Читать книгу Ноэтика. Беседы о разумной, счастливой и вечной жизни - Александр Аватаров - Страница 5

Все в своей жизни человек делает или, по крайней мере, пытается делать осмысленно, но в целом свою жизнь он все же проживает вполне бессмысленно.

Такова предпосылка.

И основывается она на том, что, берясь за любое маломальски важное дело, мы всегда исходим из его конечного результата, поскольку именно итог, а не промежуточные достижения и успехи, какими бы значимыми они нам ни казались, является определяющим. Именно итог – и ничто другое.

Однако, вступая в жизнь и живя, человек не думает о том, что же в конечном итоге получится из действительно единственно важного для него дела – всей его жизни в целом.

Жизнь завершается, но никто не умирает в неведении того, как она была прожита. В самое последнее мгновение Провидение, словно по велению Свыше, каждому позволяет окинуть взором свой жизненный путь и осознать подлинную истину о времени своего пребывания на земле; и очень часто эта истина заключается в том, что многое было сделано и желаемое достигнуто, но во всем этом нет главного – единого смысла, и исправить уже ничего невозможно…

Уинстон Черчилль, один из самых удачливых во всех своих начинаниях людей XX века, у которого, казалось, было все, о чем другие могли лишь мечтать: слава, власть и приличное состояние, – в последнее мгновение на смертном одре с горечью воскликнул: «Каким же я был глупцом, растрачивая свою жизнь по пустякам!»

Наполеон, которому принадлежало полмира, находясь в ссылке на затерянном в океане крошечном острове Святой Елены, перед смертью признал, что за всю жизнь не был счастлив и шести дней и прожил ее в целом бессмысленно.

Вольтер, не обделенный материальным достатком и признанием современников, говорил о том, что он умрет несчастным, сломленным человеком, потому что пришел к заключению о том, что «счастье – только греза, а скорбь реальна». «Вот уже восемьдесят лет я испытываю это на себе», – добавил он.

В повести «Смерть Ивана Ильича» Лев Толстой со свойственной его творческому гению психологической точностью описывает предсмертные переживания обычного и достаточно благополучного «человека из общества». Главный персонаж повести – Иван Ильич – достиг высокого положения, отдав все силы своей чиновничьей карьере, но вскоре смертельно заболел.

Он умирает в непереносимых мучениях.

«…Доктор говорил, что страдания его физические ужасны, и это была правда; но ужаснее его физических страданий были его нравственные страдания, и в этом было главное его мучение. Нравственные страдания его состояли в том, что в эту ночь ему вдруг пришло в голову: а что как в самом деле вся моя жизнь, сознательная жизнь, была „не то“.

Ему пришло в голову, что то, что ему представлялось прежде совершенной невозможностью, то, что он прожил свою жизнь не так, как должно было, что это и могла быть правда. Ему пришло в голову, что те его чуть заметные поползновения борьбы против того, что наивысше поставленными людьми считалось хорошим, поползновения чуть заметные, которые он тотчас же отгонял от себя, – что они-то и могли быть настоящее, а остальное все могло быть не то. И его служба, и его устройство жизни, и его семья, и эти интересы общества и службы – все это могло быть не то. Он попытался защитить перед собой все это. И вдруг почувствовал всю слабость того, что он защищает. И защищать нечего было.

„А если это так, – сказал он себе, – и я ухожу из жизни с сознанием того, что погубил все, что мне дано было, и поправить нельзя, тогда что ж?“ Он лег навзничь и стал по-новому перебирать всю свою жизнь. Когда он увидел утром лакея, потом жену, потом дочь, потом доктора, – каждое их движение, каждое слово подтверждало для него ужасную истину, открывшуюся ему ночью. Он в них видел себя, все то, чем он жил, и ясно видел, что все это было не то, все это был ужасный огромный обман, закрывающий и жизнь и смерть. Это сознание увеличило, удесятерило его физические страдания».

Очевидно, следует все же задуматься: почему все случается именно так, как сказано в Библии: «…и умирают они со слезами на глазах, в бесславии юности, не познавшими мудрость старости»?

Много веков назад мудрый Екклесиаст, размышляя об этом, призывал:

Но человек не склонен думать о старости и конечности своего бытия. Он лихорадочно спешит жить, увлекаемый обманчивой иллюзией о бесконечности времени, отпущенного ему на существование, хотя каждому отведено в среднем всего лишь 25 тысяч дней (примерно 70 лет), дней-мгновений. И в Библии сказано:

«Дней лет наших – семьдесят лет, а при большей крепости – восемьдесят лет; и самая лучшая пора их – труд и болезни (изнурение и скорбь), ибо проходят быстро, и мы летим».

Причем годы мелькают со все ускоряющейся быстротой.

Если в детстве каждый день – это маленькая жизнь, в юности – месяц, то в зрелом и пожилом возрасте год проходит как месяц, месяц – как день, а мелькание дней вообще неощутимо. В молодости человек считает себя взрослым и уже все в жизни познавшим, в пожилом возрасте – не состарившимся и способным успеть сделать многое.

