Читать книгу Иностранец - Александр Афанасьев - Страница 4

Двенадцать мгновений весны
11 апреля 2022 года. Близ города Ниш, Сербия. День второй

Оглавление

А утром – местный фермер по имени Душан Танич – готовился ехать в город, чтобы продавать плоды своего труда. Молоко, свежее и сквашенное и сыр.

Все это было сделано им самим, и его женой Даной из молока трех десятков коров, которые были у него. Несмотря на то, что с тремя десятками коров не так просто – коров они содержали, не нанимая помощников, а корма частично покупали – если не считать сена, которое Душан косил сам на тракторе.

Дети Душана давно уже выросли и покинули родительское гнездо… старший уже в Германии, двое учатся в Белграде. Больше у них с женой детей не было, хотя они и хотели.

Что касается торговли, то шла она ни шатко, ни валко, хотя и получше, чем год и тем более два назад. Вирус, будь он проклят. Никуда не сходить, в церковь не зайти и туристы все пропали. Сейчас хоть и получше стало – но все равно, люди боятся ездить, да и денег у всех стало меньше. Это плохо…

Раньше – тут не было фермеров, раньше тут была задруга. Это местный способ организации сельского хозяйства, как колхоз, но поменьше. Всего несколько семей. Но суть та же – коллективное хозяйство, поля, техника.

Раньше говорят, намного лучше было. Душан этого не застал, но отец застал, вот он и рассказывал, когда был жив. При Тито налогами не душили, можно было кредит льготный взять, удобрения продавали за копейки. Тогда даже местную, не слишком плодородную землю обрабатывали, а урожай продавали, кажется на Ближний Восток, за валюту. Тогда лучше жили, намного.

Потом Тито умер. А потом война началась – и все рухнуло. Весь привычный образ жизни. Народ в города от земли потянулся. Сельские ребята – кто в четы ушел, кто в банды, кто в полицию. А если так, положа руку на сердце – большой и разницы то не было. Каждый как мог тогда выживал…

Но вернуться домой, землей заниматься – уже никто не хотел.

Он тоже в чете воевал, четыре года. Ранили его. Вернулся, в городе помыкался, никому не нужный – пришлось возвращаться. Хорошо, что жену нашел – в лагере беженцев, у нее всю семью мусульмане убили. Хорошо, что отец был жив, хозяйство было не заброшено.

Но сейчас, зерно тут уже никто не садит – невыгодно. Кое-какие овощи – их Германия покупает как органические. Там целая схема – сертификация нужна, денег на нее нет, там сотни тысяч евро она говорят, стоит. Приезжают какие-то скупщики, у них документы эти есть. Скупают, а потом с документами продают в Германию по две цены. Один обман на свете. А зерно теперь не покупают.

Еще коровы остались. Он на грант Евросоюза купил небольшой сырный цех, сыр делает и продает. Все лучше, чем молоком сдавать, там цену не дают хорошую. Монополисты там

И пасека еще есть. Им хватает. А они умрут – наверное, дети забросят все. Или продадут, как у соседей продали.

У соседей – после стариков дом купил какой-то русский. Он землей не занимается, разрешает Душану коров у себя пасти бесплатно, и сыр покупает. Говорит, что писатель. Русский хороший. Впрочем, все русские хорошие, много Сербии помогали.

А он умрет – наверное, дети тут агротуризм устроят. Или тоже – продадут. Вымирает сербская деревня, все уехать хотят. В Ниш, потом в Белград, потом на Запад. Родная земля уже никому не мила.

Надо к русскому заехать, у него сыр, наверное, уже кончился, и молоко ему предложить. И хлеб.

Русский, наверное, купит. Он хоть и русский – но по-сербски говорит уже как серб. Кто-то говорил, что он в полиции служил, а кто-то что в армии. Но он хороший. Проблем от него никаких. Только раз Душан автомат у него видел, но это дело обычное, сейчас у всех есть, только дурак не покупает. Граница то рядом. Это при Тито ни у кого не было, и даже ездили через границу в гости, друг к другу. Детей женили. Это сейчас все как звери друг другу стали, потому и автомат нужен. А раньше – парни с той стороны к сербским красавицам присматривались – за сербку ее семье платить не надо. А мусульманки наоборот были рады жениху-сербу, потому что мусульмане женщин не уважают, у них ад в семье настоящий.

