Читать книгу Если бы у меня были крылья - Александр АРИСТАРХ Захаров - Страница 6

Несмотря на все обстоятельства, клуб продолжил свою жизнь: спустя месяц стройка внезапно остановилась. Затем и вовсе свернулась, а недостроенное здание быстро превратилось в заброс. В это никто не мог поверить, но факт оставался фактом. И как только это случилось, Вика моментально воспряла духом и снова включилась в игру. Смекалка не подвела ее вновь, и клуб стал собираться именно в этом забросе. В этом были очевидные плюсы. Крыша над головой, да и детворе нравились приключения. На стройке, конечно, было менее приятно, чем на опушке леса, да и более опасно, но в районе всё равно не было больше никаких арт-объектов для досуга молодежи, поэтому заброс оказался очень кстати.

После вынужденного перерыва ребята охотно возобновили своё членство в клубе Вики, стоило только назвать новое место. Теперь уже подавляющее большинство участников верили в магическую составляющую сего сообщества.

Успех вскружил голову, и Вика стала менее придирчиво относиться к новичкам в клубе. Клуб стал активно расширяться. Но не прошло и месяца, как это сыграло с ней и её «магическим» детищем злую шутку. Некоторые новички проболтались родителям о существовании клуба и месте сбора. Новость моментально понеслась сарафанным радио по всему району, а затем и вообще по городу. Узнав о подобной деятельности, родители стали запрещать своим детям там участвовать, как минимум во избежание травм. Хотя истинная причина была скорее в том, что данное заведение сочли подобием секты.

Спустя всего пару недель после чудесного взлета последовало сокрушительное падение: список участников клуба резко сократился. Повезло еще, что никто не отметил Вику как хозяйку этого клуба, иначе в этот раз ответственности было б не избежать. В итоге в клубе остались только самые преданные и те, кому Вика очень нравилась. Собрания стали редкими, и клуб Вике вскоре наскучил. Клубное место впоследствии стало просто местом веселого досуга.

Однажды в клубе появился парень по имени Эремен, которого все почему-то звали Феликс. Ему было пятнадцать. Симпатичной, но не особо примечательной внешности, худой, несмотря на то, что занимался боксом, высокомерный и немного заносчивый, хамоватый и довольно узколобый. По всем повадкам он был явным хулиганом. Он напропалую курил, пил пиво, состоял на учете в полиции за мелкие кражи. Но Вике он почему-то понравился. В частности, потому, что с его появлением в общей компании каждый раз, происходило что-то необычное, веселое и выходящее за грани разумного. Он обладал не только даром убеждения, но и заражал своим азартом. Благодаря ему в клуб стали вновь добавляться участники. Местами его выходки были на грани добра и зла: подбить малолеток выкурить сигарету в затяг, выпить стакан водки, спрыгнуть со второго этажа в карьер, подстрелить ворону из пистолетика с резиновыми пульками и много чего ещё. Но в целом, ребят, собиравшихся в обществе, он не обижал, а лишь иногда подшучивал и ловко использовал.

Часто Вика встречалась с Феликсом и вне собраний. Тайком, разумеется. Ибо родители такого дружка Вике не одобрили бы ни за что. А Вике казалось, что она Феликсу небезразлична, хотя наверняка этого не знала, так как спросить его напрямую боялась. При этом украдкой подругам она выдавала желаемое за действительное, рассказывая, что они с Феликсом вместе. У подруг это вызывало спазмы зависти, но не из-за того, что Феликс такой хороший, а потому что у них нет никого вообще. Сам Феликс Вику ни с кем не обсуждал. Однако знаки внимания он ей оказывал, а в случае поползновений других лиц мужского пола в ее сторону решал вопросы жестко и кратко. С другими участниками клуба он общался только на собраниях, Вика была в этом плане исключением.

Миле Феликс не нравился. Впрочем, это было взаимно. Она считала его поверхностным типом и приспособленцем, дурно влияющим на окружающих и на Вику в том числе. Он считал ее «тупой стервой» и «чокнутой». Такое отношение сложилось с самой первой встречи, когда Мила в отличие от остальных не протянула пожать ему руку и ответила на едкий комментарий в свой адрес, а также нападки на отдельных ребят. Между ними была антипатия, но оба ради Вики не вступали в конфликты, и вообще друг с другом почти не общались больше чем «привет-пока».

