Читать книгу Стальное поколение - Александр Афанасьев, Александр Николаевич Афанасьев, А. Н. Афанасьев - Страница 7

Николай летел в Сирию обычным, рейсовым самолетом Аэрофлота. На этом направлении ходил не доходяга сто пятьдесят четвертый, с пыточными креслами и ненавязчиво-советским сервисом – а красавец шестьдесят второй, самолет для дальних рейсов. Но впечатление сразу ломалось, как только оказывался внутри самолета. Видимо, этот Ил был списан с рейсов в капстраны и брошен на перевозки в страны третьего мира. Пластмассовый столик в кресле впереди был непоправимо сломан, на обивке кресел были подозрительные пятна, а стойкий запах блевотины в салоне невозможно было вытравить даже массированным применением чистящего средства.

Николай летел один, не в группе – и моментально выделил три категории пассажиров. Первая – самая малочисленная – обычные граждане, гражданские, летящие в Сирию по своим делам. Они отличались явно не военными повадками и большим количеством сумок, какие они рассовывали по отсекам над креслами. Вторая категория – побольше – это братья наши меньшие, Николай окрестил их «духи». Как он будет работать с ними, он не знал, с Афгана у него сложился острый комплекс подозрительности к тем, у кого есть борода и кожа темнее обычной. Хотя он понимал, что Сирия не Афганистан, и вроде как социалистическая страна – поделать он с собой ничего не мог. Хотя эти… на духов они мало были похожи… или усатые или чисто выбритые, оливковая кожа скупые, экономные движения. Институт дружбы народов имени Патриса Лубумбы, Военно-Дипломатическая академия и другие тому подобные заведения. Возвращаются… мелиорировать, в общем. Третья, самая многочисленная категория – советские, едущие по контракту. Настоящему, гражданскому и такие же как он, мелиораторы. Эти отличались чересчур громкими голосам и позвякивающими сумками. Как только самолет взлетел – они, разбившись на группки, и не обращая внимания на стюардесс, начали дегустировать, прикладываться и иными способами выражать приязнь богу виноделия Бахусу. Николай заметил, как на них смотрел сидевший неподалеку сириец – и ему стало мерзко и стыдно за своих. Ни к какой из компаний он не присоединился.

Шестьдесят второй летел без промежуточных посадок. Когда объявили по связи о том, что они пересекли границу СССР – веселые компании под приветственные крики налегли на водку еще сильнее, хотя многим уже было «под горлышко». Кто-то уже пугал унитаз, кто-то издевательски пел советский гимн пьяным голосом… вот тогда то все и произошло.

Стюардессы старались ни во что не вмешиваться и вообще показываться как можно меньше. Но одной – все же пришлось пройти в хвост салона… и какой-то жлоб схватил ее за руку. Это произошло всего в трех креслах от того ряда сидений, где сидел Николай.

– Девушка…

Николай бил вполсилы – но этого хватило, даже с лихвой. Первым – плюхнулся в кресло, зашипев от боли, любвеобильный грузин… костяшка пальцев попала по позвонку… наверняка до врача дело дойдет по прилету. Вторым – схватившись за глаз, заголосил еще один… этот удар и вовсе был вполсилы, даже в четверть – правильно выполненный, он приводил к гарантированной инвалидности. Николай подтолкнул девушку в сторону, чтобы не мешала ему, и спокойно, как он научился еще в старших классах, выдал.

– Сидеть тихо, жлобье. В пол втопчу.

Расчет был простой – жлобье обычно трусливо и сейчас мысленно подсчитывает, сколько чеков удастся накосить в очередной загранке. К силовому противостоянию оно не готово, даже по принципу «все на одного». Вылететь можно легко и просто, за драку в самолете – так и вовсе запросто. Чеки покажутся дороже чести…

Один из алкашей пытался выступать – но его дернули за руку, и он заткнулся. Грузин полулежал в кресле и тяжело дышал, второй держался за глаз. Николай повернулся к девушке, отметив, что она настоящая красавица. Волосы стрижкой каре, что он не любил – а все остальное – очень даже…

– Приношу извинения за этих… – сказал Николай.

– Да ничего… – девушка попыталась улыбнуться – уже привыкла… Меня Марина зовут.

– Николай.

Возвращаясь в кресло, Николай поймал одобрительный взгляд сирийца. До чего же все распоясались…

* * *

Садились в гражданском аэропорту Дамаска, Дамаск – Интернэшнл, Вопреки ожиданиям, этот аэропорт не был назван в «отца нации», или кого-то еще. Кроме Дамаск – международный у него не было никакого названия. Садились под аккомпанемент мата и утробных звуков, с которыми перепившие специалисты приходили в себя – кто успел в туалет, тот блевал в туалете, кому не повезло – в гигиенический пакет. Благо выдали проездные, а как снова в стране разрешили пьянство – так понеслась, родимая по кочкам. Бутылка Московской, с зеленой этикеткой двадцать рублей – но для отъезжающего в командировку специалиста не деньги.

