, они чуют, каждую секунду внюхиваются – как в ветер с дымком. Вот они и не верят вам. Ты и сейчас врешь. Думаешь, что если что – так меня и в снос по «вновь открывшимся обстоятельствам». И не предам я тебя – потому что знаем много друг про друга. До чего же страну довели, что на такую работу – как Абвер45 вербуешь.

Алиев молча ждал ответа – хотя сейчас он его знал. Не для того, он отработал столько в КГБ – чувствовал людей, не хуже сидящего перед ним старика.

Судья поднялся, опираясь на палку, пошел к двери. Перед дверью остановился, бросил, не оборачиваясь

– Через несколько дней. Найдешь меня.

– Нескольких дней может не быть.

– Найдутся. Мне тоже надо кое-какие деревья в своем саду лимонном пересадить. Хотя бы то, что растет в Бейруте…

* * *


Вальяжный ЗИЛ вкатился в Боровицкие ворота, сбавляя ход, повернул направо, к главному корпусу. Там, на втором этаже, рядом со сталинским кабинетом свил себе гнездо «Михаил Сергеевич Второй», как его уже успела окрестить злоязыкая людская молва. Оставалась надежда только на то, что он не кончит, как второй Николай – анекдоты ходили уже и про это…

Предъявив, как и положено пропуск и партийный билет, Алиев поднялся на второй этаж на лифте, который был построен тут еще несколько лет назад, но пользовался им раньше только Брежнев. Теперь – новый Генсек открыл его для общего пользования, и подниматься стало не то что удобнее – быстрее как-то.

В приемной пришлось немного подождать, все-таки у генсека ждали все, хоть немного. А он всего лишь член Политбюро… и без предварительной записи. Все как обычно – вот только теперь в приемной постоянно торчал безликий, в сером костюме человек, чего раньше было не принято. Так же как и у Горбачева – у Соломенцева было два секретаря, одну он оставил с горбачевских времен, другую поменял, и референт которого сейчас на месте не было.

Соломенцев был не один. Слева от него за приставным столом сидел Громыко и что-то читал, справа – Воротников, этот просто видел. Алиев отметил про себя – что похоже застал какую-то тайную вечерю, вот и делает сейчас Михаил Сергеевич два постное, монашеское лицо, да не слишком то это у него получается.

– Не помешал? – с порога спросил он

– Проходи, товарищ Алиев, дорогой ты наш… – своим слабым, спокойным голосом проговорил Громыко – мы как раз о тебе говорили.

– Доброе или не очень… – спросил Алиев, присаживаясь рядом с Воротниковым и напротив Громыко

– Да как сказать… – вступил в разговор новый генсек – преступность в стране выросла. Маньяки какие то… чем дальше тем больше. Профессия новая в стране появилась – профессиональный убийца. Нехорошо…

– Ну… эти авгиевы конюшни давно пора чистить – неопределенно выразился Гейдар Реза-оглы, все таки не понимая, к чему идет разговор.

– Пора. Пора, да только некому…

Промелькнула мысль – уж не мне ли, и от этого бросило в жар. Алиев, контрразведчик и бывший председатель КГБ одной из союзных республик отлично понимал, как его встретят в здании на Житной. Если его собираются бросить туда – это значит, Соломенцев прорвался к власти и теперь его сжирает.

– Что значит – некому? – подбавив возмущения в голос сказал Алиев – вон сколько генералов там наплодили, целое здание!

– Некому… Вот я у них был сегодня (Алиев отметил, что про это он ничего не знал), и все жалуются на нехватку людей.

– Лучше бы работать научились. Как следует. Как говорится – плохому танцору всегда что-нибудь да мешает.

– Надо людей, надо – снова заговорил Громыко – надо Гейдар. Прошлый раз Андропов большую ошибку сделал – комсомольский набор объявил. Пришли – ни в зуб ногой, учить некому и некогда, а работа не ждет. А у тебя во Втором главном управлении – что люди делают?

– Работы хватает. Диссида, антисоветчики, иноки… – привычно начал перечислять своим боли и горечи Алиев, с которым он сам когда то имел дело.