Когда такое было…

С этими невеселыми мыслями, Душан в последний раз оглядел свой трактор, заботливо подоткнул брезент и, перекрестившись, тронулся в путь…

Русский жил совсем рядом, несмотря на ранее утро – он был на ногах. Сразу вышел, как только Душан посигналил.

– Добродошли – поприветствовал его Душан

– Доброго дня.

– Вот, сыр есть на продажу, есть овечий, есть коровий, есть с травами. Молоко есть, мед…

Русский кивнул

– Сколько стоит?

А через семь часов – Душан возвращался обратно, и мысли у него были совсем не веселые…

В городе, как карантин сняли – а торговля все никак не налаживается. Как тень смерти на мир легла. И хотя их Бог миловал, не сильно зацепило – а все равно, люди еще боятся, не ездят, дома сидят.

А нет туристов – нет и настоящих цен. Потому что у многих в городе родственники в деревне, они бесплатно присылают. Раньше много покупали владельцы отелей, закупщики из самого Белграда приезжали – а теперь какие отели?

Всем бы хоть как то прожить.

Он до того и не думал, насколько они зависят от туризма. От цен, которые он устанавливает.

И плохо так не только у них, плохо везде. Многие обеднели, от того и озлобились. В Белграде митинги, словами громыхают, обещают. Хотя все уже понимают, что обещания эти – забудут ровно в ночь после выборов…

По пути он заехал к сыну Радомила, у него гостиница небольшая на дороге, шиномонтажка. Гостинцы от отца передать, по пути захватил. Овощи, мед, молоко. Данек принял, только с усмешкой. Не надо ему ничего. И гостиница у него только для вида. А так торгует он всяким… потому и денег у него – навалом. Раньше цыгане торговали, так их посадили, а торгует теперь наш, серб. Только отец не хочет верить во все в это и посылает сыну продукты, чтобы на базаре лишних денег не тратил. А Данек давно на Мерседесе разъезжает, и люди вокруг него… плохие.

Нехорошие мысли прервал резкий толчок, от которого Душан чуть с сидения не выпал. Трактор повело, он с трудом остановил его. Спрыгнул с сидения… кабина открытая.

Вот же дьявол!

Ось, кажется. Почти до дома доехал…

Вот как так.

Теперь сначала надо как то это все до дома. А потом обратно ехать в город, за деталями. Чиниться. Трактор старый, тоже титовских еще времен.

Ой, Господи…

Придется теперь идти до дома пешком. Выводить машину, ехать до города. Потом там деталь покупать и сюда ехать….

А с сыром непроданным что делать?

Душан подумал, и решил – до дома он сыр не унесет. Надо его спрятать, а потом идти до дома. Если кто и подойдет – брать тут будет нечего, кроме самого трактора, да и кому он такой нужен, тем более что сломанный? Пусть берут, рухлядь старая. А сыр – будет спрятан.

Да, так и надо.

Душан перешел на другую сторону трактора, чтобы посмотреть, нет ли укромного места в пределах прямой видимости, чтобы сыр там оставить. И чтобы в тени, и чтобы таскать недалеко было. А то уже не мальчик… годы…

Дорога была… как бы на насыпи, справа канава, потом лужок и деревья. Душан посмотрел на деревья, удовлетворенно хмыкнул. Да, вот там он их и оставит. Потом он перевел взгляд ниже, чтобы понять, есть ли тропка, как до тех деревьев добраться. И увидел – прямо перед собой что-то белое…

Он достал очки, которые носил не всегда, а только «для близи». Но сознание уже подсказывало ужасное, чего Душан никак не мог и не хотел допустить. А именно то, что он видит труп.

Труп!

Душан снял очки. Потом надел. Потом снова снял.

Женщина. Там лежит женщина. В платье.

– Эй! – позвал ее Душан, робко надеясь на чудо – ты что там лежишь, вставай!

Но она не пошевелилась.

И что делать?

Душан беспомощно посмотрел на трактор. Потом на часы зачем-то. Потом опять на ту женщину.

Если бы трактор был на ходу, он бы просто уехал. Этого еще не хватало ему – труп найти. Пусть кто-то другой разбирается.

Но трактор сломан.