Выглянув в иллюминатор при посадке – Николай увидел развернутые по боевому, вращающиеся антенны советских радарных систем и накрытые маскировочными сетями позиции ПВО, явно не пустые. Совсем весело. Главный аэропорт страны постоянно прикрывают системы ПВО – хотя… Израиль совсем же рядом, он помнил карту.

И все равно – весело.

Трап был советским. Как и аэропортовская скотовозка – прицеп для пассажиров с тягачом в виде советского Зил-130. Как и не уезжал никуда…

Проблемы начались в аэропорту – Николай вдруг понял две вещи. Первая – он летит один. Вторая – его никто не встречает. С его знанием арабского – почти катастрофа. Он выжил бы в Афганистане, в Пакистане, в Иране с его знанием пушту и дари, который почти то же самое, что и фарси. Мог он говорить и на урду, но вот на арабском… Если только он заговорит на фарси, его могут принять за шпиона. На Востоке, вне зависимости от ориентации, проамериканской или просоветской, к людям, говорящим на фарси относились очень настороженно. Иран … и шииты. И те и другие доверия не внушали, плели козни и интриги – и началось это не в семьдесят девятом[25], а несколькими сотнями лет раньше. Так что если надо найти шпиона – говорящий на фарси парень подойдет как нельзя лучше….

Приехал, называется…

Валюта у него была. Больше он опасался таможни – как все это будет воспринято. Хотя… как потом оказалось, местная таможня далеко не самое опасное, что может поджидать советского командированного. Свои – страшнее…

– Эй…

Он резко обернулся. Руки автоматически заняли исходное – одна прикрыла живот, другая…

Марина. Аэрофлотовские форменные блузка, юбка – хоть на картинку…

– Ты в Дамаск?

Николай осмотрелся по сторонам.

– Ну… да, в общем.

– Если хочешь, у нас место есть.

Николай раздумывал недолго. Если местные на него… положили, то и он в полном праве на них положить. Опоздали – пусть ищут.

– Буду благодарен.

Марина засмеялась.

– Поехали…

* * *

С шутками, с прибаутками втиснулись в почти новый аэропортовский РАФик. Насчет места – Марина видимо немного преувеличила – места не было, но девушки потеснились. Машина стояла у здания карго-терминала, в закрытой зоне, оттуда – они поехали к воротам. Страх ворот, солдат с автоматом выпустил их не досматривая. Николай вдруг подумал, что не стоило бы рисовать аэрофлотовские значки на машине, для моджахедов – великолепная цель, украсть и потом шантажировать. Одернул себя – какие моджахеды. Видимо… это навсегда останется с ним…

Когда выезжали на дорогу – мельком увидел две Волги и РАФ, в него, кажется, грузили грузина, которого он пришиб в самолете. Николай еще не знал, какими неприятностями это для него обернется…

Пошла разматываться под колесами отличное гладкое как кованая сталь шоссе. По обочинам – какие-то здания, фруктовые и оливковые сады. Везде – ощущение достатка и богатства, следов войны нет совсем – хотя война здесь была всего несколько лет назад. Отличные, многоуровневые дорожные развязки. Среди машин – много советских, грузовики так большинство советские – хотя встречаются всякие. Машины в основном белые, но оно и понятно – жара, солнце.

Возможно, Марина того и не хотела, просто хотела помочь парню, вступившему за нее в самолете – но остальные стюардессы более старшие и опытные – поняли все правильно. Они с мариной оказались на соседних сидениях, а стюардессы стараясь на них не смотреть, балагурили о чем то о своем…

– Вы москвич? – вдруг спросила Марина.

– Москвич…

– Странно… не похожи?

– А на кого я похож? – с неожиданной злостью в голосе спросил Николай.

Он уже знал все это. Интернационалисты – в мирных советских городах успехом не пользовались. Если какая-то девушка и рисковала завести отношения – родители были категорически против, шипели – вот смотри, этот интернационалист как-нибудь ночью всю семью вырежет. Афганистан многих сломал… многое выявил в больном, безусловно больном советском обществе. И если отцы, возвращались с Великой Отечественной находили свою судьбу даже без рук без ног, то вернувшиеся из Афгана пацаны находили где страх, а где хамство. Я тебя туда не посылал, мать твою!

Вот и шли они – по жизни. Кто спивался, кто садился. А кто – как Николай – нес войну на другую землю, нес ее в себе…

– Ну… – Марина растерялась от звеневшей в голосе злости – ты как будто с юга…

Николай скосил взгляд на нее, увидел просто красивую девушку. Такую красивую, какой у него и не было никогда…

– Извини… – сказал он – но я и в самом деле москвич. Просто я… оттуда, в общем. Как говорят – из-за речки. Понимаешь?

