Читать книгу Германские рассказы - Александр Александрович Телегин - Страница 4

Но вернёмся в класс, в котором нам предстояло учиться немецкому языку. Над правым рядом столов висела карта Германии, над левым – таблица склонения существительных – Deklinationstabelle и схемы спряжения сильных и слабых глаголов. Перед левым рядом белела классная доска, перед правой стоял учительский стол, за которым было такое же, как в нашей комнате окно, с тем же тюлем и шторами. Но из него был виден лишь забор, перед обрывом улицы, и спешащие на фоне неба, то ясного, а чаще пасмурного, прохожие.

На задней стене над входной дверью висели яркие картинки с изображением Микки-Мауса, какого-то рыжего кота с весёлой мордой и в модных ботинках на высоких каблуках, а также кораблика, плывущего под парусом по синему океану мимо зелёного острова с пальмами – видно, раньше здесь была игровая комната для детей переселенцев.

Мы с Лизой сели слева за предпоследний стол. Где-то в коридоре прозвенел звонок, и вошла толстая женщина в белой ветровке, со светлыми кудряшками на голове, и в очках. Я узнал в ней водительницу голубой «Шкоды», втиснувшейся на стоянку рядом с упомянутым уже неподвижным бусиком, в тот памятный день, когда Лиза едва не замёрзла на балконе.

Толстая женщина озарила нас такой лучезарной улыбкой, какой я прежде никогда не видел, и сказала:

– Гутен таг! Меня зовут фрау Майер. Я преподавательница языковых курсов фирмы «Доктор Йеннерт». Я надеюсь на приятное сотрудничество с вами и со своей стороны приложу все старания, чтобы вы овладели немецким языком. К вам у меня одна личная просьба: не приходить на занятия с запахом чеснока – я его не переношу.

– Кайн проблем, – сказал мужчина с задней парты правого ряда. – У нас никто не ест по утрам чеснок.

– Хочу вам ещё сказать, что очень рада, что вы приехали в Германию. Я к вам, переселенцам, очень хорошо отношусь. Это связано в том числе и с личными обстоятельствами. В ГДР я работала учительницей в школе. Nach der Wende29 меня уволили: тогда в ГДР проходили массовые сокращения учителей. Я больше года была безработной. Но на моё счастье в Германию стали приезжать переселенцы. И вот уже почти пять лет я работаю в фирме доктора Йеннерта. То есть, вы дали мне работу, и надеюсь, что мне её хватит до выхода на пенсию. У кого-то есть вопросы ко мне?

– Фрау Майер, как вы думаете: жизнь при ГДР была лучше, чем сейчас или хуже? – спросил тот же мужчина с задней парты на довольно хорошем немецком языке.

– Как вам сказать? Всё имеет свои плюсы и минусы. У нас в ГДР было бесплатное медицинское обслуживание, бесплатное образование. Каждому была гарантирована работа. Мы не боялись будущего – оно обеспечивалось и охранялось нашим государством.

«Ничего себе! – подумал я. – У нас в России кроме яростных плевков в советское прошлое я уже лет восемь ничего не слышал, а тут в Германии, где все немцы должны бы прыгать от радости, что воссоединились, и проклинать ГДР-овский социализм, находятся люди, говорящие о нём со знаком плюс».

– Конечно, наши магазины были не так богаты, как в Федеративной республике. Я была уже взрослым человеком, когда впервые попробовала бананы. Но, признаюсь вам, я не была от этого несчастной.

– А как у вас было с мясом и колбасой?

– Мясо у нас было практически всегда, хотя выбор, действительно, был ограничен. Был как-то большой период, когда, например, в понедельник во всех магазинах продавалась только говядина, во вторник только свинина, в среду – одна баранина. Столько сортов колбасы, как сейчас тоже не было: ну несколько сортов – я уже точно не помню, сколько. Но она тоже продавалась практически всегда. Ну ладно, давайте перейдём к знакомству. Меня вы знаете, теперь я познакомлюсь с вами. Она указала на Люду Балтаматис, сидевшую за первым столом в нашем ряду. Люда поднялась и сообщила:

– Ich heiße Ljudmila Baltamatis.

Но так как фрау Майер испытывающе продолжала смотреть, ожидая, не скажет ли она ещё чего, добавила:

– Mein Bruder ist Polizist (Мой брат полицейский).

– Ну хорошо, – сказала фрау Майер и перевела взгляд на Людиного соседа.

Встал высокий седовласый мужчина и сказал:

– Меня зовут Евгений или Ойген Раат. Я приехал из Казахстана, из Павлодарской области. Мне пятьдесят девять лет, всю жизнь работал трактористом, – господин Раат сказал это, разумеется на немецком языке.

– Очень хорошо, господин Раат, я вижу, вы хорошо владеете немецким.

– Я всю жизнь говорил на нём в семье.

Под взглядом фрау Майер поднялся широкоплечий круглолицый мужчина около сорока лет, сидевший передо мной:

– Меня зовут Вильям Шоерман. Это моя жена Марина, – он указал на приятную круглолицую брюнетку с пухлыми губками. – Мы приехали из Новосибирска. У нас есть сын Миша, ему два года. – Господин Шоерман говорил не так хорошо, как «предыдущий оратор», и фрау Майер пришлось ему помогать и исправлять ошибки.

