Читать книгу Привет, Свет! - Александр Белка - Страница 19

Дома меня ждала картина Репина «Приплыли». Все домочадцы, включая пятилетнюю сестрёнку, с изумлением уставились на мою разбитую физиономию и испачканную одежду.

– Надо же! – только и сказала мать, всплеснув руками.

– Ты чего, жиган, – встревоженно спросил отец, – подрался?

– Пришлось, – ответил я, разуваясь.

– Сашка, а чего у тебя глаз такой чёрный? – подбежала ко мне Танюха, указывая пальцем на синяк.

– Он его покрасил, – ответил за меня Серёга. Он был уже одет и собрался идти на тренировку.

– Зачем?

– В клоунов играл.

– В клоунов? – удивилась Танюха и обратилась ко мне за подтверждением. – Правда, Сашка? Ты в клоунов играл, да?

– Ага, – соврал я и осторожно, не делая резких движений, снял с себя курточку.

Мать забрала её и понесла на кухню отмывать. А я прошёл в детскую. Танюха увязалась за мной следом:

– Сашка, а что это за игра такая?

Братела же, ни слова не говоря, обулся, взял сумку с формой и банными принадлежностями и вышел.

– Сашка, ну расскажи, что эта за игра в клоунов? – продолжала приставать сестрёнка.

– Отвали, – грубо отмахнулся я от неё.

– Пап, а Сашка не хочет мне про игру рассказать, – сразу побежала она ябедничать отцу.

– Не мешай ему, пусть отдохнёт, – сказал он ей на это, – иди лучше поиграй с Михал Потапычем.

Так мы называли большого плюшевого медведя. Ей его подарили на второй день рождения, и с тех пор это была её любимая игрушка.

– Пап, ну скажи ему, – стала канючить Танюха.

– Когда-нибудь он сам тебе расскажет, – пообещал он ей, – а сейчас не мешай. Дай ему отдохнуть, хорошо? – затем повернулся ко мне. – Есть-то будешь, жиган?

– Нет, – буркнул я.

Какая тут еда, когда зубы шатаются. Как ими жевать-то? Ещё вывалятся, не дай бог. Что тогда делать?

Когда Танюха отстала и убежала в зал играть со своим Михал Потапычем, отец подошёл ко мне и осторожно разлепил веки распухшего глаза.

– Вроде, целый, – констатировал он и облегчённо вздохнул.

В комнату вошла мать и, причитая, стала крутиться вокруг меня.

– Да не переживай ты так, жен, – успокоил её отец. – Подумаешь, синяк. Заживёт. Лучше приготовь холодную воду и тряпки – компрессы делать.

Часа три спустя, когда я сидел за столом в детской комнате и, приложив к глазу холодную тряпку, читал книгу, в окно тихо постучали. Отодвинув штору и тюль, я разглядел в темноте брата.

– Выйди, – сказал он.

Я кивнул, дав понять, что услышал его, и пошёл в коридор одеваться.

– Ты это куда? – с тревогой спросила меня мать, корпевшая в зале над поурочными планами.

– В туалет, – ответил я и, обувшись, выскочил в подъезд.

На крыльце меня ждали Серёга с Сенькой.

– Ну, рассказывай – кто, – без всяких предисловий приказал брат.

И я рассказал, как побил Локтю, заступившись за девчонок, и как тот со своими дружками расправился со мной.

– Ничего, Санёк, завтра мы с ними разберёмся, – заверил меня Сенька.

– Завтра я не смогу, – сказал Серёга. – Много дел накопилось, придётся в общаге заночевать. Давай послезавтра.

– Да мы и без тебя справимся, не волнуйся, – успокоил его Сенька. – Такие вещи нельзя затягивать. Это надо делать сразу, чтобы они не успели возомнить себе, что им всё позволено. Так что завтра я с ребятами загляну в школу.

Он мог позволить себе «заглянуть» безбоязненно в школу, хотя и жил на Карла Маркса. Ведь они переехали сюда года три назад, а раньше жили на Больничной. Его старший брат, давным-давно пришедший из армии, невысокого, как их мать, роста, широкоплечий и довольно здоровый парень, немало покуролесил с друзьями и на Ясных Полянах, и на Западном посёлке, и у школы, поэтому в этих районах его хорошо знали и уважали. Так что, что было проблематично для коренного «карламарксовца», для Сеньки не составляло труда.

– Только Локтю не трогай, – попросил я его. – Я с ним сам разберусь.

– Ух ты! – удивился он и, хлопнув меня по плечу, отчего я присел от пронзившей меня под лопаткой боли, добавил. – Молодец, Санёк! Это по-пацански. Одобряю!

На этом мы и разошлись.

Когда настала пора укладываться, братела, чтобы не мешать мне, ушёл спать в зал, к Танюхе на диван. Поначалу, когда я лёг на кровать, было ещё ничего, терпимо. Прохладные одеяло и простынь остудили разгорячённое тело и притупили боль. Но позже, когда расслабился, побои дали о себе знать бесконечно ноющей болью. Вряд ли я бы уснул этой ночью, если бы отец не вспомнил о лекарстве. Он сунул мне две таблетки анальгина и одну аспирина и дал запить тёплой водой. Это, конечно, не снотворное, но, когда боль утихла, я уснул мгновенно.