Все несущественное, неважное и зачастую абсолютно нам не нужное мы делаем «сегодня», самое же главное – свою сущностную реализацию и воссоединение с Высшим – всегда откладываем «на завтра».

«Завтра» – это именно та болезнь, которая лишает человека возможности обрести сужденное ему бессмертие и счастье в его нынешней жизни.

Своим горячечным стремлением к жизнедействиям, к непременному выигрышу в любых ситуативных обстоятельствах «сегодня» мы все очень похожи на героя известной сказки, в которой папа Карло старательно выстругал себе из полена умненького-благоразумненького сыночка Буратино.

«…Первым делом папа Карло вырезал на полене волосы, потом – лоб, потом – глаза. Вдруг глаза сами раскрылись и уставились на него… Затем Карло выстругал щеки, потом выстругал нос – обыкновенный. Вдруг нос сам начал вытягиваться, расти, и получился такой длинный острый нос, что Карло даже крякнул: „Нехорошо, длинен…“ И начал срезать у носа кончик. Не тут-то было. Нос вертелся, вывертывался, так и остался длинным-длинным, любопытным, острым носом.

– Послушай, – сказал Карло строго, – ведь я еще не кончил тебя мастерить, а ты уже принялся баловаться. Что же дальше-то будет? А?..»

Как известно, претерпев множество бед из-за поспешного «баловства жизнью», Буратино поумнел и даже разбогател, открыв золотым ключиком тайник, где хранился клад. Но жизнь не сказка, поспешность и «баловство» в ней никогда не приводят к счастливому финалу, даже если при этом случается стать богатым, известным и сделать блестящую карьеру. Какие бы цели ни ставил перед собой человек, чего бы он в жизни ни достигал, все лично для него неизбежно заканчивается поражением: старостью, психическими и физическими недугами, одиночеством и смертью.

Аутос Эфа

«Вот прошел день, за ним и ночь! Вот прошла неделя, месяц, год, вот приблизилась смерть. Вот охватила тебя болезнь печени, мозга или почек, подул убийственный ветер и превратил ни во что купленные тобой роскошные одежды и сокровища…

Если бы человек понимал весь ужас своей обыденной жизни, в которой он вертится в кругу незначительных интересов и бессмысленных целей, если бы он понимал, что теряют такие люди, как он, он сознал бы, что для него существует лишь одна серьезная цель – освободиться от общего закона, стать свободным. Что может быть значимым для приговоренного к смерти? Только одно: как спастись, как освободиться. Ничто другое не является значимым».

«Не будьте слепы, откройте глаза, оглянитесь вокруг!» – призывал Блез Паскаль. «…Перед вами множество людей в оковах, и все они приговорены к смерти, и каждый день кого-нибудь убивают на глазах у остальных, и те понимают, что им уготована такая же участь, и глядят друг на друга, полные скорби и безнадежности, и ждут своей очереди. Вот картина человеческого существования», – с горечью заключал философ.

Уходя от поиска ответа на вопрос о конечном смысле своего существования, человек пытается жить только ради самого процесса жизни, в котором цели, влечения и проблемы бесконечно сменяют друг друга. Но жизнь в этом случае, как справедливо отмечено, – это не что иное, как всего лишь передаваемая половым путем прогрессирующая болезнь с летальным исходом.

(В переводе с латыни слово vita означает «жизнь», а образованное от него vitium – «болезнь», «недолеченность».)

Без обретения подлинного смысла жизни человек не живет – он именно «болеет жизнью», и если у него хватает мужества и честности (хотя бы перед самим собой), он должен признать, что каждый бессмысленно прожитый день, растраченный на пустяки, – это не нечто самоценное, а только очередной шаг к небытию.

Но даже не в само́м неизбежном фатальном исходе заключается подлинный трагизм бессмысленной жизни-болезни-недолеченности.

Если бы человеку дано было жить с улыбкой и умереть в здравом уме – это было бы хоть в какой-то мере приемлемо.

Однако почти всегда трагическому финалу предшествуют печальные картины старческой физической немощи, психической и умственной деградации, что с очевидной достоверностью показано Ги де Мопассаном в рассказе «Семейка»:

«…Дверь в гостиную была отворена. Я направился туда и заметил нечто трепыхающееся в кресле – это был старый парализованный человек.

Подошла г-жа Радвен:

– Мой дедушка, сударь. Ему восемьдесят семь лет.

Затем она крикнула дрожащему старику в самое ухо:

– Это товарищ Симона, дедушка!

Предок сделал усилие, чтобы поздороваться со мной, и закудахтал:

„Уа, уа, уа“, помахав рукой. Я ответил:

– Вы очень любезны, сударь! – и в изнеможении опустился на стул…

Прозвенел звонок: звали к обеду. Я спустился в столовую.

Симон потирал руки.

