Читать книгу От начала до конца истории. Сборник статей - Александр Болдачев - Страница 8

Наиболее наглядно сущность попперовской эволюционной эпистемологии вскрывается на примере сравнения познавательной деятельности Эйнштейна и амебы (любимого, тиражируемого примера Поппера).

«Можно сказать, – утверждает Поппер, – от амебы до Эйнштейна всего лишь один шаг. Оба действуют методом предположительных проб (ТТ) и устранения ошибок (ЕЕ). В чем же разница между ними? Главная разница между амебой и Эйнштейном не в способности производить пробные теории ТТ, а в ЕЕ, то есть в способе устранения ошибок. Амеба не осознает процесса устранения ошибок. Основные ошибки амебы устраняются путем устранения амебы: это и есть естественный отбор. В противоположность амебе Эйнштейн осознает необходимость ЕЕ: он критикует свои теории, подвергая их суровой проверке» (Поппер 2000a: 58).

В этих рассуждениях о методах познания пропал сам предмет эпистемологии – научные знания. Безусловно, существенным моментом эволюции познавательной деятельности (понимаемой в самом широком смысле от амебы до Эйнштейна), а по сути, эволюции вообще, является прогресс в методах достижения результата, в методах решения проблем (по Попперу), то есть в совершенствовании реализации принципа отбора. И именно в выявлении этого прогресса большая заслуга Карла Поппера. В отличие от традиционного биологического подхода к отбору, трактуемому как одношаговый акт полного устранения нежизнеспособных отклонений, Поппер показал эволюцию самого принципа отбора: от однозначной биологической схемы (у амебы) до вариативности и отбора поведения у высших животных (см. далее его вариант теории биологической эволюции) и до осознанных критики и устранения ошибок теории (а не самой особи, которая их допустила) у ученых (Эйнштейна).

Но несмотря на указанный прогрессивный шаг в понимании принципа отбора (метода проб и ошибок), пример сравнения познавательной деятельности Эйнштейна и амебы наглядно показывает, что эволюционную эпистемологию в ее попперовском варианте скорее можно отнести к эволюционной методологии познания. (И это великое достижение, поскольку в других ее вариантах перенос метода отбора из биологии происходит без каких-либо корректировок и уточнений.) Ведь следует признать, что эпистемологическая сущность различия познания амебы и ученого заключается не столько в методе, в осознании или неосознании отбора, а в результате – в новых знаниях, в интеллектуальных новациях. С позиции эпистемологии, которая, по словам Поппера, должна рассматриваться как «теории познания, прежде всего научного познания» (Поппер 2000a: 57) Эйнштейна отличает от амебы – а равно и от подавляющего большинства представителей Homo Sapiens, да и от многих ученых – причастность к генерации нового знания. И тут можно повторить мысль, что любая эпистемология должна отличаться от психологии и методологии научного познания прежде всего своим предметом, должна выявлять закономерности генезиса нового научного знания из старого, обосновывать необходимость эволюции научного знания, а не особенности личностного или коллективного обеспечения этого процесса.

Итак, подытожим: отличие амебы от Эйнштейна на уровне эпистемологических (а не биолого-психологических) исследований заключается в том, что биологический организм принципиально не имеет отношения к научному познанию, не производит и объективно не фиксирует вне себя не то что научные теории, а вообще ничего. Связь между амебой и ученым может быть прослежена лишь на уровне элементарной методологии решения вариационных задач, при обязательном понимании существенной, принципиальной разницы критериев решения (отбора): в первом случае критерием является адекватность реакции на внешнее воздействие (если речь идет о единичном организме) или максимальная приспособленность популяции к среде, во втором – соответствие гипотез научной идее при индивидуальном познании или соответствие теории критериям той или иной научной парадигмы.