Лезть в отношения Вики, Мила не собиралась. Однако если Вика спрашивала мнение о Феликсе или о ситуации связанной с ним, Мила всегда говорила то, что думала. На этой почве у подруг были разногласия. Вика не желала задуматься о том, что Феликс может со временем проявлять свои негативные качества и в общении с ней, идеализируя даже его скользкий характер и глупость, которые поначалу ее саму раздражали. А Мила не любила долго доказывать свою точку зрения, ограничиваясь фразами «как хочешь», «дело хозяйское» или «ну, что ж, время покажет». И при этом уходила молча, чтобы не продолжать спор. Этим она доводила Вику до бешенства.

Впрочем, оказалось, что Мила была не одинока во мнении о Феликсе. Некоторые завсегдатаи клуба (в особенности, считавшиеся «умниками») стали его покидать, так как одним был неприятен Феликс, а другим претили его отношения с Викой. Сама Виктория была слишком занята, чтобы заметить, что друзья от нее уходят. Но ранней осенью в один чудесный воскресный день кое-что изменилось.

На очередной сходке разыгралось некоторое подобие догонялок с примесью регби по всему недостроенному зданию. Начал, как всегда, Феликс. В этот день было довольно прохладно, и он предложил заняться чем-то активным вместо того, чтобы стоять и мерзнуть в ветреном забросе. В итоге, разбившись на две команды, ребята пытались отобрать друг у друга небольшой мяч. Кто отберет мяч и сумеет с ним прорваться к выходу из здания на первом этаже, получит айфон Феликса, о происхождении которого он постоянно рассказывал разные истории. «Аттракцион неслыханной щедрости» зацепил почти всех. Воздержалась только Мила. Баталия развернулась на втором этаже здания, открытая часть которого выходила на песчаную кучу и карьер. Туда обычно все с разбегу прыгали. И если песчаная куча была еще относительно безопасной, то вот если скатиться в карьер, то можно было и больно ушибиться, и пораниться, и испачкаться.

В какой-то момент началась схватка. Игроки вошли в раж и уже с трудом разбирали, куда бегут и кто перед ними. Мила сперва стояла у стены, но когда началась свалка, отдалено смахивающая на бугурт2, отошла к открытому краю. Ребята туда не бегали, так как это было не по правилам игры, да и просто опасались свалиться. Мяч переходил от одного к другому, и вот в какой-то момент случайно отлетел в сторону и попал в руки к Миле. Ребята в очередной раз свалились в кучу. Вика этого ловко избежала. Заметив мяч у подруги, она поспешила к ней. Опомнившись, вслед за Викой побежали все остальные. Вика притормозила рядом с Милой, а вот ошалевшие от беготни ребята не смогли вовремя остановиться и буквально навалились на них. Мила оступилась и полетела в песчаную кучу. Все бы обошлось парой ушибов и руганью в адрес столкнувших, но… Вика полетела следом и приземлилась прямо на Милу. Обе покатились с кучи в яму карьера. Вика приземлилась мягко и почти не ушиблась, а вот подруга, помимо ушибов и пары вывихов, в конечном счете разодрала до крови ногу выше колена и сломала руку. От боли Мила сильно закричала и заплакала.

«Друзья и подруги», которых было семь человек, включая Феликса, смекнув, что «доигрались», поспешили ретироваться. Одни – «за взрослыми», другие бормотали, что, мол, «домой пора», третьи вроде как «не при делах, и вообще они далеко в стороне были».