– Теперь ты позабавишься, – сказал он мне. И все дети, поняв, что меня хотят угостить зрелищем дедушки-лакомки, дружно рассмеялись…

Обед начался.

– Смотри, – зашептал Симон.

Дедушка не любил супа и отказывался есть. Его принуждали к этому здоровья ради; слуга насильно вливал ему в рот полную ложку, а старик энергично отфыркивался, чтобы не глотать бульона, который, таким образом, струей вылетал на стол и на соседей.

Дети хохотали в полном восторге, а их папаша, тоже чрезвычайно довольный, повторял:

– Правда ведь, забавный старик?

В течение всего обеда занимались только им. Он пожирал взглядом расставленные на столе блюда и трясущейся рукой старался схватить их и подвинуть к себе. Их ставили почти около него, чтобы полюбоваться тщетными усилиями параличного… От жадности у него на салфетку текли слюни, и он издавал какое-то урчание. Все семейство наслаждалось этой гнусной и чудовищной пыткой.

Потом ему на тарелку клали крохотный кусочек, и старик съедал его с лихорадочной прожорливостью, чтобы поскорее получить что-нибудь еще.

Когда подали сладкий рис, у него начались почти что конвульсии. Он стонал от желания.

Гонтран крикнул:

– Вы ели уже слишком много, сладкого не получите!

И хозяева сделали вид, что старику больше не дадут ничего.

Тогда он заплакал. Он плакал, дрожа все сильней и сильней, а дети хохотали».

Конечно же, не все в старости может быть столь очевидно трагически печально, но медицинская статистика наших дней бесстрастно свидетельствует о том, что сегодня все большее и большее число людей, достигая преклонного возраста, проживают остаток своих дней с различными весьма серьезными отклонениями в психике.

В античной мифологии богиня утренней зари Эос полюбила сына троянского царя Лаомедонта, прекрасного юношу Тифона, и уговорила Зевса даровать ему бессмертие. Лукаво посмеиваясь, Громовержец выполнил просьбу Эос и дал Тифону бессмертие, но поскольку богиня забыла выпросить для своего возлюбленного вечную юность, здоровье и красоту, Тифон одряхлел: стали сохнуть руки и ноги, он перестал понимать обращенную к нему речь.

В буддизме, где сохранение ясности сознания до последнего мгновения жизни считается одной из главных обязанностей человека, состояние неадекватного восприятия реальности в преклонные годы иллюстрируется притчей о старой беззубой бродячей собаке, которая, грызя кровоточащими деснами иссохшую добела кость, говорит себе: «Ах, какая сочная и вкусная косточка!»

Продолжительность и сущностное, смысловое содержание жизни условно соотносимы: сколько ни дай человеку лет пребывания на земле – 200, 500, 1000 – они пролетят для него так же незаметно, как и «законно» отведенные ему 70–80–100 лет.

Как сказал Будда, «тысяча лет жизни глупца не сравнима и с одним днем жизни мудреца».

Аутос Эфа

«Человек говорит себе: „Достигну власти, славы, богатства, жизненного и семейного благополучия!“ И, случается, что и действительно достигает всего желаемого. Но что же дальше? А дальше – старость, маразм и уход в вечное небытие.

Так где же все то, что было достигнуто? На что же была растрачена жизнь?

Человек, оправдывая свою бессмысленно прожитую жизнь, говорит себе: „Оставлю нажитое детям и внукам, чтобы они жили без забот, и они будут заботиться обо мне в дни моей старческой немощи и с благодарностью вспоминать меня после моей смерти“.

Но никогда и никому все то, что нажито не своим трудом, не приносило счастья; и никогда и никому не была в радость забота о болезненном одряхлевшем существе, утратившем свой рассудок; и никакие самые благие воспоминания об умершем не помогут ему в ином мире».

Вполне очевидно, что безудержная погоня за продолжительностью жизни и всевозможными достижениями в ней – самообман, если при этом отсутствует стремление к обретению смысла своего существования и сохранению ясности сознания до последних дней и за пределами земной жизни.

…Вначале Бог сотворил небо и землю, а потом человека и сказал ему:

– Будешь ты, человек, жить тридцать лет на свете, хорошо будешь жить, радоваться будешь. Доволен ты этим?

А человек подумал: «Так хорошо, а всего тридцать лет жизни!»

Потом Бог сотворил ишака и сказал ему:

– Будешь ты тридцать лет таскать бурдюки и вьюки, будут на тебе ездить люди и бить палкой. Ты таким сроком доволен?

Ишак заплакал и сказал Богу:

– Зачем мне столько? Дай мне, Бог, всего пятнадцать лет жизни.

– А мне прибавь пятнадцать лет от его доли, – попросил человек.

Потом Бог сотворил собаку и также назначил ей тридцать лет жизни.

– Ты, – сказал Бог собаке, – будешь жить всегда злая, будешь сторожить хозяйское богатство, не верить никому чужому, не спать по ночам от беспокойства.

