Читать книгу От начала до конца истории. Сборник статей - Александр Болдачев - Страница 9

«Однако, грубо говоря, почти все формы знания некоторого организма, от одноклеточной амебы до Альберта Эйнштейна, служат организму для приспособления его к выполнению задач, актуальных для него в данный момент времени или же задач, которые могут встать перед ним в будущем» (Поппер 2000c: 201).

Этот тезис еще раз подтверждает вывод, что Поппер в своей эволюционной эпистемологии не решает основной задачи, которую сам же ставит перед собой даже не в рамках эпистемологии (теории научного познания), а в методологии и психологии познания, в эволюционной теории познания. Представление, что животным (как популяциям, так и единичным организмам высокоорганизованных многоклеточных) свойственна познавательная деятельность, является вполне тривиальным. Спорным может быть лишь вопрос, стоит или нет называть знанием результат этой деятельности, результат адаптации (хотя это вопрос терминологических предпочтений). Задача любой теории, рассматривающей эволюцию познания, – в первую очередь показать именно эту эволюцию, указать на принципиальные отличия актов познания на различных этапах этой эволюции, а не констатировать неизменность механизма и сущности познания на протяжении всей эволюции. Поппер же в своем заключении демонстрирует обратное решение, казалось бы, такой явной и простой задачи – сводит научное познание к адаптивным приспособлениям одноклеточных организмов. Хотя даже при поверхностном взгляде ясно, что знания Эйнштейна (не просто любого человека, а гения, создавшего новую теорию) никоим образом не «служат организму для приспособления». Если и можно хоть с какой-то стороны оценивать научные знания как адаптационные, то уж не по отношению к конкретному человеку, их произведшему, и тем более не по отношению к другим людям, а лишь по отношению к социуму как целому (да и то это непосредственно касается прикладных, а не фундаментальных наук).

Вот и получается, что эволюционная теория Поппера «связывает знание – а с ним и нас самих – с космосом; таким образом проблема знания становится проблемой космологии» (Поппер 2000c: 201) вместо того, чтобы показать существенное отличие научного (социумного) знания от элементарного биологического (генетического) и вскрыть механизм перехода от одного к другому.

В такой методологии Поппер полностью дублирует подход традиционной теории биологической эволюции. Современная синтетическая теория эволюции даже не ставит перед собой задачи показать необходимость и закономерность возникновения принципиальных различий между эволюционными феноменами (организмами различного уровня сложности), найти различия в механизме реализации этих феноменов, выявить эволюцию этих механизмов. Вместо этой, действительно эволюционной, задачи, решается обратная: показать, что все эволюционные феномены можно и нужно свести к элементарным (не в смысле простым, а исходным) биохимическим реакциям, а метод – к одноплановому, одноходовому отбору на выживаемость.

Претензии к эпистемологии Карла Поппера, касающиеся невозможности с ее помощью обосновать ни сам факт научного прогресса, ни столь малый срок его реализации (Решер 2000: 213—214) – это традиционные упреки к любой теории, основанной исключительно на принципе отбора (методе перебора, проб и ошибок). Но вести полемику в этой области относительно как эволюционной эпистемологии, так и биологической теории отбора бесполезно и бессмысленно. И на причину этой бессмысленности указал сам Карл Поппер – принцип отбора, как научно-теоретическая концепция, тавтологичен и не фальсифицируем.

Итак, если и критиковать эволюционную эпистемологию Поппера, то только за то, что она не является эпистемологией, не является, по его же словам, теорией научного познания. С одной стороны, она вообще не рассматривает содержательную сторону научного знания, его эволюцию, эволюцию форм его представления и взаимодействия его элементов, с другой – все выводы, сделанные Поппером относительно психологии и методологии формирования знания, относятся не только к любой форме человеческого познания (включая ненаучные), но распространяются также на познавательную деятельность биологических организмов, то есть не рассматривают специфику именно научного познания. (Справедливости ради следует отметить, что сам Поппер был склонен относить свои исследования к «эволюционной теории познания», а не к эпистемологии (Поппер 2000c: 194), что действительно соответствует их предмету.)

Третий мир Карла Поппера и эволюция познания

Самое странное, что сведение Поппером своей эпистемологии, по сути, к элементарным субъективным и коллективным формам отбора, к методу проб и ошибок, никак не стыкуется с его революционными идеями объективности третьего Мира – автономного мира, обитателями которого, по его словам, «являются прежде всего теоретические системы» (Поппер 1983b: 439). Выступая против субъективной эпистемологии, за объективность знания, за «знание без познающего субъекта», констатируя, что «эпистемология должна заниматься исследованием научных проблем и проблемных ситуаций, научных предположений», что «для эпистемологии решающее значение имеет исследование третьего мира объективного знания, являющегося в значительной степени автономным» (Поппер 1983b: 443), он в своей эволюционной эпистемологии забывает об этом и повествует не о чем ином, как о роли субъекта в познавательном процессе.