А утром к нам примчалась Люся. Мать перед работой забежала к ней и сообщила, что меня избили. Пришла не одна, с подругой-терапевтом, чтобы та меня обследовала. Благодаря холодным компрессам, опухоль на глазу немного спала, и я даже смог чуть-чуть приоткрыть веки. Губы тоже уже не пугали своими размерами. Но врачиха всё равно цокнула от удивления, когда меня увидела.

– Н-да, – резюмировала она, обеими руками раскрыв веки, – не повезло глазу.

Она была права, этому глазу почему-то постоянно не везло. Первый раз ему досталось, когда я был ещё дошкольником.

Как-то раз меня попросту забыли забрать из детсада. Вернее, родитель-то помнили, но они уехали на день рождения к дяде Васе, двоюродному брату отца, и наказали сделать это Серёге. Ну а тот заигрался и забыл.

На улице было тепло, и воспитательница выпустила нашу группу погулять. И вот всех разобрали, я один остался. Бегаю по двору, сам с собой играю. А во дворе этом между берёз были посажены яблоньки, и росли на них ранетки. Мелкие-мелкие, с горошину величиной. Даже когда они были красными и, казалось бы, спелыми, на вкус были такими кислыми, что от этой кислятины само по себе перекашивалось не только лицо, но и всё тело.

Шло время. Воспитательница стала проявлять беспокойство. Ей же тоже хотелось домой. А вдруг за мной вообще никто не придёт? Что тогда делать-то? Не ночевать же здесь? Она уже начала потихоньку на меня ворчать недовольно, будто я виноват в этом, когда перед нами предстал запыхавшийся Серёга. Вспомнил всё-таки, злодей!

Разумеется, я обрадовался и счастливый побежал к нему навстречу. И с разбегу ткнулся глазом в ветку склонившейся яблоньки. Конечно, были и рёв, и слёзы, и сопли, и охи с ахами. Хорошо, Серёга не растерялся и сразу утащил меня в шахтовый здравпункт, где работала наша тётка Люся и где нас все знали, как облупленных. Люсина подружка осмотрела пострадавший глаз, затем закапала, а после наложила мазь, сверху тампон и перебинтовала. С лёгкой руки Серёги ко мне тут же приклеилось прозвище Одноглазый Джо. И хотя повязку сняли уже на следующий день, это прозвище преследовало меня ещё недели две.

Второй раз глазу не повезло в классе третьем. Не помню, с чего это мы вдруг решили камнями друг в друга кидаться. Никогда раньше этим не увлекались. А тут что нашло? Затеяли перестрелку. Кинут в тебя камень, ну а ты стараешься от него увернуться. Не смог – сам виноват. Потом берёшь камень и кидаешь в противника. Попал – молодец, промазал – значит, мазила. Ну и в таком духе. И тут Витька Боин, самый старший тогда из нас, как запульнёт в меня камнем. Я даже среагировать не успел, как этот камень угодил мне в глаз.

Опять слёзы, сопли. Прибежали мои родители, так как дело происходило около нашего барака. Снова охи, ахи и ругань. Снова тёткин здравпункт. Слава богу, оказалось, ничего страшного. Камень попал куда-то в верхнее веко. В общем, отделался синяком.

И вот теперь получил по глазу в третий раз…

– Думаю, ничего серьёзного, – сделала вывод доктор и посмотрела на отца. – Но, когда заживёт, всё же лучше показать его окулисту.

– Хорошо, – заверил тот.

– На всякий случай, – пояснила она.

– Я понял.

Потом она внимательно осмотрела моё лицо, покрытое синяками тело, ощупала рёбра и после заставила покрутить руками и сделать приседание. Последнее я исполнил с трудом, так как ноги не желали гнуться.

– Ну что ж, – констатировала она, снова обращаясь к отцу, – множество ушибов мягких тканей, но не смертельных. Заживут за неделю. Рёбра не сломаны, руки и ноги – тоже.

Затем она взяла в руки мою голову и потрясла её, прямо как я свою копилку, чтобы услышать звон монет.

– Ну, в глазах двоится? – поинтересовалась она у меня, прекратив трясти.

– Да, – признался я, но о том, что в голове шумит, говорить не стал. Не знаю почему.

– Так, Николай, – объявила она отцу, – жить он будет. Но у него лёгкое сотрясение. Надо будет полежать пару деньков. Я дам таблетки, пусть попьёт. Людмила Дмитриевна, – обратилась она к моей тётке, – ты взяла бодягу?

– Конечно.

– А капли в глаз?

– Даже пипетку, – засмеялась Люся. – А то у Чебышевых сроду ничего нет.

– Так уж и ничего? – улыбаясь, возразил отец.

– В прошлый раз у меня голова разболелась, так я у них даже цитрамона не нашла, представляешь? – пожаловалась она, вытаскивая из сумки медикаменты.

– Не там искала, – парировал отец.

– Сама виновата, – заявила её подруга. – Ты же медик, могла бы и принести родственникам чего-нибудь.

– Точно, – согласилась она, – надо принести.

– В общем, так, Николай, – доктор поднялась со стула, забрала у Люси лекарства и протянула их отцу, – вот этим капать в глаз три раза в день. Это мазь для губ, а эта для синяка. Не перепутай. Мазать так же три раза в день…