А красивая жена Шоермана просто сказала:

– Марина Овчинникова, – она тоже плохо знала немецкий язык, вернее не знала его вовсе.

Дошла очередь и до меня. Я назвал себя и сказал, что приехал из Новосибирской области. Лиза сообщила о себе, что работала до переезда детским врачом и жила в Новосибирске.

– Земляки, – повернулся к нам, с сияющим лицом господин Шоерман. – Меня вообще-то зовут Василий.

– Очень приятно, – сказал я тихо и пожал его руку.

Я действительно был рад встретить земляков так далеко от дома, а от слова Новосибирск что-то сладко шевельнулось в душе. Кажется, и повернувшаяся к нам Марина, была так же рада, как мы. Во всём её облике, в плавных неспешных движениях, в не наигранном, а естественном умении высоко держать голову угадывалось природное благородство и чувство собственного достоинства.

– Меня зовут Александр Невѝрковец, – отрекомендовался сидевший за нами молодой человек. – Мне девятнадцать лет, я приехал из Украины.

– Я Татьяна Невѝрковец. Мне семнадцать лет, я тоже приехала из Украины.

– Вы брат и сестра? – поинтересовалась фрау Майер.

– Да.

Знакомство перекинулось на правый ряд, но началось с последнего, четвёртого, стола.

Мужчина, который спрашивал о жизни в ГДР, – высокий, в круглых очках с тонкой оправой, с добродушной улыбкой, до ушей растягивавшей рот, сказал, что его зовут Николай Невѝрковец, он учитель, приехал из Украины, из города Новограда-Волынского.

– Меня зовут Мария Невѝрковец, – сообщила его соседка, сидевшая под картой Германии. – Я жена господина Невѝрковца, а это наши дети, – она указала на Татьяну и Александра.

У Марии было какое-то хитровато-весёлое лицо, как у милой доброй лисички. И голос у неё был приятный, грудной, словно орган играл.

Следующей отрекомендовалась Роза Берг:

– Я приехала, – она запнулась, – из Сибири. Я не замужем, у меня есть сын. Ему скоро будет девять лет.

Её соседка была самой высокой женщиной в группе. Звали её Эммой Щукиной. Она сказала, что приехала из Усть-Каменогорска, вдова, имеет двух дочерей – Вику и Марину. Эмма говорила на каком-то ужасном диалекте: на месте звуков «а» в литературном немецком, у неё были «о», да и говорила она неважно, заикаясь и долго подбирая слова.

Места за вторым столом в правом ряду занимали самые молодые «курсантки»: двадцатилетние фрау Наталья Кнауб, и фрау Ирина Пфаффенрот. Они не были немками – немцами были их мужья, уже работавшие, поэтому они не слишком расстраивались из-за незнания языка, целиком полагаясь на них.

А за первым столом, перед фрау Майер сидели Коля и Таня Лееры, тоже приехавшие из Казахстана. Коля был невысокий мужичок, лет тридцати пяти, востроносенький, с залысинами, добродушный, смешливый, и сам любивший пошутить. Таня, в отличие от Наташи и Ирины, не могла чувствовать себя за ним, как за каменной стеной, потому что Коля, несмотря на старание, изъяснялся по-немецки с большим трудом.

Таня Леер была тихая, добрая женщина. Не помню, чтобы она хоть однажды повысила голос. Её нельзя было назвать красивой: лицо поблекшее, в ранних морщинах, глаза усталые. Но, чтобы понять красоту Тани, надо было глядеть на неё глазами Коли, а Коля её любил.

Едва фрау Майер с нами познакомилась, как прозвенел звонок. Значит была половина десятого, и начинался большой перерыв до десяти часов. Мы пошли по нашим комнатам пить чай, а фрау Майер, как мы потом узнали, в перерыве пила кофе с нашими опекуншами Эльвирой, Валентиной и фрау Наглер в административном здании.

Мы немного задержались в классе с Мариной и Василием:

– А вы где в Новосибирске жили? – спросила Лиза.

– На Дуси Ковальчук, а вы?

– Я в Академгородке, в общежитии на Золотодолинской. А работала участковым педиатром.

– У меня подруга живёт на Русской 11.

– Господи! Это же мой участок. В последний день моей работы я в этом доме на вызове была. Квартира… Не помню уже какая. Меня мамашка вызвала. Я позвонила, и мне их бабушка открыла. Мамашка, наверное, не слышала, что я пришла. Захожу на кухню, а мальчишка, лет пяти, приставил стул к буфету и карабкается на него. Мать как рявкнет: «Ты опять, сука, в сахарницу полез?!». Бабка со стыда готова была провалиться и громко говорит: «К нам врач пришла». Мамашка сразу тон переменила и сладеньким голосом: «Саша, сыночек, осторожно! Не упади».

Лиза теперь друзья с Мариной и Васей. Значит и я тоже.