Ведь восприняв концепцию попперовского третьего Мира, следует сконцентрировать внимание не на процессе возникновения знания, то есть не на частных способах, методах его генерации, а на объективной взаимосвязанности элементов научного знания. И уже на основе объективных и автономных закономерностей эволюции мира научных идей, теорий проводить анализ методов их генерации во втором, субъективном мире. Но Карл Поппер почему-то забывает свой же тезис: «объективная эпистемология, исследующая третий мир, может в значительной степени пролить свет на второй мир субъективного сознания, особенно на субъективные процессы мышления ученых, но обратное не верно» (Поппер 1983b: 444), и в своей же эволюционной эпистемологии занимается «обратным» – пытается обосновать эволюцию научного знания, исходя из действий его субъектов.

Именно обратившись к концепции третьего Мира, можно сделать заключение об эпистемологическом различии познавательных деятельностей амебы и Эйнштейна. Поппер близко подходит к закономерному решению проблемы, он констатирует, что третий Мир «обладает сильным обратным воздействием на нас, то есть воздействием на нас как жителей второго и даже первого миров» (Поппер 1983b: 444), но не связывает напрямую это воздействие с элементом своей схемы познания – устранением ошибок (ЕЕ). Да, действительно, между способом устранения ошибок путем ликвидации самого субъекта и методом критического (самокритического) анализа есть существенное различие, но это различие формальное, имеющее отношение к способу реализации движения, а не к его содержанию, то есть не имеющее отношения к эпистемологии как теории научного познания. И понятно, что существеннейшим моментом в процедуре устранения ошибок является не форма ее реализации, а критерий, согласно которому она реализуется. У Эйнштейна этот критерий формируется под воздействием попперовского Мира объективных знаний и проявляется в виде некой идеи, предшествующей акту отбора. И такого критерия устранения ошибочной научной гипотезы принципиально не может быть не то что у амебы, а и у подавляющего большинства людей, не занимающихся наукой профессионально. У амебы свой мир объективных «знаний» -критериев оценки поведенческих актов («гипотез»).

По сути, такое развитие идей Карла Поппера действительно дает нам ключ к построению эпистемологии без субъекта – все акты индивидуального и коллективного «устранения ошибок» представляются уже не как основа, движущая сила развития науки, а как частные локальные реализации, объективизации критериев отбора – идей. То есть следует однозначно различать, с одной стороны, (1) объективное существование знаний и идей, исследование взаимной обусловленности которых и должно быть предметом эпистемологии, и с другой – (2) процесс генерации знаний методом отбора гипотез и теорий, согласно объективным критериям, сформированным в третьем Мире. Или то же самое словами Карла Поппера: «мы должны постоянно учитывать различие между, с одной стороны, проблемами, связанными с нашим личным вкладом в производство научного знания, и, с другой стороны, проблемами, связанными со структурой различных продуктов нашей деятельности, таких, как научные теории или научные аргументы» (Поппер 1983b: 448).

Понятно, что с такой точки зрения на эволюцию знания сама процедура отбора имеет лишь вспомогательное значение, являясь не более чем формой реализации объективного движения идей. Человек (ученый) в этой схеме научного познания выполняет двоякую функцию: он является, с одной стороны, и генератором гипотез, и детектором, фильтрующим их на основе некой априорной идеи-критерия, а с другой – интегратором мира объективных знаний, выделяющим из него (в процессе обучения и изучения проблемы) эти самые идеи-критерии. «…Новые проблемы, – пишет Поппер, – возникают из нашей собственной творческой деятельности, но они не являются преднамеренно созданными нами, они возникают автономно из области новых отношений, появлению которых мы не в состоянии помешать никакими действиями, как бы активно ни стремились сделать это» (Поппер 1983b: 454).

Перефразируя эти обобщения идей Поппера в биологических терминах, можно заключить, что теория эволюции биологических феноменов может и должна быть представлена как теория последовательной смены идей-критериев отбора, в которой организмы и их популяции выступают как познающе-интегрирующие и реализующие субъекты. А естественный отбор и формы его реализации (генетические, онтогенетические, поведенческие механизмы) должны войти в теорию как вариационные методы реализации эволюционного движения. «Случайное движение принимается, если оно согласуется со структурой более высокого уровня, – пишет Поппер, – в противном случае оно отвергается» (Поппер 2000b: 83).