Читать книгу Германские рассказы - Александр Александрович Телегин - Страница 3

После Нового года – первого в моей жизни без снега, солнечного и тёплого (днём было пятнадцать градусов) – начались курсы немецкого языка. Мы подписали договор с проводившей курсы фирмой доктора Йеннерта, согласно которому ежемесячно платили ей двести марок, которые нам потом возвращали. Занятия проводились в хайме, в первой слева от фойе комнате.

Мы с Лизой пришли, когда в ней уже ярко горел свет, и все были в сборе. Нас было шестнадцать человек, но кроме Люды Балтаматис, выздоровевшей к тому времени, я никого не знал, хотя остальные учащиеся прекрасно знали друг друга по совместным хождениям в различные амты26.

А, нет, вот эту рыженькую я тоже знаю. Зовут её Роза Берг. Я кивнул ей, и она расцвела улыбкой и поздоровалась.

Мы встретились с Розой в Беренштайне, куда приехали из переходного лагеря в Брамше. Была ужасная холодина, окно нашей комнаты продувал ветер, батареи были едва живые, и мы замёрзли как цуцики. До ужина было далеко, и Лиза, как солдат Иван Шадрин27, пошла поискать кипяточку. В коридоре рядом с дверью нашей комнаты у розетки пожилой человек с гладко причёсанными седыми волосами кипятил в электрочайнике воду.

– Вы не дадите нам две чашки кипятку? – спросила Лиза.

– Не дам. У меня большая семья. Самим не хватит.

Лиза вернулась не солоно хлебавши. По коридору несколько раза прошла взад-вперёд странная девочка, повторявшая, как птица-секретарь из популярной радиопередачи «КОАПП» одно и то же слово: «Ци – та –та… Ци – та – та… Ци – та – та». Это производило настолько тягостное впечатление, что хотелось повеситься.

В этот миг растворилась обшарпанная дверь комнаты, и вошла женщина с копной рыжеватых волос, тонкими чертами лица; стройная и худенькая, в руках она держала электрический чайник.

– Извините, – сказала она, – мой папа не дал вам чаю. Мне очень неудобно. Куда вам налить кипятку?

Нам с Лизой тоже сделалось неловко, но вскоре мы разговорились. Оказалось, что она из Омской области, работала преподавателем немецкого языка в средней школе.

До поры до времени всё в её жизни было хорошо и спокойно: родители ещё не стары и здоровы, она удачно вышла замуж за красивого молодого человека, работавшего в райкоме комсомола, потом в райкоме партии каким-то секретарём – то ли вторым то ли третьим. У них родился сын Ромка.

Муж удачно всходил по карьерной лестнице. В августе девяносто первого года он с группой товарищей выкинул на улицу из библиотеки райкома все книги классиков и, навесив на его двери замок, далеко зашвырнул ключ в местную речушку. Покончив с коммунистическим прошлым, он рванулся в капиталистическое будущее. К счастью для него первый секретарь не сумел перестроиться и отправился на пенсию, вместе со своими принципами и убеждениями, а он, сбив им же навешенный замок, вернулся в освободившийся кабинет уже главой районной администрации.

Но, как говорит народная мудрость, «чем выше пост, тем ниже мораль». Завертелись у мужа какие-то тёмные дела, вереницей потянулись любовницы. Чтобы себя оправдать, он возненавидел Розу, и стал говорить, что она всегда его обманывала, и Ромка не его сын. Вскоре он обнаглел от безнаказанности, в оправданиях уже не нуждался, а ненависть к ней осталась и вошла в его кровь. Приезжая домой пьяным, он издевался и грозил:

– Будешь болтать, я тебя уничтожу – меня не заслабит. Я с коммунизмом расправился, а уж с тобой, дурой…

В этом аду она прожила несколько лет и решилась бежать. В глубокой тайне подала она заявление на выезд в Германию. Антраг28 был составлен на имя отца. Розу, жену и внука он включил как членов своей семьи. Во всех документах был указан адрес отца, чтобы муж случайно не проведал о запланированном бегстве.

В районе он никого не боялся, а его боялись все и не без основания: до неё доходили смутные слухи о причастности мужа к убийству какого-то предпринимателя. Шушукавшиеся коллеги замолкали при её появлении – боялись даже её. Муж строил дом в их рабочем посёлке. Пришло время переезда. Она сказала, что никуда с ним переезжать не собирается.

– Ты, дура, думаешь, что я оставлю тебя без догляда. Мы с тобой разведёмся, но не тогда, когда ты захочешь, а когда я захочу. И уедешь ты от меня не к родителям… Надеюсь, ты поняла.

Жаловаться в милицию было бесполезно – там работали его друзья-сообщники, и она переехала в его новый двухэтажный дом с вычурными архитектурными финтифлюшками, куда он без стыда стал приводить своих любовниц.

Наконец разрешение на выезд был получен. Оставалось самое трудное: вылететь в Германию.

– Но, наверное, есть всё-таки Бог. Муж уехал в Омск. Он задумал баллотироваться в Госдуму. У меня было три дня, и мой бывший одноклассник отвёз нас в Новосибирск. Эти три дня были адом. Мы жили у дяди и дрожали от страха, что муж уже узнал о нашем бегстве и ищет нас. Дядя и его жена вздрагивали от каждого стука. Мы кидались к окнам, когда к подъезду подъезжали машины. Но вот пришёл день вылета самолёта в Ганновер. Мы поехали в аэропорт… Не помню, как он называется.

– Толмачёво, – подсказал я.

– Мне казалось, что должно совершиться великое чудо, чтобы мы попали в самолёт. Но чудо произошло. А когда самолёт взлетел, мы заплакали от счастья.

– Слава Богу, что всё так закончилось, – сказала Лиза. – И это советские люди! Как такое может быть!

– А я и сейчас ещё боюсь. Вы не знаете, какие у него возможности. Он запросто может и сюда приехать.

– Вряд ли, – усомнился я, – в здешней полиции друзей у него нет.

– Ци-та-та, ци-та-та, – по коридору в который раз прошла больная девочка.

– Бедный ребёнок, – вздохнула Лиза.

– Её семья из Киргизии. Они здесь в двух комнатах живут. У них двенадцать детей!

– И все больные?! – ляпнул я.

– Нет, только она.

Из Беренштайна в Криммитшау мы приехали с Розой и её семьёй в одном автобусе.