Собака завыла от горя:

– Ой, будет с меня и половины такой жизни!

И вновь стал человек просить Бога:

– Отдай мне и эту половину!

Последней сотворил Бог обезьяну и наделил ее тридцатью годами жизни, сказав, что будет жить она без труда и без забот, только очень нехорошая лицом будет и вредная, доставлять будет много хлопот всем и прежде всего себе самой.

Обезьяна попросила половину обещанного ей срока. А человек выпросил себе еще одну долю.

Собственные свои тридцать лет прожил человек весело: ел, пил, любил и наслаждался жизнью, как мог. Следующие пятнадцать ослиных лет работал не покладая рук, наживал состояние. Пятнадцать собачьих лет, злясь и нервничая, он берег и приумножал свое богатство. Потом, незаметно для себя, стал он похожим на обезьяну, уродливую, всем докучающую и ничего не понимающую.

Так и умер человек, прожив долго, но бестолково и несчастливо.

В молодости нам всегда свойственна уверенность в том, что жизнь обязательно сложится удачно, и, преисполненные энтузиазма, мы отправляемся на поиски гармонии и счастья во внешнем мире. Но «душа не увидит прекрасного, пока сама не станет прекрасной», – как вполне справедливо утверждал Плотин.

С годами, не найдя в жизни ничего истинно прекрасного и не став по-настоящему счастливым, человек очень часто, сам не осознавая того, становится филаутистом[5].

Имевший широкую известность в XVII столетии шведский ясновидящий Эммануил Сведенборг однажды задался вопросом, почему Господь допускает бесам вечно оставаться в аду, не сжалится над ними и не позволит познать истинную радость небесного существования.

«Только я это помыслил, – сообщает Сведенборг, – как один из ангелов правого предсердия чрезвычайно быстро низринулся в седалищную область великого Сатаны и извлек оттуда, по внушению от Господа, одного из самых дурных бесов, чтобы доставить ему небесное блаженство.

Но мне дано было видеть, что по мере того, как ангел восходил к небесным сферам, его пленник менял гордое выражение своего лица на страдающее, и тело его чернело; когда же он, несмотря на свое сопротивление, был вовлечен в средние небеса, то с ним сделались страшные конвульсии, он всем своим видом и движениями показывал, что испытывает величайшие и нестерпимые муки; когда же он приблизился к сердечной области небес, то язык его вышел далеко наружу, как у очень уставшего и жаждущего пса, а глаза лопнули, как от жгучего жара. И мне сделалось его жаль, и я взмолился Господу, чтобы велел ангелу отпустить его. И когда, по соизволению Господа, он был отпущен, то бросился вниз головою с такою стремительностью, что я мог видеть только, как мелькнули его чрезвычайно черные пятки.

И тогда мне было внушено: пребывание кого-нибудь в небесах или в аду зависит не от произвола Божия, а от внутреннего состояния самого существа, и перемещение по чужой воле из ада в небеса было бы так же мучительно для перемещаемого, как переселение из небес в ад».

В этом видении особо важно то, что передано в форме прямого внушения: пребывание «в аду» или «в раю» собственного существования зависит не от «произвола Божия» (что принято считать заранее уготованной судьбой), но только от «внутреннего состояния самого существа».

В то же время, в любом возрасте и при любых обстоятельствах, изменяя свое «внутреннее состояние», совершенствуя свое сознание в духовном и интеллектуальном устремлении к Высшему, мы способны кардинально преобразовать всю свою жизнь, улучшить физическое и психическое здоровье, а также обрести личное субстанциональное бессмертие.

Не в этом ли и состоит истинный смысл человеческого бытия на земле?

Самое замечательное в истории нашей цивилизации – это не египетские пирамиды и другие древние чудеса мира, и не современные научные достижения; поистине удивительно, таинственно и прекрасно изначально присутствующее в человеке стремление к обретению смысла своего кратковременного пребывания на земле.

Сложенные более пяти веков назад индийские Упанишады вопрошали: «Откуда мы произошли, где мы живем и куда мы движемся… по чьему повелению существуем мы здесь то в страданиях, то в удовольствиях? Будет ли этому причиной время, или природа, или необходимость, или случайность, или элементы, или тот, кто называется Пуруша, человек, представляющий собой верховный дух?»

Примерно в это же время на Американском континенте люди народа майя искали ответы на те же вопросы: «Ты, который позднее явишь здесь твое лицо! Если твой ум разумеет, ты спросишь, кто мы. Кто мы? Спроси зарю, спроси лес, спроси волну, спроси бурю, спроси любовь! Спроси землю, землю страдания и землю любви. Кто мы?»

Генрих Гейне выразил эту же мысль поэтически:

В 1891 году Поль Гоген, разочаровавшись в полной бессмысленности жизни в обществе, охваченном горячечным стремлением к богатству и удовольствиям, уезжает на острова Французской Полинезии, где среди прекрасной природы, в окружении наивных и добрых аборигенов он рассчитывает найти ответы на «вечные вопросы» о смысле жизни. Однако его ожидания не оправдались. Чувствуя приближение смерти, Гоген пишет картину и дает ей название «Откуда мы? Кто мы?