Поняв, что в этот раз обычной взбучкой дело не ограничится и весьма вероятны последствия в виде папиного ремня, а может чего и похуже, Вика тоже сперва хотела убежать под предлогом «позвать на помощь». Кроме того, не видавшая никогда ничего серьезнее синяка или царапины на коленке, Вика была в шоке, увидев настоящий перелом руки и настоящие раны, из которых сочится кровь. Еще и Феликс, прежде, чем сбежать, активно подначивал бросить «чокнутую», чем показал свое истинное лицо. И все же, отойдя от шока и хорошенько подумав, Вика поняла, что сбежать все равно не получится. Милку будут искать, и когда найдут, то всё выяснится, в особенности то, что все ее бросили. Потом ей стало просто совестно: как она может оставить подругу истекать кровью в карьере? Она же сама отсюда не вылезет! И возможно никто её тут живой не найдет! Выход был только один: помочь и постараться уговорить Милу взять вину на себя. Мол, скажет, что сама упала. Очевидно, сказывалось дурное влияние изворотливого Феликса. Всё же сбежавшего, как и все остальные… Видя его истинную сущность, Вика в полной мере осознала, как сильно она заблуждалась на его счёт.

Вытащив рыдающую от боли Милу из карьера и усадив у стены, Вика попыталась оказать первую помощь. Как могла, разумеется, припоминая уроки ОБЖ. Перетянув и забинтовав ногу разорванной футболкой с найденным тут же подорожником, она взяла подругу под здоровую руку и повела в сторону её дома. Что делать со сломанной рукой она не знала, поэтому решила просто подвязать и больше не трогать, припоминая слова учителя, что «если не знаешь, что делать, не трогай, так как можно сделать только хуже».

Мила выглядела неважно. Бледная, вся в слезах, в грязи. Прихрамывая, она еле шла. Плакала уже не столько от боли, сколько от страха перед тем, что случилось, и что будет ей за непослушание от родителей.

– Тебе очень больно? Держись! Скоро уже дойдем до дома! – подбадривала Вика, стараясь хоть немного успокоить Милу.

– Рука очень болит… Я не хочу идти домой.

– Да ты чего?! Дома родители вызовут врача! Надо домой! – с отдышкой говорила Вика, не привыкшая таскать ношу под стать себе.

– Отец накажет! Даже со сломанной рукой… все равно накажет! – рыдала Мила, снова срываясь в истерику.

– Да, перестань! Не может же он тебя в таком состоянии наказывать! Тебе же помощь нужна.

– Когда я мячом стекло разбила, он велел мне его достать. Я полезла и об осколки поранила руку… Так он ударил меня по лицу, я упала в эти же осколки и еще сильнее поранилась. Тогда он отвел меня домой и с разодранной рукой в угол поставил. Там я стояла минут двадцать, потом в обморок упала, испачкав кровью стену и пол. Так он привел меня в чувство ремнем по спине, а потом только отвел к врачу…

«Садист… Психопат какой-то!» – подумала Вика, но сказала:

– Не бойся. Все будет, хорошо! Обещаю! Ты только иди, ладно? – затем немного выдержав паузу, добавила, с трудом признавая: – Феликс – урод! Трус! Скотина! Прости, что тебе не верила.

Мила ничего на это не ответила, ей было явно не до этого.

В тот момент Вика даже и думать перестала о том, чтобы просить Милу взять вину на себя. Пусть будет что будет, раз такое дело. А еще подумала, что у нее все-таки родители точно во много раз лучше, хоть и тоже наказывали не раз.

Доведя Милу до дома, Вика позвонила в дверь. На подруге уже не было лица, не то от страха, не то от боли. Впрочем, и Вика боялась увидеться с ее отцом, после такой характеристики… Наудачу обеих открыла мать Милы, звали ее Людмила, отца видимо еще не было дома.

– Помогите, пожалуйста, тетя Люда! Мила руку сломала, ей надо к врачу… – запыхавшись, срывающимся голосом произнесла Вика.

Мать Милы была набожной и не очень красивой женщиной. Вика её знала лишь из рассказов Милы и видела только однажды. Все, что в их семье происходит, мать отдавала на волю Бога. Она соблюдала все посты и постоянно ходила в церковь. Милу она пыталась воспитывать в том же духе, а также в терпеливом отношении к постоянному гневу и угнетению от отца. Об этом Мила сама рассказывала Вике задолго до этого дня. Ей это не нравилось, поэтому она практически и не бывала дома, уходила гулять во двор, даже в одиночку, с утра и до самого вечера. Лишь бы не слушать постоянные молитвы и не опасаться трепки от отца, которому только дай повод, хотя и тот нужен был не всегда.