Звонить в полицию? Ага, приедут, скажут – а где это вы были, уважаемый? Ах, в городе? А у кого конкретно в городе вы были? И что он им скажет? Что взял у Радомила продукты и завез Данеку? По пути? А то, что Данек торгует всяким, это вся округа знает. И что будет? Начнут выспрашивать, что да как. Подумают, что это он убил.

Идти до дома, как и планировал?

А если кто будет проезжать, увидит, трактор стоит, остановится. Посмотрит, а там труп. Вызовет полицию, полиция приедет – а там трактор. Чей трактор?

Известно, чей. И придут к нему.

Так что же ему делать?

Ох, лучше бы он ногу сломал…

И тут мелькнула спасительная мысль… Душан вспомнил – кажется… тот русский, он упоминал, что служил в полиции! Да, точно! Так и было!

И Душан, бросив сломанный трактор с остатками непроданного товара – что есть сил, бросился бежать обратно по дороге, в сторону дома, где жил русский…

А у меня как раз было вдохновение. Я сидел и писал.

Что я пишу? Ну… что может писать отставной полковник полиции? Понятно, что полицейские детективы. Что еще может писать отставной полицейский, выброшенный на обочину жизни?

Сколько в них правды? Немного если честно. И эта правда никому не нужна. Люди хотят верить в лучшее, хотят верить что если в отношении их будет совершено преступление – то приедут, спасут если успеют, помогут… накажут тех кто это сделал.

А знаете в чем правда? Правда в том, что всем – пофиг. Вот реально – пофиг. На нашем поколении – полиция кончилась как таковая. Вопрос даже не в коррупции, это – частность. Вопрос в том, для чего ты идешь в полицию. Помогать людям – или?

Я как то раз слышал, как преподаватель в школе милиции вполне откровенно сказал перед классом молодых пацанов, в чем суть работы. Суть – в том, чтобы продержаться двадцать лет, потом выйти на пенсию и… жить.

Вот оно! Я не преуменьшаю опасности взяток, но все-таки взяточник сейчас – это паршивая овца, не все отваживаются, особенно внизу, на земле. Сейчас с одной стороны зарплата не такая плохая, а с другой стороны у всех телефоны, микрофоны, камеры. Запишут, сольют в Ютуб – кому это надо? Потому – с коррупцией вроде разобрались, по крайней мере, свели ее до приемлемого уровня – но лучше не стало.

Вопрос в мотивации. Если ты идешь в полицию с четким намерением перекантоваться как то двадцать лет, а потом идти на пенсию и жить с новой работой и пенсией заодно – хорошего ничего не будет. Если тебе пофиг на то, что грабят и убивают, что в твоем городе, на твоей «земле» орудуют преступники – толку от тебя как от полицейского не будет, хоть учи тебя, хоть не учи. Вот тем, кто учил нас – пофиг не было. Про них можно было много чего рассказать – они и насчет урвать были не дураки, и пили по-черному, и били, и издевались. Но они на самом деле были ментами. И свою землю – они воспринимали как свою. Легавыми они были. И забредшим волкам – спуска не давали. И умирали – хорошо, кто доживал до пятидесяти. Потому что это работа на износ. Но только если работать, а не отбывать номер двадцать лет.

И как вот рассказать эту правду читателям детектива? Что это за детектив такой – совершено убийство, а Эркюлю Пуаро, например – пофиг, он свою повышенную пенсию на карточку за службу в бельгийской полиции все равно получит, ну а то, что убивают… дело житейское. Все мы смертны, однако…

А? Никакая Агата Кристи до такого сюжетного поворота не додумается…

Потому-то приходится врать. Изображать сыщиков горящими на работе. Иначе – книгу не продать.

А так – продается нормально. Часть под своим именем, часть – под чужим. Пробую писать еще на английском, но пока – в стол. Для того чтобы писать книги на каком то языке – нужен уровень. Не все могут. Не каждый писатель – Булгаков.