Куда мы идем?».

Выдающийся ученый XX века – физик Эрвин Шрёдингер в конце жизни признал: «Я не знаю, откуда я пришел, куда иду и даже кто я такой».

Гёте утверждал, что «жизнь без смысла – это безвременная смерть». По словам Ницше, «над человечеством до сих пор царствует безумие, и это безумие – отсутствие смысла». Эйнштейн был глубоко убежден в том, что «жизнь без смысла достойна свиньи, но не человека».

Следует обязательно отметить, что духовность, интеллектуальность и творческая одаренность стимулируют поиск смысла жизни, и напротив, привязанность к материальным благам, чувственным удовольствиям и духовно-умственная неразвитость обусловливают довольствование бессмысленным бытием, в котором дни и годы копируют друг друга, а время жизни движется по кругу одних и тех же интересов, потребностей и проблем.

Вопрос о смысле жизни – это вечный, самый главный и наиболее трудно разрешимый вопрос человеческого бытия.

О смысле жизни написано множество книг. В большинстве из них немало умных и правильных рассуждений, но нет главного – четкого и ясного определения того, что же все-таки можно и следует обозначить понятием «смысл жизни».

Давайте же попробуем это выяснить. И чтобы не потерять смысла в рассуждениях о смысле, вначале сформулируем общее правило для любого смыслового явления.

Смысл появляется только там и только тогда, когда есть цель (конечный результат, итог), понимание возможности и знание средств ее достижения (путь), движение по этому пути (практические действия) и наличествует осознающий и осуществляющий все это субъект, наделенный сознанием.

Если отсутствует хотя бы одна из этих составляющих (цель, путь, движение по нему и осознающий и осуществляющий движение к цели субъект), «смысл» превращается в свою противоположность – в полную бессмыслицу.

Например, вы решили навестить своего знакомого (цель, конечный результат). В удобное для вас время вы, зная, где он живет (путь), направляетесь к нему (практические действия). Естественно, реализовать данный замысел или смысл (посетить знакомого) вы можете только осознанно, поскольку слабоумные и пьяные люди способны потеряться и долго блуждать даже в поисках собственного дома.

Случайно или нет, но в древнееврейском языке в обозначении имени Творца присутствует глагол, который «обозначает действие… в процессе его развития». Он выражает не просто длительность действия, а «его развитие от начала и до завершения».

Как видим, здесь полностью присутствуют все необходимые составляющие смысла. Можно сказать, что подлинным всеобщим Вселенским Смыслом бытия обладает Бог, и, следовательно, подлинный смысл своей жизни мы можем найти, только исходя из понимания общего Замысла-Смысла, осуществляемого Творцом в ходе эволюции на Земле.

Однако, как только в поиске смысла конкретной человеческой жизни мы спускаемся «с небес на землю», то сразу же сталкиваемся с, казалось бы, абсолютно неразрешимым парадоксом.

Если заведомый итог жизни, а значит, и конечная ее цель – это смерть, уход в небытие, то очевидно, наша жизнь и есть абсолютная бессмыслица – говоря словами Шекспира:

Конечно же, нет и не может быть смысла в том, что строится, будь то храм, дворец, тюрьма или хижина, если сразу же после завершения строительства здание будет разрушено. Эта мысль не может не действовать угнетающе на человека, предпринимающего усилия для строительства «дома своей жизни» и одновременно знающего о неизбежном его разрушении. Подобное заведомо бесперспективное, бессмысленное строительство скорее напоминает попытку хоть чем-то отвлечься и хоть как-то забыться или придумать смысл для того, что само по себе не имеет смысла.

Животное будет с удовольствием пережевывать жвачку, когда рядом уже точат ножи и идут приготовления к его закланию. Но человек, знающий о конечности своего существования, о том, что каждый прожитый день приближает его к печальному исходу, подсознательно живет с постоянным чувством страха, и страх этот неизбежно увеличивается с годами. «Кто из нас, – писал Шолом-Алейхем, – не просыпался с тревожной мыслью: вот тебе уже сорок, вот пятьдесят…» Именно поэтому человек, в отличие от животного, не может быть не только по-настоящему счастливым, но даже просто полностью психически нормальным существом.

Жизнь в нарастающем страхе перед приближающейся старостью, болезнями и смертью уже сама по себе является психопатологией, разрушающей разум и тело и приближающей фатальный исход.

Но давайте задумаемся: почему только человеку, единственному существу на земле, дана возможность знать о неизбежной конечности его существования; может ли это быть случайным в нашей строго законодательно оформленной Вселенной, где случайность всегда выступает только в роли непознанного нами компонента всеобщей закономерности?