Теперь – как-то странно посмотрела на него Марина. РАФик уже въезжал в Дамаск, по обочинам мелькали заборы дорогих домов, они пролетали одну развязку за другой, не снижая скорости…

– Понимаю… – сказала она – а где ты учился?

Николай назвал школу.

– Правда? А я в соседней… – школу назвала она.

И они…. как то разом оттаяли оба, не сговариваясь – заговорили о своем, о том, о чем могут говорить парень с девушкой, из одного большого города, из одного района вдали от дома. Они вспоминали кинотеатр у них в районе, упомянули танцы и еще что-то. И почти не заметили – как РАФик остановился у отеля, в котором Аэрофлот постоянно держал номера для экипажей на пересменке…

– Ну? – сказали они одновременно, когда вылезли из машины и посмотрели друг на друга.

Неловкое молчание. Николай не знал, что говорить и что делать – в центре Дамаска, чужого города и чужой страны – и точно так же, не знала что делать она.

– Я тебе спасибо не сказала… – прервала молчание Марина.

И поцеловала его. По детски в щеку. А потом – подняла сумку и пошла к отелю. А он – остался стоять, как последний дурак…

Как последний дурак…

* * *

Здание аппарата Главного военного советника в Сирии находилось в большой белой вилле, расположенной в конце улицы Аль-Джаля, он стоит ближе к горе Касьюн на возвышенности и окружен забором. Вилла такая большая, что это едва ли не дворец – и здесь расположены далеко не все службы. В стране находилось до десяти тысяч советских военных советников и технических специалистов обеспечивающих эксплуатацию, обучение экипажей и расчетов, ремонт советской военной техники, покупателем которой Сирия была. Война восемьдесят второго года, закончившаяся поражением Израиля в Ливане[26] убедила сирийских военных в превосходстве советской военной техники и теперь – Сирия была едва ли не самым надежным советским оплотом на Ближнем Востоке…

От гостиницы – Николай взял такси. Первый же таксист – довольно сносно владел русским языком. Как потом оказалось – русский здесь учили в школах.

Просто так – пройти в здание ГВС не удалось. На воротах стоял проверяющий, в нелепом здесь черном костюме – двойке, но с автоматом АКМС, он долго проверял документы Николая, но отказывался пустить его внутрь, подозревая в чем-то нехорошем. Потом Николай узнал, в чем проблема. Советских специалистов, отправляя за границу, обряжали в одинаковые гэдеэровские костюмы, купленные оптом, иногда даже одинакового цвета – чем облегчали работу сотрудникам ЦРУ. На этом фоне Николай с его «фирменной джинсой», купленной у спекулянтов еще до армии – и впрямь выглядел иностранным шпионом, который зачем то пытается проникнуть в здание аппарата ГВС. Потеряв терпение, Николай нецензурно обложил бдительного стража ворот – и это послужило последним доказательством – свой. В языковых школах в США – мату не учат.

Страж ворот позвонил куда-то, пришлось прождать еще десять минут. Потом – вниз, к воротам спустился невысокий, худощавый человек лет сорока в штатском, довольно приличном костюме. Он взял синий паспорт Николая, пролистал, присвистнул.

– Ты откуда, парень?

– На такси приехал! – зло огрызнулся Николай. Он был зол, голоден, он устал и еще ему казалось, что он только что что-то упустил. Поэтому – настроение у него было премерзким…

– Вот ё-мое…

– Ты давай, пусти меня, дядя… пока сам не зашел.

– Да ты не выступай… – устало сказал охранник – сейчас позвоню, пришлют за тобой, кого надо, там и разбирайтесь. Мне оно больно надо, на себя ответственность брать. Может ты террорист какой, либо там кто…

И тут – я вас туда не посылал. Гады…

Охранник пошел звонить, а Николай так и остался переминаться у забора. Через минут пятнадцать – спустившийся низенький полковник[27] пригласил его следовать за ним.

Вещи у него так и не досмотрели. Они поднялись на второй этаж, было чисто, работали кондиционеры, хотя обстановка была бедненькой. Как потом узнал Николай – чисто было оттого, что мыли жены офицеров, за места уборщиц, подавальщиц, поварих шла настоящая драка, потому что за них тоже полагались чеки, а работать на сирийцев было нельзя.

Кабинет был небольшой, какой-то странной формы, угловой. Стол, стулья, сейф, портрет Соломенцева, вся такая парафеналия. Кондиционер громогласно жаловался на свою судьбу, но все же наполнял помещение какой-никакой прохладой…

– Ты откуда, друг мой любезный? – спросил полковник – документы давай…

Сдерживая гнев, Николай протянул документы.

– Ага… по десятой линии…

– Да.

– А что… без назначения?

