Читать книгу Свобода выбора фатальна - Александр Бубенников - Страница 4

Что в домашнем кабинете Брагина, что на рабочем месте в институтской лаборатории в последнее время его тайного романа с Лерой был необыкновенный порядок, говоривший о великом сосредоточении на деле всей жизни и творческом вдохновении. Так получилось, что своих первых «главных» аспирантов Брагин отпустил в бессрочные научные зарубежные «стажировки», а то и сразу по новому месту работы в фирмах Кремниевой Долины, – как-никак великая страна рухнула в одночасье, и академическая наука рыночными реформаторами финансировалась по остаточному принципу. А своих новых аспирантов и молодых сотрудников лаборатории Брагин загружал текущей плановой работой наполовину, а то и меньше – без своего традиционно жесткого контроля за исполнением плана. У него в последние три месяца даже не было лишнего рабочего времени на обсуждение полученных результатов с сотрудниками. Причина была проще простого: он изобретал новые структуры, элементы и системные блоки интегральной электроники высокопроизводительных компьютерных и телекоммуникационных систем и самостоятельно моделировал, рассчитывал новые технические и технологические решения на личном персональном компьютере и мощной рабочей станции института.

Это был его личный вызов времени и обстоятельствам. Ведь он, возможно, как никто другой, понимал, что десять-пятнадцать, а то и двадцать, фундаментальная и прикладная наука и его личные исследования в дорогом, любимом Отечестве никому не будут нужны. А вот изобретения, открытия на перспективу – это совсем другое дело! – здесь можно под кураж наворотить много чего стоящего и прорывного. И он с головой окунулся в стихию изобретательства, к тому же Брагин был единственным изобретателем в их академическом институте, к тому же председателем местного общества изобретателей и рационализатором (ВОИР). К своему стыду и разочарованию он за несколько лет после перехода завлабом в академический институт, ставши сразу председателем отделения ВОИР, так и не смог вывести на изобретательскую стезю своих ученых коллег их других лабораторий и отделов. Будучи сам изобретателем «с младых ногтей» со своих студенческих и аспирантских лет, Брагин сумел зажечь дух изобретательства и коллективного творчества только в своих подшефных аспирантах. К тому же чтобы предать изобретательскому делу какой-то инициативный, но плановый характер, он несколько раз включал в заявки на изобретения директора института, академика, у которого он сам когда-то был аспирантом и под его научным руководством ровно в положенный трехгодичный срок очной аспирантуры защитил свою первую кандидатскую диссертацию.

Брагин в самом процессе изобретательства – личного и в команде – видел близкую его мятежному духу спортивное соревнование. Ведь когда-то давно он много времени отдал тренировкам и соревнованиям в индивидуальных беговых и прыжковых видах легкой атлетики, лыжных гонках, а также в командных играх футбола, хоккея с шайбой и мячом, гандбола. Но, получив в ранней юности спортивные травмы, несовместимые с деятельностью в большом спорте, остановившись на получении первого разряда и каэмэса, перенес азарт соревнования и достижения высоких и даже высших достижений в большую науку математического моделирования сложных объектов и изобретательство в области микросхем и систем, измерений параметров технологий и приборов. В своей футбольно-хоккейной юности он практически всегда был капитаном команд и просто обожал дух командных соревнований ради честной красивой спортивной победы.

А чем могучее радостное изобретательство уступает большому спорту? Тот же дух соревнований, новизны, та же красота побед и преодоления, желание отдать все силы ума и души для достижения победы, к тому же чувство первопроходца при решении сложнейших научно-технических задач современности, рывок, прорыв в будущее, где так еще не соревновались «не играли по большому счету».

А еще в изобретательстве Брагин прозорливо видел то, чего не находил в большом спорте: редкая бескорыстность, «не от мира сего» в творческом соревновании изобретателей, нет фанатов, «болельщиков», то есть болезных и отчасти ущербных людей на грани психического заболевания и срыва. Да и откровенных нахалов, с цепи сорвавшихся «отмороженных» гениев-изобретателей, требующих себе незаслуженных благ и коврижек не приходилось видеть Брагину на научном веку, на ниве служения Изобретательному Богу. А ведь все прогрессивные технологические, технические и системные решения цивилизации идут от неуемного брата Изобретателя – от колеса до атомной и водородной бомбы, от лампочки Эдисона и Лодыгина до транзистора, интегральной микросхемы, компьютера, нейронных сетей систем ИИ.