Возможны только два ответа на этот вопрос. Первый: Всевышний жестоко пошутил, наделив человека знанием об ожидающей его старческой немощи и смерти и тем самым окончательно испортив ему радость кратковременного земного бытия. Второй: Всевышний уготовил человеку лучшую долю и дал ему свободу выбора, предупредив об опасности, которой вполне можно избежать.

«Берегись поезда!» – это не угроза, но всего лишь предупреждение. Осведомленность об ожидающей впереди смертельной опасности, впрочем, как и о любой другой, – это всегда и во всем хороший, если не сказать стопроцентный, шанс ее избежать и не допустить наступления трагической развязки.

Знание о неизбежном разрушении телесной формы не принадлежит природе (животным), оно не заложено и в наших генах.

Дети примерно до семи лет не имеют никакого представления о смерти и не верят в нее. Осознание реальности и неизбежности этого события приходит по мере формирования сознания – и в этом ключ к пониманию того, почему только человеку дано знать о конечной предопределенности телесного бытия в этом мире.

Однако, как мы уже отмечали, наличие осознающей единицы (сознания человека) – это только возможность вначале найти, а затем и реализовать смысл жизни.

Понимание смысла собственной жизни становится вполне доступным только тогда, когда сознанию известна цель его пребывания во временной телесной форме, известен путь к достижению этой цели, и когда оно движется по этому пути. И только тогда, и только для сознания слова «Помни о смерти!» становятся не неотвратимой угрозой, но всего лишь предупреждением о том, чего вполне можно избежать.

Дилемма, перед которой вечно стоит человек – что важнее: его бессмертное сознание или же «ветхая днями» телесная плоть, – не имеет ни малейшего реального обоснования, поскольку вывод для здравого, не затуманенного слабостью и невежеством рассудка абсолютно очевиден.

Согласитесь ли вы потерять свое самоосознание, практически потерять самого себя, сохранив физическую жизнь тела, что очень часто происходит в старости, при тяжелых заболеваниях или в случае черепно-мозговой травмы? Конечно же нет!

Но никто, практически никто не откажется остаться самим собой, избавившись, когда придет время, от болезненной, изношенной телесной субстанции. Все, что связано с ней, преходяще, и к старости то, что некогда доставляло удовольствие, неизбежно становится бременем и причиняет страдания.

Радость этой жизни и будущей – не важнее ли она, чем сиюминутные, иллюзорные приобретения и наслаждения?!

Будете ли вы вкладывать заработанные деньги в банк, заведомо зная, что он лопнет и все ваши сбережения пропадут? Но со всей своей жизнью, единственной действительно ценной для нас «валютой», мы поступаем именно так и в конечном итоге остаемся ни с чем: теряем тело и не обретаем бессмертного сознания. Жизнь прожита, но эта жизнь – потеря, даже если в ней многое было приобретено.

Прожить жизнь не болея и излечить себя от самой опасной болезни возможно, но уберечь свое тело от полного разрушения не дано никому из живущих. В клетках нашего организма имеется ген леталь[6], определяющий видовую продолжительность жизни.

Именно поэтому не смерть главный наш враг, а невежество нашего сознания, непонимание и невыполнение своего истинного сущностного предназначения на земле. И если еще до того, как «сработает» ген смерти, сознание обретает крылья, человек получает в дар от Существования гораздо большее, нежели все то, что он имел за время своего кратковременного пребывания на земле.

Аутос Эфа

«Бабочка, когда приходит время, сбрасывает тесный кокон и устремляется к небесам, ощущая непередаваемую радость свободного полета, – она обрела то, к чему предназначалась и стремилась, и вся Вселенная сорадуется прекрасному легкокрылому созданию. Так жизнь вновь и вновь побеждает смерть, так из малого рождается Великое, так совершалось, совершается и будет совершаться вечно величайшее из Таинств всего того, что существовало, существует и будет существовать».

У плода в материнском лоне, как уже отмечалось, есть два пути, две реальные возможности: первая – непрерывно развиваться и родиться в новую жизнь, и вторая – «отказаться» от этого и потерять эту прекрасную возможность.

Образно выражаясь, наше сознание – это тот же плод, зачаток которого мы «вынашиваем» в своем теле. И если это понято и осознанно пройдены все необходимые этапы развития «плода» (путь), когда приходит время, полностью сформированное сознание без страха смело разрывает «пуповину», связывающую его с изношенным, одряхлевшим телом-коконом, и рождается в новую жизнь (осуществленная цель).

Страшна не сама смерть, человека страшит безысходность, бессмысленность прожитой жизни, осознание в момент ухода в небытие потери предоставленного нам поистине самого прекрасного и Великого Шанса – обретения личного субстанционального бессмертия.

«Каким же я был глупцом, что растратил всю свою жизнь по пустякам!» – это предсмертное признание Черчилля далеко не единственное достоверное свидетельство того, что в самый последний момент человеку все же открывается истина об иллюзорности существования, в котором не был понят и реализован подлинный смысл жизни и ее конечное сущностное предназначение.