– Это пятое управление – улыбаясь, поправил Воротников – пятое, а не второе. Диссидентами и антисоветчиками у нас пятое управление занимается. Или не занимается. Расплодили, дальше некуда. А второй управление занимается шпионами – от шпионов уже не продохнуть, где их только нет. Наверстали людей целый штат, на каждом заводе первый отдел, да не по одному человеку, а по несколько, живого шпиона в глаза не видели, а зарплату получают. Поэтому, есть мнение, Гейдар и ты, как коммунист должен его понять. Простому советскому человеку работа сотрудников КГБ не видна, он ее не ощущает. Зато если у простого советского человека обнесли квартиру, или… как в Казани началось – вот тут недовольство и проявляется. А допустить сейчас проявления недовольства мы не имеем права. Поэтому – извини, Гейдар – но люди на усиление МВД как ни крути с тебя. Больше взять неоткуда.

Алиев лихорадочно думал. Если бы это произошло через год – он бы успел выставить достаточно людей, чтобы потом и перевести в МВД и взять под контроль и это министерство. Но сейчас – у него никого там не было. Почти никого…

– Сколько людей надо?

– Тысяч тридцать.

– Много. Кто будет выполнять работу по профилактированию? Пусть эта работа не видна – но ее надо делать, и делать изо дня в день. Знаете, когда работа сотрудника КГБ выполнена наилучшим образом? Когда ничего не произошло. Это милиция раскрывает. Мы – предотвращаем.

– Пусть так. По штату еще посчитаем, на Житной тоже рот широко раскрыли, им дай волю, так они еще под сотню тысяч попросят. Но люди нужны Гейдар.

– Да я понимаю…

Людей то можно найти, это не проблема – он понимал, что штаты раздуты и многие просто просиживают штаны. Но два обстоятельства не позволяли ему в душе смириться с решением, которое как он понял, было уже обговорено и по нему было собрано большинство – без него. Даже три. Первое – он, как генерал госбезопасности и бывший начальник республиканского КГБ считал это заведение своим, и ему просто корежил необходимость сокращать штат. Расширять – это другое дело, тут любой начальник в ладоши похлопает от радости, а вот сокращать… Второе – его передернуло от самой манеры принятия такого решения – собралась тройка и приняла, а теперь его фактически уговаривают на то, что решение принято и нужно смириться. Третье – опора на КГБ, и так сильно пострадавшее при перевороте, была его единственным козырем, и он отчетливо понимал, что МВД усиливают в пику ему. Значит – надо активно работать с армией, в споре КГБ и МВД точку должна поставить армия. Тем более – если реализовать намеченные планы.

Нет, сейчас не время выступать.

– Договорились? – генеральный секретарь по старчески, с прихрипом дышал, чуть мямлил слова, простудился видимо.

– Договорились…

– Вот и хорошо. Тогда мы… на ближайшем Политбюро и оформим.

Сделали перерыв, небольшой, чтобы разрядить обстановку. Подавальщица внесла чай с вареньем, почему-то сейчас в Кремле пили его именно с вареньем. Сегодня были вишневое, густое как желе…

– Простудился – сказал Соломенцев, колдуя над своей чашкой – старость не радость.

– Весна и осень, два врага народа – несколько мрачно пошутил Громыко. Он был у руля еще тогда, когда все помнили, что на самом деле означает – враг народа.

– Какая осень, зима… Только подморозило.

Алиев отхлебнул из своей чашки – он пил просто чай, без варенья – чай с вареньем он ненавидел

– Я вообще то по армейским делам… – решил он перейти к тому, ради чего и пришел.

– По армейским так по армейским. Может… Юрия Дмитриевича пригласить?

– Да нет. Пока не стоит…

– Не стоит, так не стоит. Как я понимаю, он на коллегии был?

Уже знают.

– Да, был. Запороли работу, теперь наверстываем.

Аппаратной техникой выживания Гейдар Алиев владел безукоризненно – если б Маслюков заявил о готовности хоть завтра начать производство, к примеру, боевых лазеров – он и то нашел бы в этом какие-нибудь минусы.

– Запороли. Но и наверстывать надо – вставил Громыко.

– Так или иначе, Михаил Сергеевич – войска к реализации плана М не готовы – сказал, как припечатал Алиев.