Николай пожал плечами.

– Что дали.

– Ты кто по ВУС у нас?

– Сто семь восемьсот сорок семь[28].

Полковник моментально посерьезнел.

– Ого! Оттуда что ли?

– Это откуда?

Полковник вздохнул.

– Ты мне характер свой тут не показывай, рэмбо. Я два года в Кандагаре отпахал, повозил вашего брата.

Вертолетчик, видать. Николай потеплел душой: братишка. Категория «братишка» появилась совсем недавно, это были те, кто отслужил в Афганистане. Озлобленные, опаленные войной, часто брошенные женщинами, отвергнутые обществом, они не доверяли никому и ничему. Только своим, тем, кто был рядом, когда они умирали. А вертолетчик – для спецназа категория особая, зачастую от вертолетчиков зависело – обойдутся малой кровью или погибнет вся группа.

– Извините, товарищ полковник…

– Да чего там… – полковник достал какой-то гроссбух – приехал, так приехал. Добро пожаловать. Видимо, направление на тебя спецсвязью придет.

– Может быть…

– Гэвеэса нет сейчас… и завтра не будет, поэтому, представлять тебя пока некому. И начфин уже уехал. Давай так, я тебя приму, с чем надо ознакомлю, завтра аттестат в финчасть сдашь. И смотри, чтобы не нагрели – а то желающие за день твои чеки в карман положить тут найдутся! Ты уже заселился?

– Никак нет, тащ полковник.

– Поедешь со мной. Места есть, заселим, а потом уже порешаем, честь по чести. Хоп?

– Хоп,[29] – повеселел Николай – тащ, полковник, а гэвээс где? На израильской границе?

Полковник скривился.

– На какой израильской?.. На какой к чертям собачьим израильской? На иракской он границе, вот где. И сдается – не просто так тебя прислали. Скорее всего – в Дамаске ты жить не будешь. Хотя кто знает. Ладно… на, читай. Вот это и вот это…

Пока полковник писал, Николай начал читать. Первый приказ – произвел на него неизгладимое впечатление, назывался он «О нормах и правилах поведения советских военных специалистов и членов их семей в Сирийской Арабской Республике». По-видимому, это было какой-то нездоровой традицией… любое начальство считало необходимым что-либо запретить… начальство менялось, список запретов рос – и в конечном итоге превратился в три листа убористого шрифта. Все было очень просто… в СССР начальство отвечало за каждого подчиненного… вышел, например, после двадцати двух нуль-нуль из дома – куда, спрашивается. Наверняка, либо бухнуть либо догнаться. Нарвался на бандитов, которых тут полно, поскольку Ливан рядом со всеми его эксцессами, зарезали, или просто подрался с местными, в полицию попал. Дальше – комиссия из Москвы, оргвыводы – не обеспечил…. допустил… в результате чего… И – прощай, чековая командировка, здравствуй, Москва. Поэтому – начальство яростно стремилось прикрыть свою задницу на любой возможный случай, рождая такие вот приказы…

Интересно… а где в Дамаске… да и вообще в Сирии можно купаться? На голанских высотах, что ли… там кажется озеро какое-то есть или водохранилище. Еще речка через город течет, как он успел заметить… грязная.

– Тащ полковник… а что тут купаться где-то можно?

Полковник отложил ручку.

– Ты напрасно шутишь с этим, рэмбо. Влетишь в историю – охнуть не успеешь, как в самолете на Москву окажешься… Тебе как своему говорю – на такие места как твои, по пять тридцати пяти – сорокалетних майоров – подполковников претендуют. У всех друзья… что тут, что в десятке… я вижу, ты тут не из-за чеков, но им на это плевать. Так что топить тебя будут по черному, понял? И с этим не шути. Если бухаешь – завязывай. Иностранную музыку любишь – завязывай. Если по ночам любишь гулять – завязывай. Баб любишь – завязывай… узлом, тут моссадовки могут быть, провокацию сделают, потом вовек от говна не отмоешься. И уже никуда не поедешь. Ушки на макушке, а все что шевелится – на мушку. Хоп?

– Хоп…

Подлежит возврату в течение трех дней

ЦК КПСС (Общий отдел, Первый сектор)

Пролетарии всех стран, соединяйтесь!

Коммунистическая партия Советского союза

Центральный Комитет

Совершенно секретно

Особая папка

№ П129

Выписка из решения Политбюро ЦК КПСС от 29 июня 1988 года

О дальнейших мерах по укреплению позиций СССР на Ближнем Востоке

1. Согласиться с мерами, предложенными в записке за подписью т.т. Громыко А.А., Соколова С.М., Багирова К.М.

2. КГБ СССР (Багиров К.М.) обеспечить неофициальный канал связи с правительством Израиля, используя оперативные возможности КГБ СССР

Секретарь ЦК