Увидев искалеченную дочь, мать привычно запричитала, и тут же увела Милу домой. Вике она только сказала сухое «спасибо» за то, что помогла. Затем чуть склонила голову и тут же поспешила закрыть дверь. Вика даже не успела ничего сказать, не то, что извиниться. Звонить еще раз в дверь она не решилась, учитывая обстоятельства. Поэтому она сразу поспешила домой.

Выходя из подъезда, Вика ощущала себя подавлено, её грызла совесть и на душе было гадко. Гадко, что все-таки струсила и не призналась. Чем она теперь лучше Феликса?! Может, стоило бы вернуться и все сказать? Однако ноги предательски вели прочь.

Домой Вика пришла поникшая, с разорванной футболкой, вся грязная, а местами еще и в Милкиной крови. Прошмыгнув мимо родителей, она поспешила отмыться и переодеться в чистую одежду. Время было как раз к чаю, и мама позвала всех к столу. Вика вышла и тихонько села с краю. Не спеша потягивая чай, она даже не прикоснулась к сладкому. Все это выглядело странно, ведь Вика любила сидеть напротив телевизора по центру и от сладкого отказывалась, только если были проблемы. Родители заметили настроение и задумчивость дочери, но нарочно акцентировать внимание не стали.

Мол, подумает, и сама расскажет.

Но Вика молчала, продолжая пить чай без сладкого, и даже без сахара, что вообще ей было не свойственно. В конце концов, отец не выдержал и спросил:

– Может все-таки расскажешь, что произошло? И не отрицай! Я же вижу, что-то не так…

– Пап… – тут же отозвалась Вика, – Вот если бы ты сделал что-то плохое…

– О-па! – ошарашено ответил отец, – Так! Что, например?

– Ну, не важно… – отмахнулась дочь, – Вот если бы ты сделал что-то плохое, и от этого другому человеку было бы плохо… Ему бы грозило наказание, а ты, вроде как, его избежал… Вот как бы ты поступил?

Отец напрягся, предполагая, что дочь опять что-то натворила, но рассудил, что лучше сперва ответить на заданный вопрос:

– Ну… хм… От ситуации зависит, конечно… – сначала замешкался он, но потом добавил, – Я пошел бы и признался, надеясь на милость пострадавшей стороны. Принял бы наказание в соответствии с их решением. Только негодяи и недостойные люди плюют на это. Ты что-то натворила! Я прав? – строгим тоном спросил отец.

– Да… – с горечью в голосе произнесла дочь.

Родители были шокированы. За все время это был, пожалуй, первый раз, когда дочь не начала рассказывать о том насколько она «не виновата», а открыто признала свою вину. Но разговорить ее и узнать больше не удалось. Единственным вариантом было отправить ее умываться и спать, а расспрашивать уже завтра, когда она успокоиться.

Однако с утра дочери и след простыл.

Вика спозаранку дежурила у дома Милы. Бессонная ночь в муках совести приносила свои плоды. Она уже готова была понести заслуженную кару, какой бы та ни была. Впрочем, она чувствовала вину не только за случившееся, но и за то, что не верила Миле, когда та предупреждала о ненадёжности Феликса.

Дома никого не было, ни Милы, ни ее родителей. Ждать пришлось полдня, в течение которого Вика успела и прогуляться по округе, и буквально изучить каждый сантиметр старенькой входной двери в квартиру Милы, и вообще всю эту унылую двухэтажную постройку пятидесятых годов прошлого века. Подъезд затхлый и прохладный, дверь не закрывается, а сам дом даже по внешнему виду кажется покосившимся. Жили в нем в основном старики да пьяницы. Но в будний день никого не было.

Гуляя по округе Вика встретила Феликса в компании нескольких ребят. Вика проходила мимо, одарив его презрительным взглядом, всем видом показывая, что больше не хочет никогда его видеть. Феликс пошел за ней и хотел заговорить, взяв за руку, но Вика ее резко отдернула и ускорила шаг. Тот лишь махнул рукой в ее сторону и невнятно буркнул какое-то ругательство.