Прежде бывшее тайным становится вполне очевидным, но, увы, «сова мудрости прилетает в полночь», когда поздно уже что-либо исправить и впереди только безрассветная ночь.

…Поезд «Жизнь» мчится от станции «Рождение» к станции «Небытие».

Человек-пассажир зарабатывает деньги, растрачивает или копит их, развлекается, печалится о неудачах и радуется своим успехам, любит и ненавидит… Он преисполнен надежд и мечтаний, непременно всегда чего-то желает, к чему-то стремится и достигает желаемого. Однако все достигнутое теряет для него свою прежнюю привлекательность, и он вновь и вновь суетится о многом – большом и малом…

Поезд тем временем, набирая скорость, все мчится и мчится вперед. Полустанки и станции – годы и десятилетия – мелькают быстрее и быстрее. Но в какой-то момент пассажир с тревогой замечает, что состав постепенно замедляет ход. И вот уже он останавливается…

В купе к человеку-пассажиру входит Некто в строгом черном фраке и говорит бесстрастно:

– Прошу вас покинуть вагон.

Пассажир в недоумении:

– Однако я ничего не понимаю, разве мы уже прибыли на конечную станцию?..

– Именно так все и обстоит, – подтверждает Некто. – Извольте сами убедиться.

Пассажир выглядывает из окна вагона и видит надпись на мрачном сером полуразрушенном здании: «СТАНЦИЯ НЕБЫТИЕ».

– А что же дальше? – спрашивает пассажир, пребывая в полной растерянности.

– А дальше вас ждет Небытие. Вы забудете обо всем: и о себе самом, и о своем путешествии, – вежливо поясняет Некто.

– Но разве поезд не продолжит свой путь?! – расстроенно и с робкой надеждой восклицает пассажир.

– Следующая станция «БЕССМЕРТИЕ», – отвечает Некто. —

Однако вы не приобрели до нее билета, а в данный момент касса нашего поезда уже закрыта.

Пассажир крайне возбужден и разгневан.

– Форменное безобразие и издевательство, никакого уважения к путешествующему! Смею вас уверить, наличности у меня с избытком. И если бы вы потрудились меня предупредить, я бы обязательно купил билет до следующей станции! – с пафосом восклицает он и начинает с лихорадочной поспешностью рыться в багаже, чтобы удостоверить «кондуктора» в своей платежеспособности.

– Не усердствуйте понапрасну, – говорит тот. – Ведь я вам уже сказал: поздно, касса закрыта. – И добавляет: – Ваши претензии, сударь, абсолютно безосновательны. Отправляясь в путешествие, вы знали, куда именно прибывает наш состав, но все время делали вид, что для вас это не имеет никакого значения.

– Так в чем же тогда был смысл моего путешествия? – спрашивает пассажир, окончательно смирившись со своей участью.

– Смысл именно в том и заключался, чтобы во время следования нашего поезда вы удосужились заранее приобрести билет до станции «БЕССМЕРТИЕ», и вы знали об этом, но все же не поспешили этого сделать. А теперь уже поздно, касса закрыта, и мне нечего вам больше сказать, – говорит Некто и распахивает двери купе, предлагая пассажиру покинуть вагон.

Пассажир понуро собирает вещи, но Некто останавливает его:

– Не трудитесь, в дальнейшем все это вам будет без надобности.

Первоначальное значение слов всегда ближе к истине, нежели то, которое им было придано впоследствии. Слово sōma в древнегреческом языке означало «труп», и только значительно позже оно приобрело более широкое значение – «тело» («живое тело») вообще. Орфико-сократовская школа рассматривала человеческое тело как тюрьму и могилу души, а также как ее рабочий инструмент, позволяющий «открыть Врата Бессмертия».

Жизнь только ради обреченного на гибель тела изначально и в конечном итоге – это всегда заведомая бессмыслица, даже если и проходит она в полном благополучии.

В то же время, если мы внимательно присмотримся к окружающей нас действительности, то обнаружим, что смысл присутствует даже в самых простых и, казалось бы, незначительных явлениях природы. Взгляните на любое растение: оно по-своему «счастливо», ценимо и оберегаемо садовником, если активно растет, цветет и приносит плоды – то есть реализует смысл своей пусть и растительной, но все же жизни. Если этого не происходит, растение находится в угнетенном состоянии, чахнет и умирает.

Даже окружающие нас вещи «счастливы» и ценимы нами, когда они выполняют свое смысловое предназначение. Сломанный телевизор бесполезнее исправного молотка, и мы без сожаления элиминируем (устраняем) его из своего обихода.

Жизнь ради тела и ради самого процесса жизни бесполезнее исправного молотка, даже если мы пытаемся придумать один или несколько смыслов своему заведомо обреченному, неуловимо краткому существованию.

Истинный смысл жизни может заключаться только в выполнении нами своего сущностного предназначения на земле – в осознанном формировании нерушимого бессмертного субстанционального центра сознания (Цель) на основе установления личных отношений с Существованием в Духе, Любви, Истине и Творчестве (Путь).