Громыко снова переглянулся с генеральным.

– Тогда зачем ты его продвигаешь, Гейдар? – Громыко видимо решил взять роль спикера, если использовать выражения из английского языка. Сам Соломенцев не любил и неумел говорить, и на фоне «Михаила Сергеевича Первого» смотрелся в этом аспекте бледно.

– Для того, чтобы армия, наконец, стала армией! Для того, чтобы СССР стал, наконец, СССР, каким он был. Мы должны раз и навсегда…

– Мы должны раз и навсегда, Гейдар сохранить страну46 – сказал генеральный – а только потом думать о завоевательных походах. Из Афгана бы выпутаться.

– Мы не выпутаемся из Афгана просто так. Они пойдут за нами. У нас под ногами – кипящий котел. Или мы его перевернем, или грохнемся туда и сваримся заживо.

– Для чего мы столько вбухали в границу?

Алиев сузил глаза, заговорил коротко и зло.

– Граница их не остановит. Граница может остановить человека – но она не остановит мысль. То, что представляет собой ислам сейчас – это коммунизм в двадцатые. Всеобщее братство, только не на основе социальной справедливости, а на основе религии. Это очень опасно, многие хотят на этом сыграть. У нас рождаемость – в три раза ниже чем в странах Востока, люди пьют, как пили, так и пьют, хорошо, что водку разрешили, а то одеколоном да самогоном травились. Мы с американцами сидим, по сути в одной лодке, только ни мы ни они этого не понимают. Будущее столкновение будет происходить не между западом и востоком, а между севером и югом и чем мы раньше будет к нему готовы – тем лучше.

– Прекрасно. Но при чем тут Иран?

– Иран – рассадник шиизма. Это – готовые бандиты, моджахеды.

– И заодно в Иране живет много азербайджанцев – как бы между прочим заметил Громыко.

Алиев прервался, осадил себя как скакун с галопа

– Вы думаете, я из-за этого?!

– Да нет, конечно – сказал Михаил Сергеевич Второй – ничего мы не думаем, Гейдар. Мы на платежный баланс смотрим, и думаем, как свести концы с концами.

– Если мы войдем на Восток – цены на нефть вырастут сразу и капитально.

– Но поможет ли это нам? Может, все же Ульяновского пригласим…

– Не надо Ульяновского, Михаил Сергеевич – вдруг сказал Громыко

– Не надо так не надо – неожиданно легко согласился Михаил Сергеевич – мы тут твое предложение обсчитали, даже кое-кого привлекли… не раскрывая сути, естественно. Возможная выгода с лихвой перекрывается проблемами, которые мы получим, когда войдем в Иран. Армию надо реформировать, надо переоснащать, но не в бою с основным противником, это будет слишком. В общем и целом – нет, Гейдар, на это идти нельзя.

– То есть план М отвергнут?

– Да нет… – на сей раз разговор полностью вел Генеральный – просто то, что мы могли себе позволить в начале восьмидесятых мы не можем позволить себе сейчас. Тогда… американская армия еще не оправилась от Вьетнама, а мы еще не засели, как следует в Афганистане. Сейчас… время прошло, ситуация изменилась и кардинально. План М – это старые, мало пригодные для сегодняшнего времени бумаги и это говорю тебе не я, Гейдар, это говорят специалисты. Но кое-что в этом плане есть хорошее, сказать, что?

– Скажите, Михаил Сергеевич.

– Одна идея. Запасной вариант. Я думаю и удивляюсь, у нас есть ОВД, у американцев есть НАТО. Но американцы, если им надо – довольно быстро собирают международные силы, они не несут все это на себе в одиночку. А вот мы, почему-то тот же Афганистан в одиночку тянем, и никто нам спасибо сказать не скажет, еще и критикуют как этот чау… как его…

– Чаушеску, Михаил Сергеевич.

– Вот именно! Чаушеску! Для чего у нас штаб ОВД сидит, с целым замминистра во главе? Чем он занимается?

– Ну… в Африке некоторые государства, те же ГДР и Куба оказывают интернациональную помощь. И в Венгрии…

– Нашел что вспоминать. А про Африку… там свои интересы… но дело не в этом. Тот же президент Ирака… Как его…

– Хуссейн, товарищ Генеральный Секретарь. Саддам Хуссейн.