Пять листов до обеда. Нормально – не авторских конечно, у меня своя норма. В книге – примерно от ста двадцати до двухсот моих листов. И если ты за день не написал ни строчки – день прожит зря. Не слушайте тех, кто говорит про то, что нет вдохновения. Дело не в этом. Писательство – скорее все же ремесло. И если не умеешь, или писать не о чем…

Во второй половине дня надо на стрельбище съездить. Оно тут недалеко. Я уже гражданин, так что право на оружие у меня есть, и оружие – я купил. Здесь оно есть у всех, Сербия – страна с наибольшим количеством оружия на душу населения. Завод в Крагуеваце работает, у меня там уже знакомые есть – русских там уважают, как и везде в Сербии. Вот и поеду отстрелять винтовку, которую мне сделали – легендарную М76, новодел, из опытно-экспериментальной партии мне продали. Причем для меня сделали «стиль Драгунов», приклад как на СВД, не как на канонической М76. А вот патрон канонический – 7,92 Маузер…

Потом еще попишу. Уже для себя. У меня есть произведение, которое я пишу для себя, и в нем уже не вру. После моей смерти – опубликуют… я надеюсь…

Компьютер перешел в спящий режим, пока я думал над новым сюжетом и над враньем в старых. Потом – я хотел снова начать писать, но услышал какие-то крик и на улице, а потом кто-то забарабанил в дверь.

Компьютер тут же включился без пароля, показал изображение с камеры наружного наблюдения, скрытой. Я узнал Душана… он был как не в себе. Сбесился что ли, в дверь колотит. Что происходит?

Я немного подумал. Потом достал пистолет – болгарский Макаров – и сунул в карман. Береженого Бог бережет, а небереженого конвой стережет. Пистолет кстати легальный, купленный законно.

Душан продолжал стучать в дверь. Я пошел, приоткрыл, поставив ногу на всякий случай.

– Что случилось?

– Там труп!

Я едва дар речи не потерял.

– Какой труп? Ты о чем? Где труп?

– Там… в канаве… труп… женщина убитая.

Этого не хватало.

– Погоди. Я сейчас оденусь…

До места мы добрались минут за пять – его отмечал трактор Душана, скособочившийся на обочине. Прицеп был накрыт какой-то мешковиной…

– Там…

– Стой!

Я осторожно подошел к обочине – не рядом с трактором, дальше. Первое, что бросилось в глаза – синее с белым платьице…

Как сломанная кукла.

Твою мать…

Я до последнего думал, что Душан в чем-то ошибся, что ему почудилось, что там просто перепившая телка лежит. Но сейчас – стоя на обочине и смотря на лежащий в канаве труп, я понял – нет, не привиделось.

– Ты туда спускался? К ней подходил? Прикасался?

– Нет – Душан замотал головой

– Точно нет? Может, пытался понять, живая ли?

– Клянусь Богородицей, не ходил.

– Ладно…

Я огляделся по сторонам. Место глухое, по этой дороге мало кто ездит. Поворота нет, значит, ее выбросили, она не выпала. Внешних повреждений тоже нет, причина смерти не очевидная, там вскрытие уже установит. По виду не изнасилована.

– Звони в полицию. Телефон есть?

– Да. Да… имеем.

– Вот и звони.

Сам я посмотрел на дорогу. Следов нет, и на обочине тоже. Может, экспертиза что-то и установит, но… дождей давно не было, обочина как камень. Нет, ничего не найдут…

Странно все это. Вон там лес. Если хотели скрыть – почему там не выбросили, там бы ее в лучшем случае через несколько дней нашли. Может, не знали местность, боялись заблудиться? Отсюда вижу – труп свежий, максимум суточный. Может, даже этой ночью.

Машина! Та тачка, БМВ! Да неужели…

Поехали кататься, пьяные. Наверное, и обдолбанные. Девчонка на скорости выпала, свернула шею. Остальные испугались и уехали. Могло быть? Запросто. Большинство преступлений так и происходит – по глупости, по пьянке, по недоразумению. Осознанные тяжкие преступления против личности – довольно редки. Когда я работал – у нас четыре из пяти убийств были бытовыми. Их и не раскрывали, а оформляли. Протрезвевший убийца, осознавший что натворил – либо сразу шел сдаваться, либо задерживался за сутки – двое…

– Позвонил?

– Да.

– Чего сказали?

– Приедут…

– Ладно…

Душан поежился, перекрестился

– Страх какой.

– Не узнаешь ее? Местная?

– Нет…

– Да погоди ты, не вздумай туда ходить! Отсюда смотри…

– Нет… платье незнакомое… нет… да и не ходит у нас так никто.

– Вчера слышал что-нибудь? Вечером, ночью?

– Да нет. Мы коров подоили, и спать легли.

Понятно.

– В полиции лишнего не говори. Нашел и все, больше ничего не знаю. Будешь говорить, на того думаю, на этого – сам же потом пожалеешь…

Через три часа местная жандармерия повезла нас в «управу» разбираться.