Только неожиданно для себя Брагин быстро обнаружил, что в его любимой электронике, автоматике и вычислительной технике все изобретения элементарно обходятся за счет новых, далеко не принципиальных решений, частично или полностью перекрывается старый уровень новизной относительной, далеко не принципиальной, фундаментальной. Это поразило Брагина, но он сделал для себя один важный вывод: надо изобретать принципиально новые вещи с глубоким опережением текущего уровня на десятилетия и даже века, и не жалеть о том, что их время будет впереди, возможно, даже после смерти автора-изобретателя. Иногда Брагин мысленно сокращал сроки на мораторий его изобретения: «Вот придут к власти национально-ориентированные, честные и совестливые политики-патриоты, тогда и с чистой душой и совестью расконсервирую изобретённый неприкосновенный запас, НЗ».

Изобретательская фишка Брагина базировалась на созданном им наборе сверхконкурентных программ двумерного и трехмерного технологического, физического приборного, схемотехнического, а также смешанного приборно-схемотехнического и системного моделирования. Таким образом, него было возможность анализа вариантов перспективных технологий, топологий изготовления и производства приборов, микросхем и микросистем на кристалле и пластине. Когда у него за последние три месяца бурного романа с Лерой все пазы сложились в голове в многоуровневом моделировании и оптимизации элементно-технологической базы, когда было изобретено множество прорывных опережающих решений, тогда-то во сне или наяву чернокрылый Демон Фатума и произнес свою сакраментальную фразу: «Свобода выбора фатальна» – как раз перед самым отъездом Брагина и Леры. В обстоятельствах свободного или фатального выбора жизни, судьбы, надежды на человеческое существование в переломные времена…

Брагин считал себя свободно мыслящим человек, решившего давным-давно, со времен ранней юности, что главная трудность в судьбе человека – это находить, генерировать верные, актуальные для настоящего момента мысли. Вот он и нашел важные мысли: «В эти переломные времена, считай, лет двадцать, а то и тридцать его изобретения никому здесь не нужны. Они опередили это жесткое, жестокое время. Рвануть за бугор со своими изобретениями и аппаратом их генерации с мощным, самым лучшим в мире программным продуктом, системой многоуровневого моделирования и оптимизации? Да был он за этим бугром многажды, не бодрит его то, что он видел своими собственными глазами за бугром. Только любовь, Лера способна сотворить чудо из чудес – прорыв с изобретениями за границы времени – свободно? фатально?»

Он и раньше, будучи главным и единственным изобретателем в институте с тихим ужасом был немым свидетелем, того, как в их академическом институте закрывали временно или навсегда первый секретный отдел, когда все его старые изобретения с грифом «ДСП», «Секретно», закрытые программные наработки и алгоритмы передавались в академический архив. Пользуясь своей коммуникабельностью и правом председателя отделения ВОИР, Брагин вытребовал под расписку в свое личное пользование все описания программных продуктов и алгоритмов, а все свои изобретения с грифами «ДСП» и «Секретно» с некоторым сожалением отдал безвестному безъязыкому архиву. Он словно предчувствовал благодать благословенную, когда изобретет десятки изобретений и никому их не отдаст, оставив до лучших времен земных минифабов и спейсфабов на космических безлюдных кораблях с индивидуальной обработкой пластин в абсолютном вакууме и невесомости с операционными роботами-технологами.

А по поводу воровства патентов вообще, и секретных изобретений и патентов вот что было известно Брагину. Ему лично «на ушко» недавно рассказал старинный приятель, работающий начальником отраслевого отдела в патентном институте на берегу Москвы-реки напротив Лужников, что все «протекает» в патентном институте, «течет» на Запад и Восток информация об отечественных изобретениях с грифом «ДСП», «секретно», ибо любой коммерческий тамошний продукт обеспечивается патентной защитой – с «перешибом конкурентов».

Именно во время бурного романа, с обостренной психической интуицией Брагин почувствовал сильный интерес и к своим прорывным изобретениям, и к своему программному продукту многоуровневого моделирования технологий, приборов, схем и систем, с подуровнями идентификации параметров и многокритериальной оптимизации. В его академический институт приходили какие-то темные людишки, предлагали руководству бешеные деньги за его программы, алгоритмы, математическое обеспечение продуктов. Руководство отсылало этих темных людей из посредничающих организаций с заграницей к нему, автору – только почему-то лично на Брагина никто не выходил, не тревожил его предложениями. «Еще потревожат, – усмехался Брагин, – их не убудет, фанатов «дерьмо-Рока», отечественных и забугорных коммерсов, съевших зубы на посредничестве яйцеголовых из отсталой России и передового Запада. А пока скоропалительный, мистический отъезд сродни побегу в страну Любви его с Лерой».