– Он самый. Хусейн. В плане его армии придается вспомогательная роль – а должна быть основная! Нам не нужны союзники, за которых нам приходится то и дело воевать – нам нужны такие союзники. Которые и за себя постоят, и нам еще помогут!

Чтобы придать веса своим словам – Генеральный стукнул кулаком по столу.

– То есть… план необходимо доработать в этом вопросе? – осведомился Алиев

– План необходимо кардинально переработать. У нас на Востоке есть друзья. У них есть свои интересы. Есть у нас на Востоке и враги. У так получается, что враги и у нас и у наших друзей – часто общие. Если наши друзья решат разделаться со врагами, мы… – генеральный секретарь замялся, подбирая фразу – окажем им вполне конкретную помощь. Вполне конкретную помощь. Вот так. Теперь давай про армию, слушаем тебя.

В первый раз за долгое время Алиев почувствовал себя не в своей тарелке – его весьма невежливо и жестко сбили с колеи и перековеркали все его расчеты. Армия… Понятно, что армия теперь ключ ко многим замкам.

– Группой генералов, имеющих боевой опыт разработаны несколько вариантов решения афганского конфликта. Если брать женевский план урегулирования, то он отличается в корне от предлагаемых военными. Женевский план – это план почетной капитуляции.

Громыко нахмурился – хоть женевский план и не был его детищем, но он отвечал за иностранные дела, и это был теперь камень в его огород.

– Когда армия не может победить – капитуляция не самый худший из выходов. Афганистан сведет нас в могилу рано или поздно.

– Ничуть. Скорее он сведет в могилу Америку, если посмотреть сколько они тратят на оказание военной помощи, и какими скандалами это для них оборачивается.

– Там льется кровь советских солдат – заметил Генеральный.

– А она будет литься, Михаил Сергеевич! – с вызовом заметил Алиев – нам пустили кровь и от нас уже не отстанут, пойдут по кровавому следу, даже если мы уйдем оттуда. Самый быстрый способ закончить войну – потерпеть в ней поражение! Но нужно ли оно нам, и чем оно обернется в будущем?

– Афганская революция должна сама себя защищать.

– Но не от половины мира! Так или иначе – мы вынуждены будем оказывать помощь, если не хотим, чтобы все это перекинулось на нас. Основных вариантов по сути два. Первый – нанесение полномасштабного удара по Пакистану. Именно там – гнезда бандитов, выжечь их – ничего не останется. Второй вариант – выводим большую часть войск, оставляем несколько крупных, хорошо укрепленных баз, как американцы. Дальше действуем на измор, в основном с воздуха, с нашей территории. Это снизит и потери и затраты на базирование и позволит подготовить афганскую армию к жизни в реальных условиях, потому что с момента частичного вывода, повседневная боевая работа ляжет на них. В этом случае американцы рано или поздно будут вынуждены сделать какой-то шаг – или уйти, или бросит пакистанскую армию на Афганистан. И то и другое будет нам в плюс – мы получим законный повод действовать против Пакистана, в защиту завоеваний афганской революции.

– Афганская революция… – с каким-то странным выражением проговорил Громыко

Воротников раскрыл лежащую перед ним папку, пододвинул ее Алиеву. Видимо, опять что-то, о чем он не имеет ни малейшего представления.

– Только утром получили. По нашим каналам, КГБ не ругай – сказал генеральный – вот тебе и афганская революция…

* * *

41

где твое приветствие, такой вопрос обычно задают детям, когда они забывают здороваться со старшими

42

господин (азерб), кстати обычно с такой приставкой имя не произносят, это грубость.

43

Ограш – страшное оскорбление, тот кого так назвали должен первым делом убить обидчика

44

Сложно перевести. Точнее всего будет «женщина-красавица».

45

Абвер – в данном контексте оперчасть колонии

46

Кто-то может подумать, что дискуссия в таком тоне в Кремле не могла вестись. На самом деле – было и жестче.

Стальное поколение. Четвертый роман серии «Противостояние»

Подняться наверх