Полицейская управа Ниша – располагалась в большом, полукруглом здании времен развитого титоизма, с тех пор ни разу не ремонтировавшегося. Пропускной режим был хреновый, вахтер сидел, но по факту проходил, кто хотел. Нас не разделили, чтобы мы не смогли договориться, а просто оставили в коридоре и попросили подождать. У меня пистолет на кармане – но никто и не подумал обыскивать.

Жареный петух по-настоящему еще не клевал?

Нет, клевал, Косово рядом совсем. Не поняли?

Мы, русские – очень хорошо умеем жить этаким военизированным лагерем. Каждый в нем моментально находит свое собственное место. А тут – не умеют.

И я не знаю, хорошо это или плохо…

Так мы сидели полчаса, может и больше и уже успели заскучать. Потом появились, наконец полицейские, и развели нас по разным кабинетам…

Меня допрашивал совсем молодой парень, худой, чернявый, чем-то похожий то ли на турка, то ли на албанца. Он ходил в неуставной кожаной куртке, за карман дужкой были зацеплены очки. Мне он понравился. Я умею отличать случайных людей в полиции от тех, кто там действительно должен быть, от легавых собак, для которых догнать зверя и вцепиться в него зубами – лучшая награда. Этот был как раз из таких, легавых. Может, опыта и знаний у него и маловато, в оперативной тактике слабоват – но если есть желание, можно многого добиться.

– Панин Александр…. – сказал он, смотря на скрепленную степлером распечатку, в которой явно была информация обо мне

– Никитович – подсказал я

– Гражданин Сербии.

– С прошлого года.

– Вы владеете сербским языком? Желаете переводчика?

– Владею. Переводчик не нужен.

Детектив посмотрел на меня

– И сказал бы, добродошли, да не та ситуация.

– Понимаю – сказал я

Детектив посмотрел на меня, потом снова углубился в планшет с рапортом

– Как вы оказались на дороге?

– Да случайно – сказал я – Душан, то есть гражданин Танич – он фермер, живет дальше по дороге. Он ко мне заезжает, утром, когда на базар едет, я у него покупаю сыр, молоко. Вот и сегодня заехал…

– В котором часу?

– В семь.

– Так рано?

– Он на базар ехал. А я рано встаю, я же русский.

Сербы рано не встают

– Хорошо, дальше?

– Ну, дальше, я за компьютером сидел, книгу писал. А через пять часов, то есть без десяти двенадцать, слышу крики. Душан бежит бегом, сам бледный, говорит – там труп в канаве у дороги. У него трактор сломался…

– Трактор сломался? Он вам так сказал?

– Ну, да.

Я понял ход мыслей.

– Да вы что. У его трактора скорость двадцать километров в час, максимум. На таком если и захочешь, человека насмерть не собьешь.

– Ну, хорошо…

– А почему он к вам побежал? Почему сразу полицию не вызвал?

– Не знаю. Испугался, наверное.

– Мой дом ближе всего по дороге.

– Что вы сделали потом?

– Оделся и с ним пошел. Дошли, смотрим, там, в самом деле, труп.

– А как вы поняли, что это труп?

– Ну…

А в самом деле – как?

Почему я сразу подумал что это – труп? Я не спускался, пульс не проверял. Но почему то я сразу понял, труп.

– … лежит, неподвижная, в канаве. Если бы пьяная была, пошевелилась бы.

– Вы подходили к трупу?

– Нет, конечно.

– А Танич?

– Нет, по крайней мере, при мне. Я запретил. И он мне говорил, что не подходил.

– А почему? Может, человеку плохо…

– Да не двигалась она! А подойти – значит, натоптать, может, уничтожить какие-то улики, помешать полицейскому расследованию.

– Вы специалист по полицейскому расследованию?

– Я телевизор люблю смотреть. Детективы.

Детектив пытался придумать еще что-то, но не получалось. Решив, что пока достаточно, он забарабанил по клавишам. Потом – зашипел принтер, выбрасывая горячий лист бумаги.

– Прочтите и распишитесь. Если что непонятно – спрашивайте.

С моих слов записано верно, мною прочитано…

– Уезжать никуда не собираетесь?

– Пока нет.

– Если соберетесь, дайте знать.

– Непременно.

Иностранец

Подняться наверх