Все остальное – это только подсмыслы, дробящие нашу жизнь на дискретные временные составляющие и лишающие ее целостности. Все то, что не едино и не целостно в себе, не может иметь и единого смысла и со временем разрушается.

Не реализуя смысл своей жизни, человек сам, по своей воле лишает себя возможности цветения – полноты и радости своего существования. Не принеся плода Вселенной – не сформировав за время жизни нерушимый субстанциональный центр сознания, он самоустраняется из ее Великого Смысла и вполне справедливо не получает ответного дара от Существования – бессмертия.

Человек призван жить не для того, чтобы «просто жить», но для того, чтобы не умереть и родиться в новую жизнь.

Моисей всю жизнь молил Бога о том, чтобы Тот никогда не позволил ему забыть о неизбежности прихода телесной смерти и не дал сойти с Пути к бессмертию. Микеланджело, опасаясь, что мирская суета и страсти отвлекут его от Высшего, на лестничной площадке своего дома нарисовал Смерть, несущую гроб, и написал на том гробе: «О ты, отдавший мирским желаниям и душу, и тело, и разум, знай: ты уместишься весь в этом тесном ящике».

Почему же только немногие стремятся к сужденному каждому из нас бессмертию?

В басне Эзопа лиса, забравшись в виноградник, увидела висевшие на лозе спелые гроздья винограда. Но как она ни пыталась достать ягоды, ничего у нее не вышло. Тогда лисица села под виноградной лозой, с презрением посмотрела на янтарные кисти и сказала: «Фу, какие зеленые ягоды; должно быть, они кислые на вкус.

Хорошо, что я их не отведала», и потрусила дальше своей дорогой.

Из-за слабости и несовершенства своего сознания человек трусливо стремится даже не мыслить о неизбежной конечности своего существования и по той же причине отрицает существование Вечности, поскольку она для него остается недостижимой – «кислым виноградом».

Есть и еще одна причина отказа от устремления к обретению бессмертия души-сознания.

Во время кругосветного путешествия на паруснике «Бигль» Дарвин посетил острова Фиджи и был буквально потрясен и обескуражен тем, что туземцы выказывали удивление и восхищение при виде удобных для плавания в прибрежных водах лодок европейцев, но словно не замечали их больших кораблей, которые для них как бы вовсе не существовали. У фиджийцев были свои лодки, и они могли сравнить их с лодками прибывших к ним мореплавателей. Корабли же были для них в диковинку. Это было нечто абсолютно неизвестное, словно мифическое видение, и потому туземцы смотрели на них как на нереальную грезу.

Мы видим и осознаем только то, что соответствует нашему духовно-интеллектуальному развитию, а также тождественно нашему жизненному опыту.

В этом мире смерть – это то, что вполне очевидно, и потому мы, подобно фиджийцам, восхищаемся теми, кто сумел «проплыть» на своем утлом суденышке относительно большое расстояние – достигнуть предельного возраста земной жизни, но не замечаем Корабля Спасения, способного переплыть океан и достичь берега Вечной Жизни.

Смастерить лодку для успешного и достаточно продолжительного прибрежного плавания несложно, но чтобы выстроить свой Корабль Спасения – сформировать нерушимый субстанциональный центр сознания, – требуются постоянные, довольно длительные осознанные усилия. Об этом иносказательно говорится в библейском предании о Потопе (гибели тех, кто беспечно относится к своей жизни) и Ноевом ковчеге (упорном труде во имя Спасения). Но если главное дело всей нашей жизни все же начато нами и мы не оставляем его по причине собственной слабости, оно будет завершено и главный успех всей нашей жизни обязательно будет достигнут.

Нет ничего невозможного для осознанной целеустремленной воли человека, и сам Бог помогает ему на правильном Пути.

Аутос Эфа

«Кончается ли наша жизнь смертью? – Это вопрос самой большой важности, и нельзя не думать об этом. Смотря по тому, верим ли мы в бессмертие или нет, и поступки наши будут разумны или бессмысленны.

Поэтому главная наша забота должна быть в том, чтобы решить вопрос: совсем или не совсем умираем мы в плотской смерти, и если не совсем, то что в нас бессмертно. Когда же мы поймем, что есть в нас то, что смертно, и то, что бессмертно, то ясно станет, что и заботиться мы в этой жизни должны больше о том, что бессмертно, чем о том, что смертно.

…Умерший от утверждения не существования жизни после смерти действительно представляет типичный пример того, как самодействует психическая энергия: он приказал себе не существовать и получил последствие своего приказа. Много таких случаев, но никто не обращает внимания на эти мощные примеры, явленные на всеобщее усмотрение.

Так прикажи себе жить вечно! И устремись к этому всей душой и разумом своим. – И ты достигнешь того, что пока еще может казаться тебе несбыточным и нереальным».