Школу, естественно, в тот день Вика прогуляла, ибо сочла, что спасти подругу от родителя-тирана было намного важнее, чем один прогул и недовольство учителей и родителей. Наконец к квартире подошел мужчина, по виду напоминавший типичного уголовника. Он был невысокого роста, жилистый, брит на лысо, руки были в татуировках перстней. Когда этот человек посмотрел прямо на Вику, ей показалось, будто он ее вдавит в пол только взглядом. Знавшая отца Милы только по рассказам ее самой, Вика внезапно поняла, что ужастики о нем были вполне правдивы. Даже заговорить с этим человеком было страшновато, но Вика решилась:

– Здравствуйте… Вы – отец Милы?

– Ну, здравствуй! – внезапно очень по-свойски ответил мужчина, и довольно хитро добавил, – Предположим, да. А что надо?

– А Мила дома?

– Мила – в больнице! – отвернувшись к двери, произнес мужчина, вставляя ключ в замок.

– С ней все хорошо?

– Жить будет! Руку сломала и поранилась… Несерьезно! Куда серьезнее – что опять ослушалась, дрянь! Вернется – проучу так, что навсегда запомнит! – говорил мужчина, ковыряясь с замком, который явно заедал и не сразу открывался.

– Пожалуйста, не надо, – попросила Вика, жалостливо, как только могла.

– Это еще почему? – отвлекся мужик и обратил свой гневный взор на Вику, – Она призналась, что сама виновата! Играла на стройке, где я запретил, упала… Значит, будет наказана!

– Это я… – промолвила Вика.

– Что «я»?

– Я виновата, что она там была и упала… – честно, но от испуга тихо произнесла Вика и уставилась в пол. По щекам текли слезы, тряслись губы и подкашивались ноги. Сердце ушло в пятки, но точка невозврата уже пройдена.

– Ты?! Э вона чё! – протянул мужчина и подошел к Вике настолько близко, что та даже отступила и уперлась в стену позади себя.

Вика посмотрела на него, а затем снова опустила голову, боясь поднять взгляд.

– А ты смелая! Раз созналась в этом! Но за свою жизнь я усвоил, что всякий проступок должен быть неотвратимо наказуем! Хочу, чтобы и она это хорошо усвоила! Так что она своё получит! – произнес он.

Вика наконец подняла взгляд, который был наполнен гневом, но ком в горле мешал произнести что-либо. Мужчина тем временем продолжил угнетающе злобным тоном:

– А вот тебя с ней рядом чтоб я больше не видел! Ясно? А то объясню популярнее!

Вика кивнула.

– Хорошо! Брысь отсюда! – произнес он спокойно, затем развернулся и пошел обратно к двери квартиры.

– Я просто хотела… – хотела произнести Вика, но не успела договорить.

– Я сказал: брысь отсюда!!! – крикнул мужик, чуть не оглушив Вику, и, обернувшись, двинулся на неё.

– Нет!!! – вскрикнула Вика так, что тот на секунду замер, – Я хотела сказать, что мне жаль! Я не хотела, чтобы Мила упала! Если кто и достоин наказания, то только… – но закончить она не успела, получив мощный удар по лицу наотмашь. От неожиданности она потеряла равновесие и упала на пол. Казалось, мир вокруг погрузился в звенящую тишину – на несколько мгновений Вика оглохла. Ее раньше никогда по лицу не били, тем более так сильно. Ощущение сравнить было не с чем, но приятного ничего в нем нет. Пришла в себя она, вздрогнув от грохота двери, закрывшей квартиру Милы.

«Вот и наказание! – пронеслось в голове, – Но чего-то легче не стало! Стоило оно того?!»

Вика медленно поднялась, отряхнулась и побрела домой. Придя к себе, она заперлась и долго сидела в ванной. Почти половина лица опухла и горела огнём. Приложив холодный компресс, Вика тихо плакала.

В этот вечер чаепитие она пропустила, сказав родителям, что за день очень устала, от чего у нее болит голова, и она хочет раньше лечь спать. Отчасти это было правдой. Иногда Вика и раньше пропускала вечерний чай, если сильно уставала, поэтому родители не обратили на это особенного внимания.